Текст книги "Тысячелетний мальчик"

Глава 46

Мама отправилась спать, сказал я пожарному инспектору. Я же, как часто бывало, вышел поохотиться на кроликов.

Не торопитесь меня осуждать. Я охотился не для развлечения. Я охотился, чтобы у нас была еда. Говорю об этом, поскольку знаю: в двадцать первом веке некоторые люди, особенно горожане, болезненно относятся к таким вещам.

(Для охоты у меня была праща. Сейчас пращами не пользуются, но это очень действенное оружие. Моя представляла собой длинный кожаный ремень с небольшим мешочком посередине. Я сделал пращу много лет назад и пользовался ею довольно умело. Ещё у меня был отцовский нож. Лезвие его за столько столетий почернело и истончилось от многократных затачиваний.)

Однако об этом я Робби ничего не сообщил. Сказал, что пошёл прогуляться.

– Ночью? – спросил он, стараясь скрыть удивление.

К северу от нашего леса находится большое поле, на которое прохладными весенними ночами приходят кролики. До недавнего времени людей я там не встречал. Но когда построили новые дома, на поле стали выгуливать собак. И мне пришлось охотиться реже. Не хотелось попасть в чью-нибудь собаку или тем более – в человека.

Я взял большой налобный фонарь. Однако луна – почти полная – светила очень ярко, и мне не нужно было освещать дорогу. Поэтому я включил фонарь только на поле, направив луч на землю. Свет фонаря отражается в глазах кролика, и ты сразу видишь свою добычу.

Заметив одного, я медленно достал пращу и вложил в неё шарик примерно полутора дюймов в диаметре. Не отрываясь, я смотрел на блестящие глазки кролика и раскручивал пращу за тонкий ремешок. И тут заметил нечто странное. Какой-то новый свет на юге – очень слабый, серо-оранжевого цвета.

Цвета пожара.

Извините, но, думаю, вам не часто доводилось видеть, как горят дома, города, корабли.

Мне доводилось.

Я сразу понял, что произошло, и побежал в лес, отталкивая ветки, поскальзываясь на мху, задыхаясь и кашляя. Внутри меня разрастался ужас. Я чуть не споткнулся о Биффу, выскочившую из леса, и осознал: случилось нечто кошмарное.

– Биффа! Биффа! Иль! Идь! – кричал я, но кошка даже не повернулась в мою сторону.

В панике она бежала по полю, словно за ней гналась собака.

Тогда в моей голове раздался голос Рафеля, учившего меня боевым искусствам: «Успокойся, Алве. Твоё сердце нуждается в свежем воздухе». Я пытался дышать медленнее и глубже, но у меня плохо получалось.

Находясь в чаще леса, я не видел оранжевого зарева и не чувствовал запаха дыма. Но ближе к дому ошибиться было уже невозможно. Ещё несколько ярдов, и я услышал завывание на высокой ноте и треск.

Я стоял, задыхаясь, на лесистом склоне и смотрел на свой дом, наш дом, превратившийся в бушующий, ужасный ад. Жёлто-оранжевое пламя лизало деревья, и они словно съёживались от жара.

Мысль у меня была только одна, и я снова и снова кричал изо всех сил, напрягая сожжённые дымом лёгкие:

– МА-А-А-А-АМА-А-А-А! МАМА! МА-АМА-А!

Я даже не мог подойти ближе. Некоторые курицы смогли убежать, одна из них хлопала крыльями у моих ног. Другие остались запертыми в курятнике. Дверь в сарай, где жила коза Эми, была широко открыта.

В бессильном ужасе я смотрел, как стекло в окне трескается, а затем лопается от жара. Может, всё-таки подойти? Понять, что случилось с мамой? Я спрыгнул во двор – туда, где вчера Рокси Минто разбила голову. Спасать маму было опасно, но я, не в силах рассуждать здраво, побежал к углу горящего дома, по дороге прихватив ведро с водой.

Я вылил воду на лестницу позади дома, предполагая, что мне удастся забраться на второй этаж, где уже свирепствовал пожар. Лестница зашипела, и на короткое время у меня вспыхнула надежда. Но уже через секунду вода испарилась и пламя забушевало с новой силой.

Затем здание рухнуло. Деревянная перемычка над уже сгоревшей дверью обвалилась и ударила меня по руке, оставив ожог. Я завопил.

Потом отскочил и снова позвал:

– МАМА! ГДЕ ТЫ?

Меня накрыло облако дыма, и я закашлялся.

Вдруг в голову мне пришла ужасная и уродливая мысль. Странно, но даже в такой жуткий момент некая часть моего мозга была способна спокойно и детально анализировать ситуацию.

Не знаю, может, я на себе прочувствовал, что в минуты величайшей трагедии «всё замедляется». Впрочем, время для меня не замедлилось. Но некоторые вещи стали яснее, словно камера сфокусировалась на деталях обычно смазанной картинки.

И я подумал: «Не пришло ли время воплотить план?»

В дыму, ужасающем жару и грохоте разрушения одна лишь эта мысль была яркой и ясной, как звон монастырского колокола морозной зимней ночью.

Из-за огня и жара мне приходилось отходить всё дальше. Рука болела, а глаза щипало до слёз. Я снова и снова звал маму. Удалось ли ей спастись? Если да, то она, конечно, меня найдёт.

Затем я услышал завывание сирен и побежал вверх по склону. Я мчался в панике и ужасе, пока на глаза мне не попался тот старый сарай. Тогда я открыл дверь ключом, который – я видел – маленькая девочка прятала под камень.

Вот и всё. Вот что было той ночью, когда умерла моя мама.

Я посмотрел на Робби. Тот перестал писать. В глазах его стояли слёзы, что меня немного испугало.

Он громко шмыгнул носом и уставился на свои туфли, качая головой.

– Мне так жаль, так жаль, Альфи. Правда, сынок, очень жаль.

Похоже, его всё это потрясло. Молчать было неудобно, и я спросил:

– Моя мама?..

Он поднял голову:

– Да?

– Она… она…

Я никак не мог сформулировать свой вопрос, и Робби пришёл мне на помощь.

– Хочешь спросить, было ли ей больно? Казалось, он подбирает слова.

– Нет, – произнёс наконец Робби. – Нет, не думаю.

Я сглотнул.

– Спасибо.

И добавил:

– Вы не видели кошку? Чёрно-белую?

Он покачал головой:

– Увы, сынок.

Я уже забыл, что в углу сидит Санжита. Но тут она поднялась и сказала:

– Благодарю вас, Робби. Думаю, на сегодня Альфи достаточно.

В кои-то веки её уверенность, будто она лучше знает, что для меня хорошо, не вызвала раздражения.

Мне правда было достаточно.

Глава 47

Санжита отвезла меня в дом на высоком берегу Кулверкота – большую виллу под названием «Дом графа Грея». По обеим сторонам от входной двери располагались квадратные колонны. В доме были высокие потолки, стояли запахи еды и дешёвого освежителя воздуха.

Детский дом. Мой дом.

Мне тысяча лет, и я живу в детском доме.

Я скучал по маме. Скучал по Биффе. Жизнь кажется намного лучше, чем она есть, если ты можешь погладить кошку.

И всё же в последние несколько часов я думал только о человеке с бородой и шрамами – такими, как у меня. Конечно, они мне привиделись.

Конечно?

Я был уверен, что знаю этого человека. Откуда-то. Но воспоминание раз за разом ускользало от меня.

Глава 48

Пожалуй, это было странно.

Джаспер, выбежавший из дома; мама, которая бросилась за ним и чуть ли не оттащила его от машины – во избежание ареста или чего-то в этом духе.

Отец видел всё из окна.

– Он чокнутый. Честно, Мэри. Я уверен, с ним что-то не в порядке.

– Тсс, Бен, – сказала мама: к нам подходили тётя Алиса, которая ничего не знала, и Либби.

– Бедный мальчик! – произнёс Джаспер, возвращаясь в дом.

Он осклабился, продемонстрировав длинные зубы, затем поднял руку и помахал полицейским, которые всё ещё крутились поблизости.

– Спасибо, земляки! – сказал Джаспер, словно они оказали ему любезность.

По мне, именно это полицейские и сделали, не арестовав его.

Джаспер, кажется, расслабился и успокоился. Но я был уверен: он притворяется. Возможно, чтобы вычислить неопытного лжеца, требуется такой же неопытный лжец.

– Ох, бедный маленький мальчик. Я всего лишь хотел пожелать ему самого лучшего, понимаете?

– Точно? – спросил отец.

Прозвучало немного агрессивно, но Джаспер либо не заметил этого, либо предпочёл не показывать вида.

– Да. Случившееся с ним – немыслимо тухло! Я хотел ему сказать, что ситуация непременно улучшится.

Тётя Алиса всё пропустила, болтая на кухне с женщиной-полицейским, с которой вместе училась в школе.

– Что такое? – невинно спросила она.

Джаспер ответил первым.

– Ничего такого. Я просто пытался ободрить парнишку. Он казался таким потерянным. Но полицейские сказали, что сейчас не время и не место. И знаете, если рассуждать здраво, возможно, они были правы.

Джаспер развернулся и пошёл наверх.

– В любом случае – посмотрите на часы. Нам пора идти, Алиса, старая моя вкусняшка.

Серьёзно, именно так он и сказал. Через полтора часа они уехали на свою лодку в Кулверкот. Папа предложил их подвезти, но Джаспер отказался. Он вызвал такси по телефону.

Атмосфера была в высшей степени странной. Все выглядели нормально, но при этом чувствовали себя не в своей тарелке. Либби ушла наверх и даже не спустилась попрощаться.

Когда такси отъехало от дома, папа пробормотал:

– Будь я проклят! Век бы его не видеть!

Мама игриво шлёпнула отца по руке:

– Бен! Это мой зять!

– Такой зять – подальше гнать, – недовольно пробормотал отец.

Глава 49

Все эти ночи я спал плохо. Когда вам будет столько лет, сколько мне, у вас накопится много воспоминаний, готовых превратиться в ночные кошмары.

Вновь и вновь я видел лицо бородатого человека – в тот момент, когда он наклонялся к окну автомобиля. И каждый раз я пытался вытащить из памяти нашу с ним прежнюю встречу, но воспоминание ускользало. Я просыпался, весь в поту, в темноте жаркой ночи. Спать приходилось под пуховым одеялом, а я привык к покрывалам и простыням.

Ел я мало. Мы с мамой привыкли к простой пище. Уж не знаю, почему, но в Доме графа Грея нам давали иностранные блюда вроде карри, спагетти или цыплёнка по-итальянски, от которого у меня жгло рот, как огнём.

Нормальной едой была пицца. Против неё я ничего не имел.

Я пробыл в Доме графа Грея неделю, и все, от Санжиты, с которой я встречался ежедневно, до персонала детского дома (им руководила тётушка Рита, дама слегка устрашающей наружности), относились ко мне по-доброму. Кроме меня там было ещё восемь воспитанников разных возрастов. Две девочки мне улыбались, но я не был в настроении разговаривать. Последний человек, которому я рассказал правду, выдал меня полиции. Теперь мне надо было научиться жить в мире лжи.

Вряд ли человек со шрамами Бессмертана знал, куда меня поместили. Плюс я не был уверен в том, что всё это не сочинил.

Думать так было легче. По крайней мере, какое-то время.

Затем встал вопрос о похоронах мамы. Конечно, я знал, что они будут. Санжита спросила меня, хочу ли я пойти. Я сказал «да». Я видел больше похорон, чем кто-либо другой, включая очень старых людей.

За два дня до похорон мне попалась на глаза заметка в местной газете:

«Жертва лесного пожара:

"простые" похороны несчастной матери»

Санжита также спросила меня, хочу ли я участвовать в организации похорон, но я ответил «нет».

Субботним утром мы – я и тётушка Рита – стояли возле Дома графа Грея и ждали Санжиту. Она должна была отвезти нас в Крематорий Уитли, где мёртвых сжигали, вместо того чтобы опустить в могилу.

Я думаю, мама бы это одобрила. Однажды мы с ней видели похороны тана (или лорда) викингов. Он был датчанином, но ему нравились старинные традиции викингов, которые являлись частью семейного наследия. К тому времени уже четыре или пять поколений его семьи мирно жили на реке Тайн.

На пляже в Кулверкоте была построена плавучая платформа, хотя тогда там и не было деревни. Тело тана водрузили на неё, обложили дровами и морским углем[6]6
  Морской уголь – каменный уголь, который вымывается морем из осадочных пород. Его с древних времён собирали на берегу.


[Закрыть].

Затем платформу подожгли и столкнули в море.

Мы собрались на пляже, пели старинные песни и ели мясо, которое выставила семья тана. Все знали, что только на похоронах очень важных людей корабль сжигают по-настоящему. Не каждый мог себе это позволить. Илдор Свейн – покойный лорд – определённо не был важен или богат. Но зато он был тем, кого теперь называют снобом. Он приписывал себе больше значимости, чем имел на самом деле. Но никто не возражал: за присутствие на похоронах денег не брали.

Так что платформу подожгли и столкнули в залив, где она медленно дрейфовала по направлению к скалам. Вскоре платформа, в облаке дыма, треснула и зашипела. На следующее утро обугленное тело Илдора Свейна было выброшено на берег. Внук Свейна нашёл его и похоронил в земле.

Всё это пронеслось у меня в голове, пока я стоял возле Дома графа Грея и смотрел на залив. Было тепло, но с моря дул лёгкий ветерок.

Я словно видел то место в глубине залива, где плот Илдора Свейна развалился и затонул, забрав с собой полуобгорелое тело. Я даже слышал печальные песни, которые пели собравшиеся на берегу.

Одну из них сочинил Бэд Достопочтенный:

 
Никто, в дорогу собирающийся поневоле,
заиметь не может мудрость большую..?[7]7
  Перевод В. Г. Тихомирова, источник: Древнеанглийская поэзия. – М.: Наука, 1982 г. – (Литературные памятники).


[Закрыть]
 

– Ты в порядке?

Это был голос Санжиты. Я обернулся. Она повторила:

– Ты в порядке? У тебя совершенно отсутствующий вид, Альфи.

– Извините. Вы что-то говорили?

– Нет. Но ты, ты… ты что-то пел! Что это было?

– Ничего особенного, Санжита. Прошу прощения.

Она, как часто случалось в последние дни, прищурившись посмотрела на меня. И спросила, бывал ли я раньше на похоронах.

Видимо, в тот момент я ещё не до конца пришёл в себя и сказал:

– Слишком много раз.

– Ты говорил, у тебя нет родственников, Альфи. Это потому, что все они умерли?

Санжита говорила без агрессии. Но её слова прозвучали так, будто она хотела меня подловить.

Я начал придумывать ответ, но тут тётушка Рита срочно позвала нас к ожидающей машине.

Не буду подробно описывать похороны – на них ничего такого не происходило.

Народу собралось немного.

Присутствовали я, тётушка Рита и Санжита. Для похорон Санжита купила мне какие-то штаны – не джинсы. Кроме того, на мне был тёмный свитер.

Ещё явились Верикка и пожарный инспектор Робби. Он подмигнул мне и натянуто улыбнулся. Это было любезно с его стороны. Но я бы предпочёл, чтобы пришли те, кого я знал. Друзья. Конечно, этого случится не могло. Я потерял даже кошку.

В какой-то момент возникла журналистка с фотоаппаратом. Санжита ей что-то тихо шепнула, и камеру она убрала. Не знаю, что журналистка рассчитывала увидеть. Может, множество людей?

Ещё, разумеется, был священник.

Произнесли все положенные речи, Санжита сдавила моё плечо так сильно, что я был готов просить её прекратить.

Гроб исчез за красным занавесом, словно участвуя в зловещем фокусе. И тогда это случилось. Мы развернулись к выходу, и я их увидел.

Рокси Минто и Эйдан Линклейтер стояли в маленькой часовне позади остальных.

Глава 50

– Кто это? – медленно пробормотала Санжита.

Ну и что я мог сказать? «Не знаю» было бы неправдой. Неправдой было бы и «друзья», ведь я определённо не считал их таковыми. Предательство – поступок не дружеский. Если бы они не сделали то, что сделали, я мог бы действовать согласно нашему с мамой плану.

Мы шли между рядами скамеек и вскоре должны были с поравняться с ними.

– Я, э… отойду на минуточку, ладно, Санжита?

Меня оставили в часовне наедине с Рокси и Эйданом.

– Привет, – сказали они одновременно ровным тоном, подходящим для ситуации.

– Здравствуйте.

– Я… – начал Эйдан, – я думал, что мы – я и Рокси – могли бы заглянуть и…

Мне следовало помочь Эйдану. Догадаться, что он пытается быть любезным, но не может подобрать правильные слова. Сказать нечто вроде: «Всё нормально. Спасибо, что пришли».

Вместо этого я, наклонив голову, ждал, пока он разберётся со своими мыслями.

– Твоя мама… твоя мама… у тебя не было никого, кроме неё, и э…

Рокси набрала воздуху, но я её опередил.

– Слушай. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но, честно, я не…

Эйдан меня прервал.

– Альфи, мы тебе верим.

– Что?

– Мы верим тебе, Альфи, и твоей истории про тысячу лет, – пояснила Рокси. – Или как минимум мы тебе не «не верим».

– Какая разница?

– Многое у нас пока не складывается. Но если хорошо поискать, то, думаю, можно найти подтверждения – во всяком случае, про последние несколько столетий. Слушай, если вы действительно жили несколько столетий, то почему не могли ещё столько же?

Я смотрел на них и задыхался. Бросил взгляд на Санжиту – та тихо разговаривала со священником, но, как я заметил, продолжала краем глаза следить за мной.

– Спасибо, – произнёс я наконец.

И после долгой паузы добавил:

– Но почему вы сказали полиции, где я?

На лице Эйдана отразился ужас.

– Вот что ты подумал! Альфи, я не рассказывал. Это моя младшая сестра. Честное слово. Ей только… только семь. Клянусь, я никому не говорил.

Рокси тоже была взволнована.

– Ты наш Друг, Альфи. Друзья не…

Она не договорила, потому что в этот момент подошла Санжита – воплощённая улыбка в сочетании с подобающей на похоронах мягкостью.

– Привет, – сказала она Рокси и Эйдану. – Я Санжита, представитель Альфи от социальных служб. Вы знакомы?

– Немного, – ответил Эйдан.

– Очень хорошо. Так где вы познакомились с Альфи?

– Ну, э… в… школе.

Зачем он так сказал? Я зашёл за спину Санжиты и начал делать Эйдану знаки. А в это время слово «друг», сказанное Рокси, эхом отдавалось у меня в голове.

«Можно ли ей верить? То ли она имела в виду?»

– Странно, – протянула Санжита, поворачиваясь ко мне. – Помнится, ты говорил про домашнее обучение, Альфи?

– Не в школе! – выкрикнул Эйдан, уловив мои сигналы. – Нет, не в школе. Нет. Это случилось э…

Эйдан не был ни убедительным лжецом, ни хорошим актёром. В голосе его звучала паника. Он весь был – паника. Казалось, вокруг даже пахнет ею.

Санжита, с искренним, как мне показалось, интересом, спросила:

– Да?

К счастью, вмешалась Рокси Минто.

– Ты хотел сказать, благодаря школьным заданиям, да, Эйдан?

Она растягивала слова, словно говорила с ребёнком, обладающим замедленным восприятием.

– Ты изредка помогал Альфи со школьными заданиями. Был у него всего лишь раз или два. Кажется, в основном вы занимались математикой?

Эйдан не ответил.

– Математикой, не так ли, Эйдан?

– А. Да. Математика. Да, – повторил Эйдан, кивая на каждом слоге.

Либо Санжита была легковерной, либо предпочла временно оставить эту тему.

– Что же, очень мило с твоей стороны, – сказала она. – Спасибо, что пришли сегодня. Мудрый поступок.

Мы с Санжитой отправились к машине и на несколько шагов опередили Эйдана и Рокси.

– Почему ты сказал, что у тебя нет друзей, Альфи? – тихонько спросила Санжита.

Я ответил:

– Мне казалось, это правда.

Тут у Санжиты зазвонил мобильник, и она остановилась. И тогда я увидел худого мужчину с густой чёрной бородой и густыми бровями, одетого в тёмное пальто. Когда я приблизился к нему футов на тридцать, он резко развернулся и быстро пошагал в противоположном направлении.

Это точно был он.

Санжита, увлечённая своим телефоном, ничего не заметила.

Я оглянулся: Рокси и Эйдан, болтая, как раз выходили из часовни. Стало ясно: человек шёл ко мне, но потом увидел их и тут же поспешил прочь, лавируя между заросшими кустарником могилами и замшелыми камнями. Через несколько секунд он скрылся за чёрным катафалком, который застыл в ожидании покойника.

Внутри меня что-то шевельнулось. Воспоминание из далёкого-далёкого прошлого будто всплывало на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.

Воспоминание, как ко мне приблизилось его лицо и он прорычал по-норвежски:

– Холл мюннен!

Закрой свой рот.

Запах сыра, тюленьей кожи и корабельного дёгтя.

Я смотрел на его угрожающий оскал и понимал, что лучше сидеть тихо, и я оплакивал своего отца.

Этот человек был на корабле, доставившем меня в Англию.

Дядя Эйдана – Джаспер.

Глава 51

Вы знаете, что акула может почуять каплю крови в воде на расстоянии пяти миль? Кажется, у меня то же самое с опасностью: я могу заметить её малейшие признаки. Мой нос уловил запах из прошлого, и я спросил Санжиту:

– Мы можем уехать?

– Да, Альфи, – сказала она, – а как насчёт твоих друзей?

– СЕЙЧАС. Нам надо ехать прямо сейчас.

Опустив голову, я побежал к машине. Санжита трусила позади меня, стараясь не отстать. Оглянувшись, я увидел удивлённых и обиженных Рокси и Эйдана. Мне захотелось вернуться и всё им объяснить, но я не мог, поскольку и сам ничего не понимал.

Уверен, Санжита решила, будто у меня отложенная реакция на мамину смерть и что я хочу поскорее уехать из-за горя. Поэтому по дороге домой она позволила мне предаваться своим мыслям. Но причиной было не горе. Ладно, не только горе.

Причиной был Джаспер.

Плюс осознание того, что Эйдан и Рокси солгали Санжите. Ради меня. Они сделали это ради меня.

Санжита остановила машину возле Дома графа Грея и начала что-то говорить. Я не слушал её, пока она не вытащила из сумочки нечто чёрное и не вложила это мне в руку.

– …исключительно для безопасности, понимаешь? Я туда занесла свой номер и номер тётушки Риты.

Мобильник. У меня прежде не было мобильного телефона. Я даже никогда по нему не звонил. Я повертел его, разглядывая.

Должно быть, Санжита подумала, что телефон мне не нравится, потому что она сказала:

– Да, понимаю. Прости, что не смартфон, но для своих целей он вполне неплох.

Я не стал спрашивать, как пользоваться телефоном, – это было бы совсем странно. Решил, что разберусь сам.

Потом я лежал на кровати в своей комнате в Доме графа Грея. И смотрел в потолок. Впервые за неделю, думая о маме, я не чувствовал, как внутри меня разверзается пустота. Но зато я ощущал леденящий, тошнотворный ужас.

Из-за Джаспера.

Я всё обдумал. Он не знал, где я нахожусь, и поэтому дождался маминых похорон, зная – или надеясь, – что я на них буду. Он собирался подойти ко мне.

Зачем, я не понимал, но цели его не могли быть благими. Все эти годы ко мне возвращалось пугающее воспоминание о заросшем бородой лице, которое склонилось надо мной на скрипящем грузовом корабле.

Страх занял место горя – и будущее не сулило ничего хорошего.