Текст книги "Все не так закончилось"

Глава 14

Декабрь 2017 – март 2018, прошлое

Канзас-сити, Исламорада

– Мы должны съехаться, – заявил Филипп.

Он сидел напротив меня в известном во всем Канзас-сити баре «P.S.» отеля Филипс (случайное совпадение). Мне нравилось современное воплощение бара 1930-х годов, спрятанного в подземном убежище. В нем все было стильно и утонченно, с таинственной атмосферой, придававшей лоск темным деревянным полам и роскошным велюровым сиденьям. Филипп прижал меня к бархатистой коричневой подушке и накрыл широкой ладонью мои пальцы.

Мы только что вернулись из Лондона.

Я начала волноваться, потому что Филипп заказал бутылку шампанского, а он его никогда не пил. Прошла всего пара дней с той новогодней ночи, и я была совершенно не готова к такому предложению. Я чувствовала себя уязвимой, израненной горем и не готовой к грандиозным проявлениям любви.

– Мы переедем в дом в Исламораде.

Это удивило меня. Филипп всегда выбирал для жизни первоклассные места, а дом в Исламораде находился в часе езды от большого города, и поблизости не было отеля класса Ритц-Карлтон. Как Филипп объяснил мне позже, это был разумный выбор, поскольку дом находился достаточно близко от Канзас-сити и при этом не слишком далеко от его офиса в Майами.

Но прежде чем ответить, я подумала о прощании с Канзас-сити, о памяти мамы и о своих учениках.

– Нет.

– Нет? – переспросил он.

– Нет, я не выйду за тебя.

Я выпалила это раньше, чем осознала, что говорю.

Его руки бессильно упали.

– Это обидно.

– О, черт возьми, – сказала я, уронив голову на руки. Лазурно-голубая плитка над нами отражалась в поверхности стола. Я не решалась поднять взгляда.

– Я не делал предложения, Чарли, но сделаю, если это то, что тебе нужно, – он сделал паузу. – Или нет?

– Черт. Да я не это имела в виду.

– Расскажи мне, что ты имела в виду.

Он поставил локти на стол, подпирая голову руками.

– Не смейся надо мной.

– Я не смеюсь.

– Ты не собирался делать предложение, не так ли?

– Не собирался, но сделаю, если ты хочешь.

– Почему Исламорада?

Филипп повертел бокал с шампанским прежде, чем решился сделать глоток.

– Я подумал, что тебе нравится тишина. Санни будет в восторге от океана и теплой погоды. Там ты будешь в безопасности, и мы сможем наблюдать восход солнца с заднего двора своего дома.

Я никогда не бывала в доме в Исламораде. Много лет назад, когда компания открыла офис в Майами, Филипп решил купить его «на всякий случай». Затем в начале этого года он привлек «людей», чтобы те сделали ремонт и отделку.

– Я думаю, тебе понравится в Кис, Чарли.

– А тебе?

– Ты же знаешь, я могу работать, откуда угодно, если там есть интернет и Zoom.

Я захихикала, вспомнив, как однажды танцевала перед ним, пока он совещался по видеосвязи.

– Там очень хорошо живется, вот увидишь!

Четыре недели спустя – после слезливого прощания с учителями и учениками в старшей школе – мы уединились на располагающем к безделью пляже в доме, который Филипп обставил специально для нас. Дом был просторным, ярким и очень светлым. В отделке чувствовался игривый стиль Филиппа – по всему дому переплетались различные цветовые оттенки и текстуры.

– Чарли, может, я забегаю немного вперед, но я назвал этот дом «Жила-была волна».

Он объяснил, что у домов в Кис есть названия – «имена», и это имя он выбрал для меня.

Лежа поперек большой кровати, я содрогнулась при мысли о том, что сказала бы моя мама. Розовое бархатное изголовье и ярко-бирюзовые подушки резко контрастировали с черно-белым ковром из воловьей шкуры. Лежа на спине, я считала кристаллы, свисающие с потолочной люстры, не позволяя себе прокучивать в голове голос мамы. «Зачем покупать корову, если можно получать бесплатное молоко?»

Мама обожала Филиппа, но это не значило, что у нее не было своих представлений об отношениях и о том, как они должны развиваться. Тем не менее, наша жизнь в Кис была райской. Мы быстро обустроили дом и стали чувствовать себя парой. Мы пользовались одной зубной пастой и спорили о направлении рулона туалетной бумаги в туалете. В любой журнальной статье, которую я когда-либо читала на эту тему, говорилось, что я должна радоваться уже тому, что муж сам заменяет туалетную бумагу, и это наполняло меня глупой гордостью. Филипп, при всех атрибутах привилегированной жизн, и помогал мне со многими домашними обязанностями. Он, не задумываясь, вытирал тарелки и выбрасывал мусор.

Домашняя жизнь давалась нам самым естественным образом. Мы вставали рано утром и наслаждались долгой прогулкой. Санни плелся за нами, облаивая все, что попадалось ему на глаза, и местные жители стали избегать его, несмотря на все его обаяние. Мой парень и моя собака наконец научились уважать друг друга. Теперь они прекрасно уживались друг с другом. Иногда по утрам мы сидели на пристани, любуясь, как солнце медленно поднимается на небосвод, а иногда оставались в постели, наблюдая за этим великолепием через стеклянные двери. Было удивительно, как такая редкая красота могла повторяться изо дня в день. Как мне хотелось, чтобы моя мама была здесь и могла увидеть это, хотя Филипп говорил, что она и так была с нами, и я ему верила!

По утрам мы обычно сидели на веранде, пока Филипп сосредоточено изучал последние новости, проверял и перепроверял свою электронную почту, а я вдыхала тихий туман, вычисляя необходимые требования для сертификации в школьной системе округа Монро. Звуки раннего утра эхом разносились по океану, обволакивая прибрежные скалы. Перед нами простирался Атлантический океан с его переменчивыми видами. Иногда гладь была будто стекло, отражая небо и облака над головой, и сквозь кристальную синеву можно было увидеть дно. В другие дни океан показывал свое настроение пенистыми бурунами. А еще бывали дни, когда вода, кажется, не могла определиться. Временами она темнела и настороженно покрывалась хаотичной рябью.

Местные жители, такие приветливые и скромные, хорошо понимали идиллическую красоту своей родины и почти привыкли к ней, в то время как я только начинала ею очаровываться. В отличие от Канзас-Сити, здесь не было смены времен года, а постоянно в той или иной степени царила жара. И хотя я скучала по собиранию листьев и коротким периодам цветения деревьев, все равно я наслаждалась новыми видами. Я по достоинству оценила растения, украшавшие наш задний дворик, – желтые иксоры, ярко-розовые акалифы, пурпурные бромелии – и то, как из пропитанного солнечным светом песка тянулись вверх широкие кокосовые пальмы. Их ветви качались на фоне бледно-голубого неба, будто кисть художника, наносящего первые мазки по холсту.

Иногда мы ездили в клуб «Оушен Риф Клаб», членом которого был Филипп, и бездельничали на солнышке или кружили у лагуны. Мы брали напрокат доски для серфинга и обедали в баре «Роу», откуда Филиппа практический каждый раз выгоняли за то, что он разговаривал по мобильному. В клубе были строгие правила, но Филиппа это не волновало. В один из вечеров он специально вошел в столовую в дырявых джинсах, чтобы его выставили, и нам пришлось вернуться в свой номер и заказать обслуживание номеров. Он мог проказничать, но это всегда оборачивалось в нашу пользу.

Однажды он зафрахтовал для нас лодку, чтобы мы провели день, исследуя острова Кис с их живописной природой. В другой раз мы поехали на машине в Ки-Уэст и совершили экскурсию по очаровательному городу, расположившемуся между двумя берегами. Самая южная оконечность США привлекала многих, я же была очарована количеством писателей, которые когда-либо жили в этом тропическом раю. Эрнест Хемингуэй, Теннесси Уильямс, Джуди Блум… Та самая Джуди Блум! Я была одержима идеей пройти около ее дома и столкнуться с ней, соблазненная фантазией, в которой мы с ней пьем чай на ее веранде и обсуждаем, как она помогала маме воспитывать меня.

По пути обратно в Исламораду Филипп опустил крышу своей крошечной спортивной машины, и мы с ветерком мчались по трассе US-1. По радио играл Брюс Спрингстин, а я закрыла глаза и запрокинула голову на подушку. Ветерок обдувал лицо, солнце согревало щеки. Я повернулась к Филиппу – красивому, сексуальному Филиппу – который держал одну руку на руле, явно превышая установленную скорость, и пропела ему слова только что услышанной песни. Не думаю, что когда-нибудь я чувствовала себя более счастливой или более живой. И еще более бесстрашной.

* * *

Однажды вечером мы сели за заранее выбранный нами столик у воды в заливе Морада.

Филипп был невероятно рад поужинать вне дома. Лечение моей аллергии было в самом разгаре, и от меня требовалось принимать пищу дома несколько дней в неделю, соблюдая диету из яиц и зеленых овощей. Бретт на гитаре играл композиции Эрика Клэптона, потому что знал, что это был один из самых любимых исполнителей Филиппа. Филипп подпевал, жарко дыша мне в шею.

Подошла Либерти в длинном пурпурном платье. Сегодня вечером у нее был своего рода выпускной экзамен. Мне предстояло съесть миндаль. Она улыбнулась Филиппу, который встал из-за стола, чтобы поцеловать ее в щеку. Филипп потер руки.

– Я готов, дамы. Посмотрим, действительно ли колдовство работает.

Либерти легонько стукнула его, а затем все свое внимание переключила на меня.

– Когда ты приклеила миндаль к руке, реакции не было? – спросила она.

– Нет, – ответила я.

– Ты потерла им губы?

– Да. Никакой реакции.

– Тогда ладно, – решительно произнесла Либерти. – Пора.

Но Филипп, обычно решительный, прервал мою нарастающую тревогу.

– Дамы, я позвонил одному из моих друзей-врачей из пресвитерианской Колумбии, и тот недвусмысленно дал мне понять, что лечению, не одобренному FDA[6]6
  Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов.


[Закрыть], доверять нельзя.

– Филипп, – спросила я, – Почему именно сегодня ты собираешься поставить под вопрос мои недели воздержания от еды?

– Не слушай его, Шарлотта. Любая реакция на этом этапе идет из головы.

Она протянула мне миндаль.

– Не позволяй страху взять верх над тобой.

Я настояла на том, чтобы Филипп держал «Эпипен» наготове.

– Ты не должен струсить, – сказала я, – Если тебе придется спасать меня!

– Это плохая затея, дамы. Я читал об этом. Мы понятия не имеем, безопасно ли…

– Филипп, если ты не можешь поддержать меня, то хотя бы помолчи.

Растирая мою руку, Либерти продолжила:

– Шарлотта, успокойся. У тебя больше нет аллергии!

Под их взглядами я съела миндаль. Я ждала, не защекочет ли у меня в горле, и не начну ли я задыхаться, но этого не произошло. Даже Филипп с «Эпипеном» наготове был в шоке. Я съела еще один орешек, и мы разразились аплодисментами.

Ужин превратился в праздник, и от волнения я испытывала легкое головокружение. Я видела, что у Филиппа все еще были сомнения на счет метода, но он был готов отдать Либерти должное.

– Либерти, – сказал он, – Тебе повезло, но я думаю, что исцеление Шарлотты как-то связано с моим появлением в ее жизни.

Не обращая внимания на его нежелание полностью принять метод, я пожинала плоды своих непростых усилий, внимательно отметив еще один момент. Филипп был ужасно напуган все это время. Меня не радовало, что я привела его в ужас – меня согревало то, насколько он заботился обо мне.

Позже мы остались за столиком вдвоем, наслаждаясь теплым ветерком.

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, Чарли.

– Ты судишь предвзято.

Он повторил свои слова.

– Это потому, что я загорела. И, может быть, похудела на несколько фунтов.

– Это потому, что ты счастлива. Островной воздух оживляет.

Я почувствовала, как по моей шее поднимается румянец. Раньше я по глупости считала, что понятие счастья переоценено. Жизнь дарит нам вспышки радости, но боль никуда не исчезает. В ту ночь за столиком я, глядя на бродившего рядом Санни, решила перестать оправдываться. Он повторил свои слова снова:

– Чарли, ты выглядишь по-настоящему счастливой.

Я приняла это, погладив лак стола кончиками пальцев. Было в этом что-то приятное и успокаивающее.

– Спасибо.

Мне все еще казалось, что это странно звучит из моих уст, но это было одним из упражнений, на котором настаивала моя мама на смертном одре и которое я выполняла.

– Спасибо, – повторила я.

Мы с Филиппом были эйфорически влюблены, наши жизни были сшиты плотным швом. Счастье не было переоценено. Это был подарок, который следовало лелеять и держать крепче.

* * *

– На этой неделе я уезжаю, Чарли.

Было начало марта, и мы наслаждались этим чудесным временем.

Санни отвернулся от залива и положил голову мне на колени. Я подразнила пса:

– А ты чего расстраиваешься? Тебе же нравится, когда я вся в твоем распоряжении.

Я понимала, что наше расставание неизбежно. Филиппу нужно было вести бизнес, и на него полагалось бесчисленное количество людей, но вместе нам было так весело.

– Ужасно, – сказала я, поглаживая шерсть Санни. – Мы остаемся вдвоем. Как мы собираемся коротать дни без твоего симпатичного папочки?

И пусть я понимала, что буду скучать по нему, расставание ничего для нас не меняло. Мы уже проходили через это раньше и знали, как сделать так, чтобы все получилось.

– Я привыкла, что ты рядом, дружище, и мне всегда хочется проводить с тобой еще больше времени.

Он протянулся через стол за моей рукой.

– Мы живем вместе, Чарли. Моя дорогая, у нас нет ничего, кроме времени.

Глава 15

Июль – август 2018, настоящее время

Исламорада, Майами

Из-за экстренного совещания в Майами Филиппу пришлось отложить его поездку в Сент-Луис, запланированную на утро понедельника.

Я лежала на акупунктурном столе Либерти с иглами в запястьях, а она тем временем напевала «If I Were a Rich Man» из фильма «Скрипач на крыше». Ей было далеко до Зеро Мостела, но в ее исполнении песня приобретала свое уникальное звучание. Я плохо себя чувствовала после ужина на заливе Морада, и Либерти лечила меня от тошноты. Тогда-то и пришло сообщение от Филиппа. «Как насчет того, чтобы Пит заехал за тобой после работы? Поужинаем в Майами?».

Филипп знал, что я любила проводить с ним время в Майами, любила ритм и энергию города, и вот я уже сидела во внедорожнике, прислонившись головой к черной кожаной обивке салона. Мои мысли обратились к Филиппу, который сидел здесь ранее. Мы остановились у Панорамы Тауэр, самого высокого здания в Майами на восемьдесят пять этажей. В том, что «Стаффорд Груп» заняла три верхних этажа, не было ничего удивительного.

– Мистер Стаффорд разместил вас в гостинице «Четыре сезона», – сообщил Пит с переднего сидения. – Надеюсь, это будет комфортное пребывание.

Мне было неважно, где мы остановимся, главное, что мы вместе.

Я тщательно упаковала вещи, выбрав прекрасное кружевное неглиже, которое он прислал мне на День святого Валентина, когда был в Лос-Анджелесе в прошлом году. На открытке было написано: «Надень это сегодня вечером». Мы часами разговаривали по «Фейстайм»: он был в каком-то роскошном люксе с видом на Беверли-Хиллз, а я – в своей старой квартире, где жила до того, как мама заболела.

Воспоминания нахлынули не из-за шелковой ткани в моей сумке, а из-за разговора, который состоялся у нас той ночью. Филипп уехал в Лос-Анджелес, чтобы сопровождать потенциальных клиентов в Центре вождения Порше. Слушая, как он описывает сложную местность и крутые склоны – и все это на высоких скоростях в этих крохотных машинах – я испугалась.

– Неужели ты ничего не боишься? – спросила я, касаясь его лица на экране телефона.

– Это было весело, Чарли. Мы отлично погоняли.

Страсть Филиппа к жизни на грани была понятной. Он похоронил двух родителей и знал, что такое утрата. Он был из тех людей, которые проживают каждое мгновение как последнее. Вот почему он разыскал меня после того первого ужина. Вот почему перед прощанием он всегда обнимал немного сильнее.

Но мне было любопытно получше узнать своего нового парня, я была заинтригована опытом, который сделал его тем, кем он был.

– Должно же быть что-то, – сказала я, – Чего ты боишься.

– Мне нравится твое любопытство, Чарли. И нравится, что ты задаешь каверзные вопросы.

– Этот вопрос вовсе не каверзный.

– Это может показаться немного странным, – ответил он, отворачивая телефон, чтобы я не могла видеть его лицо, и направляя камеру на огни города.

– Скажи мне.

Он снова появился на экране, с мальчишеским и застенчивым видом.

– У меня базофобия.

– Это одна из твоих шуток, Филипп?

Внезапно его глаза стали серьезными и обиженными.

– Нет, Чарли. Это не шутка.

– Я никогда не слышала о базофобии.

– Это боязнь упасть.

– Боязнь упасть? Не понимаю…

– Серьезно. Я боюсь упасть.

– Это как? Например, ты боишься упасть с крыши или лестницы?

Он надулся и сказал, что не любит терять контроль, и что боится поскользнуться на глазах у людей.

– Я никогда ни о чем таком не слышала…

– Американские горки. Мне не нравится, как они срываются вниз. Это тошнотворное ощущение в животе… тебе же оно тоже знакомо? Как будто все органы двигаются.

Мне не было это знакомо.

– Правда, Филипп? И это твой самый большой страх?

Так началась одна из наших первых ссор.

– Ты спросила меня, чего я боюсь, Чарли. Не будь такой неучтивой. Страх является страхом именно из-за своей иррациональности.

Он начал опускать голову, пока совсем не исчез с экрана.

– Извини меня, – попросила я прощения. – Мне это показалось странным, вот и все. Это как-то нехарактерно для тебя.

Он вернулся к телефону, и я поняла, что сильно расстроила его.

– Ты задала мне вопрос, Шарлотта. Я ответил. Тебе еще многое предстоит узнать в жизни.

Это был тот редкий случай, когда он тонко намекнул на нашу разницу в возрасте.

Меня снова настиг приступ тошноты, вырвавший меня из пучины воспоминаний, и я поняла, что по возвращении мне потребуется дополнительное лечение. Я попросила Пита выключить кондиционер и открыть окна. Затем я взяла в руки телефон и нажала на календарь. Меня охватило странное предчувствие.

Я проговаривала про себя числа. Двадцать восемь. Двадцать девять. Тридцать.

Тридцать один. Тридцать два. Тридцать три. Тридцать четыре. Я остановилась на сорока, понимая, что дальше можно не считать. У меня была задержка больше чем на двенадцать дней. Если бы я и так уже не чувствовала себя плохо, одного осознания этого факта было бы достаточно, чтобы меня бросило в пот.

Мы с Филиппом часто затрагивали тему детей. Это было одним из самых больших ожиданий влюбленных, хотя нам вполне нравилось быть вдвоем. Какое-то время моими детьми были мои ученики, и наши разговоры на эту тему были только гипотетическими. Это были далекие планы, к которым мы собирались вернуться позже. Едва ли нас можно было назвать обычными, учитывая наши судьбы и образ жизни, поэтому я перестала об этом думать. Это все были отговорки, которые я прокручивала в своей голове, и на этот раз я вытащила и дергала их струны совсем с другими чувствами.

А что, если мне все-таки были нужны собственные дети? Может быть, раньше я не была готова, вовсе не из-за того, что мой отец меня бросил. И, может быть, именно в этом причина моего внезапного огорчения по поводу постоянного отсутствия Филиппа.

Мы добрались до отеля по дороге, забитой машинами. Я устала от непрерывного потока мыслей, который, как я подозревала, мог быть вызван зарождавшейся во мне жизнью. Номер гостиницы оказался просторным, с видом на залив, и я решила немного вздремнуть.

Я не слышала, как он вошел. Я лишь почувствовала, как по моему бедру скользит шелковистая ткань пеньюара. Филипп поднимал его нежно, и мягкая ткань почти не щекотала. Его губы взбирались по моей ноге, пока я не проснулась.

На часах было около девяти. Я проспала час, хотя мне показалось, что намного дольше.

– Я проголодался, – сказал он, уткнувшись носом в мою шею и обнимая меня. Его руки нашли мой живот, и это ощущение успокаивало мои шумные мысли. Может быть, это объясняло мою недавнюю капризность и слезливость, которая подкралась ко мне и заставила меня тосковать по чему-то такому, что я не могла понять.

Мы сидели, и его тепло окутывало меня. Я отпустила свое беспокойство в свободное плавание. Я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, нуждалась в чувстве близости.

Обернувшись к нему, я увидела, что его глаза были закрыты, он забылся спокойным сном.

– О, Филипп, – прошептала я. – Ты слишком много работаешь.

Любуясь его умиротворенным лицом, я погладила его щеки кончиками пальцев. Его глаза резко распахнулись.

– Я проголодался, – повторил он.

Я тоже была голодна, хотя и в другом смысле. Майами оживал только после наступления темноты, поэтому, когда мы сели в машину и направились в Фонтенбло, было самое время.

Брюки Филиппа были мешковатыми, и я шутливо схватила его за зад.

– Может быть, мне стоит пройтись с тобой по магазинам завтра. Найдем тебе какие-нибудь брюки по фигуре.

Он засмеялся, гордясь своим стройным телосложением.

Наш столик в «Хаккасан» был расположен в дальнем углу. В ресторане было шумно и темно, официант тепло поприветствовал нас и продолжил разносить напитки.

– Нам нужно поговорить, – начала я.

– Что случилось, дорогая?

Может быть, это изменит ситуацию. Может быть, он поймет глубину моих эмоций, нашу ответственность. Когда я сказала, что у меня задержка, в его глазах вспыхнул огонек, но он тут же потух.

Взяв паузу, Филипп сделал глоток коктейля, и, хотя он пытался скрыть свою реакцию, я видела, как он отказывается смотреть на меня, как поджимает губы.

– Что ты говоришь, Чарли?

– Я не уверена, – пробормотала я, изо всех сил пытаясь поймать его взгляд. – У меня задержка, и я стала чувствовать себя немного плохо… Мне нужно сделать тест.

В этом месте он должен был схватить меня на руки и закружить в воздухе.

Именно это делают мужчины, когда их любимые женщины объявляют, что беременны. Его же эта новость поставила в тупик. Допив свой коктейль, он быстро заказал еще один, и момент радости растворился в деревянных стенах ресторана.

Радость и ликование, которые должны были нас сблизить, сотворили между нами обратное.

– Мы должны это отпраздновать, – произнес он наконец. Но было уже слишком поздно. Я стала свидетельницей перемены его настроения. По его лицу было все понятно. Я начинала думать, что было большой ошибкой вообще приехать сюда.

– Ты выглядишь расстроенным, – отметила я.

Он ослабил галстук и пристально посмотрел на меня.

– Стать отцом девочки, похожей на тебя, Чарли? Чего еще может желать мужчина?

По выражению его лица было видно, что он говорил это серьезно, и я почувствовала в нем глубокую искренность. Он придвинулся со своим стулом ближе, и я выдохнула, даже не осознавая, что задерживала дыхание.

– А что, если это мальчик? – поинтересовалась я.

– Мы просто продолжим попытки.

Это была не та реакция, которой я ожидала, но я отмела сомнения в сторону и наслаждалась его объятиями. Он будет рядом. Он должен быть рядом, а ребенок сделает нас настоящей семьей, даст нам то, чего у нас никогда не было. Ребенок свяжет нас вместе навечно.

Мы ужинали клецками с лобстером и уткой по-пекински. Филипп вел себя тихо и отстраненно. Была ли я параноиком, если думала, что он выглядел грустным? Что он кажется мне рассеянным и немного потерянным?

– Что-то не так? – наконец спросила я.

– У меня был долгий день, дорогая, – произнес он, откидываясь на сиденье.

– Это глупо, – сказала я ему, слизывая с губ дорогую икру, которая была подана с уткой. – Двести долларов, а закончится это сам знаешь чем.

– Это опыт, Чарли.

Филипп выглядел угрюмым, можно даже сказать, помятым. Он потер глаза, и я увидела, как осунулись его измученные щеки. Казалось, будто он перевел дух, прежде чем заговорить.

– Мне это в тебе и нравится, Чарли. Нравится, что тебя не волнуют подобные вещи. Вот почему я влюбился в тебя…

Я улыбнулась, чувствуя, как его любовь согревает меня.

– Ты влюбился в меня не поэтому…

– Конечно, была еще пара причин.

При этих словах по его лицу пробежала тень меланхолии – та сторона Филиппа, к которой я не привыкла.

– Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю.

Ему было трудно смотреть мне в глаза.

– Конечно. И я тебя люблю. Ты знаешь это.

Прежде чем он успел закончить свою мысль, к нам подошел официант с двумя бокалами шампанского и фирменным десертом отеля – шоколадно-малиновыми шариками с легкой миндальной начинкой и с мороженым из лимонной вербены.

– Леди не будет это, – сказал Филипп, забирая у меня бокал. Тошнота не проходила на протяжении всего ужина, но сейчас я почувствовала, что неприятные ощущения снова усиливаются. Филипп сам опустошил бокал и положил мне в рот мороженое. Холод приглушил тошноту.

– А что говорит о моей личности лимонная вербена? – спросила я, прильнув к нему.

– Не уверен, но любители щербета пессимистичны… и любят анализировать. По сути, в эту самую секунду ты много всего анализируешь. Этого ребенка. Меня. Я вижу, когда твой ум занят, дорогая девочка. Прямо сейчас он очень, очень занят.

– Может быть, ты видишь собственное отражение, – заметила я.

Он сжал мои пальцы крепче и не стал спорить. И внезапно у меня возникло чувство, что я знаю, какой будет наша жизнь. И это испугало меня. Мы с Филиппом, веселые и беззаботные, всегда были на одной волне и стремились в одном и том же направлении, как вдруг стали идти не в ногу. Как будто он был в нескольких шагах позади меня, а может быть, это я была позади него.

Один из нас постоянно пытался догнать другого. И это было бы нормально, если бы в конце мы могли оказаться в одном и том же месте, но что, если все сложится по-другому?

– Мне нужно кое-что тебе рассказать, Чарли.

Он давал мне один повод для беспокойства за другим. Я изучала его лицо, морщинки, расчертившие его кожу.

– И что же?

– Я общался с твоим отцом.

Я выпрямилась.

– Общался с кем?

– Твоим отцом. Я нашел его. Он живет в Нэшвилле.

– Зачем ты это сделал?

– Ты потеряла уже слишком много, Чарли.

Это было даже хуже, чем предательство.

– Мой отец не хотел иметь со мной ничего общего. Зачем тебе понадобилось его искать?

Он покачал головой.

– Ты не можешь знать все наверняка. Вещи не всегда таковы, какими кажутся.

– Я ожидала услышать от тебя больше, чем эту избитую фразу, Филипп.

– Это правда, – ответил он, складывая салфетку на коленях. – Мы пару раз отлично с ним побеседовали. Ему есть что сказать, и тебе не помешало бы это услышать. Когда-нибудь он может очень тебе понадобиться.

Моя рука потянулась к тонкой золотой цепочке на шее.

– Я думала, ты меня понимаешь, Филипп. Я думала…

– Я слишком хорошо тебя понимаю, Чарли.

– Ух ты.

Я откинулась назад, внезапно ощутив леденящий холод.

– Он собирается связаться с тобой. Я бы хотел, чтобы ты была готова к этому.

Что Филипп ожидал от меня услышать? Спасибо? Все эти годы я прекрасно обходилась без отца. Какой смысл воскрешать мертвых?

Я вскочила со своего места и потянулась за сумкой.

– Я хочу вернуться в отель.

– Нам нужно еще кое-куда заехать.

– Не сегодня, Филипп. Пожалуйста, я не в настроении.

– Всего одна остановка.

Он вывел меня из ресторана, и мы направились в клуб «Лив». Это был обычный шумный ночной клуб, и Филипп, несмотря на его приличное воспитание, оказался знаком с толпой ди-джеев, которые то и дело приглашали его присоединиться к ним за диджейским пультом.

Мне всегда было приятно видеть его, моего старомодного британца, за вертушкой, но сегодня мне было совершенно не до этого. В клубе было шумно, и вибрация пронизывала толпу молодежи – красивые тела в одежде стиля декаданс и на шпильках. Мы оба смотрелись здесь неуместно, но, казалось, никто этого не замечал.

Толпа гостей наблюдала за диджеем Куго и таинственным британцем, стоящим рядом с ним, а сам британец смотрел только на меня. Я должна была уйти. Мне следовало позвать Пита, чтобы тот отвел меня в номер. Вместо этого я осталась стоять в стороне, и мое шелковое платье без рукавов колыхалось под пульсирующие звуки музыки.

Я ужасно танцую, так что даже и не пыталась, а взгляд Филиппа был прикован к моим длинным волнистым волосам. Он пытался поймать мой взгляд, но я не поддавалась. Тревожная новость добавилась к тем чувствам, которые я предпочитала похоронить.

Подошел бизнесмен в неопрятном костюме. Заметив, что я одна, он сделал свой ход. Я чувствовала, как взгляд Филиппа скользил вверх и вниз по моей фигуре, пока я отделывалась от мужчины. Через мгновение он покинул диджейскую будку и направился в мою сторону. Его поспешность обеспокоила меня и в то же время польстила.

Стоило Филиппу подойти ко мне, как мужчина испарился, но то, что показалось мне гневом, было чем-то другим. Его полуприкрытые и раскрасневшиеся глаза сузились. Я едва могла разглядеть его зрачки.

– Филипп, что случилось?

На его верхней губе выступил пот. Филипп потянулся ко мне.

– Филипп!

Мое сердце забилось быстрее, и страх сжал горло. Он попытался что-то сказать, а затем развернулся и стал уходить. Его шаги были так настойчивы, что мне было сложно угнаться за ним. В меня то и дело врезались раскачивающиеся тела. Комнату озаряли мерцающие огни.

– Филипп, – крикнула я снова, но мой голос затерялся в музыке, смехе и звоне бокалов. Я силилась увидеть его, привстав на цыпочки для лучшего обзора. Я заметила его затылок на противоположной стороне комнаты – он открывал дверь в мужскую уборную.

Испуганная и запыхавшаяся, я подошла к двери и просунула голову.

– Филипп?!

Но из-за ревущих звуков меня не слышал никто, кроме нескольких мажоров, с любопытством наблюдавших за мной. Я просто обязана была зайти туда, но знала, что Филиппу это не понравится. Он сказал бы, что женщине неприлично заходить в туалет, где толпятся мужчины.

Я стояла, прислонившись к стене, охваченная беспокойством. Филипп нашел меня. Он выглядел бледным, его волосы спутались от пота.

– Милый, что случилось? – спросила я.

Филипп всегда так старался не беспокоить меня! Однажды у него была пневмония, и он сказал мне, что лечит простуду, а на самом деле находился в больнице в Бостоне.

– Икра была подпорчена! – прокричал он мне в ухо.

– Ты выглядишь неважно, – заявила я. – Уверен, что с тобой все в порядке?

– Со мной все хорошо, дорогая, – заверил Филипп, хотя я ему не поверила. Он потянулся к моей щеке и собирался уже поцеловать.

Мне пришлось отвернуть лицо – у его дыхания был неприятный кислый запах.

– Тебя только что вырвало?

– Я в порядке, – повторил Филипп, притягивая меня к себе, отчего было просто невозможно дышать. – Может быть, переел десерта.

– Нам пора возвращаться, – сказала я.

Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и повел меня через толпу. На полпути я остановилась.

– Филипп, мы становимся уже староваты для такого.

Мой телефон показывал, что уже почти два часа ночи.

– У тебя был долгий день…

Но Филипп меня не слушал. Он подался вперед и навалился на меня всем телом. Если бы я отступила, он бы упал.

– Филипп, ты меня правда пугаешь.

– Дорогая, – невнятно пробормотал он, – не выдумывай ерунды.