Текст книги "Руигат. Схватка"

Мастер еще некоторое время постоял, расслабленно разглядывая продолжающуюся внизу деловую суету, а затем двинулся в сторону спального помещения своего нового подразделения.

Уже завалившись на кровать, он закинул руки за голову и задумался над тем, что все, что они делали на Оле до того момента, пока он не встретил этих бандитов, было лишь подготовкой. Подготовкой к самому главному. К тому, ради чего и родились «руигат». И вот это самое главное скоро начнется. Скоро. Возможно, уже завтра…

Глава 5

– Ну что, гаденыш, наелся?

Смач с трудом приподнялся на дрожащих руках и сплюнул землю, которой набили его окровавленный рот, затем собрался с духом и рывком сел, едва не застонав от волны боли, резанувшей избитое тело.

– Ты гля… еще шевелится! – удивился бандит. – Ну ща я ему…

– Хватит, Шалый, – остановил его более грубый голос. Почти бас.

– Будяк, – возмущенно вскинулся бандит, – да он же…

– Ежели ты его сейчас грохнешь, то его недельную долю в общак с тебя брать будем, понял?

Это заявление заметно снизило возмущение бандита, но сразу он не сдался:

– Так что, мы теперь будем спокойно терпеть, когда «вольняшки» на нас рот разевать станут?

– Ты ему и так уже достаточно навалял. Еще пару раз двинешь – сдохнет. А чем для тебя это окончится – я тебе уже сказал.

– Да я че, хватит – так хватит, – пошел на попятный мучитель Смача, после чего картинно сплюнул ему на разбитое лицо и засунул дубинку в кольцо на поясе.

– А тебе, «вольняшка», я так скажу: еще раз вякнешь насчет справедливости – не пожалею одной доли и дам Шалому тебя прикончить. – В грубом басе появились оттенки удивления. – Вот ведь все вокруг всё понимают – и старосты, и хозяева, и даже девки из борделя, а этот утырок вздумал справедливости искать! Ну не кретин ли?

Стоявшие вокруг бандиты глумливо захохотали. Но, к глухой ярости Смача, не только они. Все остальные, столпившиеся на этом пятачке, почти свободном от развалин, тоже присоединились к хохоту бандитов. Угодливыми, дребезжащими голосками, испуганно, смущаясь, но хохотали. Смач попытался стиснуть зубы, но едва не вскрикнул от боли в разбитом рту. Эти идиоты разве не понимают, что новый сбор обрекает их не просто на нищету, а на настоящий голод! Ведь им же придется отдавать две третьи найденной добычи! А то и более. Потому что если раньше часть добычи обменивалась по бартеру, теперь все придется нести в скупку. И естественно, при таких объемах скупки цены упадут. И как выжить?

– Значит так, повторяю – руку монет в неделю с каждого взрослого. И по два пальца с иждивенца. Других настолько тупых нет?

– Не… нет… нет таких… – загомонила толпа. Отчего Смач застонал и прикрыл глаза.

– И не советую в бега удариться! За каждого сбежавшего – штраф на всех в пять монет. На всех, понятно? И доля сбежавшего также будет разложена на всех!

После чего до сидевшего с прикрытыми глазами Смача донесся хруст щебня под ногами уходивших бандитов.

– Ну как ты? Сильно болит?

Смач открыл глаза. Рядом с ним присела на корточки Мисуль. Она смотрела на него встревоженным взглядом. «Вольняшка» скривился и осторожно пощупал языком зубы. Вот уроды! Похоже, выбили еще два. У Смача и так не хватало трех зубов. Один выбили еще в детстве, а еще два он потерял, уже когда начал ходить в дальние рейды…

– Мисуль, а ну отойди от этого!

Лицо девушки исказилось, и она, чуть повернув голову, презрительно бросила за спину:

– Ага, как же, разбежалась!

– Я тебе что сказал! – заревел отчим Мисуль. Девушка резко выпрямилась и развернулась, сердито уперев руки в бока и набирая воздуха в легкие. А Смач снова тоскливо прикрыл глаза. Ну, сейчас опять начнется…

Роскошные свары, которые устраивали юная звезда местного борделя Мисуль и ее отчим, славились на все Писонды, как именовалось это поселение «вольняшек». В принципе, отчим, дюжий мужик с длинными руками и тяжелыми кулаками, вполне был способен хорошенько проучить свою приемную дочь. И ранее совершенно не стеснялся это делать. Но стоило Мисуль податься в проститутки, как все изменилось. Когда после изменения статуса падчерицы отчим «поучил» ее по старой привычке, ему тут же хорошенько прилетело от вышибал мамаши Пунгну, хозяйки борделя. Мисуль, которая вследствие своей юности и симпатичного личика, а также горячего природного темперамента, занималась работой с удовольствием и даже с огоньком, мгновенно выбралась в топ местного «списка шлюх». И когда она объявилась на работе обезображенная синяками и ссадинами, это резко снизило ее, так сказать, рыночную привлекательность и нанесло бизнесу бандерши серьезный финансовый удар. Да и не только ее. Потому что бордель являлся одним из немногих заведений Писонды, через которое в казну поселения тек тонкий ручеек реальных денег. Ибо подавляющее большинство других, ну… назовем их – местными предприятиями малого бизнеса, работали в основном по бартеру: «тошновка» за «пищевые картриджи», стирка и штопка за «тошновку», и так далее. Так что в том, чтобы доходы борделя росли либо как минимум не снижались, были заинтересованы непосредственно староста и, пусть и опосредованно, остальные жители. Вследствие чего «вразумление» отчима Мисуль прошло при полном взаимопонимании и моральной поддержке всего населения Писонды.

С первого раза отчим изменившийся расклад не осознал. Нет, кое-какие выводы он сделал и уже старался бить «аккуратно», чтобы «на лице синяков не оставалось». Но ему было повторно внятно объяснено, что у шлюхи рабочий инструмент не только лицо, но и все тело. Так что если до уважаемого еще не дошла его неправота, то мамаша Пунгну готова перейти к превентивным действиям, заключающимся в том, что отчиму Мисуль перестанут давать в местном баре какое бы то ни было горячительное. Что бы он на обмен ни предложил. А вот этого душа «вольного искателя» перенести никак не смогла. Поэтому отчим Мисуль зажал всю свою волю в кулак и… сумел-таки перебороть собственное естество, теперь наезжая на падчерицу только словесно. Но девушка была бойка на язык, что вкупе с ее горячим темпераментом сделало ее перепалки с отчимом одним из популярнейших развлечений для всего поселения. Но Смачу сейчас было совершенно не до наслаждения разворачивающимся представлением. Но, слава богам, у него была возможность остановить его. И он ею воспользовался.

– М-м-м-ы… – тихо простонал он, и Мисуль, уже совсем было собравшаяся закатить отчиму роскошную истерику, мгновенно заткнулась и, склонившись к Смачу, встревоженно вскрикнула:

– Что, совсем плохо? Давай я тебе помогу. Вот, цепляйся за меня! Давай вставай…

– Давай я тоже помогу, – пробасили рядом. Смач покосился на произнесшего эти слова и скривился. Это подошел староста. Да пошел он со своей помощью! Раньше надо было думать, а сейчас что? И ладно он, Смач ему, вполне возможно, повезет и он сдохнет от полученных травм быстрее, чем от голода. А остальным-то что делать? Руку монет в неделю с каждого взрослого. Да где их взять-то?!

Деньги были вещью, оставшейся со времен до Смерти. Причем вещью целой! А такие редкости ценились даже не потому, что они имели какую-то практическую ценность, а сами по себе. Так что их обычно прибирали те, кто мог силой подтвердить свое право обладать чем-то, чего желали и другие. Подавляющее же большинство людей держали в своих руках монеты только несколько раз за всю свою жизнь, вполне обходясь в остальное время прямым обменом. И вот теперь эти уроды, прикрываясь тем, что они понесли серьезные потери в столкновениях с бандой Камуярзки и им нужно срочно восстанавливать силы, обложили их поселение столь невообразимой данью. Руку монет в неделю… Уму непостижимо! И этот смердяк, который побоялся даже слово вякнуть против подобного беспредела, теперь предлагает помощь…

– Уйди, – глухо прошамкал Смач разбитым ртом.

– Зря ты так, – прогудел староста. – Сам же видишь – что мы могли сделать-то? Куролесы двумя дюжинами пришли! Куда тут рыпаться-то?

– Да хоть тремя, – упрямо прошамкал Смач. – Если бы мы все уперлись – они бы точно пошли на попятный. А так – передохнем от голода, старый дурак.

– Ничего, у нас кое-что есть в кассе поселения, так что какое-то время протянем. Ну не будут же они долго сохранять такой налог. Ведь совершенно же ясно, что…

– Будут.

Староста резко развернулся. У дальнего края расчищенной площадки, вмещавшей всех жителей Писонды, на которой и состоялись все вышеупомянутые «договоренности», нарисовалось несколько новых действующих лиц. Причем с одним из них Смач был знаком…

Он тогда копал у «Гнилых зубов», как именовали группу развалин, отделенную от того района Руин, на окраине которых находилось их поселение, широкой полосой зарослей. Что там располагалось во время до Смерти – никто не знал, но народу там погибло – туча. Даже сейчас, спустя столько времени, нижние полуобрушенные этажи огромных зданий были заполнены обглоданными человеческими костями. Мангусты в поисках пищи были способны забираться в такие щели…

Особенной популярностью «Гнилые зубы» не пользовались. Потому что копать тут было слишком рискованно. Особенно в одиночку.

Во-первых, развалины были опасны сами по себе. Конструкция зданий изобиловала массой внутренних открытых пространств и высоких залов, что вкупе с впечатляющей прочностью строительных материалов, используемых во времена до Смерти, к настоящему моменту привело к тому, что было совершенно невозможно предсказать, как, когда и какие обрушения произойдут в «Гнилых зубах». Ты мог годами ходить копать в одно и то же место, обследовав его до последней трещины, а в один прекрасный день вроде как непоколебимо устойчивая бетонная плита перекрытия внезапно трескалась и обрушивалась вниз, увлекая тебя за собой. Или подобная же плита внезапно прилетала сверху. А то и не плита, а целый этаж, до сего момента вроде как успешно противостоявший даже ураганным ветрам, которые в этих местах случались не то чтобы каждый день, но вполне себе часто.

Во-вторых, угроза таилась в той широкой полосе зарослей. Она не была некой изолированной территорией, а являлась длинным языком разросшейся растительности, берущим свое начало в Сумрачном лесу. А этот лес был буквально переполнен всяческими весьма опасными тварями… Некоторые старики рассказывали, что когда-то давно, до Смерти, это был вовсе не лес, а специально высаженный парк со специально же устроенным в нем зверинцем. И предназначались они для того, чтобы люди могли «гулять» и «наслаждаться видами» природы, а также всякими экзотическими зверями и птицами. Но все понимали, что это все только стариковские сказки. Ну глупость же несусветная! Ну скажите, какому идиоту придет в голову специально высаживать лес? Да его вырубать потом замучаешься! Ну, если нужно подобраться к какому-нибудь старому, еще некопанному завалу или расчистить кусок под посадки… Во-вторых, если даже какой-то чокнутый и сотворил подобное – это сколько же нужно рабочих рук, чтобы все это сделать? Чем их кормить? Как им платить? Где им спать-то, в конце концов? Уж от такой-то прорвы людей точно должны были остаться даже не сотни, а тысячи нор… А где они, скажите на милость? Так что Смач в подобные россказни не верил. Как и большинство других здравомыслящих людей… И вот оттуда, из Сумрачного, и заносило временами в заросли таких тварей, которым не то что одинокий «вольняшка», а и хорошо вооруженный патруль банды на один зуб. Были уже случаи – и не один…

Ну и в-третьих, промышляющих в «Гнилых зубах» поджидал и весь обычный набор опасностей для тех, кто оказался в Руинах за пределами организованных поселений, – от налетов чужих банд до вечно голодных подростковых кодл, постоянно ищущих, чем бы поживиться, и всяких шакалов из числа самих недобросовестных «вольняшек». Причем вследствие сильной отдаленности «Гнилых зубов» от мест проживания людей и, соответственно, намного большего времени, требуемого на дорогу, уровень даже этих, вполне себе привычных рисков был значительно выше обычного.

Но Смач незадолго до этого сильно поцапался с Карыем, дедом, державшим в кулаке бригаду из шести «копачей», трое из которых были его сыновьями, двое зятьями, а еще один – то ли тоже какой-то родственник, но дальний, то ли вообще приблудный. Поэтому выдвигаться копать куда-то поближе к дому Смачу некоторое время было опасно. Не дай боги пересечется с мужиками Карыя где-то на узкой дорожке в глухом месте… Вот он и ушел куда подальше.

Та вылазка его порадовала. Ну, поначалу. За то время, пока он не был в этих местах, произошла парочка обвалов, отчего в одном месте открылся проход в ранее никем не тронутый отсек. Ну как открылся… Поработать, конечно, пришлось. Но Смач был уже достаточно опытным «копачем», чтобы знать, куда рыть и как наносить удары киркой по обломкам, чтобы она не застряла и не отлетела назад, засветив незадачливому работнику по лбу. Так что к тому участку он пробился довольно быстро. И не пожалел. Нет, никаких неразграбленных складов, как это обычно рассказывается во всяких легендах об удачливых «копачах», он тут не нашел – открывшийся объем, похоже, когда-то являлся всего лишь пролетом лестницы, с помощью которых живущие до Смерти переходили с одного уровня своих огромных строений на другой. Но Смерть застала часть людей прямо в этом пролете. И их останки до Смача никто не нашел. Ну, кроме, мангустов. Поэтому, несмотря на то, что косточки умерших были обглоданы до надкостницы, все несъедобное, что было на них надето, а также хранилось в женских сумочках, карманах, висело на поясах либо на шее, тускло поблескивало в ушах и на пальцах, осталось на месте и теперь стало добычей Смача.

Нет, так уж просто не было. Покопать пришлось, и солидно. Поскольку часть стен и перекрытий обрушилась, да и сами люди, похоже, в момент смерти пытались забиться куда поглубже. Ну и мангустовым дерьмом все было засыпано изрядно. Но такая добыча того стоила…

Покинуть «Гнилые зубы» до того, как начало темнеть, Смач не успел. Увлекся. Да и как ни крути, когда приваливает такая удача, надо сразу же выгребать все, до чего сможешь дотянуться. Особенно одиночке. Иначе уже завтра вскрытое тобой захапает куда более многочисленная и сильная бригада, и все, что ты не сумел забрать, достанется им. А куда деваться? Это – Ола. Здесь каждый сам за себя… Так что Смач копал, копал и копал, пока еще был шанс хоть что-то различить в сгущающихся сумерках. И лишь когда стемнело настолько, что уже не получалось разглядеть пальцы на вытянутой вперед руке, он наконец выбрался наверх.

В кромешной тьме сортировкой добычи заниматься было бессмысленно. Если уж так свербело, что не было сил дотерпеть до дома, стоило подождать, когда взойдут Глаза. А пока надо хотя бы начать двигаться в сторону жилья. Потому что всем было известно, что ночевать в «Гнилых зубах» было в разы опаснее, чем шляться здесь днем.

Из развалин он выбирался порядка часа. Идти приходилось буквально на ощупь, ну, если не было желания сломать ногу и сдохнуть. Так что до полосы зарослей он подошел к тому моменту, когда восток уже посветлел, давая сигнал, что Глаза на подходе.

Те же выжившие из ума старики, которые плели всякие байки о Сумрачном лесе, рассказывали про Глаза, что это де остатки специального зеркала, когда-то установленного наверху людьми, чтобы освещать промышленные поля. Просто во время Смерти в них несколько раз попали «желтоглазые», и огромное полотно из зеркальной пленки, натянутое на легкую ферму из композитных трубок, оказалось разорвано на несколько кусков. Часть из них, на котором двигатели ориентации вышли из строя, потом упала, а та парочка, которую теперь именуют Глаза, сохранила свои двигатели, которые и сумели стабилизировать их орбиты… Ну не идиоты ли?! Зеркала, пленки, орбиты… Вот же все – перед глазами. Ну, разуй зенки и посмотри внимательно! Левый глаз – широко открытый, смотрит внимательно так, строго, а правый прищурился. Ну, подойди к своему собственному зеркалу и, если уж слов не понимаешь, взгляни на свою рожу. Похоже? Так чего всякую муть-то придумывать?! Все ж видно…

Передохнув пару минут и одним глотком допив то, что оставалось во фляге, Смач закинул на плечо узел с увязанной добычей и осторожно, стараясь не особенно хрустеть щебенкой, двинулся в глубь зарослей. Конечно, можно было подождать, пока Глаза выглянут из-за горизонта, но в густых кущах это было не особенно важно. Там и средь бела дня темнота стояла такая, что передвигаться приходилось, как только что по «Гнилым зубам», – на ощупь. Если бы он знал, что его там ждет…

Пась атаковали его, когда Глаза уже окончательно появились. Тварей, как обычно, была пара – самец и самка. Причем крупные, Смачу почти по колено.

Первым, как и положено, напал самец. С самого выгодного ракурса – сзади, на шею. А самка двинулась по окружности, заходя так, чтобы когда человек развернулся лицом к самцу, уже она оказалась бы за спиной…

Вот только на хребте у Смача висел узел с добычей. Поэтому первая атака оказалась безрезультатной. Ну, почти. Ухо самец ему все-таки зацепил.

– Ах, ты!.. – взревел Смач, скидывая котомку и вздымая кирку. Но зверь уже отскочил в сторону, сердито шипя и раздраженно загребая землю задними лапами.

В принципе, пась на людей особо не лезут. Их пища – магнусты, кроли и иная подобная живность среднего и мелкого размера. Нет, если они соберутся в стаю, то могут завалить и бра, хотя бра все-таки вряд ли. А вот что поменьше – легко. Но одной парой… А эти вот полезли. То ли совсем уж оголодали, то ли больные.

«Вольняшка» ногой отбросил узел подальше, освобождая себе пространство для маневра, и поудобнее перехватил кирку, параллельно крутя головой, дабы засечь самку. Она, как выяснилось, была уже за спиной и припала к земле, готовясь к прыжку. Однако заметив, что добыча ее увидела и развернулась чуть боком, чтобы не терять ее из виду, самка отказалась от немедленной атаки и сердито зашипела. Смач злобно ухмыльнулся. А что ж вы хотели, твари?.. Но пась отчего-то не стали повторять свою обычную тактику, расходясь в стороны, так, чтобы у одного из пары была возможность напасть сзади, а наоборот, двинулись навстречу друг другу, яростно шипя и хлеща себя по бокам напряженными хвостами. Смач удивленно покачал головой и радостно ощерился… Но в этот момент со спины послышалось многоголосое шипение, и он похолодел. Стая!..

Когда Смач сумел-таки разлепить левое веко, Глаза уже вовсю сияли не небосводе.

– Живой? – Голос у говорившего был какой-то странный. Непонятно-спокойный. Потому что быть спокойным ночью в зарослях…

Смач судорожно сглотнул и попытался открыть и правый глаз. С первого раза не получилось, но «вольняшка» отличался редким упорством, так что через какое-то время упрямые веки наконец-то поддались. Перед ним маячило какое-то белое пятно. То есть не совсем белое. Просто более светлое, чем… чем то, что вокруг. А что было вокруг, он пока разглядеть не смог. Вернее, различить.

– Живой, – удовлетворенно констатировал все тот же голос. – Это хорошо. А вот то, как тебя порвали, – наоборот! Нехорошо. И даже очень.

Смач моргнул, потом еще, но зрение так и не прояснилось. Он шумно вздохнул и прикрыл глаза. Может, если немного полежать, а потом снова их открыть, что-то изменится? И в голове поменьше шуметь станет? У него так бывало. Ну, в детстве, когда он дрался с пацанами. Хм, а как со всем остальным? Надо попробовать перевернуться. Смач дернулся и, оттолкнувшись локтем, попытался перевалиться на бок. Но жесткая рука, ухватившая его за плечо, не дала ему это сделать.

– Лежи спокойно, чудо. Я тебе сейчас регенерин вколю.

– Хымнк… – глубокомысленно отреагировал Смач на столь невразумительное заявление о туманных намерениях, но в следующее мгновение в шею кольнуло, а спустя пять-шесть ударов сердца где-то в той области, в которой череп насаживается на позвоночный столб, стало как-то щекотно и… морозно, что ли. После чего по телу побежали сонмы мелких иголочек, и он еле слышно застонал. Нет, не от боли, а скорее от наслаждения. То есть боль была, но какая-то странная – не сильная, а вот поверх нее появилось ощущение, как бы это сказать… воды, что ли. Да, точно – воды, но не той, что в лужах или, там, в котелке, а как бы… дождя, что ли, но только очень-очень сильного, вроде как напрочь смывающего с тела всю грязь, но еще и всю боль, слабость, усталость и все такое прочее. И это было здорово.

Спустя… да хрен его знает, сколько прошло времени, похоже, немного, но казалось, чуть ли не вечность, «вольняшка» открыл глаза и уставился в спокойную физиономию того, кто с ним возился. Но в следующее мгновение Смач вскинулся и заорал:

– Сзади!

Что это было – он так и не понял… ну вот это все… ну, то есть… Короче, прыгнувшая на спину сидящему рядом с ним человеку крупная самка пась уже находилась в полете, когда незнакомец начал подниматься, одновременно разворачиваясь и извлекая из скрытых ножен на поясе клинок с необычным темно-серым лезвием. Но было поздно, поздно, поз… ЧТО?! Смач, у которого отчего-то (возможно, от того, чем его укололи в шею) на несколько мгновений резко ускорилось восприятие. Он ясно увидел, как и пась, и непонятный «вольник», и вообще весь мир вокруг замедлились раза в три-четыре. И как этот человек чуть качнулся в сторону, а затем его клинок одним коротким и точным движением на лету пробил самке череп. КАК?! Как он умудрился успеть?! При ударе ножом пась была отброшена в сторону. Так что до лица Смача, которое находилось прямо на траектории ее прыжка, долетели только крупные капли крови и ошметки ее мозгов.

– Вернулась-таки…

И тут эта странная растянутость времени прошла, выбрасывая Смача в непонятное, но от этого еще более страшное настоящее, и он торопливо, задыхаясь и путаясь в заплетающихся губах, поспешил сообщить этому тупому беспечному типу о грозящей ему… им обоим опасности, отнюдь не ограничивающейся одной самкой.

– Там… та-а-ам стая… стая! – Но тот только ухмыльнулся и махнул рукой.

– Да нет уже твоей стаи. Вон она – вокруг валяется. Одна только самка удрала. Да вот вернулась, как видишь. На свою голову…

Смач несколько мгновений недоуменно смотрел на своего собеседника, а затем осторожно приподнялся на локтях и огляделся. Да уж… этот тип оказался настоящим монстром. Совсем рядом со Смачем валялось ажно шесть тушек пась. И все они были убиты характерным ударом. В ухо. Еще около дюжины тел было разбросано по всему утоптанному участку. Похоже, этому «вольняшке» пришлось-таки неслабо «потанцевать». Но все равно – упокоить стаю пась в одиночку – это ж…

Остаток ночи прошел… странно. Незнакомец не только не забрал ничего из богатого хабара Смача, так еще и накормил его, не слишком понятно пояснив, что пища, мол, нужна для работы того самого «реген»… короче, той фигни, которую он ему вколол. После чего велел ему спать. Смач же решил, что спать не будет. Уж очень неспокойно ему было рядом с этим… Но не вышло. Глаза после еды неукротимо смыкались. Вот он, посопротивлявшись немного, и ушел в сон.

Когда Смач проснулся – уже рассвело. Поэтому «вольняшка» наконец-то смог как следует разглядеть своего ночного спасителя. Да уж… откуда взялся подобный тип, у него даже предположений не возникло. А вот сомнений насчет того, что он такой же «вольник», как и сам Смач, наоборот, появилось – хоть отбавляй. Во-первых, одежда. На незнакомце, сидящем у костра с подвешенным на рогульках котелком, в котором доходило кружащее голову аппетитным запахом варево, было надето что-то непонятное. Более всего это напоминало накидку, поверх которой были просто валом навалены полугнилые и изорванные тряпочки, часть из которых по цвету – точно как ошметки мяса, оставшегося от разделанных пась.

– Проснулся? – весело поинтересовался странный незнакомец. – Давай-ка попробуй встать.

Смач скривился, как же – встать, да после такого он… хм… Руки, как выяснилось, слушались довольно неплохо. Хотя он помнил, как пась их рвали, пытаясь добраться до горла. Ноги… ноги тоже… То есть они слегка подрагивали, и когда он поднимался, пришлось помогать себе руками, но, выпрямившись, «вольняшка» понял, что стои́т. И неплохо. Несмотря на то, что ему сильно порвали левую икру. Вон на штанине какая прореха – на полбедра. Но под ней никакого голого мяса не было. А была свежая, розоватая кожица. Вот как это может быть?

– Отлично. Давай топай сюда. Тебе сейчас еда очень нужна будет. Еще дней десять.

– Хех, – хмыкнул Смач, – а я-то думал, что жрать вообще по жизни надо. Ну, чтоб не сдохнуть.

– По жизни – надо, – весело согласился тип, – но дней десять тебе будет надо жрать усиленно. Понятно?

Ответ прозвучал отнюдь не из уст «вольняшки». А из его желудка. Громко пробурчавшего. Очень громко…

Когда они закончили с едой, странно одетый собеседник Смача начал быстро собираться. «Вольняшка», слегка осоловевший от того, что умял почти три четверти котелка густой, из мяса пась, похлебки, молча смотрел на на него. А когда странный… вот срань, ну не поворачивался у Смача язык назвать этого крайне непонятного типа «вольником»… Короче, когда этот ночной встречный полностью собрался и уже был готов двинуться дальше, куда бы ни вела его дорога, Смач набрался смелости и спросил:

– А-а-а… можно мне с тобой?

– Куда?

– Ну-у-у… да все равно! Куда ты пойдешь – туда и я.

Неожиданный союзник на некоторое время замер, пристально разглядывая Смача, а потом спросил:

– И зачем это тебе?

Смач насупился:

– Я хочу научиться драться как ты.

Тип в странной одежде с усмешкой покачал головой и снова спросил:

– А для чего?

– Что для чего?

– Для чего тебе так драться?

Смач бросил на своего собеседника испытующий взгляд. Вся его пока еще не очень-то долгая, но насыщенная опасностями жизнь буквально кричала ему, что он должен привести очень вескую, простую и понятную любому здравомыслящему человеку причину. И ни в коем случае не говорить правду. Но вот нечто, что другие люди именуют интуицией, прямо вопило, что врать сейчас категорически нельзя. Поэтому «вольняшка» упрямо набычил голову и честно сказал:

– Надоело мне, что мы под бандами.

– Кто мы?

– Мы все. Ну, «вольники» в смысле.

– Вот как? – Незнакомец усмехнулся. – И ты считаешь, что, научившись драться как я, сможешь это изменить?

Только драться – нет, – мотнул головой Смач, а затем прищурился и продолжил: – Но ведь там, у вас, учат не только драться, правда?

– Хм… – Тип хмыкнул. – С чего ты взял?

– Ну-у-у… – «вольняшка» пожал плечами, – если бы учили только драться – то ты бы так себя не вел.

– Как так?

– Спас меня, лечил чем-то странным, накормил вот… и себе ничего из хабара не взял. Хотя вполне мог. – После чего решительно вскинул подбородок. – Ты сильнее любого бандита, но не такой, как они. Я хочу стать таким же.

Ночной встречный окинул его задумчивым взглядом, затем улыбнулся и кивнул:

– Можно… – но не успело сердце Смача радостно вздрогнуть, как его тут же обломали. – Но не сейчас.

– А когда?

– Не знаю. Через некоторое время. – Собеседник улыбнулся. – Я сам за тобой приду. Пока возвращайся в свое поселение и живи как жил. Понятно?..

…И вот сейчас, похоже, наступил тот самый момент, которого так ждал Смач…

– Будут, – снова повторил тот давний ночной спаситель. – Причем с удовольствием. – А затем слегка повернул голову, направляя взгляд на «вольняшку», улыбнулся и произнес: – Привет, Смач! Я за тобой…