Текст книги "Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года"

Хотя данные доводы были самоочевидны и юридически верны, тем не менее, они привели истеричного Керенского в ярость, и он демонстративно покинул вагон с криком: «Я назначал следователей, а не защитников генерала Корнилова, теперь я исправлю сделанную ошибку».

Очевидно, что Керенский стремился как можно скорее покончить с «делом Корнилова», чтобы замести следы и скрыть свою первоначальную причастность к организации «военного заговора». Для Министра-председателя было выгодно чтобы российская общественность, а также его союзники из Петросовета верили в то, что Корнилов хотел «погубить завоевания революции», тогда как Керенский во время этому помешал. Любое сомнение в этой официальной версии были политически нежелательным для главы правительства Российской республики.

Комиссия же состоявшая из честных юристов хотела разобраться в вопросе и докопаться до истины. Ситуация была напряжена до крайности, поскольку каждый день у стен Бердичевской тюрьмы, где содержался генерал Деникин собиралась солдатская толпа, требовавшая расправиться с ним. Необходимо было немедленно действовать, чтобы в Бердичеве и Быхове не произошло «суда Линча» и комиссия могла довести свое независимое расследование до конца.

Выход нашел член комиссии полковник Роман Романович фон Раупах. Когда Корнилов первый раз допрашивался Украинцевым и фон Раупахом, то сказал, что телеграмма от Керенского с требованием сдать должность генералу Лукомскому и явиться в Петроград бесследно исчезла. Она была очень важна, ведь если она была подписана Керенским, как военным министром, то дальнейшие действия Корнилова не могли расцениваться, как военный мятеж, поскольку военный министр был не в праве отстранять от должности Верховного Главнокомандующего. Если же Керенский подписал телеграмму, как глава Временного правительства, то ему необходимо было представить решение Правительства об отрешении Корнилова от должности, но оно-то было датировано 30 августа, а это означало, что происходившие до этого действия, а именно приказ войскам продвигаться на Петроград, также не могли считаться незаконными, а тем более квалифицироваться как мятеж.

Понимая это, кто-то выкрал телеграмму Керенского из Ставки и штаба Северного фронта, но научил Корнилова осторожности. Поэтому перед арестом, генерал передал ленту-запись своего разговора с Керенским, одному из иностранных военных агентов, находящихся при Ставке, который в свою очередь передал ленту Чрезвычайной следственной комиссии.

Ознакомившись с лентой, фон Раупах разработал план выхода из того противодействия, которое нагнеталось Керенским, а именно: опубликовать содержание телефонного разговора Корнилова и Керенского, чтобы вызвать интерес в обществе к «делу Корнилова», который бы заставил Керенского отказаться от планов закончить дело расправой, и дал бы возможность комиссии продолжить следствие.

Для осуществления плана фон Раупах, не посоветовавшись с другими членами комиссии, изложил его в частной беседе генералу М. Алексееву, которым план был полностью одобрен. Собственноручно переписав содержимое ленты, генерал с благодарностью вернул ее фон Раупаху.

Через два дня в газете «Утро России» в полном виде было опубликовано содержимое телефонных переговоров Керенского с Корниловым.

План Роман Романовича удался блестяще. Публикация столь важного документа произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Газеты самых разных политических направлений требовали тщательного расследования и выяснения всех обстоятельств дела. Теперь уже было невозможно ограничить роль Чрезвычайной следственной комиссии и автоматически отпала возможность быстрого решения дела, путем проведения военно-революционного суда.

8 сентября Чрезвычайная комиссия под охраной кадет Киевского корпуса прибыла в Бердичев. Но не прошло и нескольких минут после посещения членами комиссии, как в камеру к арестованным ворвались вооруженные солдаты, арестовали всех членов комиссии, посадили на автомобиль и под стражей увезли, но вскоре отпустили.

На следующий день, И. Шабловскому и Н. Украинцеву удалось добиться от Бердичевского Совета отсрочить на неделю передачу дела военно-революционному суду, до получения отзыва от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

После недолгих переговоров Петросовет согласился с тем, что дело по обеим группам должно расследоваться совместно и приказал перевести членов «Деникинской группы» из Бердичев в Быхов, что и было исполнено.

Ситуация двоевластия и конкуренции Петросовета и Временного правительства оказалась как нельзя кстати для Шабловского, Украинцева и фон Раупаха, сумевших спасти участников «корниловского мятежа» от скорой и неминуемой расправы толпы, а также освободиться от давления со стороны Керенского, поскольку Петросовет очень заинтересовался установлением всех обстоятельств дела и даже включил в состав Комиссии членов своего ЦИК В.Н. Крохмаля и М.И. Либера, которые должны были контролировать следствие.

Чрезвычайная комиссия, произведя тщательное расследование, допросив подследственных и свидетелей, рассмотрев все доступные документы, смогла найти только два обстоятельства, которые могли бы с натяжкой объяснить подготовкой к активному военному выступлению.

Во-первых, в Ставке находился Главный комитет Союза офицеров армии и флота, который предлагал Корнилову отдать приказ штабам всех армий, представить Союзу списки всех офицеров, известных своими большевицкими симпатиями, но когда управляющий Военным министерством Б. Савинков узнал об этом, то уговорил Верховного Главнокомандующего отказаться от данного распоряжения.

Во-вторых, 25 августа вместо проведения занятия по английскому способу метания бомб со съехавшимися для этого офицерами, была проведена беседа, на которой их предупредили, что в ближайшие дни в Петрограде может произойти выступление большевиков, для подавления которого направлен 3-й кавалерийский корпус.

Если эти два обстоятельства с грехом пополам можно было рассматривать, как попытки к восстанию, то демократические группы, работавшие на местах, не выявили ни одного факта подготовки к мятежу. Один только Керенский настойчиво продолжал держаться обратного мнения, он-то и был вызван на заседание Комиссии 8 октября в качестве свидетеля.

На допросе Керенский продолжал озвучивать официальную версию о «военном мятеже с целью погубить завоевания революции» и резко реагировал на все попытки следователей задать неприятные для него вопросы, которые он всячески старался обходить либо просто отказывался отвечать на них. Членам комиссии постоянно приходилось повторять и переформулировать вопросы, чтобы получить на них хоть сколько-нибудь внятный ответ Министра-председателя. Это приводило Керенского в ярость и в конце концов вызвало у него истерический выпад. Керенский кричал, что комиссия не ценит возможности допрашивать главу правительство, о чем раньше нельзя было мечтать, и что члены комиссии пытаются сделать из него обвиняемого.

После этого выпада со стороны Керенского, председатель комиссии И.С. Шабловский был вынужден поспешно прекратить заседание и тем самым оставить многие заготовленные вопросы невыясненными.

Неизвестно, чем бы закончилось расследование Чрезвычайной комиссии, к каким окончательным выводам пришли бы ее члены по завершении своей деятельности, как бы на них отреагировали Керенский, Корнилов, Петросовет да и вся российская общественность, если бы в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. в Петрограде к власти не пришли большевики.

Председатель Чрезвычайной комиссии И. С. Шабловский, ранее производивший следствие по делу об июльском восстании большевиков, поспешил скрыться, и обязанности Председателя комиссии перешли к полковнику Р.Р. фон Раупаху.

Большевики переименовали Комиссию из Чрезвычайной в Высшую и включили в её состав еще двух членов: матроса и фельдшера, которые оказались вполне приличными людьми и не мешали работе комиссии.

Утром 17 ноября в служебный кабинет председателя Высшей комиссии в Адмиралтействе вошел Генерального штаба капитан Г.Л. Чунихин, имевший небольшое место при Ставке Верховного Главнокомандующего. Он передал полковнику фон Раупаху собственноручную записку от генерала Л.Г. Корнилова, в которой тот писал, что все воинские начальники, сидящие в Быховской тюрьме, станут жертвами солдатских банд, возвращавшихся с фронта, если не будут немедленно освобождены.

В душе Роман Романович считал генерала Корнилова и сидевших вместе с ним офицеров, глубокими и преданными патриотами России, но он никак не мог законным способом освободить их. Кроме того, генерал Корнилов был заклятым врагом большевизма, и любое лицо причастное к его освобождению могло немедленно быть уничтожено новыми властителями страны.

Но что-нибудь надо было сделать… и Роман Романович, как и за два месяца до этого, нашел выход.

Попросив Чунихина зайти через два часа, полковник фон Раупах взял бланк председателя Комиссии и на пишущей машинке написал вымышленное решение о немедленном освобождении всех арестованных, ввиду внесения залога.

Роман Романович снабдил бумагу текущим номером и печатью Высшей следственной комиссии и передал ее, без своей подписи, капитану Чунихину.

Ночью 19 ноября 1917 г. в Быховской тюрьме появился посланник временно исполняющего должность Верховного Главнокомандующего генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина, Генерального штаба полковник П.А. Кусонский и передал коменданту подполковнику Эрхардту бумагу с поддельной подписью председателя Высшей следственной комиссии немедленно освободить арестованных. Комендант усомнился в подлинности бумаги и хотел по телефону выйти на связь со Ставкой, но провода оказались испорчены.

Весть о получении приказа об освобождении быстро распространилась по городу и дошла до верных Корнилову Текинцев, несших его охрану. Более четырехсот всадников требовали исполнить приказ. Опасаясь беспорядков, полковник Эрхардт велел выпустить генералов Корнилова, Романовского, Деникина, Лукомского, Эрдели и других[3]3
  Приведенная в настоящей статье версия побега генерала Л.Г. Корнилова основана на данных, записанных со слов Р.Р. фон Раупаха и содержащихся в рукописи воспоминаний баронессы Екатерины Ивановны фон Майдель «Мои знакомые». Альтернативная версия приводится в воспоминаниях другого члена Комиссии полковника Н.П. Украинцева, хранящихся в ГА РФ Ф. Р-5881 Оп. 2 Л. 687, частично опубликованных им в эмиграции в газете «Новое русское слово» (Нью-Йорк). Несмотря на некоторые расхождения в описании событий Украинцев не оспаривает ведущую роль фон Раупаха в деле освобождения генерала Корнилова.


[Закрыть].

Выйдя из тюрьмы, Корнилов принял командование над Текинцами и во главе отряда всадников отправился на юг России, где вскоре начал сопротивление большевизму.

Так один скромный человек, полковник Р.Р. фон Раупах, смог повлиять на течение жизни целого государства и его имя навсегда останется в истории России. Недооценить поступок совершенный Р.Р. фон Раупахом в ноябре 1917 г. очень сложно, ведь вместе с генералом Л.Г. Корниловым из заключения смогли бежать генералы Марков, Деникин, Ванновский, Лукомский, Эрдели, Романовский и другие, все они составили костяк русского офицерства, поднявшего над Россией знамя Белой борьбы. Дальнейшие события русской истории, так или иначе связанные с Гражданской войной и вооруженным противостоянием большевизму, были бы невозможны без руководства и влияния этих личностей, отстаивавших право на существование другой – несоветской России.

Побег Корнилова произошел как нельзя в срок, поскольку 20 ноября в Ставку прибыл новый большевицкий Главковерх, прапорщик Н.В. Крыленко. Он арестовал причастного к побегу генерала Духонина, который понимал, что за освобождение генералов из Быховской тюрьмы его не помилуют, даже говорил: «Я знаю, что меня арестуют и, может быть, расстреляют. Но эта смерть солдатская».

Но генерал ошибался, рассчитывая на простую казнь. На следующий день толпа, узнавшая о побеге «быховцев», окружила вагон Крыленко, в котором под арестом содержался Духонин, и потребовала выдать «предателя». Крыленко до конца пытался отстоять генерала, сперва ему это даже удалось. Выйдя к матросам, он сказал: «Генерала я вам не отдам, если хотите, берите его погоны», – и швырнул их в толпу. Погоны разорвали в клочья, люди немного успокоились, но спустя полчаса, недовольные, вновь вернулись. На этот раз их никто не смог остановить. Крыленко и его охрана из моряков «Авроры» были обезоружены и связаны. Духонина убили, тело подняли на штыки. Еще несколько дней обезображенные останки генерала валялись на железнодорожной насыпи.

Обо всех этих событиях Р.Р. фон Раупах узнал из газет.

Сразу же после побега Корнилова, большевики начали выяснять его обстоятельства. 21 ноября большевицкий нарком юстиции П.И. Стучка показал полковнику фон Раупаху приказ с подписями Раупаха и Украинцева и спросил его, действительно ли комиссия вынесла такое решение. Полковник Раупах ответил отрицательно и сказал, что подписи подделаны, но при этом выразил мнение, что с юридической точки зрения комиссия не имела больше оснований держать Корнилова и других обвиняемых в тюрьме, так как они все обвинялись в восстании против той власти, которую свергли большевики, а значит и вина их потеряла всякий смыл.

Стучка знал Раупаха, в 1907 г. они встречались в Митаве на судебном процессе, где первый был адвокатом, а второй обвинителем, и поверил в его не причастность к делу. Если бы не это доверие со стороны Стучки, дальнейшую судьбу Романа Романовича было не сложно предугадать.

В декабре 1917 г. полковник фон Раупах получил возможность выехать в Финляндию, где некогда провел несколько лет своей службы, и где к тому времени проживала его жена с дочерьми.

Семья в этот период очень нуждалась. Роману Романовичу пришлось даже продать свои ордена как лом золота, чтобы прокормить семью. В основном расходы по содержанию семьи несла на себе супруга Эмилия Карловна фон Раупах, работавшая машинисткой, а затем иностранным корреспондентом.

В то время Финляндия переживала непростое время становления своей независимости, началась Гражданская война межу белыми и красными финнами, сопровождаемая германской интервенцией, в стране усилились антирусские националистические настроения.

В Гельсингфорсе и других городах Финляндии русским принадлежало несколько учебных заведений, в частности основанная в 1870 г. Александровская гимназия. Многие из них были заняты финской белой армией в 1918 г. под штабы и прочие военные учреждения. Чтобы вернуть данные здания русской общине Гельсингфорса понадобились консультации грамотного юриста, им стал Р.Р. фон Раупах.

С большими усилиям, не без уступок, фон Раупаху удалось отстоять право русской общины финской столицы иметь свои образовательные учреждения и владеть многими из тех архитектурных объектов, где они размещались исторически.

Роман Романович стал юрисконсультом русских гимназий в Гельсингфорсе, вошел в Училищный Совет Александровской гимназии и преподавал законоведение.

Русская община была очень бедна и никак не могла отблагодарить Роман Романовича за его самоотверженные усилия, в знак уважения и почтения перед его заслугами он был избран в Совет Общества «Русская Колония в Финляндии» и дважды с октябрь по декабрь 1918 г. и с 1920 по 1924 гг. занимал пост его председателя.

На этом посту ему очень часто приходилось представлять интересы русской диаспоры, члены которой имели совершенно различный статус (беженцы, граждане другого государства либо лица, без гражданства, финские граждане) перед финляндскими властями и иностранными консульствами.

Он был одним из организаторов и заведующим, такого не простого учреждения, как общежитие для беженцев при Обществе «Русская Колония в Финляндии». Он заботился об оказании помощи обездоленным людям, получении законного вида на жительства на территории Финляндии, своевременным снабжении пищей и всем необходимым.

Часто Роману Романовичу приходилось давать юридические консультации и разрешать непростые споры между членами русской колонии. Среди лиц, общавшихся с фон Раупахом в этот период, был выдающийся русский писатель А.И. Куприн (1870–1938).

В 1924 г. из-за постоянных дрязг в среде русской эмиграции Р.Р. фон Раупах был вынужден покинуть свой пост и посвятить освободившееся время написанию своих мемуаров, которыми занимался вплоть до своей кончины в Хельсинки 20 декабря 1943 г. Венцом этой деятельности стал выход в 1939 г. в Лейпцигском издательстве «Paul List Verlag» на немецком языке книги «Facies hippocratica», переводчиком которой выступил немецкий литератор Карло фон Кюгельген (1876–1945), бывший, как и фон Раупах, эмигрантом из России.

«Facies hippocratica», или «Лик умирающего» – не просто мемуары о жизни и деятельности отдельного человека, это попытка проанализировать свою судьбу в контексте пережитых событий, понять их истоки, вскрыть первопричины тех социальных болезней, которые зрели в организме русского общества и привели к 1917 году, с последовавшими за ним общественно-политическими явлениями, изменившими почти до неузнаваемости складывавшийся веками образ Российского государства, психологию и менталитет его населения.

В полном смысле слова это попытка, одного человека, заглянуть в «лицо умирающего больного», коим было Российское государство и общество, и понять, «диагностировать» те причины, которые приковали его к «смертному одру». Это публицистическая работа, содержащая в себе некоторые черты социально-психологического подхода, основанного на глубоком проникновении в социальные, культурные, поведенческие и иные особенности российского этноса.

Книга является продуктом своего времени, но выводы, к которым приходит автор без сомнения не утратили актуальности в наши дни.

С одной стороны, она продолжает традицию, начатую ещё в 1909 г. с выходом сборника статей о русской интеллигенции «Вехи». «Facies hippocratica» также содержит острую критику русской общественности, её нигилистических «традиций», идеологии и практических установок, таких как: непонимания реалий страны, идеализация народа и полное неприятия любого конструктивного диалога с властью.

С другой стороны, Раупах вскрывает и разбирает те ошибки и роковые просчеты, которые допускала власть начиная Русско-японскую и Первую Мировую войны, ведя недальновидную национальную и внешнюю политику и пестуя эфемерные идеи об «мессианстве и избранности» России.

Порой очень остро и нелицеприятно критикуя русскую действительность, фон Раупах остается немцем с русской душой, хорошо знавшим и любившим русскую культуру. Его патриотизм – это патриотизм честного человека, не ослепленного победами своей страны, а, напротив, глубоко сопереживающего ее поражениям и неудачам, трезво рассматривающего окружавшую его реальность и находящего смелость в роковые минуты говорить правду, какой бы горькой она не была.

В этом, точка зрения Раупаха схожа с взглядами П.Я. Чаадаева, говорившего, что: «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы ее не обманывать».

Взгляд Раупаха на Россию самобытен и потому интересен. Используя при работе над своей книгой множество источников, этот взгляд вмещает многие выводы, приводимые в них, но при этом и содержит собственные ни на кого не похожие суждения.

Пытаясь объективно, безэмоционально и правдиво рассмотреть все перипетии прошлого и настоящего России, автор не лишен влияния на собственное мировоззрение идеологических установок, современных и популярным в то время, когда была написана им его книги.

Он находится под большим впечатлением от работ советского невозвращенца С.В. Дмитриевского, что проявляется в идеализации роли большевизма в сохранении территориального единства России, особом взгляде на Гражданскую войну и отстаивании мысли о возможности перерождения Советской России, под руководством Сталина, в Россию национальную, имперскую и даже «народно-монархическую».

Но подобные воззрения, также как и симпатии к фашизму и национал-социализму, встречавшиеся у значительной части Русского Зарубежья, были вполне объяснимы, для человека жившего в межвоенный период и являлись своеобразной данью времени. Идеологии фашизма, нацизма и национал-большевизма были очень модными и популярными в Европе 30-х годов XX столетия и не имели еще того кровавого следа, который протянулся за ними впоследствии.

Книга «Facies hippocratica» не могла быть понята большинством современников Р.Р. фон Раупаха, поскольку затрагивала очень острые и личные для каждого его соотечественника моменты собственной биографии. Но в известном смысле, она может помочь нам, людям, вступившим в XXI век, лучше понять прошлое нашего Отечества и выработать свой взгляд на те явления, которые происходят в окружающем нас мире.

К сожалению, при жизни автора этот его замечательный труд не увидел свет на русском языке, хотя он пытался вести ни к чему не приведшие переговоры об издании с парижскими «Последними новостями» П.Н. Милюкова, а затем с редактором рижской газеты «Сегодня» М.С. Мальрудом, где в №№ 316–353 за период с 15 ноября по 22 декабря 1936 г. появился небольшой и изрядно сокращенный отрывок из книги, озаглавленный «Воспоминания бывшего военного прокурора». Также не успел Р.Р. фон Раупах написать запланированные воспоминания о «деле Корнилова». Тем не менее, данная работа не осталась не замеченной, на неё ссылались ряд русских зарубежных публицистов (в частности Г.М. Катков), также она была включена в список книг запрещенных к ввозу в Советский Союз.

Выход в свет, впервые на русском языке, книги Р.Р. фон Раупаха «Facies hippocratica» в 2007 г. тиражом 1500 экземпляров, вызвал большой читательский интерес и множество положительных откликов в научной сообществе. Газета «Книжное обозрение» включило «Facies hippocratica» в рейтинг лучших гуманитарных книг 2007 года.

Как и первое издание, новая публикация воспоминаний полковника Р.Р. фон Раупаха призвана вернуть России ещё одно потерянное имя.

С.А. МАНЬКОВ Санкт-Петербург, 2019