Текст книги "Все не так закончилось"

Глава 11

Июль 2018, настоящее время

Морада-Бэй, Исламорада, штат Флорида

Когда мы приближались к ресторану, солнечные лучи озарили нас вспышкой света.

Солнечное сияние напомнило мне о том, как Филипп впервые привел меня в залив Морада. Был январь, и температура стояла умеренная, хотя я этого почти не замечала. Я уже приспособилась к климату с гардеробом, состоящим из цветочных сарафанов и топов на тонких бретелях. Мягкая погода превратила некогда бледный оттенок моей кожи в янтарный, а волосы стали длиннее и светлее. Ненастная погода Канзас-Сити заставляла меня месяцами скрывать тело под водолазками и объемными куртками. Сбросив зимнюю одежду, я сбросила вторую кожу – и физическую, и эмоциональную.

Либерти утверждала, что они – эти наши оболочки – идут рука об руку. Она сказала:

– Это витамин D. Но у любви такой же эффект.

В тот день мы припарковались на кольцевой и пошли под деревьями к потрясающему пляжу. Филипп вел меня, с энтузиазмом указывая то на одно, то на другое – на ярко окрашенные столы на скалистом берегу, на покачивающиеся пальмы, обрамляющие живописный залив. Это меня удивило, ведь он был завсегдатаем самых изысканных ресторанов. Ему не было особого смысла бросать якорь на удаленном скромном острове, но, когда в тот первый день я ступила на золотой песок, я поняла естественную красоту и всю прелесть контраста между высококлассным уровнем обслуживания и естественным великолепием. Об этой части страны он говорил так, будто описывал любовницу – соблазнительная, утонченная, та, которой можно наслаждаться снова и снова.

Оба ресторана в заливе Морада находились на общем пляже, хотя одна сторона была предназначена для шорт и шлепанцев, а другая, с рестораном «Пьерс», представляла собой просторный дом чуть ли не для официальных приемов. Мы предпочли первую.

В ту первую ночь мы сидели за столиком, который потом стал «нашим». Я сняла обувь и погрузила пальцы ног с розовым педикюром в песок. Филипп накормил меня шотландским лососем на кедровой доске, и мы выпили пару бутылок Фар Ниенте. Еда была действительно так хороша, как он и обещал.

– Конечно, я могу предвзято судить, Чарли. Дело в том, что я лично знаю шеф-повара.

Если бы кто-то сказал мне раньше, что здесь, в Исламораде, обосновался известный шеф-повар, я бы задумалась, что заставило его сюда переехать, но, потягивая вино и наблюдая за волшебной картиной – как загадочно озаряется, а затем темнеет небо в преддверии ночи – я поняла. Дело было в ощущениях. Стоило зайти на территорию залива, как у вас возникало чувство принадлежности, как будто вас поглощает красота природы. Я не могла отрицать наличие этого притяжения. Время шло, и уже отпылало небо, солнце медленно исчезало в море, и поредели толпы людей, а мы с Филиппом остались купаться в романтическом свете свечей. Тогда я почувствовала, что влюбилась еще сильнее.

Сегодня вечером я задавалась вопросом, сможем ли мы вернуть те минувшие дни, и почему безопасная и знакомая аура, которая когда-то ощущалась как дом, ускользнула от меня. Я размышляла, будет ли столик, который мы когда-то назвали своим, оставаться нашим и дальше.

– Я скучал по всему этому, – сказал Филипп. Мы шли по песку. Санни трусил рядом с нами, а в воздухе разливалась моя любимая музыка.

– Я тоже, – ответила я, хотя могла сказать наверняка, что мы имели в виду разные вещи.

Я выбирала наряд очень тщательно, и не потому, что мне нужно было произвести впечатление на друга Филиппа. Мне нужно было найти способ вернуть его домой, причем не только в физическом смысле. Нам нужно было найти контакт. Меня охватило одиночество, хотя это было гораздо больше, чем ощущение, что я одна. На мне было платье нежно-розового цвета, которое ниспадало почти до пят. Волосы я собрала в свободный пучок на затылке. Ему так больше нравилось.

Подойдя к столу, Филипп выдвинул стул, чтобы я села. Санни занял свое обычное место у моих ног. Ему всегда нравилось наблюдать за людьми.

– Ты прекрасно выглядишь, Чарли, – сказал Филипп.

Бледная рубашка на пуговицах подчеркивала его обнаженную грудь, а брюки чинос, подобранные в цвет, подчеркивали его стройную фигуру. Он сел рядом со мной, любуясь видами природы.

– Где твой друг? – спросила я.

Свистящий ветер скользил по моим плечам.

– Он уже идет.

Официантка поставила на пол миску с водой для Санни, и Филипп заказал нам бутылку Пино-нуар. После первого глотка я затронула деликатную тему.

– Что хотела Наташа?

– О, Чарли, ты же знаешь Наташу. В ее жизни вечно присутствует какая-нибудь драма.

Я улыбнулась про себя при воспоминании о том, как она позвонила Филиппу из Лондона, когда парковщик подал ей машину, и, хотя это оказался не ее автомобиль, она решила покататься на шикарной спортивной машине, прежде чем ее арестуют.

– Мне показалось это что-то… важное.

– Сумасшедшая, – парировал Филипп. – Она всегда немного сумасшедшая, дорогая.

Он смотрел мимо меня, как будто высматривал кого-то вдалеке.

– Филипп, посмотри на меня.

Я была серьезна, от чего ему было неловко, и он сделал большой глоток.

– Ты что-то скрываешь от меня?

Он усмехнулся.

– Ради бога, Чарли. Конечно, нет.

Затем он протянул мне руку, но она мне была не нужна. Мне были нужны ответы. Мне нужно было многое понять, потому что он что-то утаивал, а это был отвлекающий маневр.

– Что ты хочешь заказать, дорогая?

– Не надо… не пытайся сменить тему.

Я отбросила его руку, и мне самой не понравилась резкость собственного тона.

– Это опять из-за свадьбы?

– Я не уверена, – сказала я, чувствуя разрастающееся разочарование.

– Просто сейчас такое время года, моя милая. Еще несколько поездок по стране, а затем Гонконг. После этого все станет стабильнее, и я буду весь твой.

Мой стакан со звоном упал на стол при объявлении об очередной заграничной поездке.

– Когда? – спросила я.

– Начало сентября.

Это было уже довольно скоро, и я знала, какое смятение нам предстоит.

Поездки за границу означали недели в разлуке. Было время, когда подобная новость не повлияла бы на меня. В нашей нестандартной любви было гибкое пространство для встреч и расставаний. Но когда мы переехали на юг, я ожидала другого. Когда он надел кольцо мне на палец, я подумала, что, возможно, мы готовы к большему. Но все превратилось в нечто меньшее. Гораздо меньшее, чем было раньше. Было непросто скрыть свое разочарование.

– Я не знала о поездке в Гонконг.

И при этом он не просил меня полететь с ним.

Но потом зазвонил его телефон, и его лицо приняло выражение, говорившее «мы закончили с этим разговором». Он стоял и довольно категорично разговаривал, но я не могла разобрать, что он говорит. Опустошенная, я сидела, глядя на воду и резвящихся птиц. Их крики походили на плач. Я тосковала по нашей прежней жизни, своей прежней жизни.

А затем Филипп закричал:

– Эй, дружище!

Я не захотела поворачиваться. Но Санни привстал, и прохладный воздух наполнился лаем. Я слышала, как они обнимаются и хлопают друг друга по спине, как принято среди взрослых мужчин.

Санни тянул меня за собой, но я потянула сильнее, заставив его сесть. Я не хотела знакомиться с другом Филиппа в такой обстановке. Я ни с кем не хотела знакомиться так. Как я могла сидеть рядом с ними и притворяться счастливой, когда внутри я начинала чувствовать, что это не так.

– Чарли, дорогая, – раздался голос Филиппа. – Знакомься с Гусом.

И затем произнес своим дразнящим насмехающимся надо мной тоном:

– Ты случайно не нотариус, мой друг? Эта милашка готова выйти за меня… Я ведь говорил тебе, что женюсь? Поверь мне, парень, ожидание стоило того.

Я повернулась в пол оборота. Филипп замолчал, а его друг пристально посмотрел мне в глаза.

– Чарли, познакомься с человеком, стоящим за этим восхитительным заведением. Мой дорогой друг Гус.

Их привязанность кольнула меня, но больше это было удивление.

Гус оказался отцом Джимми.

Глава 12

Ноябрь 2017, прошлое

Канзас-сити, штат Миссури

Неожиданность всегда настигает нас в самые уязвимые моменты. Потрясения накапливаются, и только потом тихо просачиваются наружу. Когда моя мать встретила свою смерть, меня не было рядом с ней, и некоторое время меня преследовало чувство вины.

Филипп заехал в город на одну ночь. У нас было всего несколько часов, и я подумала, что неплохо бы подышать свежим воздухом. Моя мама умирала, пока мы сидели в обнимку в кабинке в баре недалеко от аэропорта. Когда я вошла в дом, Джанет передала ужасные новости, которые я узнала бы раньше, если бы не забыла включить телефон. Это случилось из-за Филиппа. Я обезумела.

Джанет пыталась отвлечь меня, но я не могла заткнуть голоса в своей голове, напоминавшие, что я отдавала свою преданность кому-то другому, в то время как мама умирала. С этим раскаянием мне предстояло жить.

Я не осмеливалась это озвучивать, но, ошеломленная и убитая горем, я желала, чтобы тот, кто дергал за ниточки там, наверху, выбрал кого-то другого. Моя мама сделала бы все возможное, чтобы увидеть, как ее единственная дочь идет к алтарю в белом платье. Она бы обожала внуков и часами играла бы с ними на полу. Она бы смеялась над каждой глупой шуткой Филиппа.

В первые несколько дней после ее смерти я слышала ее голос у себя в голове. Все мамины афоризмы – «мамизмы», которые я собрала за эти годы. «Лучшие бабушки и дедушки – это те, кто не боится испачкать колени». «Никогда не недооценивай силу зрительного контакта, Шарлотта».

Я лежала в постели, натянув на голову простыню и пытаясь вспомнить все, чему она меня научила. Я боялась забыть, поэтому начала вести этот список.

«Держи в машине шлепанцы, чтобы не приходилось водить на высоких каблуках. И носи их в общественных душевых. Особенно в отелях. Ты хоть представляешь, насколько грязные там полы? Умывайся каждый вечер перед сном – сэкономишь тысячи долларов на пластической хирургии и ботоксе».

Мамизмов было так много, что я неделями плакала перед сном. Я не знала, как справлюсь. Не знала, как жить без нее.

Как продолжать жить, когда человек, давший вам жизнь, исчезает? Я стала сиротой, и от этого слова мне становилось плохо.

Филипп качал меня на руках, как ребенка, а Санни слизывал слезы, как он делал уже в течение нескольких недель. Когда Филиппу пришлось вернуться к работе, Санни занял его место рядом со мной в постели. Именно тогда и укоренилась его неприязнь ко всему, что было связано с Филиппом. Санни хотел сворачиваться клубком у моего живота. И не хотел, чтобы рядом был высокий странный тип, который произносил такие слова, как «дерзкий» и «непристойный». Хуже всего мне бывало по ночам. Я просыпалась испуганной и дезориентированной.

На мгновение я забывала, что мама ушла навсегда, и ее отсутствие снова ударяло по мне с сокрушительной силой. Однажды ночью я приподнялась в кровати, вся в поту, и запаниковала, что не узнала у нее, в каком возрасте у нее началась менопауза. Санни толкнул меня теплым носом. Это был его способ сказать, что все в порядке. Он вернулся на свое место у моего живота, как ребенок, тоскующий по чувству защищенности в утробе матери. В те месяцы траура я часто задавалась вопросом о матери Санни. Мне было интересно, не пытался ли он заменить мной свою маму, когда так прижимался ко мне, приносило ли тепло моей кожи ему то чувство безопасности и защищенности, которое может дать только мать.

Потерять ее было тяжело, а с сожалением об упущенных последних моментах – еще тяжелее. Я спрятала свое раскаяние в тайник, и лишь время от времени позволяла себе вынимать его оттуда. Я оплакивала свою мать, живя той жизнью, которой она для меня хотела, хотя такая жизнь пронизывала меня сохраняющимся чувством вины – я дарила и принимала любовь, когда она уже не могла. Для этого я отчаянно бросилась в объятья Филиппа и в то счастье, которого она мне желала.

Мы так и не отпраздновали нашу первую годовщину. Он помнил о ней, я это знала, но именно я не хотела заботиться о праздновании. На каникулы он отвез меня в Лондон и показал дом, где когда-то жил с Меган. Дом был скромным и ухоженным, и я увидела Филиппа с той стороны, с которой он никогда раньше себя не показывал. Я чувствовала, что дом хранит болезненные воспоминания, но мы не углублялись в эту тему. Находясь там, я чувствовала, будто знала Филиппа всю свою жизнь – знала его вдоль и поперек, жила под его кожей до того, как мы встретились. Но там был еще один Филипп. Уязвимый мужчина с прошлым и личной болью. С ним я встретилась впервые.

В те дни мне казалось, что я понимаю, как наши утраты связали нас, понимаю, как такой человек, как он, влюбился в такого обычного человека, как я. Глубокая печаль сделала нас одним целым. Со мной он мог быть самим собой. Я была тем, кому он мог доверять. Никто из нас не знал в то время – пока я целовала его слезы, а он целовал мои – что в глубине зарождались чувства, которые нам, пожалуй, не было суждено понять.

Глава 13

Июль 2018, настоящее время

Морада-Бэй

Гус – он же Бен – нарушил молчание первым.

– Шарлотта.

Это прозвучало уверенно и ничуть не наигранно.

Филипп обнял меня за плечи.

– Я так рад, что вы двое наконец встретились, что счастливее меня нет никого на земле.

Я ждала, что Бен поправит его и расскажет о нашей недавней встрече, но развеселившийся Филипп продолжал говорить.

– Мы с Чарли просто обожаем это место, Гус. Мы скучали по тебе, но персонал прекрасно о нас заботился.

Бен невозмутимо оценивал нас, скрывая за улыбкой все прежние эмоции.

– Давай присядем, – сказал Филипп, показывая на наш столик.

– Извини, что опоздал, – начал Бен. – Джимми… у него выдалось плохое утро из-за аллергии.

Филипп наклонился, чтобы объяснить мне то, что я уже и так знала.

– Джимми – довольно юный парень, Чарли. Сколько ему сейчас лет, Гус?

«Одиннадцать» произнесла я про себя одновременно с ответом Бена, и Филипп добавил:

– Гус, Чарли просто обожает детей. Она прекрасно с ними ладит. Она учитель, а теперь устроилась на работу к местной шарлатанке. Может тебе стоит отвести туда Джимми. Доктор Скотт умеет колдовать. Чарли это помогло.

Бен слушал, а я тем временем смотрела на Филиппа. Я не хотела показаться грубой, но это Гус откровенно портил мне настроение. Над нами навис терзающий вопрос с Гонконгом, еще одна длительная разлука, которая нам совсем была не кстати. Не сболтнула ли я слишком много, когда сказала Бену, что мой жених все время в разъездах?

Бен занял свободное место рядом с нами, а я приказала Санни сесть. Он опустил руку на голову пса и почесал мягкую шерсть между ушами, успокаивая его. Я закрыла глаза и представила, как мама гладит мои волосы. Когда я открыла их снова, оба мужчины смотрели на меня.

– С тобой все в порядке, Чарли? – спросил Филипп.

– Все хорошо, – ответила я, хотя он знал, что это неправда. Разговор с Беном дал Филиппу удобное оправдание, чтобы уйти от разговора о наших проблемах.

– Надеюсь, пока меня не было, вам все было по душе, – сказал Бен. – Я проинструктировал персонал как следует, чтобы они заботились о вас.

– Мы счастливы, насколько это возможно. Верно, Чарли?

Я кивнула и погрузила пальцы ног еще глубже в песок.

Когда официант подошел с меню, Бен жестом показал, что в этом нет необходимости, и взял на себя смелость сделать заказ на весь столик. Я чувствовала, как он изучает меня, слой за слоем снимая отрешенность, которую я пыталась скрыть. Их разговор перешел от меню к различным вкусам, с которыми экспериментировал Бен, новым поступлениям в его винный погреб и другим его ресторанам.

– Гус Херст – это легенда, – произнес восторженно Филипп.

Я прочистила горло и сделала глоток воды.

– Гус Херст?

– Ну, я единственный, кто называет его Гус. Его настоящее имя – Бенджамин.

Он привел себя в порядок с сегодняшнего утра, и на нем была бледно-розовая льняная рубашка с белыми повседневными шортами. В таком виде ему было самое место здесь, рядом с нами, наслаждающимися ветром. Я пыталась собрать воедино то, что упустила.

Называл ли Филипп когда-нибудь Гуса Беном? Неужели я забыла разговор о его жене и ребенке? И почему он повел себя так, будто мы никогда не встречались?

Филипп вырвал меня из раздумий.

– Гус задает тебе вопрос, Чарли.

– Прошу прощения, – сказала я, делая большой глоток. – Это было невежливо с моей стороны.

Он спросил, по-видимому, во второй раз:

– Как вам остров?

Хотела бы я, чтобы мой голос был достаточно натренирован, чтобы маскировать эмоции.

– Он просто чудесный.

Когда Бен перестал смотреть мне в глаза, я снова обратила взгляд на Филиппа. Покачивая лед в своем стакане, он обратился к Гусу.

– Гус, помнишь, когда мы познакомились? Лет тринадцать назад?

За салатом из омаров и фриттерами из раковин я слушала, как двое мужчин вспоминали о встрече в баре на Манхэттене.

– Он был обаятельным парнем, – сказал Филипп.

– Мне было двадцать, – рассмеялся Бен.

– Он всегда напоминает мне о десятилетии между нами, – сказал Филипп. – Женщины… они просто обожали этого парня. Скажу тебе, приятель, если бы ты не был таким красивым, твои рестораны были бы ниже плинтуса.

Этот бар был первым вторжением Бена в гастрономический мир, и когда он стал достаточно взрослым, это место уже было одним из самых известных ресторанов города. Я внимательно наблюдала за ними, отмечая различия в их речи и их жестах. Бен был сдержан. В нем все еще чувствовалась печаль, свидетелем которой я стала сегодня утром. Я видела это в его глазах, могла понять по тому, как медленно и осторожно он двигается. Филипп, похоже, этого не замечал, но я уловила это сразу.

– Откуда взялось прозвище Гус? – спросила я наконец.

Бен собрался ответить, но Филипп взял это на себя.

– У Гуса было поддельное удостоверение личности. Августо Руис. Мы назвали его Августо, а в дружеской среде Гус.

Двое мужчин рассмеялись.

– Имя прижилось.

– Мои знакомые называют меня Беном, а вот мои друзья все еще находят способы смутить меня, называя Гусом.

– Я так рад, что ты вернулся, Гус.

Филипп похлопал его по плечу, пока официант забирал наши тарелки.

– Я буду чувствовать себя намного лучше, зная, что ты рядом с Чарли, пока я в поездке. По крайней мере, я буду знать, что она хорошо питается.

– Я с удовольствием буду присылать еду на дом. Или вы можете приходить сюда с собакой, если захотите.

Он по-дружески подтолкнул Филиппа локтем.

– Не волнуйся, Филипп. Я прослежу, чтобы она была сыта.

Я уже сожалела о том, что рассказала этому незнакомцу о своем одиночестве и полагала, что оно как-то нас связывает.

– В этом нет необходимости, правда.

– Не говори ерунды, – отозвался Филипп тоном, который, как я слышала, он использовал, чтобы изящно обманывать привередливых клиентов. – Конечно, ты позволишь Гусу готовить для тебя. Он один из лучших поваров в мире. К тому же, с тех пор, как мы переехали, мы мало пользовались кухней.

Как бы ни было унизительно то, что гуру кулинарии стало известно об этой моей оплошности, куда обиднее было, что он вручал меня своему другу – как будто еда может компенсировать отсутствие Филиппа. Я понимала, что Филипп пытается помочь, проявить типичную для него доброту, и то, что Бен был одним из известных поваров, которых мы видели по телевизору, вряд ли имело значение. Я могла постоять за себя и именно это я и собиралась сделать.

– Все в порядке, – произнесла я, не обращаясь ни к кому из них. – Все будет хорошо. Я раздобыла несколько рецептов. У меня есть кулинарные книги. Есть «Фуд Нетворк»[5]5
  Американский кабельный телеканал, посвященный кулинарии.


[Закрыть]. В Интернете можно найти что угодно.

Я поймала взгляд Филиппа и мысленно умоляла его не отводить глаза.

– Я хочу научиться готовить для тебя. Разве ты не хочешь, чтобы я это сделала?

Бен оказался вовлеченным в наше молчаливое противостояние.

– Я буду рад поделиться с вами какими-нибудь рецептами, – сказал он. – Пойдемте на кухню, и я распечатаю их.

– Какая прекрасная идея, Чарли! Гус мог бы устроить тебе мастер-класс по кулинарии.

Бен выпрямился.

– Филипп, я могу дать рецепты и несколько советов, но…

– Он занят, – добавила я.

Так и было. Его жены не было рядом, и, должно быть, ему было нелегко руководить несколькими ресторанами и заботиться о маленьком Джимми.

– Рецептов будет более чем достаточно, Бен… Гус… как бы тебя ни звали. Пожалуйста, не нагружай себя еще и этим. Мне ужасно не хочется доставлять тебе хлопоты.

– Нет проблем, – ответил он. – Если в меню есть что-то, что ты хотела бы попробовать приготовить дома, просто дай мне знать. Только пообещай, что Филипп не перестанет сюда приходить.

– Это невозможно, – усмехнулся Филипп.

Я не знала, следует ли мне чувствовать себя оскорбленной или списать все на любовь Филиппа к заливу Морада. Я была уверена, что дело в последнем, хотя и чувствовала себя раздраженной и неприкаянной. Санни встал и ходил по пляжу вокруг нас. Он чувствовал мое беспокойство, и я взглядом упрашивала Филиппа пойти домой, но он этого не замечал.

Смирившись с ролью свидетеля их воссоединения, я хранила молчание, оставаясь на заднем плане, пока мужчины обсуждали предстоящую поездку Филиппа и рестораны, которые Бен советовал ему посетить. После нескольких зевков Филипп наконец предложил нам пойти. Встав, он притянул к себе Бена и поцеловал его в обе щеки.

– Ты в порядке, Шарлотта? – спросил Бен.

– Просто устала, – ответила я, пожав плечами.

* * *

Это была теплая ночь, и нас обволакивал морской бриз. До дома было меньше мили, и я погрузилась в свои мысли. Мы пересекли магистраль US-1 и свернули на Олд Хайвей. Мемориал, посвященный урагану, был освещен прожекторами, и мне вспомнилась история, которую рассказала мне Либерти о несчастных людях, чьи жизни оборвались в 1935 году. Филипп обнял меня.

– Ты хочешь поговорить?

– Нет.

– Чарли.

– Филипп.

– О, эти упрямые женщины. Выкладывай, Чарли.

Внутри меня нарастала буря. Я не спешила отвечать.

– Что именно тебя злит? – спросил он. – Наташа? Свадьба? Или что-то другое?

Санни потянул меня за собой, но Филипп сжал мою руку сильнее.

– Я не отпущу тебя, и ты это знаешь.

Его настойчивость была приятной, и сопротивляться стало труднее.

– Чарли, – снова произнес он своим приятным голосом.

Когда я заговорила, мой голос дрогнул.

– Мне тяжело быть здесь без тебя, Филипп. Я думала, что меня это устроит. И раньше действительно меня это устраивало. Поэтому у нас все и складывалось хорошо, когда я впустила тебя в свою жизнь.

– Я уверен, что были и другие причины…

Я внутренне напряглась:

– Я серьезно, Филипп. Это не смешно. А когда ты здесь, ты весь погружен в работу… отрезан… а потом спихиваешь меня на какого-то шеф-повара, будто хорошая еда – это утешительный приз.

– О, это всемирно известный шеф-повар…

По моему лицу скатилась слеза, и я не стала пытаться скрывать это. Мне были незнакомы эти эмоции. Я не понимала возникшей во мне потребности во внимании.

– Ты поэтому купил мне Санни? Я думала, причина в том, что я потеряла маму, но, может быть, ты знал… ты знал, что я буду одна. Это так? Для тебя ведь это не сложно?

– Дорогая.

Филипп остановился и заставил меня посмотреть на него.

Санни послушно сел, но он был рассержен на Филиппа. Я понимала это, потому что он протиснулся между нами. Мы стояли лицом к лицу, а Санни тяжело дышал между нашими ногами. Филипп поцеловал меня в лоб и смахнул слезы, которые текли по моим щекам. Я вдохнула его запах и позволила его близости успокоить меня.

– Я люблю тебя. И сколько бы я это ни говорил, я всегда люблю тебя больше, чем могу сказать. И я ужасно скучаю по тебе, когда мы не вместе.

Филипп взял мои руки и поцеловал. Его слова, как всегда, возымели эффект, и сражаться с ними было бесполезно.

Он обнял меня, и Санни тут же зарычал.

– На работе сложный период, Чарли. Знаю, я был… погружен в работу, но на то были свои причины. И они фантастически скучные. Я совершенно не хотел тебя расстраивать. Это не одна из тех глупых любовных историй, которые ты смотришь по телевизору. Это реальная жизнь, а не просто какой-то тезис, который мы пытаемся доказать.

Я улыбнулась ему, радуясь, что он запомнил мои слова.

– У нас не может все складываться как в сказке, но, как знать, может, у нас получится что-то лучше?

Я кивнула и вытерла глаза о его рубашку. Я почувствовала его запах в дуновении ветра и захотела, чтобы этот запах оставался со мной, когда Филиппа не будет рядом.

Если бы только все было не так быстро. Если бы только было не так неуловимо.

– Извини, что я была не очень приветлива с… твоим другом.

Он разомкнул объятья, и мы пошли, держась за руки.

– Бен Херст, – сказал Филипп. – Старина станет твоим лучшим другом, Чарли. Вот увидишь. Пусть он научит тебя тому, чего я сам не могу. А я буду счастливчиком, пожинающим плоды.

Я уже слишком много рассказала Бену и попыталась это как-то компенсировать.

– Чем занимается его жена?

Филипп остановился.

– Чарли, я ведь говорил тебе о его жене.

Мы стояли на оживленной улице, и мимо мчались машины.

– Говорил что?

– Сари погибла. Она погибла четыре года назад. Поэтому он и уехал из Нью-Йорка.

Его слова пробили во мне дыру, и я вспомнила глаза Бена и то, как они преследовали меня, и как меня затягивала их грусть. Я увидела такое и у маленького Джимми. У мальчика не было матери. Печаль Бена была настоящей. Я узнала ее.

– Он сказал, что она уехала…

По моей коже побежали мурашки, и я пожалела, что не захватила с собой накидку. Но Филипп обнял меня, притягивая ближе, и мы шли так дальше.

– Произошла чудовищная авария. Понятно, что Гус… Бен не очень любит об этом говорить. Ужасно трагично. Я думал, что он не сможет это пережить.

«Его мамы больше нет… Со временем к этому привыкаешь». А я болтала с ним о графике поездок моего жениха. Остальная часть прогулки прошла в молчании.

– У нас все в порядке? – спросил Филипп, когда мы миновали ворота дома. Я отцепила поводок Санни, позволив ему бежать вперед, и он встретил нас наверху лестницы.

Думая об утрате Бена, я внезапно почувствовала себя самым ужасным образом из-за своих малозначимых жалоб. В жизни были вещи и похуже, чем короткая разлука и загадочный звонок сумасшедшей бывшей жены.

– Филипп, я прошу прощения за то, что перегнула палку. Но я не собираюсь извиняться за то, что мне нужно больше общения с тобой.

Он взял меня за подбородок и провел рукой по спине.

– Я могу положить тебя в свой чемодан и взять с собой в эту поездку, – прошептал он. – Сент-Луис прекрасен в это время года.

Мы подошли к дому, и я подумала, что наш разговор приведет к большему, что мы займемся любовью и восстановим отношения. Но, переодевшись в одежду для сна и нырнув под одеяло, Филипп зевнул и лишь обнял меня.

– Это мое самое любимое место на свете.

И мне захотелось верить, что этих слов достаточно.