Текст книги "Последний грех"

Глава 13

Соколов провел рукой по своим коротким, стриженным почти под ноль волосам и с сожалением посмотрел на пачку сигарет. Она лежала прямо перед ним, закурить хотелось ужасно… но нельзя. В кабинете майора сейчас собралось довольно много людей, и если каждый закурит, тут можно будет топор вешать. Да к тому же у кого-то из подчиненных астма. У кого именно, Святослав не запомнил – слишком много информации запихнули ему в голову в последние дни. Но раз есть такой человек, нечего ему дополнительно жизнь портить.

Милиционеры рассаживались за столом для совещаний, тихо переговаривались, поглядывали на нового замначальника с любопытством – те, которым с ним еще не доводилось близко столкнуться. В помещении чувствовались некоторое напряжение и растерянность. Соколов отчетливо понимал, что оперативники нервничают. Нужно было это пресечь в зародыше, а то нормальной работы не будет. Ну, ничего, сейчас обсудим дела, познакомимся получше, и, дай бог, это напряжение мало-помалу спадет.

В общем-то, оно и понятно. Был себе спокойный городок Медвежий в сибирской глуши, жил не тужил. И тут вдруг повальная наркомания, бандитские разборки, новый замначальника милиции «из большого города», да еще и мэра убили среди бела дня прямо на пороге дома. Такие перипетии кого хочешь заставят занервничать.

Все уже расселись, и только Раткин, покачиваясь всем своим тощим телом, все еще что-то шепотом обсуждал со старшим лейтенантом, поглаживая вислые усы и озабоченно хмурясь. Однако, ощутив нетерпеливый взгляд начальника, капитан кашлянул и быстро сел за стол.

Майору передали бумаги по делу. Сверху лежала схема места преступления. Внимательно ее рассмотрев, Соколов начал собрание:

– Итак, товарищи офицеры, благословясь, приступим. На повестке дня убийство Андрея Вадимовича Меженина. Опрос соседей?

Он окинул присутствующих взглядом, ища ответственного.

– Старший лейтенант Мережко доложит, – отрапортовал Раткин.

Поднялся тот самый старлей, с которым капитан говорил перед летучкой. На вид ему было лет двадцать пять, щеки румяные, как у девушки, большие голубые глаза казались совсем детскими. Видимо, зеленый еще, но, похоже, к делу относится со всем положенным рвением. Майор кивнул ободряюще, и Мережко начал рапорт.

– Ну, все соседи были опрошены, – чуть сбивчиво произнес он. – Убийство было совершено приблизительно в шесть утра, почти все спали.

– Что значит «почти»?

– Двое жильцов показали, что видели убийцу из окна. К сожалению, из-за этого, ну, что из окна глядели, нельзя никак идентифицировать личность преступника.

Святослав приподнял брови. Не такие там высокие этажи, чтобы нельзя было человека в окно рассмотреть. Странно.

– Почему?

– Сверху невозможно определить рост убийцы. И кроме того, убийца был… э-э… – Старший лейтенант замялся, будто не решаясь сообщить что-то, что ему самому кажется глупостью. Но под суровым взглядом начальника и коллег наконец-то закончил: – …в белом балахоне. Видели только… белое пятно.

– В смысле «в балахоне»? – не понял Святослав. – В толстовке с капюшоном?

– Нет. – Голос Мережко звучал не слишком уверенно, но сдаваться он, похоже, не собирался. – В настоящем балахоне, как привидение. – Докладчик изобразил руками, как с плеч спадает ткань до пола, а голову закрывает капюшон. – Все было закрыто, как плащ-палаткой, только белой.

В кабинете загудели голоса – оперативники хотели сразу же обсудить эту странную новость, но Соколов сделал знак, и снова наступила тишина.

Видя, что начальник относится к его словам серьезно, молодой милиционер воспрял духом, и дальше доклад зазвучал более уверенно:

– Тем не менее нами установлено по характеру ударов, что человек этот высокого роста – не менее метр девяносто, – в меру крепкий, правша. Удары нанесены дробящим оружием, предположительно бейсбольной битой – нашли кусочки дерева, – которую он потом забрал с собой.

– Подробности?

– Андрей Вадимович, как установлено, выходил из дома приблизительно в одно и то же время – рано утром, еще затемно. Так что спрятаться за гаражами и подождать его было просто. Нами обнаружено вытоптанное в снегу пространство… – Мережко показал на документы по делу, – …там на схеме отмечено. Убийца дождался Андрея Вадимовича, подошел к нему со спины, нанес пять ударов дубинкой и удалился тем же путем. Дубинку взял с собой, видимо, во что-то ее завернул – капель крови не обнаружено. Собака след потеряла, видимо, преступника подобрала машина.

Старший лейтенант закончил доклад и сел на место. Соколов минуту подумал, раскладывая по полочкам полученную информацию, и остался не слишком доволен.

– Участковый что показал?

– Участковый там – человек уважаемый, – взял слово Раткин. Говорил он без вдохновения, поминутно оглаживая свои усы, а делал это капитан, как заметил Святослав, только когда был не в своей тарелке. Так что многого ждать не следовало. – Андрей Никитич Твердохлебов. Пять лет до пенсии. Переживает очень. Ничего важного не показал. Никаких зацепок.

– Ничего, короче, – вздохнул майор – чего-то подобного он и ожидал. – Что показали допросы Лосева и Тагирова?

Раткин скривился, давая понять, что и здесь успехов не наблюдается.

– Оба в полной несознанке. Разумеется, предоставлено железное алиби. Лось был в клубе «Алмаз». Его там много народу видело, подтверждается. Тагиров проводил собрание своего землячества на территории своего дома. Подтвердили 50 человек. Это может быть и липа, но, скорее всего, что-то было на самом деле.

– Ну, понятно, что они сами не пойдут с битой. Людей их допросили?

– Так точно, – отрапортовал Мережко и собрался было встать, но Соколов ему показал жестом, мол, сиди. Парень кашлянул от смущения и закончил: – Тридцать семь допросов.

– У них круговая порука у всех, – кисло дополнил Раткин. – Тагировские показали, что все как один были на собрании землячества. Лосевские – на территории особняка, где база их ЧОПа находится.

Соколов покивал, обдумывая ситуацию. Да, расследование будет складываться труднее, чем он ожидал. Местная мафия так глубоко корни пустила, что докопаться до них будет ох как не просто. Ну, с другой стороны, не просто же так его прислали в Медвежий. Что ж, покопаем, товарищи преступники, и посмотрим, у кого первого зубы обломаются.

– Агентура что говорит?

Раткин пожал плечами и в который уже раз за сегодняшнее собрание пригладил усы:

– Агентура ничего конкретного не говорит. В основном, что убийство – политическое и что виновны, скорее всего, Лосев или Тагиров. С нами связались от епархии: по храмам на проповедях говорили, что, если кто знает про убийство, пусть сообщат в милицию.

Брови Святослава поползли вверх. Он пока еще никак не мог привыкнуть к тому, что церковь в местном сообществе играет куда большую роль, чем в другом месте. Шрамы на лице майора, будто подыгрывая хозяину, тоже, казалось, приняли удивленное выражение.

– Хм, и это что, работает?

– Работает, – без тени сомнения кивнул капитан. – Как раз после этого соседи и рассказали про балахон. А так – молчали. Но, увы, больше ничего.

– Так. С этим ясно, – подвел итог Святослав, перебирая лежащие перед ним документы. В принципе в рапортах было написано то же самое. Информации – кот наплакал. Да и та вызывает большие сомнения. – Надо по всем версиям работать. Тем более очень уж не вяжется с заказным убийством записка с цитатой из Библии, вот в чем дело. Другая у киллеров эстетика. Так что давайте дальше. Алкоголики. Психи, рецидивисты. Кто на учете состоит в психдиспансере? Наркодиспансере? Тут, кстати, с учетом записки, может это в основную версию превратиться. И с учетом балахона.

– Работа завершена, – сказал Семичастный без энтузиазма. – Допрошено сто семь человек. По психам – полный ноль. У нас их немного, а буйных нет совсем. Так, милые люди, состоящие на учете. Серьезные больные содержатся в лечебнице под строгим надзором. С рецидивистами дело посерьезнее, но опасных по тяжким преступлениям у нас тоже немного. Все допрошены. У шестерых алиби есть, у троих нет. Взяли подписку о невыезде. Только это, скорее всего, гиблый номер – им это ни к чему.

Тут уже тяжелый вздох вырвался не только у Соколова, но и у всех остальных милиционеров. Мистика какая-то прямо с этим убийством – куда ни кинь, всюду клин.

– Прочие рецидивисты? – решил уточнить майор, но без надежды на что-то стоящее.

– Работаем, – буркнул Семичастный. – Пока тоже нет зацепок. По наркоманам – дело серьезнее, у нас их в последнее время много появилось. Но в основном люди жалкие, деградирующие и на убийство неспособные. То есть не в основном даже, а все такие.

Святослав непроизвольно потянулся к своим шрамам, но на полпути осознал это непроизвольное движение и опустил руку.

– Ох, товарищи офицеры, – невесело произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. В памяти некстати всплыли детали его прошлого расследования, а затем дикая боль от пули снайпера. Соколов поморщился. Лицо его стало мрачным. – Это только начало. Будут и убийства, будут и зверства. Уж поверьте мне, бывшему жителю мегаполиса. Сразу нужно гадину раздавить, а то потом разрастется – и сама всех пожрет.

– Да не давится эта гадина! – излишне горячо воскликнул Раткин и, смутившись собственного порыва, тут же понизил голос: – Никак не давится.

Остальные закивали, поддерживая это невеселое мнение. Атмосфера в кабинете замначальника УВД стала совсем безрадостной. Соколов понял, что надо как-то поднимать боевой дух подчиненных, а то не ровен час они совсем руки опустят. В конце концов, надежда у них еще есть. Надо работать.

– Ладно, давайте к делу, – нарушил он тягостное молчание. – Если это заказное политическое убийство, то очень велик шанс висяка. Если это что-то другое, то шанс найти убийцу есть и он очень велик. Давайте дальше. Родственники, сослуживцы, друзья?

Снова ответил капитан Семичастный:

– Опросили всех, кого можно. Врагов не было. Отмечены неприязненные отношения с замглавой администрации Сковородько… – На секунду он замешкался, а затем закончил с досадой: – Ну, теперь он глава уже.

– А это значения не имеет, – спокойно возразил Святослав. – Глава – не глава, виновен – будет отвечать.

– Это вы опрометчиво, товарищ майор, – возразил Раткин, хмурясь. Из-за этого ранние морщины на лице сорокалетнего опера прорезались глубже и сделали его старше лет на десять. – У нас ведь Сибирь! Городской глава тут – царь и бог! Да и подозрения подозрениями, но ничего больше. Он вообще из города на неделю уезжал.

– Контакты у него были с криминальными группировками?

Тут кабинет наполнился невеселым смехом.

– Еще какие! – констатировал Семичастный, откашлявшись. – С Лосевым он каждый день в клубе этом лосевском отрывается, в «Алмазе», или в сауне по пятницам. Ну и от Тагирова подношения получает, это тоже вне сомнения. Потому мы никак наркопритон тагировский закрыть не можем – Сковородько на нас давит постоянно, говорит, что это дискриминация, что мы хотим этот этноцентр уничтожить, и все такое прочее.

Выступление коллеги подхватил Раткин:

– И Андрея Вадимыча он убедил, что не надо этого делать. Что не толерантно это! Вот как! Теперь даже, если что и найдем, все равно его свалить не удастся.

Все закивали с кислыми минами, но тут же перестали, когда майор обвел их суровым взглядом. Сдаваться он не собирался.

– Свалим, – уверенно заявил Соколов. – Свалим, ребятушки. Только найдите. Я уверен, что если это заказуха, то свалим так, что пыль до Москвы долетит.

Он снова обвел свою команду взглядом, стараясь передать им хоть малую толику своей решимости. Некоторые кивнули в ответ. Некоторые – нет. Но все-таки безнадега из глаз милиционеров понемногу уходила. Это хорошо.

Святослав с нажимом повторил:

– Только найдите. Агентуру подключите. Опросите всех участковых по поводу залетных. Особенно рецидивистов. Для такого убийства особой квалификации не нужно. Найдем, ребята. В первую очередь давайте все-таки на основной версии остановимся. Все про людей Лосева и Тагирова. Все: где были, что делали, что думали.

– Сковородько препятствует расследованию, – сказал Раткин, все еще сидящий мрачнее тучи. – Лосев – депутат, Тагиров – нацменьшинство.

– Завтра я с ним очень серьезно поговорю, и эти препоны отпадут. Это я вам обещаю, – твердо заявил майор и пристально посмотрел на подчиненного. Капитан поначалу стушевался, но потом, будто поверив начальнику, приосанился и стал выглядеть менее подавленным.

– Ну, все, пора заканчивать совещание, и так уже поздно, – подытожил Соколов. – Завтра жду вас в это же время. С результатами работы. Ответственный по людям Тагирова – капитан Раткин, по людям Лосева – капитан Семичастный. По наркоманам – капитан Сизов.

– Но… – начал Раткин и осекся, напоровшись на ледяной взгляд замначальника.

Тот буквально впился взглядом в глаза подчиненного и отчеканил:

– Товарищ капитан, повторить приказание?

Раткин стушевался и решил оставить свои возражения при себе:

– Есть завтра с результатами работы.

Святослав кивнул и, когда милиционеры потянулись на выход, наконец-то закурил.

Глава 14

Воздух вокруг наполнен криком, кричат заголовки газет, кричат ведущие на телевидении, захлебываясь пеной, кричат и грохочут стаканами на закопченных кухоньках, в подземельных темных кабаках. Тычут пальцами в бледное небо, выпучивают глаза… Да только не туда вы все смотрите! Не о том вы кричите! И от того крик ваш как воронье карканье, испуганное, бестолковое. Милиция роет и копает, ищет ответы, но только глубже зарывается в сырую грязь. Потому что и она слепа. И любой из вас слеп, потому что Господь не осеняет путь ваш своим сиянием.

Но я… Я вижу отблеск этого сияния, я как одноглазый, ведущий слепцов прочь от пропасти. Я направлю вас, я покажу, где копать, где искать истинного врага.

Вы обращаетесь на князей человеческих, на тех, в чьих руках власть и меч. На тех, кто смотрит на вас из слепых черных окон дорогих автомобилей. Вам кажется, что они правят вашей жизнью и на них нужно обратить свой взор. Но нет.

Я говорю вам: страшитесь больше всего оборотней и перевертышей, тех, кто при свете дня скрывается под овечьей шкурой, а внутри суть волки хищные, что в ночи рыщут, оскалив клыки в поисках невинной души на растерзание. Это их должно покарать первыми, на них должен обрушиться гнев праведный. Они самые страшные враги человеческие, и чтобы увидеть и заметить их, нужно, чтобы взгляд был способен проникнуть в самую душу, разглядеть там копошащихся гадов!

Я все вижу! Я смотрюсь в этот город, словно в зеркало, и все отражения в нем – мои. Я чувствую страх и беспомощность каждой жертвы, чувствую злость, бешенство и затаенный страх палачей. Упоение убийцы, обезьянью похоть насильника, бессильный гнев праведника, биение темной крови города, глубоко под промерзшей землей. Это и моя кровь тоже, я чувствую ее вкус, копошусь в ней бледным могильным червем, и я же взираю сам на себя сверху огромным, всеобъемлющим оком Господа…

Время мое на исходе. Мне все сложнее собирать себя воедино, удерживать силы, которые разрывают меня, тянут в разные стороны, сражаются внутри меня, потому что я сам собственная противоположность. Но прежде чем я перестану существовать, я должен успеть спасти этот город. Очистить его от хищных зверей в человеческом обличии, которые наполняют тьму. Но как мне использовать свою силу? Какое оружие мне выбрать?

Меня пытали… Я знаю, что такое боль. Должен ли я показать врагам своим этот океан боли? Должен ли я пытать их, чтобы они почувствовали хотя бы толику страданий, которые пережил я? Убийца убийц и мучитель мучителей обретет ли спасение? Кто даст мне ответ? Только ты, Господи, всесущий, всевидящий и всеведающий, отец небесный, отец мой.

Дай мне ответ! Направь меня, открой истину сокрытую, покажи знак тайный, только нам с тобой понятный!

Я должен знать, должен быть уверен, что это ты ведешь меня своей твердой рукой, как пастух ведет собаку свою, чтобы та оберегала овец, а волкам перегрызала глотки. Но разве я сильный страшный волкодав? Разве я сторож брату своему? Или я сам овца, которая нуждается в стороже?

Я запутался и раздвоился, Господи, я и то и другое. Я с разбитым черепом лежу у разоренного алтаря, и я же братоубийца, склонившийся над трупом. Я слышу голос отца: «Каин, где брат твой Авель?»

Глава 15

– Короче, я опять завалился, так получается?

Соколов изо всех сил старался сдержать злость и досаду. Криками здесь ничего не добиться. Этот упырь только похихикает про себя, а ты, Славик, будешь выглядеть последним идиотом. «Он начальство. А к начальству нужно относиться уважительно», – повторял про себя, как мантру, Святослав. Это правило еще в академии в него вдалбливал полковник Патрин. Хорошо вдалбливал, до спинного мозга, до основания. Однако в сложившихся обстоятельствах по основанию быстро расползались трещины.

Майор слышал, что его голос начинает звенеть и скрежетать. Еще немного, и он откровенно сорвется на крик… И расскажет этому вонючему козлу все, что он думает на его счет.

Нет! Так нельзя. Это тупиковый ход.

Милиционер несколько раз провел по своей экстремально короткой прическе, глубоко вздохнул и попытался снова воззвать к порядочности собеседника… Хотя, конечно, вряд ли эта гнида в курсе, что сие слово означает в принципе. Тем не менее попытка, как говорится, она попытка и есть.

– Я ж обещал, что насильника накажут, – с нажимом на слово «обещал» произнес Соколов. – А им ничего не будет! Я людям обещал! Товарищ Сковородько, я прошу вас! Ведь в СИЗО сидит преступник! Зачем его отпускать? Только закон нарушать и народ злить!

– Ты, майор, не кричи, – раздался в ответ из черной телефонной трубки скрипучий голос. Казалось, будто старая несмазанная дверь отвратительно скрежещет, срываясь временами на пронзительный визг. – Я тебе сразу сказал, что надо и что не надо.

Майор готов был поклясться, что нынешний глава администрации в эту самую секунду рисует бесформенные каракули в своем настольном блокноте и даже не особо слушает, что говорит ему собеседник:

– Лосева и Багирова не трогай. Их людей не трогай. Лучше настоящих преступников ищи. А их не трогай.

– Да я их даже допросить толком…

– Ищите настоящих преступников! – грохнуло в ответ, и пошли короткие гудки.

Соколов в сердцах бросил трубку на аппарат с такой силой, что она подскочила и упала на стол.

– Сука!

С усилием втянув воздух в легкие, чтобы хоть немного остудить обуревающий его гнев, Святослав вернул трубку на рычаг.

И телефон тут же зазвонил. Да какого хрена?! Кого там еще несет?

– Да! – гаркнул он в микрофон.

На том конце провода сначала воцарилась тишина, а затем зазвучал голос, в котором отчетливо слышались нотки растерянности:

– Святослав Иванович… Это я, отец Роман.

– Что случилось? Слушаю! – вздохнул майор. Ему стало стыдно, что он сорвался на ни в чем не повинного человека, да еще и помогающего следствию.

– Святослав, у нас в монастыре… – священник сделал долгую паузу, явно подыскивая нужные слова, а затем выплеснул на одном дыхании: – …жестокое убийство. Скорее всего, ритуальное.

У Соколова на сегодня запас эмоций уже кончился, поэтому он только плотно прикрыл глаза и еще раз глубоко вздохнул:

– Еще чище! Давай подробности. Выезжаем сейчас же. Кто, когда… Ничего не трогайте.

Пока он так говорил, пальцы автоматически набрали на кнопках внутреннего телефона нужный код, и, услышав с той стороны ответ, майор отдал распоряжение:

– Опергруппа – на выезд! Убийство.

Тем временем отец Роман его заверил:

– Нет, мы ничего не трогали. И охрану выставили. А убили нашего трудника… бухгалтера Алешу…

Глава 16

Монастырское подворье засыпал недавно начавшийся снежок. Тускло светили фонари, выхватывая из темноты бревенчатые и оштукатуренные стены построек, каменные дорожки. Выглядело все это как декорации исторического фильма. Или ужастика.

Соколов повернул руль, въезжая во двор через распахнутые ворота, и нажал на тормоз, всматриваясь в плохо освещенную территорию монастыря.

– Вот сюда вам, сюда! – раздался невесть откуда полный волнения голос, и в свет фар выбежал монах в одной черной рясе. Чуть поодаль другой монах тащил под уздцы черную лошадь, запряженную в небольшие сани. Лошадь сопротивлялась и фыркала.

– А ну, давай показывай, – кивнул сквозь лобовое стекло милиционер.

– Вон там, где свет горит, домик! Там Леша наш живет… жил…

Палец монаха ткнул в сторону. Бедняга явно был в шоке: руки у него тряслись, на лице застыло паническое выражение. Впрочем, те обстоятельства, которые привели сюда замначальника УВД, всегда оказывали на нормальных людей такое действие… Потому что подобного не должно происходить. Но происходит. И это страшно.

В такие минуты Соколову было жаль, что он ничем не может помочь и успокоить. Наоборот. Его профессия требовала, чтобы он как можно дальше отстранялся от эмоций, игнорировал их, а нередко и эксплуатировал, оказывая влияние на свидетелей и подозреваемых. Ничего не попишешь, такие обязанности.

Так что, кивнув в ответ на жест монаха, Святослав просто повернул руль и слегка нажал на педаль газа. «Волга» буркнула пару раз и послушно покатилась в нужном направлении.

Остановив машину, майор вышел и осмотрелся. Прямо перед входом в маленький одноэтажный домик застыли несколько монахов. Глаза у них были прикрыты, и, судя по обрывкам слов, которые успел услышать милиционер, направляясь к входной двери, они читали молитву.

Внутри царил полумрак. Пахло церковными благовониями и горящим деревом. В малюсенькой прихожей на табуретке сидел старец в рясе, с длинной белоснежной бородой. Когда под ногой Соколова скрипнул порожек, он повернул голову и посмотрел на гостя светлыми безмятежными глазами. Святослав почему-то почувствовал себя здесь совершенно неуместным и, смущенно кашлянув, представился:

– Майор Соколов, начальник уголовного розыска.

– Здравствуйте, здравствуйте! Я отец Антипа, духовник монастыря. – Пожилой монах поднялся и склонил голову в легком поклоне. – Вот ведь горе-то у нас какое… Убили Лешу. Да зверски-то как…

– Там? – указал глазами милиционер на приоткрытую дверь в глубине домика. Оттуда в прихожую проникал дрожащий свет свечей, а заодно и басовитый голос, читающий что-то нараспев.

– Да. Там сейчас отец Роман. Молитвы читает. Мы не трогали ничего, но там… жутко, конечно. Всего выпотрошили. И кровью измазали. Там все в крови… Не знаю, кто способен на такое…

Отец Антипа сокрушенно покачал головой и перекрестился, будто отгоняя от себя страшный морок. Святослав покивал в ответ на слова священника, непроизвольно провел пальцами по своим шрамам – это движение возникало само собой, когда он нервничал, – и вошел в келью.

Внутри сильно пахло кровью. Так сильно, что даже привычный к этому запаху майор на миг замер. Однако профессиональные рефлексы быстро взяли верх над телесной реакцией, и он быстро осмотрел помещение цепким взглядом.

Комнатка совсем небольшая, метров двенадцать-тринадцать. У окна – заваленный бумагами письменный стол, рядом – большой сейф старой модели. Справа от двери разобранная кровать – хозяин либо не застелил ее с прошлой ночи, либо встал навстречу убийце прямо из-под одеяла. В правом дальнем углу – икона с зажженной перед ней лампадкой. У иконы на коленях стоял отец Роман. Голова его была опущена на грудь, руки сложены. Периодически он осенял себя крестным знамением и негромко читал молитву.

А слева, в противоположном от священника углу… Губы Соколова сжались в белую нитку… Там лежало тело худощавого длинноволосого мужчины. Что-то еще о нем сказать сейчас было сложно, потому что труп походил на результат нападения бешеного зверя, а не на останки человека. Живот – от самой шеи до паха – был распорот, внутренности вывалены на пол отвратительной кучей. Кровь, как жуткое багряное покрывало, оттеняла весь угол, включая само тело и пол. В начинающихся сумерках мало что можно было нормально рассмотреть.

Соколов сделал несколько шагов в направлении покойного. Скрипнул деревянный пол, отец Роман повернул голову. Посмотрев на милиционера, он кивнул, закончил молитву и поднялся с колен.

В очередной раз Святослав подивился богатырскому телосложению настоятеля – тот был минимум на две головы выше его самого и вдвое шире в плечах.

Отец Роман взял деревянный посох (судя по габаритам, тот вряд ли подошел бы кому-нибудь другому) и указал на дверь.

Они вышли в прихожую. Несколько мгновений постояли молча – каждый старался как-то переварить увиденное. Первым заговорил Соколов. Он извлек из кармана свой излюбленный блокнот с заметками, открыл его на чистой странице. Привычные действия позволили ощутить контроль над ситуацией, и на душе стало немного спокойнее.

– Давайте я с вами сразу побеседую, пока опергруппа не подъехала, – начал он. – Чтобы время не терять. Может, по горячим следам что-нибудь и сделаем. Расскажите, где вы были, что видели? Что думаете?

Великан покивал, посмотрел долгим взглядом на отца Антипу и сказал:

– Позвольте, я начну. Я во многом виноват в этом убийстве!

– Отец Роман, ну что вы… – попытался возразить ему монастырский духовник, но тот был непреклонен.

– Да, я! Я! Я игумен монастыря. Настоятель! И вместо того, чтобы сразу, с момента рукоположения начать жить с братией, познакомиться, жить их сердцами, я, погрязнув во прелести, отправился в пещеры и молился все это время.

– Отец Роман, ну так же и я виноват… – не собирался уступать старик, однако реакция настоятеля его явно шокировала – он ожидал совсем другого. Отец Роман глянул на него осуждающе и провозгласил:

– Конечно, виноваты. Да, отец Антипа! Вы духовник, лекарь душ человеческих. Вы должны были знать, что что-то у нас неладно. Должны были предотвратить!

Отец Антипа сделал шаг назад, распахнув свои светлые глаза, полные ужаса и обиды:

– Не судите, не судите, отец Роман, да не судимы будете.

– Буду судить! – отрезал богатырь непреклонно. – И сам буду судим, потому что не остановил руку убийцы! Потому что, вместо того, чтобы быть с братией, я целых три дня в пещерах просидел. Пытался молитвой спасти монастырь. Три дня назад словом пытался спасти людей от греха убийства. Нет, не спас! Не спас! Пришло время, когда не словом Божиим надо защищать людей, но делом! О том отец Иона и говорил!

Произнося свою пламенную речь, отец Роман подходил к духовнику все ближе, а посох его постукивал все громче. Соколов понял, что оба отца сейчас на грани срыва и произойти может всякое. Чтобы не допустить этого, он решительно ступил между ними:

– Так, все, хватит. Давайте с этим бичеванием на исповедь. Мне факты нужны.

Монахи словно очнулись, со стыдом взглянули друг на друга и смиренно опустились на табуреты, стоящие у небольшого столика. Майор вытащил из кармана диктофон, включил его, положил между монахами и тоже сел.

– Кто где был, и о покойном тоже. Протокол я потом оформлю, сейчас время дорого.

– Алексей Никитский не монах. То есть не монах, – первым заговорил отец Антипа, усердно избегая встречаться глазами как с настоятелем, так и с милиционером. Видно было, что он расстроен, и обижен, и напуган, и все одновременно. Но вместе с тем говорил старик четко и собранно: – С нами он недавно. Года не прошло. С января прошлого. Он сам из Красноярска, кажется. Пришел к нам вроде как трудником, но сослался на слабое здоровье и предложил с бухгалтерией помогать. А к нам как раз проверки из епархии зачастили – отец эконом с бухучетом совсем не справлялся. Ну, вроде наладил он у нас всю отчетность эту, компьютер поставил. Вон, придумал музыку на пластинки записывать и продавать. При детдоме предложил основы экономики для ребятишек читать. Детям вроде нравилось. У нас где еще экономике-то поучишься? Они к нему даже сюда заходили, он математику им помогал делать, у кого не ладилось.

– Братья Закон Божий читали, а он предложил еще и экономику, и математику, – подтвердил слова духовника отец Роман.

По ходу разговора заметно было, что оба священника понемногу приходят в себя. Насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. Голос отца Антипы немного окреп и перестал дребезжать от напряжения:

– Да и в исповедях… Я, конечно, тайну открыть не могу, но скажу, что там ничего такого не было… Послушником он не был, так и жил здесь особняком, в этом домике. Мы вроде и не противились – помогал он нам с бухгалтерией.

– Да не должно такого быть! Не должно! Он же не послушник! – возмутился отец Роман. Однако Соколов не дал ему разойтись, задал духовнику следующий вопрос:

– А деньги он где хранил?

– В сейфе. В келье у него стоит.

– Закрыт, я посмотрел, – добавил настоятель.

Соколов кивнул и, сделав еще несколько пометок в блокноте, обратился к отцу Роману:

– А про само обустройство монастыря расскажите. Кто мог войти сюда? Где кто живет? И где вы сами были?

– Я в пещерах был. – Отец Роман пожал плечами. – Молился. Это еще от первых подвижников осталось. Дело-то в чем: мне, когда я еще у себя жил, приснился старец – отец Иона, прошлый наместник монастыря. Он мне и сказал, чтоб я ехал сюда, сменил его. Потому что будет много крови и что нужно ее остановить. И я, ничтоже сумняшеся, сразу отправился в пещеры Бога молить остановить кровопролитие…

Лицо великана сделалось отстраненным, бледным и пустым. Он поглядел ничего не выражающим взглядом куда-то вдаль и закончил:

– А оно только началось. Здесь во всем городе в воздухе смерть витает.

Святослав с отцом Антипой переглянулись. Милиционер решил не обращать пока внимания на странные слова настоятеля и попытался сгладить впечатление от них, излишне бодро заявив:

– Так. Ну, надо остановить! Надо. Остановим!

Но прозвучало это странно и наигранно. В итоге он смущенно кашлянул и снова заговорил о насущном:

– Давайте про монастырь.

– Ну что, – опять взял слово пожилой духовник. – Братии всей у нас немного – пятьдесят четыре человека. Они все живут вот тут – за воротами. В десять вечера ворота закрываются…

– Ну, я нарочно сейчас посмотрел, там забраться через забор и ребенок сможет.

– Ну да, сможет, конечно. Так вот, вся братия живет в одном здании, каждый в небольшой келье. Есть еще пещеры. Там раньше схимники жили. Там и мощи покоятся. Но сейчас там никто не живет – заброшены они, да и духу не хватает.

– Веры. Веры, а не духу! – опять вклинился настоятель, качая головой.

Отец Антипа не стал спорить и покаянно потупился:

– Так и есть – маловерные мы.

– Хватит, уймитесь, – не выдержал уже Соколов и сам уставился на отца Романа осуждающим взглядом. Совсем рехнулись святые отцы со своими обвинениями. Пусть без него друг другу бороды рвут, а сейчас поважнее занятие есть. – Отец Антипа, продолжайте.