Текст книги "Вегетарианец. Юмор. Ирония. Сатира. Сборник рассказов"

И только (тоже кстати крепко уснувшему) трезвому Олегу снились…«НАНОТРУСЫ». Да-да, те самые нанотрусы… Он стоял под ярким солнцем в окружении таких же, как и он счастливых обладателей этого совершенного наимоднейшего нижепоясного прикида и трепетно держал в руках свою продукцию – здоровенную такую стопку! И на каждом изделии была ТА САМАЯ нужная надпись: «ОДОБРЕНО ПРЕЗИДЕНТОМ»… И Президент был неподалёку. Вдруг он свистнул в свисток и все как по команде стали снимать свои старые, постылые, не модные трусы, брезгливо бросая их от себя в сторону – и, беря из коробок, стоявших на земле и из стопки, которую держал Олег новые нанотрусы, ловко одевали их взамен прежних… И улыбались… И радовались… Никто никого не стеснялся. И никому не было стыдно. И ничего тут удивительного нет! Потому, что ничего нет постыдного в стремлении человека к инновации, модернизации, нанотехнологиям и совершенству в принципе!

2010г.

ОБРАЩЕНИЕ К ПИСАТЕЛЮ

Я, товарищи, хоть и читатель со стажем, хоть и читаю уверенно ночью, при свете фонаря, при свете луны, при качке и мало ли ещё как, всякого, извиняюсь, почитавший, в мистику стараюсь не верить. Но иногда, прямо-таки теряюсь. Вот, взять, к примеру, писателя…, ну там, стихоплета или прозу шурующего. Это ж откуда, простите, из человека всё это богатство и разнообразие мысли лезет?! Да ещё иногда и в таком объёме… Загадка и всё тут. Мистика чистой воды. Мозги рукой управляют, рука ручкой, та бумагу шкрябает. Тут всё понятно, тут вопросов нет. А в голове-то, в голове откуда всё берется, вот вопрос так вопрос! Ну вот, предположить, что, к примеру, из космоса или ещё откуда это проникает в самое туда, в голову то есть. А череп тогда как же, туда-то как? Его не каждая пуля, бывало, берет, череп этот, а тут мысль аморфная… Получается, дырка, по идее, где-то должна быть, чтобы информация без препятствий лезла и прямо по назначению. А дырки мало того, что нет, так ещё и с дыркой этой самой человек не то, что писать, жрать самостоятельно не может.

Через ухо? Теоретически возможно. Нашептывает если кто-то. Опять же вопрос, тот, кто нашёптывает, откуда это всё взял? У меня вот так выходит, что кроме легкой и ненавязчивой, зато постоянной ереси жены и исключительного бреда соседа туда, в ухо уже ничего не сумеет просочиться даже при огромном желании, места, диаметра то есть уха не хватает. Да и путь чересчур кривой, половина информации затеряется по любому. Поэтому, когда сам писать пробовал – дрянь выходит. Либо на ересь жены смахивает, только в стихах, причем третьесортных, либо бред соседа в чистом виде после триумфального возвращения из вытрезвителя, но уже в виде малой, совсем такой малюсенькой, ничем не примечательной прозы. Да такой, что сам прочитать написанное не могу – силы воли не хватает.

По закону по одному проверенному ведь как выходит, если тут, к примеру, убыло, то там где-то прибыло, и наоборот. Короче, если из башки убыло – на бумагу – шлёп-с, прибыло. И по всей логике, в башку прибыть это в том или ином виде, хочешь-не хочешь, а должно было. Каким методом, хрен его знает, а должно, в соответствии с запротоколированным природно-физическим явлением.

Остается, товарищи, одно: рот. И ведь, действительно, ведь это как по факту, возьми этого и того. Один буквы на бумагу укладывает – и второй не отстает, такие же ляпает. Тот закорючки-запятые лепит где ни попадя – и этот, значит, не отстает, знай себе, наворачивает; вопросы ставит, восклицательные знаки, хуже того – кавычки вплетает. А результат?! Результат, спрашиваю, какой? Одного товарища читаешь – как воду с листа пьешь или десерт кушаешь, сладко на душе, приятно даже донельзя делается. А другого пытаешься употребить – ощущение, словно, извиняюсь, дерьма нажрался. Будто съел автор от невнимательности чего-то такого несвежего – и понесло его, бедолагу, понесло прямиком на бумагу. Кушайте, мол, на здоровье! Ну, он-то ладно, сожрал не того, бывает. Оно, конечно, жалко человека, а я-то причем с другой стороны? Я-то за что мучиться обязан? Просто что ли за компанию? Он тогда из себя выжимал-маялся, я сейчас, в смысле просто маюсь, не знаю, сдать на попятную, отступиться или пойти на принцип, до упора. Дочитать то есть. Нет уж, увольте-с! У меня, может, от дерьма, те паче, от чужого изжога происходит, ешь потом таблетки желудочно-успокоительные.

Так что, товарищи писатели всех мастей, кушайте, пожалуйста, плотненько и сытненько, только вкусное и наисвежайшее, только красивое и аппетитное, а то страсть как свеженькое да интересненькое почитать охота!

2013г.

БУНКЕР

В бункере было глухо как в танке. Лишь где-то совсем вдалеке почти параллельного шумо-изолированного пространства еле слышно добрым шмелем гудел дизель-генератор. Приятным фоном звучала ненавязчивая и неторопливая классическая композиция. Сырости не ощущалось. Свет горел ярко и даже не моргал. Чуть пыльные золотые бра и развесистая хрустальная люстра по центру четко и ровно освещали блестящую намарафеченную венецианку стен, золотые завитки сложно высеченных мраморных колонн, замысловатый естественный рисунок из разноцветных прожилок природного камня половых плит и благородный массив основательной мебели, расставленной в довольно просторной зале. Установка регенерации воздуха работала в штатном режиме. А ставшая для многих уже привычной система «Умный дом» ровным голубоватым свечением встроенного в стену небольшого дисплея убаюкивала бдительность информацией о том, что все заданные настройки поддерживаются, герметичность шлюзов сохраняется, угрозы жизнедеятельности для пользователя нет и запуск элементов второго дублирующего контура не требуется. Но, несмотря на это, собравшиеся дышали учащенно, а некоторые вели себя заметно нервозно, хотя и были здесь в полной безопасности. Банкир Гринштейн, откинувшись, беспокойно ёрзал в просторном кресле, подсчитывая количество хрустальных висюлек на люстре, словно боясь потерять профессиональный навык счетовода. Банкир Призман любовно наглаживал крышку большого концертного рояля и что-то тихо шептал ему, будто оговаривая с ним на всякий случай брачный контракт, в предчувствии долгосрочных незыблемых отношений. Как на подающего надежды вундеркинда, на него, не отрываясь, с завистью в глазах смотрел получивший на сегодняшней закрытой встрече знатный раздрай, осунувшийся лицом без пяти минут опальный президент корпорации «РосНефтеСинтез» Брагин, полезший согласно изречению Первого «поперек батьки в пекло». Олигарх Клёцкин, перемещавшийся от одного полотна из запасников Третьяковки к другому, притормозил у пейзажа с изящно изогнутой рекой, в зоне бесстыдно оголившейся песчаной косы и нахально цветущими кустами на первом плане и начал самозабвенно колупать холеным когтем словно прилипший к углу картины здоровый валун на краю сбегающей к реке тропинки.

Первое лицо и Второе, Президент Конев и Премьер Скакунов, соответственно, были неразлучны как всегда. Они сидели с краю, за большим овальным столом, смотрели в ноутбук, негромко комментируя увиденное на экране, и делали пометки на чистых листках, выдернутых из толстой распечатанной только что пачки. Их вытянутые как у братьев-близнецов лошадиные лица выражали крайнюю озабоченность произошедшими событиями. Двенадцать банкиров, которые всегда предпочитали играть по утвержденным «свыше» правилам и поэтому твердо стоявшие на ногах сегодня с мрачными минами заняли противоположную сторону стола, перекидываясь короткими сухими репликами. Две женщины, Министр Здравоохранения и Министр Образования сидели в удалении от всех на диване, обтянутом золотой тканью с резными ногами в форме чешуйчатых лап дракона. Заплаканное змеиное личико Министра Здравоохранения Бадовой было запрятано в прижатые к голове руки и негромко всхлипывало. Примостившаяся рядом, почти приклеившаяся Министр Образования Егэндырова, не шелохнувшись, сквозь стекла очков подобно гиперболоиду инженера Гарина прямолинейно и упрямо сверлила глазами выбранную точку на стене похороненного под землей бетонного бункера. Ее лицо было лишено мимики и не выражало в данный момент ничего, кроме состояния полной потерянности во времени и пространстве.

Вообще, само сегодняшнее заседание изначально казалось странным, как по структуре и контингенту, так и по повестке. Но никто даже не мог и подумать, что оно будет прервано так быстро и ТАКИМ ОБРАЗОМ. И то, что сейчас в бункере находилось всего около двадцати человек, по сути, было не только стечением обстоятельств, но и элементом везения. Естественно, априори, везение это не распространялось на Первого и Второго, – им всё положено по статусу, в том числе и жизнь, а этим… остальным… Эти просто успели.

– Ну что ж, господа, – растягивая фразу, но между тем уверенно обратился к присутствующим Конев, не отрывая взгляд от ноутбука, – дела наши, прямо скажем, далеки от идеального течения процесса и даже, при всём желании, сейчас нельзя сделать никаких прогнозов ни в плане сроков нашего пребывания здесь, ни в плане оценки уровня кризисности сложившейся ситуации. Глобальный кризис, имевший место быть вплоть до сегодняшней точки кипения, или, я даже бы сказал, новой точки отсчёта: куда, вперед или назад пойдёт отсчёт отныне – покажет время. Но первый кризис, перспективный, если так можно его охарактеризовать, и неоспоримый, к сожалению, действительно имеет место быть! И он, пожалуй, будет пострашнее прежнего, – не слезая со своего любимого конька словоблудия, подготавливал «поле для пашни» Первый. – Итак, конфронтация достигла своего апогея и кипение под затянутой наглухо крышкой, как и следовало этого ожидать, вполне логично привело к необратимому, но ожидаемому многими процессу и, как следствие, – взрыву. Взрыву, который смел привычные вековые границы, выгладил до неузнаваемости территории, смешал прогресс с пылью и, может быть, остановил время…

При этих словах бункер будто немного подпрыгнул, дернулся и едва заметно поехал в сторону, отчего закачалась люстра и хрюкнул в глубине примыкающего к зале подсвеченного, убегающего куда-то вдаль сводчатого коридора дизель-генератор. Все замерли. Включив самообладание, Конев продолжал:

– Могло ли быть иначе? Вряд ли. И то, что многие жили верой, что всё переменится, всё вернется на свои места, ни коим образам не могло повлиять на общий ход событий. Да. Это был всего лишь самообман, самовнушение, называйте это как хотите! И если раньше эти процессы затрагивали нас косвенно, постольку поскольку, повышая или понижая планку дохода, то теперь обстоятельства коснулись нас напрямую. Без экивоков и лишних сантиментов. – Конев прервался, снова пристально посмотрел на экран, вздохнул и добавил, – так вот, вынужден поставить вас всех перед фактом: мир не просто изменился. Его нет. МЫ ПОТЕРЯЛИ ВСЁ. ВСЁ!!! – Последняя фраза была торжественно выделена трагической интонацией.

Все замерли вновь. Стало так тихо, что со стороны могло показаться, что собравшиеся не на жизнь, а на смерть играют в игру «Море волнуется раз…» и вовсе не взрыв, а страшная фраза остановила время. Кресло банкира Гринштейна затихло, палец любителя изящных искусств и по совместительству олигарха Клёцкина перестал остервенело драть холст в районе булыжника у сбегающей вниз тропы. Змеиное личико Министра Здравоохранения Бадовой перестало хлюпать и сильно вдавилось в прилегавшие руки, да так, что, казалось, дыхательный процесс вот-вот остановится.

Предположив, что ситуация, доведенная до неуправляемой истерии, может выйти из-под контроля, проницательный, довольно молодой и жутко продвинутый в плане знакомства с современными устройствами и гаджетами, Скакунов встал, уверенным шагом подошел к жидкокристаллической панели «Умного дома» и начал тыкать в активный экран пальцем. Бегло рассмотрев вылезшую из глубин матрицы на экран карту инфраструктуры бункера, Скакунов приступил к детальному изучению кнопок управления основными агрегатами и элементами.

– Господа, – произнес он, – я так понимаю, гостевые санузлы – прямо по правому коридору, первая, вторая и третья комнаты, соответственно, гостевые комнаты – следующие, их распределим потом… – Несмотря на общую нервозность, никто, включая елозящего сильнее прежнего Гринштейна, откровенно золотыми горшками и золотой сантехникой не заинтересовался. – Та-ак… Кухня там… А зала для приёма пищи та-ак… неподалеку. Прямо по левому коридору, хотя, наверное, это пока не очень актуально… А-а, вот! – Скакунов нажал вылетевшую из электронного нутра панели интерактивную кнопку с надписью «БИЗНЕС-ЛАНЧ».

Скрытые в стене двери чуть подались вперёд, прошелестели в стороны, и в помещение выдвинулась прозрачная стеклянная панель с расставленными напитками, сухими закусками, герметично запечатанными серебристыми пакетиками в хрустальных вазах. Бадова и вышедшая из ступора Егэндырова встали, спешно налили по фужеру воды и так же торопливо отсели обратно на свой диван. Твердой походкой гулко и где-то оптимистично подтянулся к панели Брагин. Заправским движением он открыл французский коньяк, наполнил половину фужера, выпил всё до дна, наполнил снова, только уже до краев, взял из вазы две серебристых упаковки и, чуть покосившись в сторону Конева и Скакунова, отправился к роялю, то ли почувствовав разливающийся тёплый потенциал, собираясь сменить на посту не такого уж и талантливого в плане музицирования Призмана, то ли просто собираясь просто составить ему компанию, может даже из обычной жалости, – видя, что тот при общении с роялем теряет остатки разума.

– Господа, если кто-то желает, – Скакунов жестом радушного хозяина направил всех остальных к стеклянной панели, – можете немного перекусить, с обедом может выйти накладка, – и кисло улыбнулся.

Остальные, взглядами проводив Брагина до инструмента, интереса к яствам не проявили. Скакунов подошел к Коневу, нагнулся и что-то прошептал ему на ухо. Конев встал и направился к стене, противоположной той, из которой выехал «бизнес-ланч». Скакунов вновь оказался у панели «Умного дома», ткнул пальцем в дисплей несколько раз и неподалёку от Конева, висевшая посередине стены картина, отъехала в сторону, выставив напоказ скрытую в углублении темный плоский экран метра два по диагонали. Ещё одно движение пальца Скакунова – и панель ожила, засветилась и почти сразу погасла. Спустя секунд десять, картинка на панели начала медленно появляться, и, спускаясь от верхнего уровня, начала раздвигать темное прямоугольное пятно экрана книзу. Создавалось впечатление, что из-под земли выдвигалась камера, являя притязательному зрителю увиденное ею изображение, как говорится «он-лайн». Тёмное серое шевелящееся пятно на экране ассоциативно ничего не напоминало. Присмотревшись, можно было увидеть в неглубоком пока мраке изогнутую линию, лёгким изгибом разделяющую изображение на две части: нижнюю картинку – черную с возникающими на ней красно-жёлтыми всполохами и тёмно-серую сверху, на которую, собственно, и ложились шапки всполохов. И больше ничего. Пейзаж напоминал ночной горизонт, освещаемый далёкими хилыми салютами. Вдруг справа образовалась яркая, засветившая всё вспышка, по экрану быстро пробежали горизонтальные полосы и изображение погасло.

– Вот, пожалуй, и всё, – без привычного присущего оптимизма в голосе и ободряющих ноток подвел черту Конев. – Разрушающая сила атома бескомпромиссна и неуправляема… К сожалению.

– Ну почему же совсем неуправляема? – Почти бодро врезался в монолог Первого Скакунов. – Наш дизель-генератор, к примеру, когда выработает все топливо, перед отключением запустит резервные. А те уже работают, – он немного помедлил, важно растягивая паузу, – на мирном, так сказать, атоме. А там уж как Бог даст! – Философски закончил мысль осведомленный в плане физики процесса и ознакомившийся по ходу дела с алгоритмом работы системы поддержания жизнедеятельности в бункере Скакунов.

Данная информация сильно воодушевляющего эффекта не произвела.

– И сколько эта вся канитель…, – подал голос «убитый» банкир Цилевский, один из ТЕХ двенадцати.

– Ресурс системы около двух лет из расчёта на тридцать человек, выходит, если без сбоев, то года три протянем… – Исчерпывающе проинформировал на лету перехвативший вопрос проницательный Скакунов.

Цилевский закашлялся.

– Итак, для тех, кто ещё не понял или не до конца осознал, я понимаю, в это трудно и тяжело поверить, – хладнокровно начал чеканить Конев, – не боюсь повториться, МЫ ПОТЕРЯЛИ ВСЁ. Заводы, фабрики, пароходы, лес, вышки, всё, ничего этого больше нет, сразу внушите себе эту мысль! И не надо тешиться иллюзиями.

– Это мне так правильно кажется, что ни домов, ни банков, ни яхт, ни машин…, – с вялой надеждой в голосе на отрицательный ответ, откашлявшись, задал идиотский вопрос любознательный от рождения Цилевский.

– Так, один уже на верном пути, – Конев, не моргая, смотрел то на Цилевского, то на его соседей, – всё и всех! Яхты и машины, мужей, – он перевел взгляд на женщин-министров, – жён…

– Хрен с ними, с женами, в конце концов, это дело поправимое, как я понимаю, – парировал пессимистическое заявление Конева почему-то взбодрившийся Цилевский и перекинул свой оживившийся сальный взгляд на Бадову и Егэндырову.

Женщины перестали плакать и замерли, почувствовав недоброе, инстинктивно прижавшись друг к другу.

– Но и это не самое страшное, не давая передыху, продолжал давить на психику неугомонный Конев, – мы лишились самого главного! – Все вопросительно смотрели на Первое Лицо. – Мы живы. Мы остались. Это да. Но мы остались без тех…, – его голос едва заметно дрожал, – …без тех, кто всю жизнь… э-э… как бы это сказать поделикатнее… подтирал нам задницы…

Эта фраза прозвучала как гром среди ясного неба и, судя по округлившимся от пронизавшего ужаса глазам оказавшихся здесь «везунчиков», для многих этот аспект жизнедеятельности был далек от фигуральности и всяческих метафор, в этих словах заключалась вся сермяжная правда жизни, весь её смысл.

– Это как же?…

– Как же мы теперь будем?…

– То есть как?…, – посыпались риторические вопросы с трудом выходящих из комы банкиров.

– А вот так, – резал воздух Конев, встав в позицию альфа-самца, – жизнь меняется, могут меняться обстоятельства. Но должны ли меняться мы, должны ли мы изменять себе – вот вопрос?! Мне кажется – нет! Поэтому, я предлагаю провести экстренное заседание и выбрать пару кандидатур, после чего проведем выборы на ответственную должность… Это будет даже где-то символично, этакое зарождение новой демократии. А результаты выборов и покажут нам достойного, того, собственно, кто и будет исполнять… э-э, функции тех, без кого…, кто нам будет…, – Конев бросил цепкий проницательный взгляд на отрешенно стоящего в стороне опального олигарха Брагина, – в общем, господа, не будем превращать нашу жизнь в фарс и лишать себя маленьких радостей жизни! К тому же их так мало осталось. – Миролюбиво и дипломатично закончил Конев и натянуто улыбнулся.

– Я предлагаю перед заседанием немного отдохнуть, – поддержал инициативу Скакунов, – да и, вообще, – перед выборами…

Захмелевший Брагин устало положил голову в лежащие на рояле руки, уронив в ладонь скупую мужскую слезу. Он вспомнил участившиеся в последние время проверки и аудит, весь комплекс почти нерешаемых, созданных кем-то искусственных проблем, вспомнил сегодняшний раздрай, устроенный Первым и, почти теряя самообладание, вспомнил, как проходили последние выборы…

2012г.

ЯБЛОКО

…А случилась эта байда с мальчиком Колей из-за обычного яблока! Хотя обычный и безобидный этот фрукт только с виду. А ежели приглядеться, да вдуматься… Вспомнить хотя бы этого…, Адама, когда ему по башке яблоком, то есть не ему, а Ньютону. Но, думаю, тому тоже не шибко понравилось – с верхотуры да по тыковке – хрясь! Человек, может, сидит, думу думает, как мир изменить, как лучше его сделать, а тут тебе на черепушку фруктина прилетает ни за что ни про что! Это хорошо, человек этот, Ньютон, крепким оказался, яблоком его не возьмешь, даже наоборот – на мысль нужную надоумило. Другого стучи по кумполу – не стучи, толку мало, так дураком и помрёт! А с Адамом – так история и вовсе неприличная вышла, даже лучше не вспоминать! Опять же из-за яблока весь этот сыр-бор с эротическим подтекстом разгорелся…

Ну да ладно, вернёмся, собственно, к самому яблоку, точнее к мальчику Коле. Шел, значит, мальчик Коля по улице, никого не трогал, пока у тетки из сумки непоседливое яблоко-самоубийца не выбросилось прямо на асфальт. Оно выпало и прямо к быстро шагающим молодым и перспективным в плане футбола Колиным ногам подкатилось. Ясное дело, мальчик на автомате ногой своей спортивной по нему вдарил сходу—слёту. Инстинкт почти у мальчика сработал, наработка, знаете ли… А он же не виноват, что реакция хорошая и целкость присутствует. Яблоко тем временем желто-красным сочным ошметком, подобно стремительно несущейся звезде, летело быстро, но недолго, ибо на пути его абсолютно не прогнозируемо возникло препятствие в виде физиономии идущего навстречу гражданина, а конкретно – его очки, которые ни коим образом не были предназначены для встреч с летающими яблоками, а предназначены были совсем для другого – чтобы глаза гражданина не на нос смотрели, а по большей части вперед, на перспективу, как говорится. Конечно, где-то может, тот гражданин сам оплошал, пожмотился, не купил бронебойные очки в роговой оправе, опять же, его можно понять – яблоки тоже не часто летают. Так, иногда только! И вот тебе результат: очки отчетливо хрустнули в районе переносицы и штопором бесстрашно пошли вниз, на таран с асфальтом пешеходного тротуара. Вот сидел бы себе гражданин в офисе, да обедал у себя за столом, – так и упали бы очки на стол, а не на асфальт. А то шляется он, понимаете ли, в обеденный перерыв где ни попадя!

– Ё-мое! Что за нафиг! – В сердцах заголосил возмутившийся донельзя гражданин, держась за переносицу, по инерции наступая на мелко хрустящие под ботинками очки, и мигом съехавшими к разбухающей переносице глазами силясь разглядеть получше отъявленного негодяя в лице мальчика Коли, дабы схватить его и назидательно вдарить, как говорится, «по шапке» за такое хулиганское времяпровождение. Но мальчик Коля, как мы уже упомянули, имел неплохую реакцию и подвижный ум в довесок. Он, предчувствуя недобрую развязку, на ходу круто развернулся на 180 градусов и резво дернул в противоположном от окосевшего от нескромной Колиной выходки гражданина направлении.

Не успев набрать крейсерскую скорость, мальчик Коля почти сразу отоварился лбом о металлический столб, на котором висел светофор, отчего столб глухо и протяжно загудел, а светофор резко переключился на зелёный, и оставшаяся часть пешеходов, та, которая всё-таки дождалась зелёного света, стремглав понеслась через дорогу. Мальчик Коля, опять-таки на ходу приходя в себя, держась за лоб, бежал вместе со всеми на другую сторону, на подсознании, в соответствии с инстинктом самосохранения, пытаясь затеряться в толпе.

Гражданин без очков орал где-то сзади, на той стороне… А сбежавший от возмездия Коля, был уже на этой. На безопасном расстоянии от нервного и некультурно изъясняющегося, чрезмерно громкого гражданина. Сознание возвращалось, пелена в глазах рассеивалась. Но все же что-то было не так, как прежде. Оно, конечно, хорошо, что мутность и туман из глаз исчезли и это могло настраивать на позитив, но… всё стало розовым… Всё как есть! Машины, деревья, люди. – Всё! Взрослый, он, может быть, и обрадовался бы данному обстоятельству и очки бы розовые, купленные за свои кровные, с радостью снял бы с рожи за ненадобностью. А только мальчику Коле видеть жизнь в розовом цвете было совсем непривычно, да и рано еще беззаботности предаваться и бытие в подобном праздничном ракурсе созерцать.

То ли от излишней сознательности, что не заработал еще на житуху в таком цвете – не заслужил, то ли от опасений другого характера, но испугался мальчик Коля в тот момент не на шутку, и решил во что бы-то не стало возвернуть обратно привычный взгляд на не менее привычные вещи, причём как можно скорее! Самым простым из вариантов возвращения прежнего убогого и примитивного разноцветия был, как ему казалось, известный всем, пресловутый, но неизменно работающий метод «клин клином».

Встретившийся по пути очередной столб возникшей проблемы не решил. Мало того, после второго за сегодня соприкосновения с твердостью столба пухлая шишка на лбу заныла еще больше. Сделав вполне логичное умозаключение, что «клин», которым вышибают второй «клин» оказался не той системы, мальчик как опытный шпион, будто заметая следы и путая «севших на хвост» агентов, вновь поменял направление движения и взял курс на первый столб – который со светофором, который на той стороне дороги остался.

Орущего гражданина, к счастью, здесь не оказалось, поэтому задуманную миссию можно было провернуть в спокойной, так сказать, обстановке, обдумав детали операции. Хотя, опять-таки, чего тут думать?! Вот столб. Вот неблагодарный мальчик Коля, приобретший разом и «на халяву» к тому же дар зреть жизнь в розовом цвете без розовых очков, соответственно, желающий по серости своей и недопониманию поменять всё взад… – бери да действуй!

Мальчик Коля был не только смекалистым, но и решительным. И к тому же еще терпеливым. Подойдя к столбу, он два раза сочно засадил головой по железной стойке, ойкнул, с непривычки слегка обмяк и на третьем подходе к «снаряду» был остановлен внезапно появившемся из ниоткуда полицейским и оттащен за руку, во избежание осуществления мальчиком Колей задуманной диверсии по выведению оборудования из строя.

– Зачем же ты, мальчик, хочешь сломать оборудование для регулировки дорожного движения? – Миролюбиво поинтересовался проницательный полицейский, не выпуская крепко схваченной руки.

– А-а, пустите, гражданин начальник, – требовательно заголосил мальчик Коля на лексиконе из любимого сериала про мента, который четко рулил темой, грамотно обстряпывал свои делишки и исправно заносил наверх.

Понимая, что миссия, как по фильму, переходит в разряд «невыполнимых», мальчик Коля, уже начавший, как ему показалось различать желтый цвет листвы на деревьях (хотя была весна, а не осень), несказанно обрадовался этому обстоятельству. Конвульсивно дернувшись, он попытался высвободиться, дабы завершить начатое. Но попытка с треском провалилась. И полицейский, непонятно зачем потащил буянящего Колю в отделение. По пути Коля пытался апеллировать к сознательности и человеколюбию полицейского, рассказывая ему свою душещипательную историю о странной и непривычной жизни в розовом цвете и народном способе лечения данного недуга. Полицейский, согласно уставу, был демонстративно глух к научно-фантастическому рассказу мальчика Коли, а может, просто излишне недоверчив – профессия обязывает, и лишь скептически посоветовал: «Больной, не занимайтесь самолечением! Сейчас придём в отделение и разберемся, кого лечить, от чего и как, родителей вызовем опять же…»

Видеть родителей розовыми, а тем паче в отделении полиции мальчику Коле не хотелось совершенно, ибо это отдавало провокацией, в том аспекте, что про женщин, которые бывают розовыми – это Коля слышал по телевизору и не раз (они почему-то жутко настораживали окружающих), но вот мужчины и конкретно отец таковым быть не мог по определению. Потому что мужчин, там же по телеку иногда называли то ли синими, то ли зелеными, Коля точно не помнил – как-то так, но уж точно не розовыми.

Короче, чтобы не портить впечатление о любимых, сменивших, как и всё остальное вокруг, окрас родителях, мальчик Коля, подкопив силёнок, уже у отделения полиции сделал отчаянную попытку дать дёру, извернулся ужом, высвободился и понесся прочь. Попетляв как заяц, изрядно запыхавшийся и подуставший, он в третий раз оказался у лобного места, а именно – у столба, на котором висел светофор. Коля деловито осмотрел металлическую штангу на предмет выявления слабого места, словно примеряясь, куда для надежности нанести сокрушающий удар головой, дабы столб опомнился и вернул ему, Коле привычную зрительную палитру красок. Хотя на самом деле проблемы стояла несколько иначе: как привариться о столб башкой так, чтобы и без того качественный шишак не сделал сходство с единорогом однозначным, а самое главное – чтобы толк в итоге был. В общем, требовался вдумчивый подход и определенная аккуратность.

Мягких элементов на металлической штанге вполне логично не оказалось, что заметно огорчало мальчика Колю, с надеждой производящего пальпацию столба. Зато почти сразу под его ловкими прикосновениями обнаружились два оголенных проводка, заботливо вынутые кем-то из-под серой крышечки. Вот почему так всегда бывает!? Когда надо – провода нет, а если очень надо и провод есть – то электричества нет. Но вот когда не надо – и провод имеется, и напряжение на нем соответствующее присутствует, причем не какие-нибудь детские 12 вольт, а вполне взрослые 220, как полагается! В этой азбучной истине профессионального электрика не преминул убедиться и мальчик Коля, поэтому и до рехтовки столба головой дело не дошло… Пальцы Коли нечаянно коснулись оголенных проводов, проводки коснулись металла крышечки, Колю душевно тряхнуло, светофор символично моргнул тремя огнями и погас.

Мальчик Коля сидел на земле, моргал через раз и, вращая глазами, радостно улыбался, – с зелёным, жёлтым и красным цветами теперь точно было всё в порядке! Вот зелёная скамейка и зелёная листва. Вот жёлтый универсам и жёлтый автобус. Вот красная сумка, красная куртка и… красный голубь. Асфальт… – он и в Африке асфальт! Плевать, что тоже жёлтый – так даже веселее! А небо… То, что небо должно быть синим мальчик Коля и так знал…

2012г.