Текст книги "Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе"

Глава 3. Копьё
^{16 декабря 1961 года. Дурбан}

Трёхдневная забастовка была успешной только частично. Правительство мобилизовало армию и штыками заставляло людей идти на работу. В день провозглашения новой «Республики» небо было затянуто тучами. Белая Южная Африка и правительство Фервурда были осаждены внутри страны и оказались изолированными в международном плане. Насилие, использованное правительством, было важным уроком для освободительного движения. Наши активисты по всей стране задавались вопросом, можно ли расширять борьбу за свободу, используя исключительно ненасильственные средства.

И действительно, после неудачного покушения на Роули я поднял перед Эрнстом вопрос о том, что нам необходимо вооружиться. Как белый человек, я имел возможность получить лицензию на огнестрельное оружие. Моя зарплата позволяла купить его, и скоро я знакомил Эрнста и других с тем, как пользоваться новым пистолетом Браунинг калибром 9 миллиметров.

Моя фотография на первой странице «Натальского Меркурия» и подробное описание нападения на дом Роули привлекли внимание моих нанимателей к моей политической деятельности. Стало также ясно, что Специальный отдел полиции узнал, кто были моими нанимателями, и, как обычно в таких случаях, предупредил их о том, что я был опасной личностью.

Последовали вопросы о моей политической деятельности. Директор по вопросам творчества с пониманием говорил:

– Вы знаете, в Англии есть выражение: «Если в 21 год ты ещё не коммунист, то у тебя нет сердца. Но если в 31 год ты по-прежнему коммунист, то у тебя нет ума».

Директор-администратор агентства также не высказывал враждебности, хотя было ясно, что он озабочен. Из его кабинета, в котором мы обсуждали этот вопрос, он пристально смотрел через бухту на предприятие головной компании. Он напомнил мне о многообещающем будущем, которое я мог бы иметь в фирме. Смущённо откашлявшись, он сказал, что вынужден от имени правления фирмы задать вопрос, являюсь ли я коммунистом.

Я мог ответить немедленно и честно, что не был членом Коммунистической партии.

– Я заинтересован, прежде всего, в демократии в нашей стране. Когда я говорю о демократии, я имею в виду правление народа, для народа и посредством народа. В эти дни постоянно говорят о президенте Кеннеди. Он подчёркивает, что ответ на нынешние мировые проблемы лежит в демократической системе. Пожалуйста, передайте совету директоров, что я хотел бы, чтобы рекомендации президента Кеннеди были осуществлены в нашей стране.

Вскоре после этого я вступил в запрещённую Коммунистическую партию. Вера Поннен подошла ко мне и сказала, что ей официально поручено спросить меня, не хотел бы я стать членом партии. Она говорила об обязанностях и дисциплине, которые членство в ней влечёт за собой, и об опасностях. Она подчёркивала, что смысл членства в партии – служить рабочему классу. Я немедленно ответил утвердительно, поскольку считал большой честью то, что меня пригласили в партию.

Партия, как запрещённая организация, привлекала меня своеобразной мистикой. Было ясно, что многие из наиболее активных и уважаемых членов Движения сочувствовали партии и, возможно, были её членами. Правительство и сверхбогатые явно ненавидели партию, в то время как она пользовалась огромной популярностью среди чёрных, лишённых политических прав. Каждое упоминание о партии, будь то на митингах или в частных разговорах с рабочими, вызывало положительный отклик. Каждое упоминание о Советском Союзе всегда сопровождалось одобрительным рёвом толпы.

В Движение меня привело эмоциональное отвращение к расизму. Моей конечной целью было свержение апартеида. Но скоро я был втянут в дискуссии о том, что последует за ликвидацией расовой дискриминации. Ведь страна страдала от глубокого неравенства и несправедливости задолго до того, как в 1948 году правительство пришло к власти, как правительство апартеида. Капитализм без расовых барьеров, если такой вообще мог существовать, всё равно закреплял социальный раскол и неравенство. Я начал читать марксистскую литературу и с помощью Роули, Эрнста Галло и других начал заниматься чем-то вроде теоретической работы на основе марксизма. Вступив в партию, я попал в одну подпольную организацию с Роули, Верой, Селло и несколькими чёрными рабочими. Мы обсуждали марксистскую теорию и тайно распространяли партийную литературу. Не было никакого заговора с целью получить контроль над АНК или Движением. Подчёркивалась прежде всего необходимость для коммунистов вести за собой личным примером. Стратегия партии заключалась в том, что её непосредственной целью было добиться в союзе с АНК создания демократического государства посредством национально-освободительной борьбы. Это открывало бы возможности для движения дальше к стадии социализма.

Как и все остальные, я признавал ведущую позицию Москвы. На это были исторические причины, относящиеся ещё к социалистической революции 1917 года, которая привела к созданию коммунистических партий во всём мире.

Поражение Гитлера, в которое Советский Союз внес решающий вклад, и впечатляющие социально-экономические достижения, которые преобразили отсталую царскую империю, занимающую одну шестую часть земной суши, укрепляло этот престиж.

Наша партия никогда не критиковала Советский Союз по нескольким причинам. Прежде всего, для нас были достаточными историческая роль и основные достижения Советского Союза на ранних стадиях его существования. Свою роль также сыграли международная политическая и культурная изоляция Южной Африки. Идеологическое развитие нашей партии имело точками отсчёта 1917 и затем 1945 годы. Всё это также подкреплялось особенностями формирования нашего руководства. Белое руководство партии в начале 20-х годов произрастало из раннего большевизма. Это затронуло и чёрных лидеров, которые появились в 30-х годах, таких как Мозес Котане, Дж. Б. Маркс и Юсуф Даду. Даже разоблачение Хрущёвым в 1956 году преступлений Сталина не смогло поколебать основных идеологических позиций старой гвардии. Советский Союз сделал ошибки, но они будут исправлены. Это означало, что не было глубокого исследования внутренних противоречий в советской модели, которые позже привели к катастрофе. На моей памяти из старого руководства только Рут Ферст и Джо Слово высказывали в 60-х годах признаки критического отношения.

В июле 1961 года Эмпи Найкер пригласил меня прогуляться по берегу океана. Он конфиденциально сообщил мне, что Движение готовится принять решение об изменении стратегии. Репрессивная политика правительства убедила руководство в том, что одна только ненасильственная борьба не принесёт изменений. Мы были вынуждены ответить революционным насилием на насилие со стороны режима.

– Меня попросили обратиться к тебе, – сказал он под грохот прибоя, разбивающегося о скалы, – чтобы узнать твое мнение. Не хотел бы ты присоединиться?.

Я стал членом Натальского регионального командования «Умконто ве сизве» (что на языках зулу и коса означало «Копьё нации»: кратко – «МК»). Это имя возвращало к прошлому, к войнам сопротивления британскому и бурскому колониализму. Копьё было символом сопротивления.

Руководителем Натальского регионального командования был Кеник Ндлову, секретарь профсоюза портовых и железнодорожных рабочих. Его борода, очки и страстная манера публичных выступлений вызывали в воображении образ китайского революционера. Заместителем Кеника был Билли Нэйр, и его участие в командовании прибавляло мне уверенности. Ещё один профсоюзный деятель, Эрик Мчали, физически крепкий и тренированный, казался особенно подходящим для предстоящей работы. Нам нужен был ещё один член командования, и после продолжительного обсуждения мы выбрали новобранца в Движении, который выглядел многообещающе на курсах политэкономии, организованных САКТУ. Это был Бруно Мтоло, полный обаяния и добрых намерений. Для меня тот факт, что он работал электриком и вообще был мастером на все руки, был достаточно убедительным аргументом. Нам должны были понадобиться эти навыки.

Я был единственным, кто не был профсоюзным деятелем. Когда я поинтересовался, почему никто из ведущих членов АНК не вошёл в состав командования, то узнал, что Натальское руководство АНК ещё только обсуждало изменения в политике. Общенациональное руководство, однако, уже дало нам указание приступить к делу и начать набор активистов АНК из чёрных посёлков в местные структуры командования. Членами АНК были только Кеник и Эрик, поскольку в то время только африканцы могли состоять в АНК. Билли и я были членами союзных Конгрессов. Но членство в МК было открыто для всех.

Менее чем через месяц Билли сообщил мне, что мы вскоре должны будем пройти первичное обучение у одного из наиболее выдающихся товарищей в нашем Движении. Он сказал мне, что наш гость воевал с немцами в Северной Африке и что его прозвище было «Пустынная крыса». Мы поехали на небольшую плантацию сахарного тростника неподалеку от Дурбана и собрались во флигеле. Билли ввёл человека в рубашке с открытым воротником и в спортивном пиджаке.

Хотя нам было названо его кодовое имя, я узнал нашего гостя по фотографии с процесса о государственной измене. Это был Джек Ходжсон, один из руководителей «Легиона Спринбок» – антифашистской организации бывших военнослужащих, которая выступала против Национальной партии в первые послевоенные годы. Его подход к занятиям был конкретным и он показывал нам всё, начиная с того, как использовать паяльник, и кончая тем, как растирать химикаты до тонкого порошка.

Он насыпал химическую смесь, содержащую сахарную глазурь, в ложку и осторожно добавил каплю кислоты из пипетки для глазных капель. Порошок воспламенился и мы были поражены как школьники на занятиях по химии. Проблема, конечно, заключалась в том, как добиться того же результата, не добавляя кислоту напрямую. Для этого был необходим какой-то механизм замедленного действия.

Широко улыбаясь, он достал презерватив: «Англичане называют эту штуку французским письмом, а французы – английским пальто. Мы же намерены использовать его для тех целей, для которых ни англичане, ни французы его не предусматривали».

Сначала он насыпал в презерватив чайную ложку химического состава. Затем достал маленькую желатиновую капсулу – такую, в каких обычно содержатся медицинские порошки – и сказал нам, что эти капсулы можно купить в любой аптеке. Открыв капсулу, он влил туда несколько капель кислоты, тщательно закрыл крышку капсулы и опустил её в презерватив. Он сказал нам, что обычно кислота разъедает стенки капсулы за 50 минут, при этом время может быть разным в зависимости от температуры и даже от атмосферного давления. Пока мы ожидали результата, он рассказывал об организации того, что он называл «операция», подчёркивая необходимость тщательного планирования и изучения обстановки перед нападением на цель.

Мы так погрузились в его рассказ, что забыли о презервативе. Вдруг блеснула ослепительная вспышка, сопровождаемая кислым дымом. Было поразительным, сколько взрывной энергии содержалось в чайной ложке этого порошка. «Сорок шесть минут, – отметил наш инструктор, посмотрев на часы, – достаточно времени, чтобы скрыться без хлопот».

Затем мы пошли в поле, чтобы проверить работу механизма замедленного действия на самодельной бомбе. Бомба была ничем иным как стеклянным кувшином, частично наполненным химической смесью. Презерватив был подготовлен тем же способом. Он был завязан узлом, помещен в кувшин, который был плотно закрыт крышкой.

Мы стояли рядом как гости на вечеринке Гея Фоукса, ожидая начала фейерверка. Я наслаждался видом звёздного неба над нами и моря сахарного тростника, простиравшегося во всех направлениях. Хотя нас для начала была маленькая группа, но я был полностью уверен в успехе нашей миссии.

Пока мы ждали, Джек напомнил нам, что действия, которые мы готовимся предпринять, не должны приводить к ранению или гибели людей. Нашими целями должны были быть неживые объекты.

– Мы посмотрим, как дела пойдут дальше, – сказал он, – но если кто-нибудь из вас знаком с рассказами Дамона Руньона, вам должны быть известны его начальные строки: «Нет в мире лучшего зрелища, чем дюжина мертвых полицаев, лежащих в сточной канаве». Ну, когда полиция ведёт себя как фашисты, я должен признать, что разделяю это чувство.

Билли подшучивал над ним, что он должен высказываться осторожнее, иначе у него будут неприятности с нашим руководством. Тогда я впервые услышал от Джека Ходжсона фразу, которую в последующие годы слышал бесчисленное количество раз: «Ну и пусть меня собьют в ярком пламени».

Он вновь посерьёзнел и предупредил нас о том, что мы должны придерживаться политики АНК и избегать человеческих жертв. Он отметил, однако, что если правительство будет продолжать нынешний курс, тогда, как это уже было с борьбой в других странах, например, на Кубе и в Алжире, нам придётся «снять перчатки». Я вспомнил Альфа с его «причиной и следствием» и увидел связь между Шарпевиллем и рождением МК. Но намерены ли мы были просто оказать давление на правительство, чтобы заставить его осуществить перемены, или мы хотели свергнуть его? Если последнее, то как? В то время я очень туманно представлял себе эти вопросы. Оглядываясь назад, и исходя из того, что Джек и другие руководители сказали нам, я понял, что стратегия ещё не была отработана до конца. Главным в умах практически всех нас была необходимость нанести ответный удар и этим показать, что режиму апартеида может быть брошен вызов.

Раздался громкий треск, сопровождаемый ослепительной вспышкой. Кувшин разлетелся на части. Мы ожидали более громкого взрыва. «Чёрта с два, – ответил Джек, – мы не хотим привлекать нежелательного внимания». Дальше он объяснил, что необходимо использовать более прочные емкости для того, чтобы химическая реакция вызвала более мощное давление, нежели получаемое в стеклянном кувшине.

После приезда Джека мы получили указания от Национального верховного командования из Йоханнесбурга. Дата проведения первых операций МК была назначена на 16 декабря 1961 года. Когда Кеник Ндлову сообщил нам об этом, послышались приглушённые возгласы одобрения. Этот день, известный в народе как «День Дингаана», был провозглашен правительством выходным днём. Он был переименован в День согласия в память о «битве у Кровавой реки», где 16 декабря 1838 года буры нанесли тяжёлое поражение «импис» – бойцам короля зулу Дингаана. Буры поклялись богу, что они сделают этот день священным, если он отдаст врагов в их руки.

Мы получили указание атаковать правительственные здания, особенно тех ведомств, которые были связаны с политикой апартеида. Нам также напомнили о необходимости избегать человеческих жертв. Вечер за вечером мы растирали химикаты в задней комнате аптеки Стива. Нам нужно было 20 килограммов «смеси Джека» для того, чтобы сделать четыре бомбы. Это была довольно тяжёлая работа. Вместе с тем, этими химикатами, которые оставляли отчетливый пурпурный след, легко было запачкать одежду и кожу. Поэтому нам нужно было быть чрезвычайно осторожными, чтобы не оставить за собой цепочки следов.

В то время в дом Роули и Джеки, в котором я жил, часто приезжал фотограф из Питермарицбурга, который заинтересовался КОД. Его имя было Том Шарп, и он позднее стал знаменитым автором фарсов. У меня всегда была потребность в транспорте, и Том охотно предоставлял мне свою машину. За несколько суток до «дня X» мне понадобился транспорт, чтобы перевезти химикаты из одной мастерской в другую. Том был погружен в дискуссию с Джеки о пьесе, которая ему давалась с трудом, и, как всегда, согласился дать мне машину. Я возвратился в дом Роули после полуночи. Том терпеливо ждал свою машину. Я отдал ему ключи и рухнул в кровать от изнеможения. Том возвратился через несколько минут и спросил, что я делал с его машиной.

Всё внутри машины было покрыто тонким слоем пыли от химикатов, которые, очевидно, просыпались во время транспортировки. Я тут же придумал объяснение о перевозке окрасочного оборудования одного из своих друзей и поспешил помочь вычистить машину. Я обругал себя за неосторожность, очень надеясь, что другие не повторят моей ошибки.

К 16 декабря мы были готовы. Мы аккуратно обернули каждую бомбу в рождественскую обёрточную бумагу и передали их различным боевым группам. Я встретился с Бруно и с глубоким неудовольствием обнаружил, что тот сильно пьян. В ответ на мой вопрос он раздраженно щёлкнул языком и сказал, что выпил только одну порцию. Целью для нашей группы был большой правительственный комплекс, из которого чиновники апартеида осуществляли полный контроль над тысячами африканцев, пытавшихся найти работу или получить разрешение на проживание в Дурбане. Это место охранялось подразделением муниципальной полиции, которую из-за цвета их формы прозвали «чёрные Джеки». Мы заметили, что ближе к ночи им становится скучно, и они садятся вместе около костра, попивая пиво. Мы уже спрятали мешки с песком в высокой траве около бокового входа в здание. Сразу же после полуночи наша группа осторожно приблизилась к зданию. Бруно подготовил взрыватель замедленного действия и приготовился в последний момент влить кислоту. Я подошёл с другой стороны дороги, держа в руках «рождественский подарок». Третий подрывник возился с мешками с песком, а четвертый наблюдал за обстановкой вокруг. «Чёрные джеки» были погружены в беседу на другой стороне здания.

Я снял обёрточную бумагу и положил созданную нами бомбу к двери. Бруно положил капсулу с кислотой в презерватив, содержащий воспламеняющий порошок, и привёл бомбу в боевую готовность. Мы обложили бомбу мешками с песком, чтобы направить взрывную волну вовнутрь, после чего растворились в разных направлениях.

Я пошёл прямо домой. В доме Роули уже не было света. Я плюхнулся в кровать, но не мог заснуть. Я остро осознавал, что в этот день мы творили историю, а также размышлял, как воспринимают это другие. Я чувствовал облегчение от того, что наше подразделение выполнило свою задачу без потерь, но понимал, что успех зависит от того, насколько успешно сработает взрывчатка. «Конечно, она взорвётся, – в сотый раз говорил я себе, – техника столь проста».

Плакаты, провозглашающие создание «Умконто ве сизве», появились на улицах города одновременно с первыми операциями. В них подчёркивалось: «В жизни каждого народа приходит время, когда остаются только два выбора: покориться или бороться. Это время пришло в Южную Африку. Мы не покоримся, а будем сражаться всеми средствами, которые у нас есть, в защиту наших прав, нашего народа и нашей свободы».

Заголовки на всю страницу в газетах сообщали об успешных взрывах бомб в правительственных зданиях в Йоханнесбурге и Порт-Элизабет. Дурбан упоминался слабо.

Взрывные устройства были подложены к главному бюро по выдаче пропусков и к Департаменту по делам цветных и индийцев, а также к зданиям муниципалитетов. В нескольких местах начались небольшие пожары, но бомбы не взорвались.

Билли и Кеник особенно рассердились на Бруно, который готовил небольшие порции химикатов для взрывателей замедленного действия. Было похоже на то, что составы были приготовлены неверно. Когда Бруно за несколько часов до операции передавал им устройства замедленного действия, они оба заметили, что он был сильно пьян. Бруно предупредили, что он пьёт слишком много и что это больше нетерпимо.

Он впал в хандру. К этому времени я с ним подружился и попытался утешить его после заседания. Он отрицал все обвинения против него и заявил, что покажет себя в будущем.

Жизнь стала для меня более сложной. Роули был полностью против изменения в стратегии Движения. В его доме бушевали споры об «авантюризме» в Движении. Он страстно листал работы Ленина и затем произносил утомительные критические речи, в которых заявлял, что эти акции были «анархизмом». Когда я приводил довод, что ненасильственная политика перед лицом жестокостей со стороны правительства вела к деморализации людей, он резко прервал меня:

– Народ! Проблема именно в этом. Мы не можем организовать массы и поэтому прибегаем к использованию пиротехники. Группа заговорщиков не даст нам решения. Прочитай, что Ленин писал о Бланки. Он выдвигает исчерпывающее обвинение именно этому типу отступничества.

Перед лицом Ленина я чувствовал, как ветер уходит из моих парусов, но, тем не менее, глубже закапывался в свои последние аргументы:

– Но Фидель Кастро начинал с маленькой группой. Мы должны как-то начинать. Мы должны показать, что есть и другой путь…

Я никогда не видел Роули таким сердитым. Но он не проявлял никакой враждебности по отношению ко мне. Он дал мне том Ленина и предложил, чтобы я прочитал работу об «анархизме».

Джеки пыталась сохранить мир, предлагая чая и домашние пироги с сыром.

– Революция зависит от организации масс, – разъяснял Роули спокойным, сухим тоном. – Революцию совершают массы, а не горстка заговорщиков.

Мы с Элеонорой зашли к Понненам. Вера была в приподнятом состоянии в связи с взрывами бомб.

– Боже! – воскликнула она. – Когда мы получили утренние газеты, я сказала: «Поннен, эта чёртова революция началась».

Поннен потягивал бренди с кока-колой и посматривал на нас своими водянистыми коричневыми глазами:

– Она так возбудилась, что должна была сбегать в туалет.

Страстно желая узнать их мнение о критической позиции Роули, я постарался изложить его взгляды как можно точнее. Я думал, что уже привык к буйному темпераменту Веры, однако свирепость её реакции застала меня врасплох.

– Чертовский ад! Вот тебе и Роули. Он неизменно против того, чтобы действовать. Всегда «массы, массы!» – как чёртовы заклинания. А он будет как учёный-талмудист цитировать Ленина до тех пор, пока коровы не придут домой.

Поннен попросил её успокоиться. Она покачала головой и продолжила в более спокойном тоне:

– Пойми меня правильно. Читать Маркса, Ленина, Розу Люксембург – даже какого-нибудь чёртова Кугельманшмугельмана – очень важно. Но никто из них не захотел бы, чтобы мы просто копировали их, чтобы мы имели слепую веру в них как в религию. Теория произрастает из нашей собственной реальности – не так ли, Поннен?

– Не знаю, откуда Роули взял эту теорию заговоров, – начал он. – АНК и партия запрещены. Мы не можем обсуждать проблемы публично. В любом случае, некоторые вещи могут обсуждаться только тайно. Насколько мы с Верой знаем, вопрос об изменении стратегии, об отходе от исключительно ненасильственных методов обсуждался в Движении. Некоторые из наших выступили против этого, но мнение большинства должно признаваться. Что касается анархизма, то это неорганизованное и, как правило, бесцельное насилие. Насколько я понимаю, Умконто задумано как организованная и дисциплинированная сила. В нашем положении мы не можем в одночасье создать массовую армию. Большевики сумели сделать это, поскольку русские рабочие и крестьяне уже находились в царской армии и они восстали. Мы должны начать малым числом, тайно и постепенно наращивать свои силы.

Поннен сделал длинный глоток своего напитка. Вера, Элеонора и я не могли отвести от него глаз.

– У Роули навязчивая идея об организации масс и он уже не понимает, что повторяет это как патефон, – усмехнулся он. Вера кивнула как покорный ребёнок. – Некоторые позиции заслуживают повторения, – продолжил он. – Нам нужны вооруженные акции. Я надеюсь, что эти взрывы приведут к полноценной вооружённой борьбе, когда мы сможем бросить вызов монополии режима на насилие. Но эти действия должны быть неотъемлемой частью общей борьбы народа. Они должны быть связаны с массовой борьбой в городских и сельских районах. Добиться этого, возможно, будет непросто. Время покажет.