Текст книги "День коронации (сборник)"

Лобанов показал рукой на бегущую строку.

– Не рви себе нервы, Трубецкой. Все уже решено. Четыре кандидатуры будут оглашены в ближайшее время. Четыре! Это про нас. Тебя никто не спросит, хочешь ты или нет.

– Невольник не богомольник! – Егор с такой силой потянул вихор, что в пальцах у него осталось несколько волосин.

Павел сел в кресло и уткнулся лбом в ладони.

– Господи, только б не меня! Я не смогу. Господи, пронеси мимо эту чашу!

– А ты что молчишь, Бур? – Лобанов с непонятным вызовом уставился на Алексея.

Это прозвище перепало ему от марсохода последней модели, который мог вгрызаться всей своей тушей в твердую породу Красной планеты. Умение Алекса добиваться поставленной цели напоминало приятелям эту способность марсианского вездехода.

– Я слушаю и смотрю. Выборы пройдут в три тура в середине февраля. Через две недели. Три дня, три тура. Во всех церквях будут служить молебны о даровании царя. Все туры тоже будут начинаться с молебнов. Главный муфтий и прочие главы конфессий будут возносить молитвы об избрании достойного… Завтра выступит автократор с обращением к народу… Ого!

– Что?

Лицеисты дружно повернулись к экрану.

– Читайте. Коммунисты на срочном партийном собрании решили выразить поддержку…

– Вот это да! Объединенная либеральная оппозиция не будет опротестовывать, при условии, что будут сохранены конституционные учреждения…

– Наверное, медведь на Южном полюсе сдох, – буркнул Егор.

– И не один.

– Ну, понять комми несложно, – усмехнулся Лобанов. – Времена для них давно тяжелые. А либертинцы-то? Они получили указание из Чайна Эмпайр Скай Билдинг сыграть в послушных ребят?

– Наверное. А что бывает с непослушными, Пашкина семья ощутила на своей шкуре.

– Что ты имеешь в виду? – с унылой хмуростью спросил Павел.

– Правящие миром кланы, до середины сороковых годов базировавшиеся в США, просто кинули своих строптивых европейских «партнеров», отдав на съедение Халифату, – процитировал Алексей черновик своего реферата.

– Вы как хотите, а я умываю руки, – мрачно произнес Егор.

– Не трепещи, Жоржик. – Серега закинул руку ему на плечи. – Тебя не выберут. Я знаю, кто станет царем.

– Ну и кто?

– Я.

Егор усмехнулся, а потом рассмеялся.

– Лобан Ростовский – император Всероссийский! Здрасьте, я ваша тетя из Бразилии.

– Сам ты… из Аргентины. Зря смеешься. Мой род знатнее всех ваших. Меня точно выберут. Когда коронуюсь, издам указ, чтобы Жоржа Трубецкого на пушечный выстрел не подпускали к моей резиденции. Пускай водит свои космические посудины и не сует нос в государственные дела.

– Вот соврал так соврал! Мой предок еще четыре с половиной века назад был кандидатом на царский трон после освобождения Москвы от поляков и, между прочим, официально звался Спасителем Отечества. А твои в то время были воеводами в дальних городках, мелочь пузатая.

– Твой предок? Ха-ха! Всем известно, что тот Трубецкой умер бездетным!

Буря с затишьями продолжалась до ночи…

В утренних потемнях Алексея разбудило пиликанье наручного смарта.

– Леша, Егор пропал, – грустно сообщил Павел. – Я думаю, это серьезно. Он сбежал.

– Как сбежал? – спросонья соображал Алексей. – Кто бы его выпустил ночью за периметр. Сидит где-нибудь. Ну или в храм пошел.

Он быстро оделся, разбудил Лобанова. Оба отправились в соседнюю спальню. Паша встретил их на пороге, возбужденный.

– Я уже все обошел, обыскал. Нет его нигде. Девайсы не отвечают, отключены. Куртки, шапки и сапог нету. Рюкзака и кое-каких вещей тоже.

– Удрал, дезертир, – хладнокровно резюмировал Серега. – Надо известить Шаха.

Виктора Павловича они встретили на полпути к его кабинету. Тот поднимался наверх вместе с начальником охраны.

– Вы уже знаете?.. – Павел потупился, будто лично был виноват в побеге Егора.

– О том, что Трубецкой сумел отключить камеры и сигнализацию и покинул территорию лицея через забор? – сухим тоном переспросил директор. – Боюсь, об этом сейчас становится известно всему миру. Господин Голицын, будьте любезны, покажите вашу с Трубецким спальню и поведайте нам, что происходило между вами накануне.

Пока несчастного Пашку допрашивали, Серж и Алексей уткнулись в планшеты. Сенсация вывалилась на их головы сразу. Екатеринбургский новостной портал распирало от гордости: он стал первым обладателем горячей информации! С «Ебург-вестей» это жарко́е с пряностями стремительно разлеталось по всем сетям, каналам и ресурсам.

– Он же слил нас со всеми потрохами, – сказал, закипая, Лобанов. – Каналья! Предатель! Надо думать, он еще и хорошо заработал на своем доносе.

– Почему доносе? – Алексею тоже было не по себе, но заранее бить наотмашь отсутствующего приятеля, не разобравшись, он не мог. – Он просто предал огласке то, что уже на днях не будет никаким секретом.

– Ты почитай, что он наболтал про нас! – яростно проговорил Серега. – Про тебя, про меня, про Пашку! Он же облил всех нас грязью. Я – сын эмигрантов из Америки. Эмигрантов, Леша. Из Америки! Мелочный хвастун, тщеславный лгунишка, высокомерный выскочка из захудалых Рюриковичей, да просто шелупонь какая-то! Ты – зануда, себе на уме, безынициативный, слабовольный, твой потолок – прилежный чиновник не самого высшего ранга. Это ты-то, Бур, слабовольный?! Голицын – труслив, как красна девица, нытик, отсутствие ума компенсирует зубрежкой…

– «Ебург-вести» – ультралиберальный ресурс, они всегда передергивают и привирают.

Лобанов только отмахнулся.

– Он хуже предателя. Без вариантов, Алекс, – не без ехидства вставил Серж любимое присловье друга.

– Ты думаешь, он сделал это из-за денег?

– Не тупи, Леша! Он сделал это для удовольствия, чтобы Шаху и Конторе отомстить и нас позлить. Он же не маленький, соображает, что то, что он сделал, – это диверсия. Подкоп под государство! Под всю эту затею с избранием царя. Ох и га-ад же он оказался. Вот так живешь с человеком бок о бок и не знаешь…

– А что, если его обманули? – Алексей все еще искал оправдание другу. – Выманили из лицея, похитили, пытали. А потом от его лица вот это все… якобы он сам это наговорил. Он вчера упоминал про каких-то серьезных парней, с которыми ему надо было разобраться.

– Ну ты и фантазер, Леша. Ладно, пошли в столовую. Гимнастику мы уже пропустили.

Но и на завтрак они опоздали. Сорок минут обоим пришлось отвечать на вопросы начальника охраны и неизвестного офицера в штатском, званием никак не ниже полковника.

За омлетом и чаем обсуждали, куда мог податься беглец. Сошлись на том, что в городе он не останется и надо объявлять перехват на всех дорогах, вокзалах и в аэропорту.

На переходе из корпуса в корпус длинный Пашка встал, как вкопанная жердина, тыча пальцем в окно.

– Что это там?

Закрытые ворота лицея осаждала толпа человек в двадцать. За решетчатой оградой были видны установленные на тротуаре штативы с камерами. Репортеры просовывали свою оптику сквозь прутья решетки и снимали здания лицея, голый заснеженный лицейский сад. Трое охранников надрывались, что-то объясняя.

– Ну начало-ось, – почему-то злорадно протянул Серега. – Спасибо Жоржику. Он еще и координаты им слил. Наверняка и физиономии наши со своей планшетки продал этим папарацци.

– Теперь и в город не выйдешь, – нахмурился Алексей.

– Отчего же не выйдешь. Очень даже выйдешь. – Лобанов криво ухмыльнулся.

– С этим табуном на хвосте?

– Господа лицеисты, – зазвучал из динамиков недовольный голос Шаха, – учебное время никто не отменял. Поторопитесь занять свои места.

Трое воспитанников молча разошлись по учебным комнатам.

4

Над Москвой висела серая завеса оттепельной мороси. Выпавший накануне снег, став грязной жижей, хлюпал под ногами. Тротуары, как всегда, не успевали чистить.

Капитан Верховский перешагнул через низкую ограду на газон, покрытый ноздреватым сугробом, обтер ботинки о липкий снег. Прямо через улицу высилось многоугольником здание инфохолдинга «Гранд медиа-плюс», одного из крупнейших в России. Двадцать пять этажей почти сплошного стеклопластика. Весь верхний этаж закрыт логотипом.

Верховский поднял воротник, чтобы морось не лезла за шиворот, нацепил на ухо аудиогарнитуру:

– Начинайте.

Из обоих фургонов, что стояли за линией деревьев у здания холдинга, посыпались бойцы. Все три подъезда были тотчас вскрыты, парни, разбившись на группы, вошли внутрь. Два входа на тыльной стороне здания были взяты точно так же. Капитан засек время. Операция продлится минут десять. Где именно находится мальчик, неизвестно, но четверть часа назад он в сопровождении двух сотрудников холдинга вошел в здание. Шел свободно, независимо. По оперативным сведениям, его готовили к большому интервью.

Придется немного попортить гешефт господам медийщикам.

– Первые пять этажей – чисто, – раздалось в наушнике.

Верховский не ждал сюрпризов от журналистской братии. Он зачерпнул мокрый снег и слепил снежок. Запустил в тонкую фонарную мачту. Промах.

– С шестого по десятый – чисто.

Капитан поднял взор на верхние этажи здания. Недолепленный снежок выпал из рук.

– Твою ж дивизию!

Над крышей высотки поднималась вертикально вверх остромордая «сарделька» серебристого аэроболида. Верховский зачарованно смотрел, как она уходит все выше, почти растворяясь в дождевой завесе. Аэроболид работал бесшумно. Никто из уличных прохожих не видел этого зрелища, от которого капитан Верховский застыл в оцепенении, испытывая одновременно восторг технолюбителя и злую досаду оперативника, от которого ускользает добыча.

– Пятнадцатый этаж – подросток не обнаружен.

Аэроболид, набрав высоту, рванул по горизонтали. Верховский нажал на минипульте кнопку переключения.

– Юра, ты это видишь?

– Вижу, Толя. Коптеры уже выслал, на подлете. Думаешь, мальчик там?

– Твои коптеры за болидом – что розовые слоны за голубем мира! Конечно, он там. Они будут прятать его, пока не выжмут из него даже то, чего он не знает.

– Что я могу поделать, Толя? Аэроболиды поступят к нам только через три месяца.

Над улицей пророкотали две вертушки, уходя вслед за болидом и безнадежно от него отставая.

– Отработаны все этажи. Объект не найден, – бесстрастно доложил старший группы захвата. – На крыше обнаружена пустая взлетно-посадочная площадка.

– Отбой. Сворачивайтесь.

5

Вальяжной походкой Серж приблизился к воротам лицея. Перекинулся парой слов с охранниками. Миновал решетку и остановился посреди тротуара, сунув руки в карманы пальто. Покрутил головой по сторонам. Толпы папарацци уже не было, но меньше их, конечно, не стало. Они рассредоточились. Прогуливались вдоль ограды, грелись в своих репортерских микробусах, сидели за столиками кафе напротив через дорогу и поглядывали в окна. Камеры и прочую технику прибрали. И правильно, зачем зря морозить оптику. Дежурят уже третьи сутки.

Надо им наконец подкинуть косточек. Сергей даже испытал приятное чувство, когда делаешь другим добро. Маленькое такое добро. Совсем крохотное.

Громкий резкий свист заставил репортеров встрепенуться. Вскаркнули вороны, и с веток тополя просыпался снег. Не дожидаясь зеленого света, Лобанов перебежал улицу и широко зашагал вдоль зданий. Оглядываясь, он скалил зубы в яростной ухмылке. Папарацци торопливо, как гуси друг за дружкой, пересекали проезжую часть, уворачиваясь от авто. Из кафе выскочили еще трое.

Серж то ускорялся, то замедлял шаг, подпуская их ближе, чтобы не потеряли его из виду в веренице прохожих и на задворках. Свернул в переулок, нырнул в арку, выбежал на соседнюю улицу. Минут десять он тащил их за собой, пока не уперся в стену тупика. Это был двор большого продуктового маркета. Грудой валялись пустые пластиковые контейнеры. В спину парню полетели расстрельные пули вопросов:

– Вы – Сергей Лобанов-Ростовский? Пару вопросов! Это не займет много времени. Правда ли, что у ваших родителей тройное российско-американо-израильское гражданство? В каких отношениях вы с остальными лицеистами? Что вы почувствовали, когда узнали, что можете стать царем? Что вы думаете о восстановлении монархии в России? Есть ли у вас девушка? Как вы относитесь к гей-бракам?..

Серж встал на контейнер и не спеша развернулся. Репортеров было больше десятка. Возвышаясь над ними, он растянул губы в холодной улыбке, расправил плечи.

– Господа. Когда я узнал, что могу стать русским царем, я подумал, что первым моим указом я навсегда запрещу желтую прессу в России. Кроме того, все журналисты, репортеры, ньюсмейкеры, текстрайтеры и прочие медийщики должны будут получать лицензию на свою деятельность. Чтобы получить лицензию, вам нужно будет сдать экзамены по классической филологии, истории философской мысли, математическому анализу и теологии…

В холле лицея в эти же минуты готовился стартовать второй отвлекающий снаряд – длинная голицынская торпеда.

– Леша, я не смогу их далеко увести! Я вчера повредил лодыжку в спортзале. Они возьмут меня в клещи, и что тогда?

– Ну наплети им что-нибудь, Паша. У тебя же не голова, а гиперэнциклопедия!

– Что наплести? Теорию квантовых полей? Концепцию самодержавной власти?

– Да хоть толкования Священного Писания Феофилакта Болгарского. Только иди уже! Маша вот-вот будет в парке, а я все еще торчу здесь! И не забудь, что ты уходишь влево. Не перепутай!

– Ну ладно. С Богом.

Павел вдохнул, выдохнул, осенил себя крестом и вышел на крыльцо.

Выждав пять минут, Алексей высунул голову на улицу. Внимательно оглядел пространство за оградой лицея. Припустил с места, добежал до поста охраны, махнул дежурным и помчался вправо по улице.

Несколько раз он оборачивался. Вроде никто не сел на хвост. Перейдя на шаг, Алексей отправился к парку.

Маша ждала его. В короткой шубке и юбке до колен, в белых ботфортах и шапочке-колоколе, повторявшей старинную моду времен джаза и чарльстона. Она стояла у заснеженной ивы. Увидев его, шагнула навстречу.

– Так это правда? – повторила она свой печальный вопрос, уже звучавший между ними по видеосвязи.

– Да, Маша. Конечно, это создает определенное неудобство, но…

Алексей взял ее руки в свои, стянул с правой перчатку и поцеловал.

– Мы должны расстаться?..

Ресницы у нее стали мокрыми.

– Я тебя не брошу, Маша. Даже не думай о таком. Давай сядем, поговорим… Нет, тут сидеть тебе будет холодно. Пойдем погуляем по парку.

Он взял ее под руку, и они пошли по дорожке.

– Но если ты… если тебя… ты обязан будешь жениться на другой.

– Какой еще другой? Что это тебе в голову затесалось? Я женюсь только на тебе, поняла? Это без вариантов.

– Нет, Лешка. Тебе там подберут другую невесту. Из такого же княжьего рода, как ты. Как у вас, особ царской крови, принято.

– Я не особа царской крови и, может, вовсе не стану этой особой. Маша, ты сейчас, прости, пожалуйста, говоришь от ветра головы своея, ничего не понимая в этом. Дай-ка я тебе слезы вытру. – Он промокнул своей перчаткой ее щеки и приложился губами к горячему румянцу на одной из них.

– А что тут понимать. Это ты пытаешься меня уверить сейчас, будто все не так, как на самом деле. А на самом деле все так. Кто я? Дочь заводского инспектора и учительницы. Мои предки сто лет назад были колхозниками…

– Крестьянами.

– Да какая разница.

– Но ты же не крестьянка! Твой отец чиновник и член городского собрания. По табели о рангах Российской империи он мог бы получить личное дворянство. Ты сама собираешься поступать в университет на филфак. В Российской империи выпускник университета тоже получал личное дворянство, а потом мог дорасти на госслужбе до потомственного. Твой брат учится в кадетском корпусе, будет офицером. Это тоже – личное дворянство, а за выслугу и по наградам – потомственное.

Маша хлюпнула носом.

– Так это когда было. А сейчас…

– А сейчас у нас вообще бессословное общество. То есть сословия, конечно, есть, но не по вертикали, а по горизонтали. Духовенство, военные, чиновники, коммерсанты, аграрники, рабочие и так далее. Понимаешь? Наследственной иерархии правовых статусов нет и уже, наверное, не будет.

– А что будет?

Он все же усадил ее, отыскав сухую скамейку с подогревом. И прочел короткую, минут на десять, лекцию о том, что в новой Русской империи сословия будут оформлены как профессионально-корпоративные, каждое со своим кругом обязанностей, возможностей и привилегий. Парламентское представительство, если парламент не упразднится за ненадобностью, также сделается сословно-профессиональным, а не партийно-региональным, как теперь. И ни одно сословие юридически не будет стоять выше других, потому что для государства они все имеют одинаковую ценность. Но возможность участвовать в управлении государством будет, конечно, у всех разновеликой. Общедоступным останется лишь уровень местного самоуправления. Никаких непроницаемых перегородок между сословиями тоже не будет. Дети не наследуют, а выбирают, взрослый захотел, смог, обучился, выдержал, если нужно, проверку – перешел в другое.

– А кровь?

– Какая кровь? – не понял он.

– Голубая.

– А! Голубой ее делают две вещи. Первое – служба Отечеству. Второе – культурная отделка и воспитательная шлифовка. И все это – поколениями. Так что голубой крови у нас со временем снова будет много, больше, чем ты можешь представить. Она будет давать статус потомственного почетного гражданина с особыми привилегиями вроде преимущественного назначения на высшие должности. Ну, я тебя убедил?

– Не знаю, – грустно сказала Маша и встала. – Пойдем еще погуляем, пока светло.

Они бродил по парку до первых прозрачных сумерек. Вдоль дорожек вспыхивали желтые огни фонарей, носилась на лыжах детвора. Напоследок Алексей утащил Машу в тупичок у дальних запертых ворот, нежно привлек к себе и поцеловал в губы.

– Эй, дристократ, а ну не лапай девчонку!

Их было четверо. Алексей задвинул Машу себе за спину:

– Не волнуйся, я разберусь.

– Ты, чувачок? Разберешься? – погано заухмылялась шпана, доставая из карманов мелкую арматуру. – Машка, живо сюда! Твой дристокнязь сейчас будет валяться в луже своей крови.

– Пошли вон, дурни! – крикнула она. – Коноплев, мой отец уволит твоего папашу с завода, я ему все расскажу!

– Цыц, подстилка аристокрачья! С тобой разговор будет отдельный. Ну что, претендент, готовься – будем отучать тебя претендовать. Нутро тебе пощупаем, как всем вашим царским выродкам после семнадцатого года.

Они надвинулись, окружая, поигрывая кастетами и цепями. Маша завизжала.

Алексей рванул молнию на куртке и сунул руку за пазуху.

– Стоять! – рявкнул он.

Снял с предохранителя и навел ствол на верзилу-вожака.

– Тю! Из игрушечного магазина? – Главарь остался на месте, но трое остальных отступили.

– Стоять и слушать меня внимательно! Сейчас вы побежите отсюда очень быстро, как если бы сдавали зачет по физкультуре. Потом вы, конечно, захотите отыграться на Маше. Так вот, намотайте на свои редкие извилины. Если даже тень от ваших вонючих тушек упадет на нее когда-нибудь, вас сотрут в порошок. Если до вас, тупицы, не доходит, что я могу стать вашим государем, а она – моей женой, уясните себе хотя бы совсем простую вещь: за мной в любом случае будет вся государственная машина, а за вами – только ваш страх.

Он нажал на спуск, пуля ударила в снег возле ног верзилы, взметнув белые брызги. Тот подпрыгнул. Его присные пустились наутек. Вожак медлил, соображая.

– Ну, с…, мы еще встретимся!

Он нехотя потрусил за приятелями.

– Кажется, он ничего не понял? – Алексей повернулся к Маше.

Румянец на ее лице горел даже в сумерках.

– Да все он понял. – Она удивленно смотрела на него, будто видела впервые. – Как ты их!.. Откуда у тебя пистолет? Ты умеешь стрелять?

– Конечно, нас учат всему. Каждый лицеист обязан, выходя в город, иметь при себе оружие. Это вопрос не только безопасности…

– Леша! Я тебя так люблю!

Он убрал ствол в кобуру на боку и, чувствуя себя совершенно счастливым, крепко взял Машу за руку.

– Пойдем, я провожу тебя домой. Завтра попрошу Шаха подумать о твоей охране.

6

В препараторской находились двое. Один, в черном костюме, со сложенными на груди руками, стоял у входа. Другой, в белом халате, точнее, застиранно-сером, суетливо перебирал склянки в шкафчике – ампулы в коробочках, пузырьки.

– Да где же оно? – пробормотал он, оглянувшись на второго. – Сейчас, сейчас…

Руки у него мелко тряслись.

– Доктор, вы сможете работать? – осведомился наблюдатель, не меняя каменного выражения лица.

– Я не доктор. Я патологоанатом, лучший друг покойников… Конечно, конечно. Ах, вот оно.

Сотрудник морга сунул в карман ампулу и упаковку с одноразовым шприцем.

– Я готов. Но… вы выполните ваше обязательство по договору? Вы же понимаете, мне нужно будет исчезнуть…

– Безусловно. Пластик с новыми личными данными и гонораром уже ждет вас. Как только здесь станет шумно, вас отвезут и вы навсегда исчезнете… Идемте!

Они вышли в длинный белый коридор. Патологоанатом плелся позади. На лице у него обосновалось глубокое сомнение. В кармане халата запиликал девайс. Его хозяин дрожащей рукой приложил старомодный смарт к уху.

– Молчите и слушайте. – Властный голос в трубке парализовал его. – С мальчиком не должно случиться ничего непоправимого. Ваши заказчики вас обманут. Потяните время, насколько возможно. Через пятнадцать минут группа захвата будет в морге. Скажите: «Да, хорошо», если поняли меня.

– Да, хорошо.

Девайс упал в карман.

– Кто звонил? – Каменнолицый пристально смотрел на патологоанатома.

– М-мой клиент.

– Клиент? – Черный костюм изобразил нечто похожее на улыбку. – Препарированный мертвец с того света?

– Да, – не моргнув, подтвердил лучший друг покойников. – Подождите, я возьму на всякий случай вторую ампулу.

Быстрым шагом он вернулся в препараторскую, снова зарылся в шкафчике.

– На какой случай? – Каменнолицый навис над ним, как коршун над цыпленком, и нетерпеливо посмотрел на часы. – Доктор, вы меня разочаровываете. Как бы не пришлось урезать ваш гонорар.

– Я только хочу хорошо сделать свое дело, – пробормотал патологоанатом.

Пару минут спустя они перешагнули порог помещения, в котором из мебели стояло лишь несколько каталок для мертвецов. Окон тут не было.

На полу лежало избитое тело: кровоподтеки на лице, разбитые губы, рваная рана на голове, правая кисть и рукав тоже в красном. На напольном покрытии – кровавые плевки, багряный след ладони на стене. По обе стороны от жертвы стояли два бугая в серых костюмах секьюрити.

– Зачем… зачем вы сделали это? – визгливым голосом крикнул патологоанатом. – Почему здесь? Кто будет отмывать эту кровь? Я отпустил на сегодня всех сотрудников!

Его никто не слушал. Заказчик склонился над телом юноши. Тот застонал и вдруг вцепился ему в шею обеими руками. Схватка была короткой. Бугаи легко разорвали удушающий захват и принялись пинать парня в ребра.

Отдышавшись, человек в черном костюме приказал:

– Сломай ему руку.

Подросток снова потерял сознание. Один из секьюрити взял его руку и, как палку, переломил через колено. Придя в себя от боли, жертва зашлась в крике. Бугай коротким ударом вновь отправил парня в бесчувствие. Затем тело погрузили на каталку.

– Приступайте, доктор.

Трясущимися руками патологоанатом вскрыл пакет со шприцем и набрал жидкость из ампулы, чуть не уронив ее.

– Да вы иглой-то попадете куда надо?

Сотрудник морга дрожал всем телом. На лбу выступили капли пота.

– Мне нужно… понимаете… мне плохо…

– Перетерпите, – резко бросил заказчик. – Заканчивайте быстрее.

Патологоанатом попросил бугая засучить рукав жертвы и, разыскав вену, всадил в нее иглу.

– Все, – тяжело выдохнул он и привалился к стене.

– Сколько ждать?

– Полчаса.

– Как полчаса? – зло переспросил заказчик. – Вы что, решили поиграть с нами? Через полчаса здесь будет уже толпа. Мертвое тело мне нужно через пять минут, чтобы оно успело остыть.

– Но у меня нет более быстродействующих препаратов.

Черный костюм испепелил патологоанатома презрительным взглядом и повернулся к бугаю:

– Придуши, но аккуратно, без следов.

Секьюрити двинулся к каталке с телом. В этот момент в коридоре громыхнуло. Второй бугай вынул из-под пиджака ствол и пошел посмотреть. Через секунду он влетел обратно – без ствола и спиной вперед. Рухнул на пол и лежа поднял руки. В лоб ему смотрело дуло пистолета-пулемета.

Такую же картинку увидели перед собой второй секьюрити и заказчик. Они мгновенно и без слов легли лицом в пол. Помещение стремительно наполнилось десятком бойцов в масках. Патологоанатом, задрав руки, сам оплыл по стене на пол. В пальцах он все еще держал пустой шприц.

К каталке быстро прошел человек в форме капитана полиции. Пощупал шейную артерию.

– Что вы ему вкололи?

– Н-ничего. – Патологоанатом шумно дышал и странно улыбался. Цвет лица был в тон халата. Его по-прежнему крупно трясло. – Я отдал молодому человеку свою дозу. Я сделал все, как вы мне сказали. Это были вы, я узнал голос… Ему сейчас хорошо, ничего не болит. А мне… очень плохо. Помогите мне…

– Злоупотребляете, Поляков? Ваше счастье, что все так кончилось. Дома вас ждал сюрприз. Башку оторвало бы напрочь. – Сочувствия в словах капитана Верховского не было ни на грош.

В помещении появились врачи и занялись мальчиком. Несостоявшихся киллеров, согнув пополам, вывели. За ними поехала каталка с бесчувственным телом. Патологоанатому сделали укол, и Верховский надел на него наручники.

Вся процессия проследовала к выходу из морга. За дверьми на улице уже собрались журналисты. Щелкали фотокамеры, велась видеосъемка. Крепко держа за локоть приободрившегося патологоанатома, капитан Верховский сделал заявление:

– Уважаемые господа, вас пригласили сюда, чтобы продемонстрировать невинную жертву кровавого произвола и беспощадной мстительности российских спецслужб. Этой жертвой должен был оказаться вон тот юноша, которого сейчас увезут в клинику, Егор Трубецкой-Дюбуа. Кто он такой, вам объяснять, думаю, не нужно. Незадолго до вашего появления он был жестоко избит этими людьми. Вы должны были увидеть его труп со следами пыток, якобы обнаруженный здесь сотрудниками холдинга «Гранд медиа-плюс». Кто еще, кроме холдинга, стоит за этой провокацией, мы разберемся позже. Одно могу сказать точно: сенсации не будет. Вас нагло обманули, господа. Хотя, надеюсь, время вы потратили не зря. Благодарю за внимание.

Толпа репортеров окружила обоих, пытаясь узнать подробности. В лицо Верховскому лезли микрофоны и камеры. Он бесстрастно отводил их и проталкивался вперед, волоча за собой закованного патологоанатома.

В машине сотрудник морга, еще плохо соображая после приступа ломки, растерянно спросил:

– Зачем спецслужбам убивать бедного мальчика? Что он такого сделал?

– Мальчик не сделал ровным счетом ничего особенного. Но живой он почти утратил за последние дни свою медийную ценность. А те, к кому он попал в лапы, обычно не бросают не обсосанную до конца кость. Умученный спецслужбами, он поднял бы им рейтинги в несколько раз.

– Неужели из-за рейтингов?.. – недоумевал патологоанатом. Видимо, напрочь забыл, как собирался совершить заказное убийство из-за личных финансовых проблем.

– Не только, – сухо ответил капитан. – Слышали выражение – «сакральная жертва»?

7

Разговор в старой библиотеке лицея, начавшись с холодных и даже ледяных тонов, вскоре задышал жарким пустынным самумом.

– Я с этим предателем и дегенератом не то что за один стол не сяду. Одним воздухом с ним дышать мне противно! – распалялся Лобанов. – Он негодяй! Гниль и плесень!

– Ну и не дыши, чистоплюй!.. – злился в ответ Егор.

Один глаз у него оставался заплывшим. Голова была перебинтована, рука лежала в фиксаторе. Корсет на поломанных ребрах скрывала рубашка.

– А тебе вообще слова никто не давал! Ты здесь как предмет мебели, про который мы думаем – выбросить или еще подержать немного в доме.

– Да ты очумел, Сережа? – не выдержал и Павел. – Какой он тебе предмет? Предмет не может извиняться, а Егор попросил прощения. У тебя, между прочим, тоже попросил!

– Не греми костями, Скелет! – Сержа несло волною гнева. – Извинениями он не отделается. Предатель достоин одного – выгнать его с позором, вычеркнуть из списка кандидатур! Какой из него после всего этого помазанник Божий?

– Он свою вину искупил кровью!

– В крутое дерьмо он вляпался, а не искупил! Бур, ну скажи хоть ты!

– Мне просто нужны были деньги! – процедил Трубецкой. – Экзамены в космолетное училище летом, а до этого жить на что?..

– Думаю, эта история кое-чему научила Егора. Даже, наверное, многому. – Алексей тоже был взбудоражен, но внешне старался хранить спокойствие. Брызгать эмоциями – не его стиль.

– В конце концов, любой может испугаться непосильной ноши! – страстно доказывал Голицын. – Страх перед испытаниями – самая естественная вещь на свете.

– Ничего я не испугался… – возражал Егор, но ему снова не дали говорить.

– Вспомни, сколько пришлось убеждать Михаила Романова, чтобы он согласился принять царство! – Сидя на стуле, Павел от волнения то так, то эдак заплетал свои журавлиные ноги.

– Не ставь на одну доску царя Михаила и этого мерзавца, слабака и труса! По всем человеческим законам и этическим нормам он должен быть наказан изгнанием.

– Виктор Палыч! – Алексей перекричал обоих спорщиков. Он поднялся с кресла и вышел на середину комнаты. Когда все умолкли, требовательно посмотрел на директора. – Скажите, как будет происходить последний тур? Так же, как первые два, голосованием?

Павел и Серж изумленно уставились на товарища. Егор уныло косился в сторону.

– Нет. Раз вы спросили об этом, Алексей, я скажу. Хотя думал, что это останется в тайне до последнего дня. Но вижу, у вас в голове какая-то мысль. Третий тур будет происходить так же, как при избрании патриарха на восстановленную патриаршую кафедру сразу после октябрьского переворота тысяча девятьсот семнадцатого года. Это будет жребий, господа лицеисты. Божий выбор. Слишком серьезное дело мы поднимаем, чтобы полагаться на человеческое мудрование.

– Благодарю вас, Виктор Павлович. – Алексей повернулся к остальным. – Но тогда… это все меняет.

– Что меняет? – угрюмо спросил Лобанов. Он ссутулился еще больше, озадаченный словами Шаха.

– Мы трое тоже не можем решать за Господа Бога. Даже с разрешения генерал-лейтенанта Шаховского, который отдал судьбу Егора в наши руки. Трубецкой должен остаться в лицее и в списке кандидатур на трон.

Алексей вернулся на свое место.

– Как обычно, без вариантов? – в досаде заспорил Лобанов. – Ты не силен в логике, Лешечка.

– А я согласен. Двое против одного, Сереженька, – уел его Голицын.

– Ну что ж, – заговорил директор. – Вы все высказались, очередь за мной. Я принимаю ваше решение. Положим, логика действительно не самая сильная сторона Алексея. Его сильные стороны в другом. Ответьте мне: что выше – закон или царь?

– Царь, конечно, – за всех сказал Голицын. – Он утверждает законы царства.