Электронная библиотека » Роми Хаусманн » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Милое дитя"


  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 07:23


Автор книги: Роми Хаусманн


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Йонатан! – воскликнул другой голос.

Я закрыла глаза, и снова диван подо мной дрогнул, когда мальчик испуганно вскочил.

– Я не хотел ее будить, папа! Только хотел посмотреть, успокоилась она или нет.

Папа. У него сын. У этого чудовища сын.

– Можешь пока расставить фигуры на доске, Йонатан, – услышала я, а затем: – Лена…

Вновь диван прогнулся под чьим-то весом.

– Открой глаза; я знаю, что ты очнулась.

Я моргнула.

– Выглядишь замечательно, – произнес он и убрал прядь волос с моего лица. Его взгляд остановился на одной точке на моем лбу. – Думаю, неплохо получилось. Я кое-что доработал ножом, а потом сразу зашил.

У меня из горла вырвался сиплый звук.

– Брось, Лена, ты все равно была без сознания и ничего не почувствовала. – Он улыбнулся. – Для тебя лучше и быть не могло, не так ли?

Я подняла дрожащую руку, коснулась лба. Почувствовала шов, и острый кончик нитки уколол мне подушечку пальца.

Он взял мою руку и вернул на прежнее место.

– Не трогай, а то еще занесешь инфекцию. Через пару дней шов можно будет снять.

Я начала всхлипывать.

– Прошу, отпусти меня. Я хочу домой.

Он наклонился ко мне, так близко, что наши носы почти соприкоснулись, при этом всей тяжестью навалился на мое побитое тело.

– Ты дома, Лена, – прошептал он и поцеловал меня в лоб.

Я повернула голову, уткнувшись лицом в спинку дивана. Чуть затхлый запах напомнил о мебели в доме моей бабушки. Он протиснул руку между подушкой и моей щекой и грубо развернул лицом к себе. Заставил смотреть ему прямо в глаза.

– Сделай себе одолжение, Лена, и задайся вопросом. Подумай, шучу ли я. Хочу ли просто нагнать на тебя страху. Или же я вполне способен тебя убить.

– Нет, не шутишь, – выдавила я.

Дышать под его тяжестью становилось все труднее. По крайней мере, я начинала понемногу соображать. В особенности меня занимала одна мысль. Возможно, она давно сформировалась в сознании, но я не могла отделить ее в путанице других мыслей. Платье на мне.

– Я не собираюсь объяснять дважды, Лена. Так что слушай внимательно.

Белье, колготки, юбка, блузка и в особенности туфли, на размер меньше моего. Очевидно, все это принадлежало кому-то другому.

– С этого дня ты будешь хорошей матерью и доброй женой. И будешь придерживаться правил. Тебе понятно?

– Где мать твоего сына?

Мгновение он выглядел озадаченным.

– Где его мать? – спросила я снова, более настойчиво. Сердце подскочило в грудной клетке и колотилось теперь где-то в глотке.

– Ты его мать.

Он сел, и я, сама того не желая, облегченно вздохнула. Ведь я снова могла свободно дышать.

– А теперь поднимайся. Ты уже достаточно отдыхала.

* * *

У него еще и дочь. Я увидела ее, только когда он помог мне подняться. Прямая, как палка, бледная и очень серьезная, она стояла в дверном проеме – не знаю, с какого времени. На ней была пижама, явно слишком большая. Мне показалось, девочка что-то прижимала к груди. Потом я различила рыжую шерсть. И уши. Какой-то зверек.

– Ханна, – сказал мужчина, – мама пришла в себя.

Девочка не шевельнулась. На вид она была чуть младше мальчика. Ниже ростом и более хрупкая. Тот же острый подбородок, те же жидкие волосы, только светлые.

У этого чудовища двое детей.

– Ну же, Ханна. – Он нетерпеливо поманил ее. – Подходи, не бойся, и покажи ей Фройляйн Тинки. Мама наконец-то вернулась.

Девочка прищурила глаза. Разумеется, от нее не могло укрыться, что с мамой что-то не так. На диване в гостиной сидела, ссутулившись, незнакомая женщина. Девочка видела, что я не ее мама. Я произнесла одними губами:

– Помоги мне.

Девочка продолжала буравить меня взглядом. Потом развернулась на пятках и скрылась в коридоре или примыкающей комнате.

Я беспомощно закрыла рот ладонью и задышала сквозь пальцы. Меня охватила паника, в ушах зазвенело. Откуда-то издалека доносился его голос:

– Дети скучали по тебе, вам многое следует наверстать.

– Но… это невозможно. – Собственный голос казался мне искаженным и чуждым.

– Вот твои дети. Я твой муж. У нас счастливая семья.

– Это не мои дети, – проскулил чужой голос.

– У нас счастливая семья. Я твой муж, – снова и снова. – Я твой муж, вот твои дети. Кроме нас, у тебя никого нет. Будет лучше, если ты осознаешь это.

Я затрясла головой. Вообще-то хотелось покачать ею, но я как будто забыла, как это делается. Его рука метнулась ко мне, сомкнулась на челюсти, сдавила щеки. У него сверкнули зрачки, желваки заиграли. Хищник, охотник, монстр – и отныне мой супруг. Мой муж не шутил – и в тот момент, очевидно, хотел напомнить мне об этом.

– Знаешь, какой бывает звук, если проломить кому-то череп, Лена? Как будто арбуз разбивают об пол. Памм!

Я вздрогнула.

– Именно так – памм! Интересный звук.

* * *

Полицейские молчат. Кажется, им просто нечего сказать, и по их лицам ничего невозможно прочесть. Меня вдруг охватывает страх, словно я сказала что-то не то. Затем к страху примешивается нечто другое. Что-то холодное, тянущее. Вина. Меня гложет чувство вины, Лена, потому что я ношу твой шрам.

– Он похитил меня, чтобы дать своим детям новую мать, – заключаю я и без сил откидываюсь на подушку. В том числе, вероятно, чтобы избегнуть их взглядов. Смотрю в потолок. – Какое сегодня число?

Ханна

Сестра Рут заново заварила чай и теперь намазывает мне хлеб маслом. Должно быть, кто-то забыл запереть ящик стола, откуда она достала нож. Я сказала ей, что еще не время принимать пищу, но сестра Рут, вероятно, испугалась, поскольку у меня громко заурчало в животе. Будучи медсестрой, она должна знать, что это всего лишь воздух у меня в желудке, и моему здоровью ничто не угрожает. Только она, кажется, и не слушала меня толком, когда я пыталась объяснить ей, почему урчит в животе и что это означает. Вместо этого она принялась извиняться, потому что только теперь догадалась что-нибудь предложить мне, хотя прошло уже столько времени.

– Вот, – говорит сестра Рут и ставит передо мной тарелку, прямо на рисунок с моей семьей. Только папина голова с красным пятном сбоку выглядывает из-под тарелки, потому что он самый высокий из нас. – В семь открывается кафетерий, можно будет раздобыть что-нибудь другое. По средам у них подают чудесные яблочные пироги. Тебе обязательно стоит попробовать.

Я говорю «спасибо». Всегда нужно быть вежливым.

– Ну же, угощайся, Ханна, – говорит сестра Рут.

Беру намазанный маслом хлеб и кусаю по-мышиному. Папа тоже приносит хлеб, когда возвращается с покупками, но только одну упаковку, потому что хлеб быстро плесневеет, а плесень вредна для здоровья.

Сестра Рут стоит у стола и наблюдает, как я ем.

– Когда поешь, тебе не помешает прилечь. – Она кивает на кровать, стоящую слева, возле металлического шкафа. – У тебя выдалась долгая ночь. Отдых пойдет тебе на пользу.

– Но я думала, мы пойдем к маме. – Я откладываю хлеб на тарелку.

– Конечно, пойдем. Но перед этим я хочу переговорить с полицейским.

– По поводу дедушки?

Сестра Рут подбирает хлеб с тарелки и снова сует его мне обратно в руку.

– В том числе. Прошу, Ханна, поешь еще хоть немного. Знаю, трудно себя заставить, но попробуй сделать хотя бы пару укусов, ладно?

Я делаю пять, потому что пять кажется мне хорошим числом. По одному за каждого в семье. За маму, за папу, за Фройляйн Тинки, за себя и за Йонатана самый большой, потому что ему пришлось вычищать ковер.

– Больше не сможешь? – спрашивает сестра Рут.

Я мотаю головой. Обкусанный бутерброд теперь имеет контуры Африки. После Азии это второй по величине континент. Там обитают львы, зебры и черные шакалы.

– Ну тогда пойдем, – говорит сестра Рут и выдвигает мой стул, держась за спинку, чтобы я могла встать.

Кровать в комнате отдыха довольно жесткая, а из постельных принадлежностей на ней только простыня. Сестра Рут достает из шкафа подушку и свернутое одеяло и закутывает меня. У меня закрываются глаза, хоть я и не хочу засыпать, чтобы не пропустить момент, когда можно будет проведать маму. Сестра Рут садится на край кровати и начинает гладить меня по волосам. Я представляю, как будто меня гладит мама.

– Рассказать тебе что-нибудь перед сном? – спрашивает ее голос.

Я киваю.

– О чем тебе хочется послушать?

– Мне нравится, когда мама рассказывает про звезды, – отвечаю я шепотом.

Это никакой не секрет, и мне незачем шептать, но голос тоже вдруг ослаб.

– Звезды. Так, ладно, – произносит сестра Рут. – Дай-ка подумать… да, я знаю. Моя дочь услышала эту историю в детском саду, и мне потом частенько приходилось пересказывать ее дома. Особенно если ей бывало грустно и я хотела приободрить ее.

– Нина, сладкоежка, – шепчу я усталым голосом.

– Да. – Сестра Рут смеется. – Нина, сладкоежка. Итак: жили как-то две звезды. Большая, ослепительно-красная, и маленькая, чей свет был еще не так ярок. Они были лучшими друзьями. Днем звезды спали, чтобы к ночи набраться сил, а с наступлением темноты резвились на небе. Маленькая звезда восхищалась ярким сиянием своей старшей подруги и старалась испускать такой же красивый свет. Как-то вечером, когда день уже клонился к закату, а ночь только подбиралась, маленькую звезду разбудил громкий хлопок. Она испуганно огляделась, но не могла разгадать причину такого оглушительного шума. Тогда рядом послышался спокойный голос старшей звезды: «Все хорошо, звездочка. Не пугайся и поспи еще немного. Обещаю, этой ночью я буду светить особенно ярко, для тебя одной».

Так оно и случилось: той ночью старшая звезда светила ярче, чем когда-либо прежде, ярче всех звезд во всей галактике, и младшая звездочка еще больше восхищалась ею. И в последующие ночи старшая звезда озаряла небосклон. И вот однажды маленькая звезда проснулась и не увидела своей старшей подруги. Сколько она ни озиралась в панике, большой звезды нигде не было. Звездочка испугалась, и ей стало еще страшнее, когда обнаружилось, что ее окутывает зловещая серая дымка. Бедняжка стала звать свою подругу, но не получала ответа. И она горько заплакала, потому что почувствовала себя такой одинокой без старшей звезды. Другие звезды были слишком далеко, чтобы найти среди них новых друзей, и ни одна из них не могла бы заменить ей любимую, яркую подругу. В отчаянии звездочка воззвала к Богу, самой могучей силе, какую знала. И Бог действительно явился ей и выслушал ее жалобы. О том, что ее подруга пропала, и ей теперь так одиноко, об ужасном тумане, что окутывал и пугал ее…

– Я не про то хотела слушать!

Я и в самом деле старалась прослушать как можно дольше, но теперь должна прервать сестру Рут. Хоть это и невежливо. Однако если кто-то допускает ошибки, об этом всегда нужно говорить.

– Хотела, чтобы вы рассказали мне про настоящие звезды, а не сказку.

– О, – восклицает сестра Рут и чешет затылок. – Так ты говоришь про созвездия и все такое?

Киваю.

– Хм… прости, Ханна, в этом я совершенно не разбираюсь. Но, может, все-таки дашь моей истории шанс? Она и в самом деле красивая, только дослушай.

Я мотаю головой и переворачиваюсь на бок, лицом от сестры Рут.

– Не хочу, чтобы в историю впутывали Бога. Мама говорит, что Бог – чудовище.

Лена

Сегодня шестнадцатое сентября, отвечает мне Кам.

Получается, четыре месяца.

Четыре месяца, Лена, твой муж держал меня в плену. Возможно, для тебя это сущая ерунда. Ты держалась годами. Родила ему детей и играла с ним в семью.

Я помню, как в тот первый вечер сидела рядом с ним на диване, парализованная шоком. Как поглядывала на него краем глаза и невольно восхищалась его обманчивым обликом. Он даже специально переоделся в этот особенный вечер. Никаких джинсов и выцветшей футболки – теперь на нем были темные брюки и голубая рубашка. Он выглядел так, словно только вернулся с работы или собрался на свидание. Это не был зловонный, неухоженный монстр с рябым лицом и пустыми черными глазами, как в каком-нибудь фильме ужасов. Я помню, как смотрела на твоих детей, и они выглядели совершенно нормально. Хотя ничего нормального в этом не было. Как они могли сидеть перед печкой в своих пижамах, греть руки и непринужденно болтать? Даже девочка. Еще недавно эта Ханна недоверчиво взирала на меня, стоя в дверном проеме, а теперь задорно смеялась, глядя, как ее кошка охотится за голыми ступнями брата.

– Кусай его, Фройляйн Тинки! – выкрикивала девочка.

А я повторяла про себя, раз за разом: это не по-настоящему, такого не может быть, это неправда.

Я помню, как в тот вечер оплакивала тебя, Лена. Ту женщину, чьи ботинки теперь носила. Несчастную женщину из хижины, которая жила здесь до меня. Которая, как я понимала, была теперь мертва. Памм! С таким звуком разбивается череп. Твои ботинки стали для меня самым убедительным предупреждением. И все же я с самого начала знала, что не буду участвовать в его безумной, извращенной игре. Я должна была собраться с силами, оправиться от побоев и найти способ выбраться оттуда. Он или я. Кто-то один – вероятно, уже в тот первый вечер я сознавала неизбежность такого конца.

Я уже знала, где выход. Это была деревянная дверь с двумя замками. Когда он двигался, у него в кармане что-то позвякивало. Из этого следовало, что он постоянно носил при себе ключи. Дверь располагалась слева, в нескольких метрах от дивана. Там не было коридора или отдельной прихожей – сразу за дверью открывалась эта комната, совмещавшая в себе гостиную и кухню. По другую сторону, за дверным проемом, угадывался коридор, вероятно, ведший к спальням и в кладовую, где я впервые очнулась. Я предполагала также, что где-то была ванная или хотя бы туалет. С одной стороны, я не могла дождаться, когда он покажет мне остальные комнаты, и я смогла бы лучше сориентироваться и увидеть другие возможности выбраться. С другой стороны, я догадывалась, что последует, когда он завершит вечер и мы отправимся в кровать. Какое-то мгновение я даже питала дурацкую надежду, что он просто отведет меня в кладовую и на ночь снова привяжет к раковине.

Окна как возможный путь к бегству пришлось сразу исключить – по крайней мере, в гостиной. Оконные проемы были закрыты изоляционными плитами. Он сам решал, когда ночь сменит день и наоборот. Как Господь. Сама эта мысль отдавала желчью. Я украдкой сосчитала шурупы; на каждом окне их оказалось не меньше четырнадцати. Вывернуть их без подходящего инструмента не представлялось возможным.

Дверь по левую руку. Других возможностей я пока не видела. Куда бы она ни вела, главное – прочь оттуда. Я должна была добраться до ключей. Или убить его. Но для этого требовалось хоть какое-то подобие оружия. Взгляд скользнул по гостиной, метнулся к обеденной зоне. Четыре массивных стула вокруг стола – ножки прикручены к доскам пола. Стену за обеденной зоной занимала мини-кухня. На рабочей поверхности ничего не было, и замки, замки – на каждом, будь они прокляты, шкафчике. Я подумала о выдвижных ящиках, представила, как достаю нож, настолько острый, что без труда разрезает все, даже мясо. Вместе с тем я уже догадывалась, что ящики пусты.

И невольно вздохнула.

– Ты устала, Лена? Может, хочешь в постель?

Я вздрогнула.

– Нет-нет, всё в порядке, спасибо.

Он снял тяжелую руку с моего плеча и взглянул на часы. Я покосилась на циферблат. Чуть за половину восьмого.

– Дети, мама права. Уже поздно, пора в кровать.

Дети запротестовали.

– Без возражений! Вы должны слушать, что говорит вам мама!

Девочка повернула голову и наградила меня хмурым взглядом.

– Пусть еще немного посидят, – предложила я осторожно.

– Нет, уже поздно. – Он встал с дивана и жестом погнал детей. – Чистить зубы, марш!

Те послушно поднялись.

– А можно Фройляйн Тинки поспит сегодня со мной, папа? – спросила девочка.

– Нет, она останется в гостиной, иначе вы опять не будете спать всю ночь. – И, повернувшись ко мне: – Ты идешь?

Мне кое-как удалось подняться, удержать в вертикальном положении свое побитое тело. Твой муж придержал меня за руку, и я неровным шагом последовала за детьми. Мы вышли из гостиной и двинулись по узкому коридору.

Запертая дверь по правую руку. Дети встали перед ней. Он потеснил меня, протянул руку к перемычке и нашарил ключ. Отпер замок. Дети прошмыгнули внутрь. Он повернулся ко мне, с ухмылкой опустил ключ в карман и указал на дверь.

Ванная оказалась узкой и едва вмещала нас четверых. С левой стороны помещался умывальник, под ним стояла канистра с водой. Прямо по курсу располагался туалет, напоминающий скорее маленький белый бочонок. Справа – старая оцинкованная ванна без кранов. Над ванной, под самым потолком, в стене было отверстие величиной с кулак, из которого торчал отрезок трубы. Вероятно, отдушина. Впрочем, ее эффективность вызывала сомнения – воздух был вязкий и застоялый. Окон в ванной не было. С потолка, как и в кладовой, свисала простая лампочка.

Дети взяли зубные щетки из пестрых пластиковых стаканчиков, что стояли на полке над раковиной. Это показалось мне чем-то абсурдным. Я водила языком по свежему зазору между зубами и представляла, как этот человек, твой муж, подобно тысячам других покупателей в супермаркетах, стоит в отделе товаров личной гигиены и выбирает, какие рисунки на стаканчиках понравились бы его детям. Мальчику достался стаканчик с рыцарем, сидящим верхом на коне, девочке – розовый, с принцессой посреди цветущего луга… Как этот человек стоял у кассы, оплачивал покупки, и никто не подозревал, что вместо нормальной ванной в нормальном доме эти стаканчики окажутся здесь, в этой дыре, где людей держат взаперти.

– Наводить порядок в ванной, конечно, входит в обязанности жены. Но не волнуйся, туалет я беру на себя.

Только позднее я поняла, что конкретно он имел в виду. Поскольку там не было водопровода, мы использовали биотуалет, в котором фекалии собирались в контейнере с опилками. И время от времени контейнер нужно было опорожнять – снаружи. Само собой, он не мог доверить это дело жене. Отныне снаружи для нее ничего не было.

– Хорошо, – произнес он, взглянув на часы. – Три минуты.

Как по команде дети одновременно сплюнули пену в раковину. Затем по очереди умылись водой из канистры.

– Сегодня вас уложит мама, – объявил он с великодушной улыбкой.

– Наконец-то! – просиял мальчик и вытер лицо полотенцем.

Твой муж вывел меня в коридор, девочка последовала за нами и прикрыла за собой дверь. Я не понимала, чего мы ждем, пока мальчик не вышел и девочка не заняла его место в ванной. Значит, он пускал их в туалет без присмотра, заключила я и увидела в этом свой шанс. Хотя в первый момент мне в голову не пришло ничего, кроме пестрых стаканчиков для щеток. Если бы мне как-то удалось разломать их… Обломки пластика могут быть очень острыми. И стать оружием.

* * *

Дети делили крошечную комнату – как раз чтобы поместилась двухъярусная кровать. Дощатые стены были обклеены детскими картинками. Я попыталась разглядеть рисунки, но свет, все от такой же лампочки, был слишком тусклый. Мальчик влез по лестнице на верхнюю койку, а девочка забралась на нижнюю.

– Тебе следует присесть сюда, – механически проговорила девочка и похлопала по кровати рядом с собой. – Ты же всегда так делаешь.

Я оглянулась через плечо на твоего мужа. Сложив руки на груди, он прислонился к дверному косяку и улыбался. Я осторожно подошла к кровати и села, пригнув голову, чтобы не удариться о верхнюю койку.

– А теперь ты расскажешь нам историю. Как всегда.

– Я…

– Гляди, мама! – Передо мной возникло лицо мальчика. Он свесился через барьер, который оберегал его от падения во сне, и болтал руками в воздухе. – Я могу летать!

– Хватит, Йонатан, – прошипела девочка. – Это опасно. К тому же мы хотим послушать историю.

– Ладно, – проворчал Йонатан и влез обратно. Пока он укладывался, матрас вспучивался между рейками. – Хочу послушать про самолеты!

Девочка цокнула языком.

– Это не тебе решать. Я старшая, и выбирать мне.

– Всегда ты выбираешь!

– Да, и по праву…

– Довольно! – Голос твоего мужа заставил всех нас вздрогнуть. – Сегодня никаких историй. Лена, вставай.

– Ну папа… – донесся сверху голос мальчика.

– Нет. Вы двое не умеете себя вести. Поднимайся, Лена.

Не знаю, почему я продолжала сидеть. Возможно, меня сковала внезапная перемена в его настроении, или ситуация сама по себе – так обыденно выглядел спор между братом и сестрой в этой абсурдной обстановке… Так или иначе, я просто сидела и не двигалась.

У твоего мужа сузились глаза.

– Поднимайся. Лена. Сейчас же.

У меня перехватило дыхание. Каждое отчеканенное слово как будто ножом вонзалось в легкие. Я обмякла, задышала часто и тяжело. И вдруг ощутила слабое прикосновение к коленке. Твоя дочь. Я взглянула на нее.

– Тебе нужно встать, – шепнула она едва слышно.

Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза. Затем она резко повернулась на другой бок и укрылась одеялом, так что видны были только узкие плечи. Я поднялась как во сне, точно загипнотизированная ее голосом.

– Пожелай детям доброй ночи, Лена, – сказал твой муж с прежней улыбкой.

– Спокойной ночи, дети.

– Спокойной ночи! – прозвучало в унисон.

Он закрыл дверь и, как прежде в ванной, взял ключ с дверного косяка и запер на замок. Он запирал детей на ночь. Я зажала рот ладонью, чтобы не издать лишнего звука.

– Вот так. – Он улыбнулся и положил ключ на прежнее место. – А теперь…

* * *

Я вздрагиваю. Раздается звонок. И хоть он довольно громкий, пару мгновений никто его не воспринимает. Наконец Кам приходит в себя и тоже едва заметно вздрагивает. При этом блокнот и карандаш соскальзывают с коленей на пол. Не обращая на них внимания, Кам быстро охлопывает свою куртку, запускает руку во внутренний карман и достает телефон.

– Гизнер, – произносит он сиплым голосом в трубку.

Я пытаюсь расслышать, что говорят на том конце линии, но мешает кардиограф со своим писком.

– Ладно, секунду… – Он сдвигает телефон с уха и пристально смотрит на меня. – Наши люди обнаружили хижину. Им стоит что-то предпринять, прежде чем войти?

Мотаю головой.

– Я ударила его снежным шаром [8]8
  Снежный шар – рождественский сувенир в виде стеклянного шара, в котором находится некая модель (например, домика, украшенного к празднику). При встряхивании такого шара на модель начинает падать искусственный «снег».


[Закрыть]
. Один раз как следует… – Трогаю себя в области затылка и замолкаю.

– Вы его оглушили?

Киваю.

– Входите, – произносит Гизнер в трубку.

Откидываюсь на подушку и закрываю глаза. В голове звучит голос.

«Видишь, как у нас хорошо?»

«Да, моя радость, и впрямь хорошо», – отвечаю я про себя и улыбаюсь.

Лена

– Лена?

– Да?

– Вы можете продолжать?

Я открываю глаза и пытаюсь снова сесть. Мюнхен тут же подскакивает и поправляет подушку, так чтобы я устроилась поудобнее.

– Дайте мне минутку, хорошо?

Он понимающе кивает, и Кам говорит:

– Мы вас не торопим.

Я обдумываю, с какого момента продолжить. Это те вещи, о которых не стоит говорить, Лена. Взятые в скобки детали, о которых полицейским знать необязательно. Но тебе, Лена, следует знать, что он со мной сделал.

Перевожу взгляд с Мюнхена на Кама и обратно. Мюнхен смущенно потирает ладони. Кам со вздохом наклоняется и подбирает блокнот и карандаш, которые выронил, прежде чем ответить на звонок. Полагаю, теперь они ожидают услышать об изнасиловании – неприглядное и жестокое продолжение. Неудивительно, что мне нужно собраться, прежде чем рассказать о таком. Им невдомек, что есть еще нечто иное.

Об этом узнаешь только ты, Лена.

* * *

– Вот так. – Он улыбнулся и положил ключ на прежнее место. – А теперь – мы.

Я напрягла плечи, выгнула спину и стиснула кулаки. Ожидая примерно того же, что и полицейские к тому моменту истории.

Вспомнила Кирстен, как она вернулась домой, в прошлом году, в то смутное время от ночи до рассвета, когда все человечество мирно спит, и никто не услышит твоих придушенных криков, и не окажется поблизости, чтобы оттащить от тебя это животное и помочь тебе. Вспомнила, как она сползла по стене в коридоре, с бледным, расцарапанным лицом и в порванном платье. И как я села рядом, не осмеливаясь обнять ее.

– Почему ты не отбивалась? – спросила я.

Спросила по глупости – или просто от усталости, и еще не вполне соображала, поскольку проснулась в тот самый момент, когда Кирстен ввалилась в прихожую. Потому что спала, как и весь остальной мир, пока Кирстен насиловали на заднем дворе.

Она повернула ко мне бледное, чужое лицо и сказала:

– Потому что в тот момент я была мертва. У меня не было тела. Не было рук, чтобы отбиваться от него. Не было ног, чтобы пнуть его между ног. И разум был где-то далеко.

Я рассчитывала на нечто подобное, Лена. Готова была умереть под его тяжестью и лишь надеялась, что это продлится не слишком долго. И все-таки я храбрилась, сжала кулаки и выпрямила спину, хоть она и болела после побоев, полученных в тот день от твоего мужа. Я выпятила подбородок и посмотрела ему в глаза. Думала о Кирстен, которая пережила собственную смерть. Такой она была сильной. И я готовилась к тому же. Он мог овладеть моим телом, но моим разумом – никогда.

– Что ж, – бросила я в приступе дерзости и неповиновения. – Скорее покончим с этим.

Знаешь, Лена, я буквально видела, как распалось его лицо. Как оно лишилось своих черт, всей своей структуры, и ему потребовалось время, чтобы вновь собрать все воедино. Я застала его врасплох. У него дернулся левый глаз, и в натянутой улыбке не было уверенности. Но пока что он был сильнее меня. Он был из тех, кто не привык шутить. Он был Богом, а я – червем. И он должен был доказать это. Он схватил меня за руку и поволок по коридору, обратно в ванную.

– Ты ходишь в туалет в семь часов утром, затем в двенадцать тридцать, в семнадцать и в двадцать часов, – повторил он, доставая из кармана ключ. – Сейчас двадцать часов.

Я видела, что у него дрожали пальцы. Едва заметно, но все-таки дрожали. Это был благодатный миг, Лена.

Он отомкнул замок. Я вошла в ванную и развернулась в ожидании, что он прикроет за мной дверь. Мне не приходило в голову, что может быть как-то иначе, после того как он позволил детям уединиться в туалете.

– Вперед, – сказал он и кивнул на подобие унитаза.

Я повернула голову в направлении его взгляда. Это должно было стать тестом, испытанием силы – в отплату за тот благодатный миг, которым он меня наградил.

– Давай же.

Я вновь развернулась к нему. Твой муж стоял в дверном проеме. Вид – беззаботный до омерзения, левая рука упирается в косяк, и на лице вновь уверенная улыбка.

– Нет, – сказала я.

– Иди в туалет, Лена.

Я поджала губы и медленно помотала головой.

– Это твое время на посещение туалета.

– Тогда выйди. Не стану при тебе справлять нужду.

– Станешь, Лена. Ты станешь делать все, что я тебе скажу.

Он сделал шаг в мою сторону. Я вскинула руки и просипела:

– Подожди. Прости. Прости меня.

Собиралась быть сильной, бороться, и все в таком духе. Но я не могла допустить, чтобы он поколотил меня второй раз за день. Он застыл на месте и смерил меня недоверчивым взглядом.

– Я… не хочу.

Никакого движения – он просто стоял и смотрел. Я пыталась выдержать его взгляд.

– Я сказал, ты ходишь в туалет в семь часов утром, затем в двенадцать тридцать, в семнадцать и в двадцать часов.

Я опустила руки и торопливо закивала.

– Знаю. Запомнила. В семь часов утром, затем в двенадцать тридцать, в семнадцать и в двадцать часов. Но сейчас не хочу. – Я почувствовала, как мои губы раздвигаются в подобии улыбки. И повторила: – Не хочу. Можем сразу отправляться в кровать.

Все произошло так быстро, что я не успела отшагнуть назад, вскинуть руки, сделать вдох или хотя бы моргнуть.

Хочешь знать, Лена? Хочешь знать, как поступает твой муж с теми, кто отказывается справлять нужду перед ним? Как знать, может, и с тобой это бывало?

В таком случае ты знаешь, каково это, когда тебя швыряют об пол. Тогда ты и сама сжималась и закрывала лицо руками, чтобы уберечь уязвимый шов на лбу. Пыталась вдохнуть в последний раз, прежде чем он пнет тебя в живот. Зажмуривалась в ожидании адской боли. Но боли не последовало. Ты снова делала глубокий вдох, потому что она вот-вот заявит о себе, боль… но нет, ни ударов, ни боли. Только странный, режущий звук. Затем ты набралась храбрости и посмотрела сквозь разомкнутые ладони. Увидела своего мужа, как он стоит над тобой, расставив ноги, рука возле ширинки брюк. От ужаса позабыла вдохнуть в третий раз, теперь, когда это действительно было необходимо. Потому что тебе нужно задержать дыхание, пока он облегчается на тебя, и кожу обдает жгучим теплом, и моча просачивается сквозь одежду, пропитывает насквозь твою одежду и твои волосы. Каково это – извиваться под струей без возможности увернуться. Каково это, когда последние брызги приходятся тебе точно по лицу, и ты чувствуешь капли на сомкнутых губах. Слышишь, как вновь застегивается ширинка, ж-ж-ук, после чего твой муж произносит с полным спокойствием:

– Полагаю, теперь ты понимаешь, Лена, почему так важно придерживаться времени посещения туалета. Никогда не угадаешь, чем все может закончиться.

Наверное, после этого тебя вырвало, Лена. А твой муж заставил тебя вычистить ванную, и его ничуть не волновало, что тебя всю трясло, и ты хрипела от омерзения. Ты вычищала ванную, стоя на коленях, с мокрыми волосами и в мокрой одежде, в то время как он сидел, скрестив ноги, на краю ванны и наблюдал за тобой. Вероятно, прошел не один час, прежде чем его удовлетворила твоя работа. А после тебе пришлось раздеться и встать в ванну. Он отмыл тебя, ведь ты была грязной, ах, Лена, опять ты перепачкалась, вытер тебя насухо и отвел в спальню.

Если тебе довелось пережить подобное, ты и сама знаешь – о таком просто нельзя рассказать. Потому что оно оставляет совсем иной отпечаток, в отличие от неприглядных и жестоких вещей, довольно скверных, но далеко не новых. Полицейским известно об этих вещах. Они в полной мере наслышаны обо всем этом, чтобы теперь сидеть передо мной, глядя в пол и смущенно потирая ладони. Им сложно оставаться равнодушными к таким вещам, не исключено. Но в конечном счете это часть их работы, которая сводится к одному слову в блокноте: изнасилование. Подробности не требуются. Мужчина овладевает женщиной, и вполне вероятно, что женщина при этом испытывает боль, точка. Я могу быть такой женщиной, Лена. Я стану такой женщиной, как только криминалисты прочешут хижину и обследуют простыни. И я не смогу ничего поделать с этим.

Но я точно не буду женщиной, которая в слезах ползала по полу ванной, в луже из мочи и рвотных масс. Я закрываю скобки, и это не подлежит обсуждению.

* * *

Полицейские тем временем терпеливо ждут неизбежной части. Я киваю в знак того, что готова продолжать.

– После того как запер детей, он отвел меня в спальню. Справа у изголовья кровати висели наручники. Это чтобы я никуда не ушла.

Я засучиваю рукав больничной рубашки и показываю поочередно Каму и Мюнхену правую руку. Вокруг запястья все еще видна бледно-розовая полоса стертой кожи.

– Он приковывал меня к изголовью, всегда. Даже ночью, когда мы спали. Думаю, он делал так, чтобы я не встала тайком в поисках ключей. Или не попыталась задушить его подушкой.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации