Текст книги "Вегетарианец. Юмор. Ирония. Сатира. Сборник рассказов"

НА ЧИСТУЮ ВОДУ

Тут на днях заглядывает Колька Ершов в булочную и давай продукцию изучать. Такой он бывает отчаянно тягомотный тугодум, еще и с вопросами со своими дурацкими лезет, прямо без мыла куда и к кому ни попадя… А тут рожу в булки с хлебами уставил и только носом слева направо водит. А посередь продукции – левых булок и правых хлебов, соответственно, сдобные габариты продавщицы просматриваются. И габариты её эти, кстати сказать, ровнёхонько и символично даже где-то сдобность всякую, слоечки, бабы ромовые и прочую вкусность выпечную заслоняют. Коля по первости аж про булки с хлебами позабыл и все в район сдобностей, почти не отрываясь, пялится, на бюст продавщицы то есть. Та смотрит, такое дело неприличное, интересуется, мол, чего изволите-с? Причем, вроде и сухо так спрашивает, но, несмотря на это, глаза как будто на мокром месте. Колька и спрашивает: «Булочки мои любимые почем?». А сам глаз от сдобы отвести не может. Продавщица во хлеба сдвинула, дескать, на пошлые вопросы отвечать не будем, настроение не то, к тому же, почем мне знать, какие у тебя, охламона, булочки любимые, когда я тебя, охламона, в первый раз вижу; глаза прикрыла наполовину и вроде как в себя ушла. Колька туда-сюда для порядку мордой повозил и говорит: “ А вот батоны, к примеру, с Кировского али с Новочеркасского завода будут?». Смотрит, тихо. Молчит почём зря булошница. Колька голос повышает и как труба иерихонская: «С Новочеркасского завода, интересно, батон будет али с Кировского?». На грубость как есть нарывается. Тут продавщица из себя вынырнула и как гаркнет в свою очередь: «Орать-то на кой ляд?! Я ж не глухая! С Новочеркасского!»

– Ух ты! – Подпрыгнул Колька, – зачем же так орать? С Новочеркасского, так с Новочеркасского. А то я и думаю, с какого, интересно, завода, ежели Кировский по факту на ремонт встал?

– А если известно, что Кировский на ремонте, – ерепенится булочница, – зачем дурацкие вопросы задавать?

– Так, интересно просто, – не моргнув глазом, бросает Колька. – Просто на Кировском, по-моему, мягкие были.

– Кто мягкие? – Поддразнила продавщица.

– Кто-кто, – булки, понятное дело.

– Даже если и так, – начала злиться продавщица, – сейчас-то какая разница, какие из них мягше или твердее, других акромя Новочеркасских не предвидится, – резонно закончила она.

– Почему? – На автомате ляпнул любознательный Колька.

– Слушайте, я сейчас нервная, от меня муж ушёл, я сейчас до мужского полу прямо сама не своя – прямо так и убила бы первого встречного! – Почти незлобно предупредила булочница.

– Ладно-ладно, – Колька понимающе отступил назад, – А булка всё же свежая?

– Сегодня привезли, – чтобы не сорваться обрубила продавщица.

– Эт, привезти можно хоть завтра, а спечь, к примеру, неделю назад, – логично заметил Колька, – а мягкость по факту не та…

– Сейчас вот эту мягкость возьму и пришибу как есть, – прошипела продавщица, хватаясь за батон.

– Везде обман! – Выпалил Колька Ершов, выпрыгивая из булочной на улицу.

Хорошо ещё, думает Колька, что удалось на чистую воду её вывести, прохиндейку эту, пускай даже и с небольшим скандальчиком, а иначе жуй сухари за обе щёки! Потому что очень уж подозрительной свежести батон, ежели ей, булкой этой личность зашибить – как раз плюнуть.

2013г.

ГВОЗДЬ

Уже целый час стареющие и теряющие разум соратники, несли несусветную ахинею и пороли чушь. Более молодые представители трудового коллектива в основной своей массе отсиживались. Те же, кто подавал голос, лизоблюдски усугубляли звучащие идиотизмы. Терпеть эту публичную ересь больше не было никаких сил и рассудительный Гришин, не боявшийся мыслить не то, чтобы нестандартно, но скорее здраво, вылез на трибуну и взял слово.

– Товарищи, товарищи! Давайте уже прекратим издеваться друг над другом и превращать комедию в фарс! То, о чём вы все говорите уже битый час, суть, как говорится, по всем признакам сводится к следующему: что если из дома, по старинке сколоченного гвоздями, вытащить один гвоздь, то дом незамедлительно рассыплется в труху, независимо от того, в каком состоянии дом, так получается?!

– Это про что такой расчудесной аллегорией, уважаемый Андрей Сергеевич, Вы начали свой замысловатый рассказ? – С места осведомился скользкий Баранов, возведший подхалимаж в идеологию.

– Аллегории, с Вашего позволения, Алексей Валерьевич, звучали ранее: про рост производства, про увеличение экономических показателей, оптимизацию и так далее, – спокойно парировал Гришин. – Так вот, про гвоздь, собственно, точнее про дом. Это что же, спрашивается, за дом такой, как он, спрашивается, построен, если, лишаясь одного гвоздя, он приобретает неадекватную шаткость, теряет вертикаль и спешно меняет координаты, разбрасывая свои составляющие по горизонту, по горизонтали, то бишь – явно умничая, подчеркнул Гришин. – Абсолютно логично возникает вопрос: либо дом очень хреновый, извините, либо гвоздь очень хороший? И ответ, знаете ли, напрашивается сам собой. Даже ежели этот гвоздь наиотличнейший, хреновый дом от этого лучше не становится. Поэтому, – повысил голос Гришин, – при всём уважении к нашему бессменному руководителю Владимиру Владимировичу Пантину, я считаю, что для того, чтобы предприятие по-настоящему заработало, его нужно действительно где-то перепрофилировать, где-то модернизировать, систематизируя все процессы, не на словах, не на бумаге, а на деле, чтобы оно могло не зависеть от конкретного рулевого. А для этого нужен свежий и смелый «не замылившийся» взгляд на некоторые вещи. И потенциал для этого есть. Ионкин, Вешкин, Кокорцев, наконец, – молодой, но не без хватки специалист.

При этих словах Саша Кокорцев нервно заёрзал на стуле, а Ионкин с Вешкиным ощутили на себе несколько десятков недоброжелательных взглядов привыкших уверенно плыть по течению сослуживцев.

– Вы что же, против гвоздей изволите выступать, которые мы выпускаем? Против хлеба, которым мы кормимся? – С вызовом выглядывая из-под очков бил вопросом оппонента Молоткович. – Что касается поднятого Вами вопроса о различных там модернизациях, то мы этого…, этих последних тенденций не чужды. Надеюсь, не открою Вам тайны, что производство нынешнего гвоздя хоть и более трудоемко, и немного более затратно, зато делает продукцию надежной как никогда. Освоенный нами сертифицированный метод производства гвоздя посредством токарного станка, супротив прежней устарелой методы, позволяет с полной уверенностью заявлять, что мы меняемся и идем в ногу со временем.

– Не против я гвоздей, как таковых. – Просто одними гвоздями сыт не будешь! Не то время нынче! Вперед надо идти, головой думать, развиваться, конкуренцию развивать, коньюнктуру прорабатывать надо, – итожил свою мысль Гришин. – Саморезы опять же нынче в ходу, а не гвозди! – Докручивал он свою мысль. – А с нашим многоуважаемым Владимиром Владимировичем, как я понял, мы как выпускали, десять видов гвоздей, фигурально говоря, выпускаем, и еще лет двадцать будем выпускать их же. Я понимаю, Пантин – хороший специалист… в своей области! Но всему своё время! К тому же лозунг: «Дай дорогу молодым» никто, как мне кажется, не отменял. А Владимиру Владимировичу Пантину все-таки уже шестьдесят пять. – Смело держал речь Гришин. – И дело здесь даже не в Пантине, – размышлял он, – а в тех товарищах, которые ничего не хотят и ничего не могут. Поэтому нынешняя ситуация их вполне устраивает. Их пламенные речи, клятвы верности и бросающаяся в глаза красноречивая псевдоубежденность в незаменимости одного человека другим – тому подтверждение. Как бы там ни было, но без толковой и достойной смены у предприятия будущего нет!

Гришин вернулся на своё место и сел. Пантин, отхлебнув воды из стакана, встал, подхватил со стола бумажку, подошел к трибуне и привычно обратился к собравшимся.

– Критика – это хорошо! Критика – это двигатель прогресса! – Почти одобрительно заговорил он. – И в том, что мы услышали от товарища Гришина, действительно есть доля правды, и нам на самом деле стоит прислушиваться к мнению наших товарищей, каким бы порой странным оно нам не казалось. На то мы и коллектив. Без сплочённого, готового идти на компромисс коллектива – и понимание существующих проблем, и движение вперёд, как таковое, обречены на провал. Хотя я и не совсем согласен с мнением Андрея Сергеевича насчет неактуальности гвоздя на данный момент и потери спроса, соответственно. Что же касается моего возраста, то я чувствую себя на все сорок и этот позитивный потенциал буду всецело использовать и впредь на благо развития предприятия и улучшения благосостояния наших работников и общего психологического микроклимата в нашем сплоченном коллективе, при условии, конечно, что собравшиеся здесь поддержат и сегодня мою кандидатуру, – Пантин искренне и доверительно улыбнулся.

Через полтора часа в процессе тайного голосования кандидатура В.В.Пантина была утверждена окончательно и почти бескомпромиссно. Довольный достигнутым результатом и даже, казалось, чуть помолодевший Пантин, слегка наклонился к Молотковичу, сидящему по правую руку и негромко прошептал ему:

– А Гришина на этой неделе надобно всё-таки уволить. Ненадежный он какой-то, подвести может, коллектив волнует излишне опять же, – коллективу, ему о работе надо думать, а не в философию вдаваться! И проследите, чтобы прописали Гришину, на всякий случай, «неполное служебное соответствие» и выходное пособие выдали гвоздями – на память!

2012г.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Идет Васька вдоль забора и видит очень содержательное объявление на забор приляпано на красной бумажке. А чуть поодаль такое же пришпандорено, только на жёлтом фоне. И буквами крупно пропечатано: «МАША. ДНЁМ И НОЧЬЮ» и телефон внизу в довесок.

Это что за ерундистика такая, думает Васька? Я вот, к примеру взять, если Васька – и что с того? Я может Васька мало того, что днём и ночью Васька, так ещё и утром, и вечером Васька! И телефон тоже имеется. И чего, все заборы теперь обработать? И стены заодно? Я понимаю ещё, наш Арсений. У того хоть фамилия примечательная – Хлебайрыло. Человеку с такой фамилией и позвонить не грех. Дурак, конечно, редкостный, но фамилия – ничего не скажешь! А тут – Маша. Маша она, понимаешь, днём и ночью! Помереть от зависти можно, не звоня!

Приходит, значит, Васька на работу и с Арсением делится: дескать, представляешь, какие дураки на свете водятся, – и про объявление вещает. Арсений хоть и дурак, а точку зрения имеет. Это, говорит, сдаётся мне, того-самого она, насчёт этого, как его, – в плане интиму…

– Как? – не понял Васька.

– Интиму, – поясняет Арсений, – мужик когда к бабе, к Маше то есть… Баба точнее когда мужику нужна…

Вот те раз, думает Васька, как, однако, дураки слёту друг друга понимают! Один пишет не пойми что, другой не пойми как врубается в это сходу. А обычный человек возьмёт, да и обмишурится на ровном месте. Возьмёт, к примеру, и повесит рядом объявление без задней мысли, скажем: ВАСЯ. УТРОМ. ДНЁМ. ВЕЧЕРОМ. НОЧЬЮ, опять же. И телефон. Гордиться вроде есть чем: руки той стороной растут, башка на месте и пришита как надо, а казус может выйти несусветный с жутко неприличным, хотя и современным подтекстом. Да-а, как тяжело жить среди дураков!

2014г.

СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

Вот так, чтобы ездить с удобствами – это завсегда Ивану Кузьмичу очень нравилось. И дело здесь вовсе не в скорости передвижения и не в личном автотранспорте, а в том плане, – чтобы ноги не обтоптали лавиной чрезмерно активных пассажиров, окончательно теряющих разум при посадке в подруливший транспорт общественного пользования, и чтобы пузо шибко локтями не жамкали… А то, сами знаете: санузлом обустраивать общественный транспорт никто не собирается. И эти два обстоятельства – в аспекте напирания на пузо и отсутствие туалета могут сыграть злую шутку, и сделать съеденные с утра шесть бутербродов ещё менее усидчивыми, нежели обычно.

Что-что, а покушать Иван Кузьмич любил. Это не смотря на возраст. Хотя, какой там возраст!? Только на пенсию вышел, только, можно сказать, жизнь начинается! Вот те, пожалуйста, – отрывай лист – и живи себе заново без особых проблем: на работу со сранья не надо, день – без нервотрепки и трудового адреналина, с работы как килька ехать не надо! Тут у Кузьмича почти так и вышло. Не по своей, конечно, воле… «А все, что ни делается – все к лучшему!» – так подумал Кузьмич и начал жить спокойно, без излишних потрясений. Но всё-таки было немного обидно, когда этот суповой набор с «только что обмытым дипломом», сынишка директора Пчёлкина, а ныне – ЗАМ, поставленный прикрывать драгоценный тыл ушлого родного папаши. Именно он в торжественной обстановке, при наличии членов, преданно глядящих в глаза начальству, трудового коллектива огласил «общее» мнение касательно его, Калинкина Ивана Кузьмича возраста и о необходимости заботиться о здоровье «ценного кадра», отдавшего заводу полжизни и все такое прочее… В общем, дали «ценному кадру» пинка в направлении умеренно-неторопливой жизнедеятельности при общем торжественном собрании, а на свежее, еще теплое место, освобожденное на удивление сознательным новоиспеченным пенсионером Калинкиным тем же собранием, как и полагается, по установившейся ныне традиции, был утвержден молодой перспективный специалист-теоретик, сокурсник Пчелкина-младшего. Новому управляющему «дуэту» предстояло в кратчайшие сроки переквалифицировать свой качественный, слегка позолоченный звонкой монетой душевных родителей университетский 5-летний алкокурс обучения в не менее эффективный симбиоз, уверенно ведущий предприятие по производству «хитрых станков» в пугающее неизвестными перспективами российское будущее…

Короче, стал Калинкин «в отставке» жить-поживать – бутерброды с утра жевать. По шесть штук за раз! О как! Возраст, однако, присутствует, а аппетит – как в отрочестве! Может то и не аппетит вовсе, а, простите за выражение, глист ненасытный жир к зиме заготавливает – так тут пойди-пойми! Да и надо больно, понимать-то… Естся и естся – и слава Богу! Денег бы, главное, хватало бы на сыр, да на батон с маслом. Хотя с пенсии – тут уж, поди, не зажирует особо глист-то, на восемь-то тысяч, тут за экономию возьмёшься дикую, а под конец месяца – и вовсе лапу будешь сосать. А ежель лапу часто сосать, да еще не особо мытую – здесь уж верное дело – дрянь подцепишь какую-нибудь!

Да не тут-то было, не таков был простак этот Калинкин, чтобы за здорово живешь медвежью тактику за основу жизнедеятельности брать и сосать что ни попадя! Квартира ему от жены безвременно ушедшей отвалилась, значит, и по причине отсутствия коршунами слетающихся на движимость и недвижимость сильно ближайших родственников, приносила та квартирка от сдачи под житие-бытие одной надежной крепкой семье некий капитал, очень даже нужный, особо принимая во внимание сложившиеся непростые обстоятельства полосатого жизненного пути…

А чего это про жратву да работу разговор-то пошёл?! Ах, да! Это, видать, к тому, что теперь времени свободного – валом: хошь по магазинам шарься – на цены пялься, хошь картины пиши, хошь мемуары. Кстати, каляки-маляки разные – маслом да по холсту у Калинкина действительно иногда неплохие получались, хобби, значит такое. Не сильно понятные, зато насыщенно-красочные, как карнавал в Рио.

А в этот день Иван Кузьмич занял свой пост-утренний досуг занимательной поездкой в один известный своими заботливыми ценами социальный лабаз. Там и цена и качество хоть и находились в прямой зависимости друг от друга, зато жутко гармонировали с бюджетом среднестатистического российского пенсионера. Так вот, лезет, значит, Кузьмич со своими кутулями со жратвой в подошедший трамвай – и на тебе чудо: трамвай почти пустой. В передней половине человек пять, а сзади – он один барином едет. В сиденье развалился, мешки расставил рядом – ну как есть барин! Кости никто не мнёт, по ногам никто не прыгает, одно сплошное удовольствие, а не езда. В окно солнце далекое посветило. Мысль даже какая-то в голову седую полезла типа: «на море бы!» Вдруг кондукторша с виду «не в себе», с шальным взглядом – топ-топ из головной части вагона, уже рядом над душой стоит, мол, оплачиваем, гражданин! Эхом вагоновожатый-весельчак в микрофон хрюкает:

– Оплачиваем, господа сознательные или показываем, у кого что есть!

Товарно-денежные сношения как есть: за звонкую монету – билетик с цифирьками. Кондуктор, качаясь от тряски, уходит вперед, трамвай бУхает, бахает, подпрыгивает, скрипит на повороте и всем своим нестабильным состоянием словно показывает, как ему необходима внесённая сознательным пассажиром та самая малая лепта, которая будет когда-нибудь, в далекой перспективе участвовать в покупке новой шпалы или колеса…

Под умиротворяющий грохот общественного транспорта, въезжающего во второе десятилетие 21-го века, Калинкин разглядывал билет. Причем делал это с таким видом, будто это был вовсе не билет, а как минимум репродукция художественного плана с претензией на оригинальность. Не знаю насчёт оригинальности билета, но воспитанный назойливыми десятилетиями тренированный инженерно-технический глаз моментом определил – билет счастливый! К счастью как таковому Калинкин относился снисходительно: никогда особо его не искал, но при редкой встрече не отвергал. Ханжой тоже не был. Поэтому, решив не откладывать счастливый момент, шанс, так сказать, «на потом» (тут как в рулетке – успеть поставить на нужное, когда чуешь, что попёрло), – сожрал билет.

…Икнул раз десять… – сухонько пошло. Запить бы, да нечем! А, и ладно! Усвоился вроде билет. Лежит себе на бутербродах утренних, счастье манит изнутри. Солнце из-за тучи окончательно выпрыгнуло, рядом едет, отражаясь в блестящем профиле окна. Муха лениво о стекло рядом с ним колотится. И дрёма даже накатывать стала… И надо так! Ведь сто лет ИХ уже не было! Два мордоворота в переднюю дверь влезли, и давай сознательность проверять, контролёры, в общем. Переднюю площадку быстренько окучили – и к Ивану Кузьмичу. Жетоном перед физией махнули и смотрят выжидающе – ответной реакции ждут, живоглоты. А Ивану Кузьмичу и махать-то, в свою очередь, нечем, билетик-то – тю-тю! Пока сообразил, кто эти два мужика, пока по карманам для приличия пошарил… А эти топчутся, ждут. В глаза его выпученные правдивые заглядывают-любуются. Он на них. Время тянет, под дурачка пытается работать. Контролёры, чуя неладное, ему и говорят:

– Чем осчастливите, товарищ, карточку показывать будете или наличием билета вашего любопытствие наше удовлетворите?

«Культурно так издеваются», – думает Калинкин и с надеждой глазом косит в поисках кондуктора. Того, ясное дело, когда надо нет. Когда деньги содрать – тут как тут, пожал-те! А за правду слово веское замолвить – так нетути никого!

– Я, милейшие господа, билет незадолго до вашего неожиданного прибытия приобретал-с, – начал оправдательную речь Калинкин, зачем-то от волнения прибавив в конце интеллигентно, но старорежимно звучащую «с», – и куда-то, видать его задевал, по причине излишне вредоносной рассеянности, – начал, не моргая, врать Иван Кузьмич.

– Вы воду не мутите, а билет ваш всё-таки дозвольте лицезреть, – так же, не моргая глазом, – дуют в ответ контролёры.

– Да говорю же, нет его, засунулся куда-то, окаянный, в потайной карман, ищи-свищи его теперь!

– Не знаем насчет «свищи» – это не культурно будет, а вот насчет ищи – тут верно подмечено – искать надобно, ибо сверить заветные номера просто необходимо! А потайной тот ваш карман или нет, в котором ваш драгоценный билет или что там у вас еще лежит, нам не ведомо, а только ведомо, что работа наша в том и заключается, чтобы смотреть билеты, карточки и удостоверения на предмет извлечения из общего потока пассажиров жутко экономной и абсолютно несознательной категории граждан системы «заяц».

– Это что ж выходит, те, что сознательные, – они системы «волк» будут?! – отшучивался вопросом Калинкин, пытаясь перевести разговор в иное русло.

– Системы «волк» будем мы, ежель Вы нам что полагается не явите на свет божий…

– Что за шум, а драки нету?! – это уже кондукторша за могучими плечами проверяющих маячит. За время её отсутствия взгляд её, казалось, стал ещё более безумным.

– Да вот, – контролёры отвечают, – пытаемся упросить гражданина билет нам показать, а он увиливает всячески, «зайца» из себя строит, мученичество принять готов при наличии-то билета и на карательные меры нас сподвигает!

– А-а, понятно! «Заяц» значит!? Житья от этих зайцев нету! Выручки лишают, спиногрызы! – понесло кондукторшу.

– Да как же так!? – Взывает к справедливости Калинкин, – я же лично билет у Вас минут пятнадцать назад покупал, а Вы, поди, и забыли!?

– Ничего я не забыла, – криво ухмыляется кондукторша, – раз было дело, показывайте, нечего «ваньку валять».

Она уже раздухарилась не на шутку и даже всерьёз хотела «повытаскать все волосья из нахала». Но мордовороты оттеснили её, намекнув, что ситуация под контролем и к тому же намного тоньше, и уж совсем не совместима с применением почти средневековой методики наказания. И они, как люди современные постараются тихо-мирно уладить всё, без доведения конфликта до матёрого примитивизма.

– Да ну вас, – расстроенно сказала, махнув рукой, кондукторша.

Резво припустив с места, она понеслась выпускать пар. Заприметив вошедших в передние двери пассажиров, она уже издали начала орать, мол, «деньги на бочку, а не то хуже будет!» Контролеры ухмыльнулись и вновь переключились на Калинкина. Они глядели на него вопросительно. Он на них – страдальчески, с готовностью доказывать свою правоту, но без ясного представления, как эту операцию проворачивать грамотно при сложившихся обстоятельствах. Одним словом, смотрел на них как человек, не имеющий твердого алиби.

– Ну что ж, раз все факты против Вас, а козыри у нас, то уж, давайте, резину не тяните, оплачивайте свою комфортную поездочку штрафом – и дело с концом. И даже не должно быть вам особо обидно, потому как едете почти как в такси – один в пустом вагоне…

– Да как же не обидно?!

– А так! Кресел пустых – вон сколько! Хошь на том езжай, хошь на этом, хошь с печкой, хошь без, а хочешь и вовсе на перилах виси! – отвечают повеселевшие контролёры.

– А всё равно обидно, знаете ли, причем вдвойне, причем даже не из-за того, что на перилах хоть и можно обезьяной виснуть, да нельзя – возраст уж не тот, а совсем по другой причине обида некоторая присутствует. Во-первых, всё же не в такси – о как трясёт, весь копчик отбил; а во-вторых, штраф дороже гораздо, чем билет выходит…

Словно в подтверждение, что «не в такси», трамвай захрустел на повороте так, будто ехал уже по гравийной засыпке.

– Оно, конечно, дороже, никто не спорит, – перебили контролёры, – так и покупали бы себе билет, и ехали бы без нервотрепки… обилеченным!

– Да-к купил же ж!

– Да-к где?

– Съел!

– Кого?

– Билет?

– Какой?

– Счастливый!

– Чего-о?

Глаза у всей троицы в этот момент были почему-то круглые как метрошные жетоны. Калинкин пучил их для убедительности повествования. А у двух других сами скруглялись.

– Чего-чего! Билет, говорю, счастливый сначала купил, а потом – съел.

– Зачем?

– Говорю же, билет счастливый! Цифирки совпали, понимаете?! Я его и того! Я же не знал, что вы объявитесь, а то попридержал бы уж, будьте покойны!

– Ну и попридержали бы, потерпели бы уж как-нибудь до выхода!

– А вдруг потерялся бы, тогда как!? Как тогда!?

– …Да уж… Как тогда? Не поспоришь – действительно, дело дрянь было бы. – Контролёры улыбались мягко с лёгким налётом начальственной снисходительности и внезапно снизошедшего приступа доброты.

Тут один с красной рожей, который пониже лоб рукой протёр и говорит:

– Слушай, Санёк, я уже упрел с этого клиента, давай, либо штраф берём, либо отчаливаем, работы непочатый край, а мы тут как «три тополя на Плющихе» мозг друг другу шлифуем!

– Да погоди ты, сейчас выходим! – Говорит тот, что повыше, – Так ну и чё, действует? – спрашивает у Ивана Кузьмича.

– В плане чего? – Удивляется Калинкин.

– Как чего? Сила билета ощущается? Счастье как там, на подходе?

– Не знаю насчет счастья, а бутерброды уже точно на подходе. Икота ощущалась вполне даже явственно, а теперь еще и пить захотелось…

– Ладно, счастливый Вы наш, бывайте! Больше билеты не употребляйте, а ешьте в следующий раз что-нибудь человеческое и полезное, а то заворот кишок может застигнуть в дороге. А билеты, ежели вздумаете в следующий раз приобресть, суйте в карман, а не в рот! – Произнёс высокий, и оба контролёра выскочили в открывшиеся на остановке двери. Входить никто не собирался. Трамвай тронулся дальше, а Калинкин подумал:

– Как все-таки хорошо жить, когда знаешь, что не все вокруг сволочи, и что даже у хищников бывает хорошее настроение и добрый нрав…

А уже выходя на своей остановке, Калинкин широко улыбнулся и вслух тихо сказал:

– А билет—то точно счастливый! Штраф—то я так и не заплатил! Вот уж действительно, повезёт – так повезёт!!!

2010г.