Текст книги "Полное и окончательное. Хроника мифа"

Праздник непослушания

Самое яркое детсадовское воспоминание примерно того же периода – про то, как я из него убежал. Детский сад – это, конечно, не совсем психбольница, но давления и принуждения в нем хватало. И, в отличие от героев чеховской «Палаты», один из которых, насколько я помню, смирился с ролью жертвы, а у другого не хватило сил для противостояния окружению, однажды я взбунтовался. И сил у меня хватило, чтобы в неудержимом гневе вырваться из рук воспитательницы, выскочить за ворота и рвануть…

Как я бежал! Я летел, опьяненный свободой, и это чувство запомнил навсегда.

Конечно, далеко убежать мне не дали, но вкус освобождения я ощутить успел и почувствовал, пусть и не вполне осознанно, что окружению – воспитателям (власти, социуму) – можно сопротивляться и можно даже «победить» его на какое-то время.

Тот бунт был уже не первым и, конечно, не последним: «праздник непослушания» только начинался.

– Так ты будешь слушаться? – сколько раз слышал я этот вопрос?

– Буду, – отвечал я, отворачиваясь и глядя в сторону…

Так, постепенно и незаметно, я отказался «слушаться» других, но одновременно и самого себя я тоже потихоньку переставал слышать.

Дух сопротивления

А вот победить боль мне тогда так и не удалось.

Каждую весну и лето я жестоко страдал от непонятного «конъюнктивита». Проснувшийся во мне «дух противоречия» побуждал сопротивляться и бороться с ним изо всех сил. Гнев сменялся отчаянием, отчаяние – яростью.

Однажды, полностью потеряв голову, я помню (и, значит, все-таки не совсем «полностью»), как выбегаю из квартиры во двор, задираю в небо свои красные, воспаленные, больные глаза – кулачки сжаты – и взвываю изо всей мочи: «Не могу – у – у – у!..»

Чего здесь было больше? Гневный укор и отчаянная мольба слились в этом «у – у – у…»

***

Боль естественна, природна, нормальна – полагаю я сегодня. Бороться с ней бессмысленно и бесполезно: она приходит и уходит сама. (В отличие от искусственного человеческого страдания, которое можно раскручивать бесконечно.) Но не думаю, что смог бы объяснить это страдающему шестилетнему ребенку. До некоторых вещей доходишь не сразу и только на собственном опыте.

Поэтому уроки боли и страдания продолжаются, возвращаясь иногда странными циклами. Номера и обстановка «палат» меняются – атрибуты те же.

А мой конъюнктивит прошел тогда, как обычно, к середине осени. Но на этот раз, как потом оказалось, – навсегда. Врачи были правы: «Возрастное».

Глава третья
Палатная школа: открытые уроки

Мы создаем себе набор привычек для удовлетворения собственного эго. Для одних удовлетворение включает в себя наслаждение; для других – людей невротического склада – это подразумевает боль.

Рам Дасс. Путь пробуждения

I
Классика

Уже не помню, что хотели от меня воспитатели тогда, в детском саду. Главное – я этого не хотел, и делать не стал. А вот через двадцать пять лет пойти на открытую конфронтацию с начальством я уже не решился – и не в первый раз.

Уступил мягкому давлению и записался-таки на преподавательские курсы, хотя работы хватало и дополнительной нагрузки жутко не хотелось. Нас обучали, как принимать только что введенный ЕГЭ.

Однако потрудиться на приеме нового экзамена мне не довелось. Зато опять пришлось глотать «трубочку», доставить хлопот больничной уборщице (и клизма вроде бы тоже была)…

Две недели постоянных ноющих болей в области желудка не оставили никакого шанса отвертеться. И 30 апреля, заплатив положенную сумму и пройдя через всю несложную, но неприятную процедуру, я услышал примерно следующее: «Да, есть гастрит. Очень распространенное заболевание, ничего страшного, соблюдайте диету…»

А 1 мая – сложная многочасовая операция, большая потеря крови; и всю ночь в ответ на звонки родных звучит одно и то же: «Состояние тяжелое. На данный момент ничего определенного сказать нельзя». Так в праздник Весны и Труда моя трудовая деятельность прервалась. И надолго.

А накануне я до последнего (как потом выяснилось, у меня на самом деле в запасе оставалось около часа) откладывал звонок в «скорую». Смущал легкий диагноз. Но когда обнаружил себя лежащим на полу, – я даже не сразу понял, что потерял сознание, – все-таки набрал «03».

Мне предложили сходить в аптеку и не слишком увлекаться с отмечанием праздника Труда. Но когда в разговоре случайно «всплыл» абсолютно черный, похожий на деготь, мой «стул» – тон резко изменился: «Соберите одежду, зубную щетку, пасту, мыло, тапочки – мы выезжаем»…

И вскоре, тоже черный, густой поток буквально выстрелил у меня изо рта, залив не только койку, но, как мне показалось, полпалаты отделения реанимации. Сразу полегчало. Я извинился. Но на этот раз никто и не собирался меня ругать. К тому же теперь диагноз стал окончательно ясен – для врачей.

Покатили в операционную…

Я очнулся утром, чтобы узнать: этой ночью я лишился двух третей своего желудка. Оглушительная, конечно, новость. Осознать ее в полной мере мне еще только предстоит. Однако сразу же после пробуждения меня больше поразило другое – опять «трубочка», выходящая из остатков желудка наружу, только на этот раз – через нос.

В больнице я провел почти месяц…

«Строжайшая диета и никакого алкоголя, особенно пива», – напутствовал врач, тот самый, который меня оперировал и, вполне вероятно, спас мне жизнь; спасибо ему, конечно. Я честно соблюдал… месяца целых два. А потом – лето и море, и Крым, и «Страна коньяка» – любимый Коктебель.

Но начал я все-таки с пива. Осторожно так попробовал – и ничего! А коктебельский портвейн – он еще лучше! А красное вино вообще полезно при моей анемии; хотя, как ни старался, «поднять гемоглобин» я так и не смог, – потом просто перестал обращать на него внимание. Больше всего умиляла микроскопичность доз, которых мне хватало.

Свою былую форму мне удалось вернуть только через несколько лет. Но, в конце концов, желудок – это ведь просто «мышечный мешок». А мышцы, как известно, способны растягиваться – иногда просто до невероятности. Дело тренировки.

После Крыма я окончательно перестал соблюдать диету.

Ни до ни после этого случая я никогда особо не жаловался на свой желудок (тяжесть и т. д. после праздников – не в счет), скорее наоборот: я всегда считал его «железным». Врачи так и не смогли объяснить, откуда взялась эта загадочная «прободная язва».

Все разъяснилось позже. Мой случай оказался «классикой»: «Никакая перегрузка не проходит даром. Классический пример: появление язвы желудка в ответ на нервный стресс»11
  Звиад Арабули. Практика омоложения организма.


[Закрыть]. «Именно он – причина 70—80% всех заболеваний и большинства случаев длительной потери трудоспособности работниками умственного труда (по данным Британского комитета по здоровью и безопасности за 2004 г.)»22
  Кириллов Иван. Стресс-серфинг: Стресс на пользу и в удовольствие.


[Закрыть].

***

Гастроэнтеролог искренне удивлялся и извинялся, и даже вернул деньги за проведенную 30 апреля процедуру, а вот терапевт из поликлиники отказывалась признавать остеохондроз, после лечения менингита, хотя отлично помню, как однажды не смог пойти на работу из-за его обострения – ни голову повернуть, ни встать с кровати не удалось.

Вопрос «на засыпку»: какой из диагнозов был ошибочным?..

II
Кандасана

«Канда» означает корнеплод, узел. «Хатха Йога Прадипика» повествует о канде так:

Кундалини спит над кандой (место около пупка, где соединяются и расходятся нади). Она дает мукти (освобождение) йогам и рабство глупцам. Тот, кто знает ее, знает йогу.

Айенгар Б. К. С. Прояснение йоги

После «резекции желудка», как официально называлась моя операция, больному полагается регулярно наблюдаться у хирурга «в поликлинике по месту жительства». К сожалению, когда я вспомнил об этом, т.е. месяца через три, положенную регулярность я давно нарушил, установленную для меня диету (№1) не соблюдал, да и с врачом у нас сложились «особые» отношения.

Мы познакомились лет за восемь до этого: я жаловался на хруст и боли в левом колене. Диагностировав разрыв мениска, врач решила обследовать другие суставы и пришла к однозначному выводу: артроз. Тогда это слово мне ни о чем не говорило (потом дома я, конечно, посмотрел в медицинской энциклопедии), и, видимо, по мне это было настолько заметно, что она посчитала нужным пояснить: «В шестьдесят лет будешь на коляске ездить».

«Довольно жесткие слова», – признал я позднее. Но в тот момент воскликнул (про себя): «О, так я до шестидесяти доживу, значит!»

Операция по удалению разрывов мениска считалась несложной, и я легко согласился. К тому же именно в тот момент мне был нужен официальный повод «отдохнуть» от университета. С учебой возникли некоторые сложности, я даже начал подумывать: а не забросить ли мне все это дело. И получилось, что неосознанно я взял для себя «тайм-аут», чтобы переосмыслить свою ситуацию и принять решение.

Самым трудным после операции оказалось сохранять полную неподвижность ноги. Гипса в моем случае не полагалось.

Тогда же я впервые увидел, как умирает человек. Точнее – услышал.

Сосед по палате, пожилой и грузный, дни и ночи стонал, плакал и звал «сестру» до странности тонким голоском. В конце концов медсестры перестали обращать на него внимание. Больным было сложнее, особенно по ночам. Однажды вечером, вскоре после отбоя, привычные стоны вдруг сменились каким-то странным сонным храпом, который вскоре затих… Через минуту до меня доходит: «Народ, кто-нибудь свет включите! Эй, дед! Ты как там?..»

Уже никак. «Сонный храп» оказался предсмертным хрипом. Потом его увезли, и в палате воцарилась необычная тишина. Никто не спал; стояло ощущение, что только что здесь произошло что-то невероятно значительное, что-то как бы приоткрылось на минуту, – а сейчас уже почти исчезло. Ускользнуло, оставив странное чувство неудовлетворенности: «И что? Вот так всё просто – и всё?..»

В общем, слух у меня тогда был отличный, а вот с головой (и с алкоголем), похоже, уже начались проблемы. Я повредил свой мениск за полгода до этого, пытаясь сделать кандасану, которая в исполнении яростного Айенгара красовалась на обложке моего недавно приобретенного шедевра «Прояснение йоги».

«Ха, да я тоже так могу!» – решил и попробовал.

В тот вечер, вдобавок к физической неготовности к этой сложной позе, я был слегка не трезв…

А наши отношения с хирургом окончательно испортились через пару лет (после резекции), когда я отказался показывать ей свой геморрой и требовал направить меня к врачу-мужчине. Я просто стеснялся эту довольно молодую и вполне привлекательную женщину.

Проктолог позднее, как я и хотел, был мужчиной, но вот его ассистентка… К тому же в кабинете были еще какие-то люди, чуть ли не студенты на практике.

Однако полежать с геморроем в больнице мне все-таки не довелось; и нехитрую, в общем-то, процедуру по установке ректальных свечей пришлось осваивать самостоятельно.

III
«Битый»33
  «Битый (парень) – бывалый, опытный, надежный». Из Словаря уголовных терминов.


[Закрыть]

Abyssus abyssum invocat44
  Бездна взывает к бездне (подобное влечет за собой подобное или одно бедствие влечет за собой другое бедствие).


[Закрыть]

Латинское выражение

Той весной, после удаления разрывов мениска, я все-таки вернулся в университет. И вполне успешно допрыгал на костылях до конца сессии. А вот за три года до этого: тоже весной, тоже на втором семестре, тоже первого курса, в той же в больнице, в другом только отделении, я принял решение – прямо противоположное. И в вуз не вернулся.

Это был технологический тогда еще институт, механический факультет. Поступил я туда «за компанию» с несколькими одноклассниками и довольно быстро понял, что единственный предмет, который мне по-настоящему нравится, – это футбол на уроках физкультуры. Но просто так взять и бросить – смелости не хватало. Опять помог больничный тайм-аут.

Я попал в травму с «сотрясением мозга», конечно, липовым. Понимая, что без вуза с его военной кафедрой мне неизбежно светит армия, и до ужаса страшась воинской службы, я решил «закосить». Лечь в «дурку» – надежный и проверенный способ – я опять-таки побоялся и остановился на более легком варианте: сотрясении мозга. С таким диагнозом, как я неоднократно слышал из разных источников, в армию тоже не забирали.

«Сотрясение» делается просто. Сначала любым способом приобретаются несколько ушибов, синяков, ссадин, царапин и т.п., естественно, в области головы. Потом ты приходишь с ними в травмпункт или сразу в приемную горбольницы, делаешь соответствующее лицо, рассказываешь, очень кратко, про напавших на тебя хулиганов; жалуешься на жуткую головную боль, тошноту, рвоту и головокружение. Дальше – самое главное – делаешь все «правильно» в ответ на предложение врача посмотреть на его палец, поднять руки, дотронуться до своего носа и т. п.

Вот так я «заболел», а через положенных десять дней «лечения» приобрел и вожделенную справку. В качестве бонуса я получил и ценный опыт знакомства с неизвестным тогда еще мне законом: начал обманывать или, скажем, воровать, не удивляйся, когда то же самое произойдет и с тобой. Не удивляйся и будь готов…

В травматическом отделении, как вскоре выяснилось, кроме начинающих «косарей» типа меня, любили отдохнуть и настоящие «профессионалы» с серьезным опытом, приобретенным, я полагаю, в тюрьме и на зоне. И один из таких спецов не преминул воспользоваться моей наивностью и типичным для подростка желанием выглядеть «своим» и «бывалым», и ушел: «домой, до вечера; и бухнуть принесу» в моих новеньких белых кроссовках и замечательной болгарской «олимпийке».

Так состоялось мое знакомство с криминальным миром. И если в тот первый раз меня всего лишь обокрали: это называется «развести», или «обуть», или «бортануть», т.е. «лишить чего-либо обманом», то две другие встречи с криминалом (которые произошли позже), закончились более жестко. Во второй раз меня не только развели и обули, но еще и «прессанули», т.е. избили, «ощипали», ограбили, а потом еще и бросили в сугроб в бессознательном состоянии (интересно, как это «по фене»? ); а в третий – «посадили на перо», т.е. порезали ножом. И обе, как водится, завершились больницей. Хотя и недолгой: одна ночь – в первом случае и четверо суток – во втором.

Когда-то я поражался и никак не мог понять, – а сегодня не вижу ничего особо тонкого или глубоко в этих простых до примитивности уроках: косишь под битого – будешь бит, рано или поздно; играешь в бывалого – побываешь, по крайней мере в переделках; хочешь выглядеть опытным – получишь опыт сполна. Главное здесь, как всегда, не просто мечтать, а двигаться, т.е. делать реальные шаги в избранном направлении.

Например, напиваться, переходя из бара в бар, заигрывать с чужими девчонками, садиться за стол в кабаке с незнакомыми парнями, которые вдруг угощают. Или покупать «траву» в криминальном районе, не зная местных законов и не умея «держать базар».

И это все – мое? Это то, что мне действительно надо? Похоже, эту тему мне еще предстоит «разрулить» так или иначе. Ну а если все-таки решил поиграть во «взрослые игры» в «реальном мире»… кто тебе мешает? Изучи законы и будь готов: и к грубой игре, и к жестким шуткам.

И все-таки, видимо, не только «бездны» притягивают и притягиваются.

Другие – какие-то – моменты тоже случаются. Например, когда незнакомые люди извлекают тебя зачем-то из сугроба – без пальто, ботинок и шапки – приводят к себе домой, отпаивают горячим чаем, вызывают врачей… Или вот – почти забытая сценка из моего старшего школьного возраста: двое подростков с трудом, но затаскивают зачем-то полуокоченевшего, но вроде бы еще живого, пьяного в подъезд. Все-таки там не —25º, как на улице…

IV
Сотрясение мозга-2

Я никогда не был собой. Я даже не знал, кто показывает это кино – и кому. И вся моя жизнь прошла в эпицентре этого грандиозного обмана.

Она сама была этим обманом. С самой первой минуты.

Виктор Пелевин. Бэтман Аполло

Второе «сотрясение» мне пришлось делать, уже будучи в армии. Ведь по легенде, ходившей среди призывников моего поколения, именно два сотрясения мозга давали право на освобождение от воинской службы. Поэтому, хотя ни в одном из 36 писем к родителям о больницах не упоминалось, они там, конечно, были…

В лазарет при нашей воинской части я пойти не рискнул, так как, не смотря на вполне успешный дебют год назад, не был до конца уверен в своих актерских способностях и опасался разоблачения. Поэтому новые «пробы» на старую роль «несчастной жертвы» пришлось отложить до ближайшего увольнения, которые начались только после присяги, т.е. где-то через полтора месяца службы.

Отгуляв почти до положенных 20.00 часов, в родную часть я не вернулся. Вместо этого зашел за гаражи, нашел подходящий обломок доски и устроил себе несколько аккуратных синяков.

Вскоре молодой солдат, «серьезно пострадавший от рук неизвестных отморозков», оказывается у дверей районной больницы, «счастливо оказавшейся поблизости» от места «жестокого нападения». На провинциальной «сцене» приемного отделения мои актерские данные произвели должное впечатление, и я тут же был зачислен в состав палаты (номер на этот раз не помню).

Моему появлению в городской больнице не слишком удивились: все вокруг знали, что местные ребята действительно «не любят» приезжих, особенно в форме; и драки с солдатами были не редкость. Через некоторое время у нас в части даже вышел официальный приказ: в увольнение ходить исключительно в «гражданке».

На следующее утро ко мне пришел майор медицинской службы из нашего батальона, которого я сначала принял за вполне благожелательно настроенного «критика» моего «актерского таланта» – почти поклонника: «А что же ты к нам-то сразу не пошел? Ну, ладно. Лежи здесь: выздоравливай».

Две недели в больнице, по сравнению с казармой, мне показались раем и пролетели, как один день. Я и вправду поздоровел. Я бы полежал еще, но «курс лечения» был «успешно завершен».

Получив необходимую справку, возвращаюсь в часть. Все! «Титры», «конец фильма» – пора собираться домой. Но сначала нужно показаться с этой бумагой в нашем лазарете.

И я попадаю к тому самому майору, который навещал меня в палате. До меня доходит, что именно он был бы «режиссером» на моих «пробах», если бы со своим «сотрясением» я пришел сюда вместо городской больницы.

Вот тут-то и выясняется, что «сценарий», по которому я играл все это время, был поддельный, подправленный, и мой «благожелательный критик» оказывается скорее даже не «режиссером», но «продюсером», в руках у которого настоящий сценарий.

Однако «продюсер» благодушен и дает оглушенному «актеру» возможность играть дальше. Конечно, уже по своему сценарию: «Ну что; возвращайся в казарму, отдыхай. От физзарядки я тебя освобождаю. На три дня».

Вот так развенчиваются легенды. Еще не скоро я смогу оценить эту иронию судьбы по достоинству и с легким… сердцем. На самом деле, я до сих не знаю точно, был ли «сценарий» поддельным изначально, или меня в очередной раз развели как лоха…

Попытка уволиться из-за плоскостопия: «Не с головой – так через ноги», – тоже потерпела неудачу. Два раза меня возили в областной госпиталь: полное обследование, серьезный анализ и окончательный диагноз: «Не годен!.. к службе в пограничных войсках, ВДВ и морской пехоте».

Как ни странно, мы действительно не особо представляли, куда нас забирают: вроде бы в элитное и никому пока неизвестное ФАПСИ55
  Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации – специальный орган Российской Федерации, существовавший в период с 24 декабря 1991 года по 1 июля 2003 года.


[Закрыть]. На первом по прибытии построении уяснили: инженерно-строительный батальон. Возможно, формально это тоже было ФАПСИ, но совершенно точно не ВДВ, не морская пехота и вообще ничего из того, что новобранец мог бы вообразить себе в качестве «настоящей армейской службы».

Вероятно, многие из нас, новоприбывших, были разочарованы, огорчены даже. Вплоть, думаю, до начала регулярного просмотра репортажей «с мест боевых действий», в которых стали принимать участие и российские войска. Тогда это называлось «Осетино-ингушский конфликт», но и «1-я Чеченская» была не за горами.

Не увенчались успехом и несколько – не слишком, впрочем, настойчивых – попыток подхватить воспаление легких или хотя бы просто серьезно простудиться.

Полагаю, что если бы на какой-нибудь медкомиссии я рассказал об этой своей безумной деятельности, меня бы тут же уволили. Но вот с каким диагнозом? Подозреваю, что даже с моими, как мне тогда казалось, «свободными взглядами», он не слишком бы мне понравился. Да и домой ли меня бы с ним отправили? Не уверен. Поэтому, наверное, и не рассказывал.

И все же успокаиваться я не собирался. Я просто не мог тогда – впрочем, и сегодня сложнейшее искусство «душевной подлости»66
  «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, ошибаться, начинать и бросать… и вечно бороться и лишаться. А спокойствие – душевная подлость». Л. Н. Толстой.


[Закрыть] остается для меня не вполне достижимым – это сделать. Не давал тот самый «дух сопротивления», давным-давно внедренный в мое сознание. Он же подсказывал элементарный и честный, с детского сада знакомый способ вырваться из невыносимой ситуации – бежать!

Но, видимо, у судьбы были на меня другие планы, потому что как только я осознал эту очевидную, но почему-то не приходившую мне до того в голову возможность, ситуация вдруг несколько раз подряд радикально изменилась. И хотя формально я продолжал оставаться в той же самой армии, окружающие «декорации» стали настолько иными, что я достаточно легко смог дослужить до «дембеля» – даже без единого отпуска и с минимумом увольнительных.

Вместе с бутафорской службой – где нам, двадцати принимавшим присягу новобранцам, единственный раз за все полтора года выдали десять учебных автоматов, которые надо было вовремя передать соседу, чтобы на фотографиях все воины были в должном виде; и пустыми посвящениями, когда, кроме не слишком искренней присяги государству, я за три бутылки водки был неофициально «возведен» в категорию старослужащих; а потом вдобавок зачем-то вдруг еще и крестился в православие, ничего «христианского» так и не почувствовав и не осознав, – для меня закончилось и время липовых справок, и фальшивых диагнозов. Дальше все будет по-настоящему…