Текст книги "Тысячелетний мальчик"
Автор книги: Росс Уэлфорд
Жанр: Детская фантастика, Детские книги
Возрастные ограничения: +6
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 41
Моя младшая сестричка выполняла упражнение, которое в лагере для скаутов называлось «Изучение своего мира». Предполагалось посещение тех мест рядом с домом, в которых ты ещё не бывал. Новый парк, новый магазин и прочее в том же духе.
Но никто не говорил, что надо перелезть через забор и найти мальчика, спрятавшегося в спальном мешке в старом сарае под сломанной неоновой вывеской «ГАРАЖ».
Однако Либби именно так и поступила.
И вот теперь, уже во второй раз за последние три дня, улица заполнилась людьми в форме – в основном полицейскими, но приехала и «Скорая помощь». Двери её были открыты, и двое врачей с беззаботным видом сидели на задней подножке.
В нашем доме находились посторонние. И напряжённая атмосфера, возникшая между мной, Джаспером и отцом, улетучилась. Происходило нечто более важное.
Тётя Алиса заваривала чай – в третий раз, уточнила она. И проворчала:
– Надень рубашку, ради бога, Джаспер.
Тот по-прежнему был в одной майке, и волосы на его груди торчали, как перья из лопнувшей подушки.
Двое посетителей – мужчина и женщина – оказались полицейскими в штатском. Ещё одна женщина представляла организацию, в названии которой присутствовали слова «ребёнок» и «защита».
Женщина-полицейский разговаривала с Либби, которая, кажется, была напугана.
– Всё нормально, малышка. Ты не сделала ничего плохого, правда не сделала, – говорила женщина ласковым голосом, но Либби, похоже, ей не верила. – Теперь расскажи мне ещё раз, что ты видела.
Либби рассказывала, а женщина делала заметки. В дверь то и дело звонили, по всему дому попискивали и жужжали мобильные телефоны. Чайник свистел, закипая; над лесом кружился вертолёт. В общем, царил полный хаос.
Затем за входной дверью раздался крик:
– Его нашли!
Новость передавали и повторяли. Повсюду звучали лающие и квакающие голоса.
– Его нашли… нашли его… нашли…
– Ведите его сюда, через чёрный ход…
– Обжёг руку, но всё не так страшно…
– Ещё не подтвердил своего имени…
– Предположительно, получил травму. Сарж, обращайся бережно…
На моё плечо легла чья-то рука. Обернувшись, я увидел Рокси.
Она пробормотала:
– Удивительно, да?
Казалось, Рокси совсем не пугали возможные неприятности из-за нашей «помощи преступнику», не знаю как ещё назвать то, что мы сделали. Я не разделял её спокойствия. Мой желудок – и так слегка больной после прогулки по морю – снова скрутило.
Через дыру в заборе пролез полицейский в штатском и поманил к себе даму из «защиты», которая намеренно потопала в другую сторону.
Затем всё стихло минут на двадцать. Полицейский-мужчина негромко говорил с папой, мамой и тётей Алисой. Напарница его с блокнотом обходила всех присутствующих, записывая их имена, адреса и прочее. Она остановилась возле тёти Алисы.
– Мадам, вы живёте здесь?
– О нет, офицер, – и тётя Алиса продиктовала свой адрес в Уокворте, дальше по берегу.
– Ваше полное имя?
– Алиса Гук. Миссис. Через «г».
Женщина-полицейский всё записала.
Затем на краю сада что-то задвигалось. Через дыру в заборе протиснулся полицейский, за ним появился очень грязный и насквозь промокший Альфи, а следом – ещё один полицейский в штатском.
Они продефилировали через сад и зашли в кухню. Те, кто был в кухне, отошли в сторону, пропуская их.
Альф и выглядел так, словно на него навесили плащ несчастья, тяжёлый, как утюг.
Когда он увидел нас с Рокси, глаза его полыхнули яростью. Альфи промолчал, но я знал: он думает, будто мы его предали, рассказав о нём Либби.
Я не мог ничего поделать. Не скажешь ведь: «Мы про тебя никому не говорили, Альфи». Это показало бы взрослым, суетящимся в кухне, что мы тоже причастны к происходящему. Поэтому мы с Рокси хранили молчание, а Альфи злился.
Секунд десять он стоял, грязный, без рубашки, и все молча на него смотрели.
А посмотреть было на что: слипшиеся волосы, сверкающие блёстки на джинсах, странная расплывшаяся татуировка на спине и шрамы на плече.
Либби оглядела его с ног до головы, но, к счастью, не опознала свои джинсы. Наверное, они были слишком грязные.
Через толпу людей, собравшихся на кухне, пробрался Джаспер. Он повёл себя странно. Наклонился над Альфи и стал изучать его, словно экспонат в музее: чуть опустил тёмные очки, заглянул с левого бока, затем с правого, а после развернул Альфи спиной к себе, чтобы посмотреть на татуировку.
Казалось, Альфи не возражал, что его разглядывают. Думаю, он был просто ошарашен, и это изучение для него составляло неотъемлемую часть поимки.
Джаспер вдруг заморгал и вытаращился на Альфи. Потом заметил, что я на него смотрю, и тут же отвернулся. Альфи, который глядел в пол, ничего не заметил. Джаспер же продолжал поглядывать на одно и то же место. Я понял: он таращится на шрамы. Его обычно румяное лицо стало совсем белым.
Что ни говори, Джаспер вёл себя странно. Да и всё дальнейшее нельзя было назвать нормальным.
Вмешалась женщина-полицейский.
– Простите, сэр?
Джаспер посмотрел так, словно его вырвали из транса. Он оттянул ворот рубашки, и тогда я увидел два горизонтальных шрама на его плече – в том же самом месте, что и у Альфи.
Маленький знак равенства.
«Странно», – подумал я.
Но среди кухонной суматохи не стал на этом зацикливаться.
– Простите, сэр? – повторила женщина-полицейский.
– Что? – спросил Джаспер.
– Нам нужно кое-что уточнить у вас, пожалуйста… Она вытащила блокнот.
Я поискал глазами Альфи, надеясь, что смогу отойти с ним в сторонку и всё объяснить. Но его уже увели в ожидавшую полицейскую машину.
Глава 42
Было ли это совпадением?
Двойной шрам, похожий на знак равенства.
Неизвестно.
Я видел его руку лишь мельком. И конечно, мог ошибиться. Стресс, пожар, мама, всё остальное… Я не мог соображать трезво.
Завёрнутый в одеяло, я сидел в полицейской машине. Люди через мою голову переговаривались по телефонам и рации. Голубые вспышки света отражались в зеркале заднего вида. А чересчур надушенная женщина поглаживала мою руку (что, вообще говоря, сильно раздражало).
Когда все, кого ты знал и любил, исчезают за одну ночь, способность выносить суждения может быть утеряна.
Чья способность? Твоя, конечно. Видите, я даже говорю не так, как вы, хотя я пытаюсь. Я очень, очень стараюсь.
Как вам такое?
(Мы с мамой слушали беспроводной громкоговоритель. Люди в нём говорили не так, как живущие рядом с нами. Я пытался повторять за ними, но у меня не получалось. И те, с кем я изредка вступал в беседу, не без оснований считали, что у меня странное произношение.)
Раздался голос, словно издалека:
– Альфи! Ты в порядке, Альфи?
Затем голос стал громче.
– Альфи!
Я повернул голову. Голос на самом деле не был громким. Говорила женщина, сидевшая рядом со мной на заднем сиденье. Она гладила мою руку всё сильнее и сильнее. Я хотел руку убрать, но это могло показаться грубым. Так что я ещё немного потерпел, а потом сказал: «Пожалуйста, перестаньте».
Она взглянула на пальцы, вздрогнула и убрала их.
Всё же вышло грубо? Но ведь я сказал «пожалуйста».
– Мы отвезём тебя в безопасное место, Альфи, – сказала женщина. – Ты вымоешься и поешь. Готова поспорить, ты голоден, дорогой.
Я ничего не ответил. Есть мне совсем не хотелось. Сегодня утром, перед тем как предать меня, Рокси принесла нарезанный хлеб, сыр, два яблока, банан и завёрнутую в фольгу куриную ножку. Я съел всё, как съедает приговорённый к казни свою последнюю порцию.
Затем маленькая девочка (кажется, Либерти?) сделала за них всю грязную работу.
Я был один в своём убежище, которое Рокси забавно именовала гаражом. Умная девочка. Мама назвала бы её велеумной, что означает: толковая и быстро соображает.
Про Эйдана мама сказала бы: ренегат. Предатель. Я умолял их никому не говорить. Но они выдали меня сестре Эйдана. А она разболтала всем.
И вот я сидел в полицейской машине с одеялом и женщиной по имени Санжита. Она была инспектором Отдела по защите прав ребёнка, что бы это ни значило.
Санжита рассказала о себе певучим голосом и с придыханиями, словно мне было лет шесть.
– Привет, Альфи. Меня зовут Санжита. Я уполномоченный инспектор Отдела по защите прав ребёнка, работаю с полицией. Моя задача – обеспечить твою безопасность. Ты разрешаешь мне вступить с тобой в физический контакт?
Думаю, она говорила это много раз. Заучила нужные фразы наизусть – как актёры, играющие в пьесах, которые мы с мамой очень любили. Вообще я к ней не прислушивался. Мои мысли всё время возвращались к тому человеку на кухне у Эйдана.
Двойной шрам. Точно совпадение, подумал я.
Интересно, что сказала бы мама. Женщина в джинсах и сандалиях будет защищать меня, Алве Эйнарсона, сумевшего спасти свою мать от медведя. Я на него заорал – в те давние, давние времена, когда всё было по-другому. (Во всяком случае, тогда были медведи. Ну хотя бы один.)
Всё вокруг наводило меня на мысли о маме, и я почувствовал, что по щеке моей течёт слеза. Санжита увидела это и снова начала гладить мою руку. Но я посмотрел на неё, и она перестала.
«Можем мы наконец ехать? Почему на водительском месте никого нет? Давайте же, вы меня нашли, чего теперь ждать?» – думал я.
Вот как всё вышло.
Я сидел в гараже и вдруг услышал чьи-то шаги. Думая, что это возвращается Рокси или Эйдан, я не стал прятаться. И напрасно. Надо было лучше соображать. Дверь открылась, Либби (теперь я вспомнил её имя) вошла и увидела меня.
Маленькая девочка, лет семи-восьми. Я сразу понял: меня предали. Никто не пришёл бы, если бы не знал, что я здесь.
Бросив всё, я побежал в лес. Никто не знал этот лес лучше меня. Я мог бы легко затаиться на некоторое время – пока меня ищут. А затем вернулся бы в гараж и начал воплощать план, придуманный вместе с мамой.
Смешно. Нереально. Фантастика. Да, знаю, но я пребывал в отчаянии.
В северной части леса была яма – углубление под упавшим деревом, которое заросло утёсником и колючим можжевельником. Такое не заметишь, просто проходя мимо.
Услышав, как в небе глухо гудит вертолёт, я должен был понять: мне не позволят просто исчезнуть и спокойно заняться своими делами.
Сначала я услышал голоса, потом шаги. И глубже забился в свою расщелину. Но там были не только люди.
Собака.
Полицейский пёс нашёл меня в яме. Он яростно принюхался, потом заскулил. В гараже осталась моя футболка. Видимо, собаке дали её понюхать, и, как говорится, «игра была окончена». Этого и следовало ожидать.
– Выходи, сынок, – сказал кинолог в яркой жёлтой куртке. – Не поцарапайся о колючки.
Я подумал, не стоит ли сбежать. Но смысла явно не было.
Оставалось смириться с судьбой и надеяться, что всё не так плохо, как мне казалось.
Я здорово ошибался!
Водитель сел в машину и задним ходом выехал на улицу. Началось путешествие, куда более ужасное, чем я мог вообразить.
Но в тот момент я пытался ответить на вопрос, который, как таракан, вертелся у меня в голове.
Говорить ли правду?
Глава 43
Конечно, говорить правду не стоило. Я уже рассказал правду Эйдану.
Я ему доверял. И через несколько часов оказался на заднем сиденье полицейской машины. Это доказывало: в подобных ситуациях разглашение правды – по меньшей мере неразумно.
Кроме того, полицейские, возможно, уже знали. С чего бы Эйдан и Рокси – ей он, конечно, всё рассказал – стали скрывать информацию о возрасте? (Ведь они выдали моё местопребывание!) Зачем им это? Скорее всего, было так:
– Мы знаем, где находится мальчик, которого все ищут. И знаете что? Он утверждает, будто ему тысяча лет!
Поэтому я ничего не сказал, вообще ничего. Эта тактика спасала нас с мамой бессчётное количество раз. Если вы молчите, ничто не может быть использовано против вас.
К счастью, женщина по имени Санжита не забрасывала меня вопросами. Она вообще мало говорила, делая исключения лишь для важной информации и инструкций. Таких как:
– Хорошо, Альфи. Сейчас мы поедем в полицейский участок в Норд-Шилдсе, но тебе не о чем волноваться. Ты не сделал ничего плохого. Там есть поликлиника, и мы покажем твою руку доктору, ладно?
Я кивнул. У меня ломило виски. На пожаре я потерял свои тёмные очки, и от солнечного света глазам было больно.
Странные события этого дня ещё не закончились. Едва машину завели, как из дома Эйдана вышел бородатый человек, который находился в кухне, когда меня туда привели. Родственник? Друг?
Двойной шрам.
Он прошёл через толпу и постучал в окно машины. Я вжался в сиденье. В этот момент между человеком и стеклом возникла рука полицейского.
– Прошу прощения, сэр?
– Мне нужно поговорить с Альфи, – ответил человек и наклонился к окну. – Альфи! Альфи!
– Сэр, сэр. Извините, но… вам нельзя…
– Даруйте мне свободу, офицер!
– Сэр, я прошу вас прекратить. Вы родственник?
– Нет. Нет. Просто мне нужно…
– Сэр, если вы будете дальше сопротивляться, то, боюсь, мне придётся…
– Джаспер! Что тут происходит?
Какая-то женщина – наверное, мама Эйдана – возникла в дверях дома и принялась кричать на этого типа, Джаспера.
Тем временем машина задним ходом вырулила на проезжую часть. Когда мы развернулись, я вытянул шею. С тем человеком разговаривали полицейский офицер и женщина. Кажется, он сильно волновался.
– Кто это? – спросила Санжита.
Я покачал головой и ответил:
– Понятия не имею.
Это было правдой.
Сквозь туман в голове я думал о словах, которые произнёс тот человек: «Даруйте мне свободу, офицер!»
Так никто не говорит. Правда же?
Но было и что-то ещё. Какое-то неясное ощущение. Оно длилось всего мгновение, секунду, пока он смотрел мне в глаза через окно машины. Когда я попытался вернуть это ощущение, оно ускользнуло, как живая рыба, которую пытаешься вытащить из бочки с водой голыми руками.
Ощущение, будто я видел его раньше. И от ощущения этого мне не было хорошо.
Глава 44
Остаток дня прошёл так: ко мне снова и снова подходили люди, тихо со мной разговаривали и притворялись моими друзьями, чтобы вытянуть какую-нибудь информацию.
В полицейском участке меня отвели в комнату, на двери которой висела табличка «СЛУЖБА СЕМЬИ». Там были диваны, и телевизор показывал пустой комнате мультфильм про рыбку. Возле книжного шкафа стояла игрушечная полицейская машина из пластмассы. В шкафу были комиксы, пара стопок детских книг в тонких переплётах и ящик с мягкими игрушками.
Санжита указала на книги и спросила с доброй естественной интонацией, которую она явно долго отрабатывала:
– Ты хорошо умеешь читать и писать, Альфи?
Сказать правду? А правда была бы такова: «Благодарю вас, мисс Прасад. Я в совершенстве владею старонорвежским, староанглийским, английским средних веков и современным английским, а также французским, латынью и греческим (старым и современным, хотя они не сильно различаются). Знаю также уэльский и кельтско-шотландский диалекты, на базовом уровне».
Конечно, так я не сказал, а всего лишь кивнул. Она не хотела обидеть – просто выполняла свою работу.
Санжита отвела меня в душевую и оставила одного, выдав мыло, полотенце и кучу одежды из магазина «Марк и Спенсер». Одежда была новая, с бумажными бирками, и появилась в раздевалке словно по волшебству. Видимо, у них тут стоял целый одёжный шкаф. Я раньше никогда не носил настоящие джинсы для мальчиков – толстые, жёсткие, с качественной машинной отстрочкой. Белые туфли мне понравились. Кеды? Кроссовки? Скорее всего, это были кеды.
Обед мне принесли в коробочке из Макдоналдса с надписью «Хэппи Мил»; конечно, я о таких слышал, однако никогда не ел. В коробку для чего-то вложили пластмассовую игрушку. Еда была хорошая, но напиток оказался слишком сладким, и я просто выпил воды из-под крана.
Доктор мне попалась неплохая, но она задавала ещё больше вопросов, чем Санжита.
Сняв бинты, которые мне наложила Рокси, доктор сказала:
– Весьма недурно для домашней перевязки. Кто это сделал?
Я ничего не сказал, и она стала промывать ожог. Больно было как в адском пламени, но я стиснул зубы и не кричал.
– Ты крепкий парень, Альфи.
Я хотел, чтобы меня перестали всё время называть по имени. Бесит, когда кто-то таким образом набивается в друзья.
– Как ты получил травму?
Я молчал. «Они не заставят меня говорить».
Доктор изучила меня со всех сторон: поискала вши на голове, проверила давление, взяла образцы слюны, измерила рост, вес и всё такое прочее.
– И сколько, ты говорил, тебе лет, Альфи? – спросила она.
Карандаш замер на отпечатанном бланке, который заполняла доктор.
Я ничего не говорил. А мог бы сказать: тысяча и одиннадцать.
Но даже если сказал бы – что? Всё пошло бы иначе?
– Мне одиннадцать, – ответил я.
– Угу. Ладно. И дата твоего рождения?
Хитрая какая! Я назвал ей год, когда должен был родиться, чтобы сейчас оказаться одиннадцатилетним, и добавил:
– Первое сентября.
Чётко по плану.
Когда перевязка была закончена, а желудок наконец-то наполнен, пошли серьёзные вопросы. Я это предполагал.
Санжита привела в комнату с диванами женщину, которая назвалась Вериккой из Службы социального обеспечения. Она была в возрасте, с короткими седыми волосами и очками на цепочке. С лица её не сходило раздражённое выражение.
У обеих были толстые блокноты и стопки формуляров.
«Кажется, придётся здесь задержаться», – подумал я.
– Ладно, Альфи. Мы зададим тебе несколько вопросов, хорошо?
Я кивнул, и они начали. Сначала спросили безобидное – имя, возраст, а затем:
– Можно ли узнать про твою маму, малыш?
Я снова кивнул и назвал её имя и возраст – всё согласно плану.
Они сделали записи.
– Где ты учился в школе, Альфи?
– Я не ходил в школу. Был на домашнем обучении. На ДО.
Дэ-О – вроде бы так на их сленге?
– Понимаю, – сказала Санжита. – Но тебя нет в списке детей, находящихся на домашнем обучении.
Я пожал плечами, словно говоря: «Это ваша проблема, а не моя».
Санжита и Верикка переглянулись.
– Кто твой семейный врач, Альфи?
Я опять пожал плечами.
– Ты был когда-нибудь у врача?
Я покачал головой.
– Ты никогда не болел? – раздражённо спросила Верикка.
Я ещё раз покачал головой – мой ответ был почти правдивым. Кашель, простуда, боль в животе – да, но ничего такого, чтобы беспокоить доктора. У мамы были лекарства на любой случай.
– У тебя есть родственники, Альфи? Люди, у которых ты мог бы жить?
Я покачал головой. Это была правда. Никого, кроме мамы.
Санжита надавила:
– Совсем никого? Ни тёти, ни дяди? Может, они живут в другом месте? Друзья семьи?
В её голосе прозвучало отчаяние:
– Ну хоть кто-нибудь?
Я пожал плечами. Санжита и Верикка снова переглянулись.
Это продолжалось около часа. Я придерживался плана.
Затем на некоторое время меня наконец-то оставили одного. Но вскоре вернулась Санжита в сопровождении ещё одной женщины – я уже начал путаться в их именах. Имя этой начиналось на «Л». Она работала детским консультантом в тяжёлых жизненных ситуациях. Женщина спросила, не хочу ли я поговорить о своей маме. И когда я ответил «нет», продолжила расспрашивать меня о ней, заставляя вспоминать то, что вызывало слёзы. А я ненавидел плакать.
Женщина сказала, что мы с ней ещё встретимся и что я могу всегда позвонить или попросить о встрече (вот уж вряд ли). И что она сообщит мне, когда состоятся мамины похороны.
Потом она ушла, и появился мужчина. Чуть ли не первый мужчина, с которым я говорил за весь день. Почему-то меня это обрадовало.
Звали его Робби. Он был инспектором пожарной охраны из раздела расследований. Робби хотел узнать про пожар, и я рассказал ему всё, что знал.
Ну почти всё.
Глава 45
В тот вечер, когда это случилось, мама была на взводе – из-за того, что днём к нам во двор заявилась Рокси Минто.
Как я и ожидал, вечер выдался прохладный. Мы ушли в дом и развели большой огонь.
– Помнишь, когда ты в первый раз увидел чёрного человека, Алве? – спросила мама.
Думаю, она подняла эту тему из-за Рокси. Мы много раз обсуждали то забавное происшествие, снова и снова возвращаясь к нему.
Это было чуть позже, чем началась моя собственная история, – на шестом или седьмом году правления короля Генриха, или, как сказали бы теперь, в 1107 году. Мы с мамой в то время жили в Джарроу. Некогда там стоял известный монастырь, но мы уже застали его в сильно разрушенном состоянии.
В монастыре жил настоятель – главный монах, а также множество молодых мужчин и мальчиков старшего возраста, включая меня. Они учились читать и готовились стать монахами.
Это было сонное и безлюдное место. Никто не задавал нам с мамой лишних вопросов. Мама проводила много времени с настоятелем, которого звали Поль.
Монахам, конечно, не дозволялось заводить жён или любовниц, но многие втайне это себе позволяли. Все знали про маму и Поля, но никому не было до них дела. А если и было, то никто ничего не говорил. Однажды я спросил маму, влюблена ли она в Поля. В ответ она улыбнулась: «Можно сказать и так».
Поль знал наш секрет. В те времена легенду о Бессмертанах ещё не забыли. Он хранил наш секрет; мы хранили его.
К тому времени мы уже повидали много разных людей из разных стран. Прежде всего датчан, приплывших сюда из-за моря. Также в наших местах было много шотландцев, которые не пользовались популярностью. Впрочем, это зависело от их диалекта. В какие-то годы встречалось больше людей, говорящих на языке франков – они явились из нынешней Франции со своим королём-завоевателем по имени Вильгельм. Позже в северной части Англии он показал себя жестоким правителем. До наших же мест он так и не дошёл.
В тихом Джарроу иногда по несколько лет не появлялись иноземцы. Но однажды в наш приорат явился Иоханнес.
Он был молод, кожа его цветом и блеском напоминала угольную пыль, разлиновавшую наш берег. Никого похожего на Иоханнеса мы ещё не видели.
Он хотел учиться с нами, молиться с нами и влиться в наше общество.
Йоханнес пришёл пешком из Монквирмута, который находился дальше по берегу. Когда он появился в деревне, люди очень удивились. Они останавливались и глазели на него. Одна пожилая женщина даже вскрикнула от изумления. Вместо монашеского платья он носил обычную одежду: штаны и шерстяную накидку, подвязанную кожаным поясом.
Думаю, это было самое удивительное: он одевался так же, как мы.
Конечно, старый Поль его ждал и вышел поприветствовать. Он улыбнулся, пожал Йоханнесу руку и провёл в монастырь. Там о приезжем ничего не слышали.
Конечно, я знал про чёрных людей. Далеко-далеко, в месте, которое теперь называется Африкой, жили мужчины, женщины и дети с чёрной блестящей кожей. Кровь у них была такая же красная, как у меня.
Впрочем, я много чего слышал от путешественников. Мог ли я быть уверен в чём-то, касающемся Йоханнеса? Как Святой Фома, который сомневался в явлении Христа после его смерти на кресте, я нуждался в доказательствах. Однажды я попытался отскрести краску с лица Йоханнеса. Потом долго рассматривал свои пальцы, но следов краски так и не нашёл. Тогда я поскрёб его руку, и он засмеялся. Это был добрый смех, без всякой злобы. «Многие так делают», – сказал Йоханнес.
– Scholasticus bonus es, о amice! – добавил он на латыни. – Ты хороший ученик, Друг мой!
И пояснил:
– Учёные должны задавать вопросы и находить ответы!
Все учёные (в то время – одни мужчины) говорили по-латыни. Этот язык использовали для общения образованные люди из разных стран.
Конечно, мы все разговаривали и на наших родных языках. Дома с мамой я по-прежнему говорил на старонорвежском. С монахами в Джарроу – на англосаксонском диалекте, который теперь называется старым нортумбрийским.
Понимали мы и другие виды англосаксонского диалекта. Я осваивал язык франков и овладел греческим – на нём была написана большая часть Святой Библии, которую я, молодой писец, переписывал много раз.
Мы с мамой смеялись, вспоминая Иоханнеса. Он был хорошим другом. Прожив несколько лет в Джарроу, Иоханнес – как часто бывало с монахами – ушёл, вооружённый знаниями и Божьим словом.
Примерно тридцать лет спустя Иоханнес, направляясь в собор в Дареме, снова прошёл через Джарроу. Он превратился в довольно упитанного человека средних лет. Но улыбка у него была такая же тёплая, как и раньше.
Иоханнес присел к нашему очагу, посмотрел на нас и, поколебавшись, спросил:
– Бессмертаны?
Он знал. Мы ему доверяли и потому кивнули. Йоханнес улыбнулся, медленно качая головой:
– Чудны дела твои, Господи!
Мы тоже улыбались, хотя знали, что это не святое чудо, а наука. Ал-Химия, как мы её называли. Алхимия.
В тот вечер в нашем «Дубовом хуторе» я пародировал для мамы голос Йоханнеса. Ей казалось это забавным, и она с удовольствием вспоминала те времена.
– Чудны дела твои, Господи! – говорил я, а мама хихикала, может быть, уже в двухсотый раз.
Я бросил в огонь ещё одно полено. Плохое полено. Весь день я ленился и принёс дрова из ближайшей к дому поленницы – ещё не просушенные должным образом.
Дерево, которое само упало – уже сухое и мёртвое, – обычно сразу годится для очага. Но эти дрова были нарублены из дерева, которое ранней весной сломал ураган. Мама неодобрительно цокнула языком:
– Алве! Кажется, ты принёс новые дрова?
Робби, конечно, всё знал об огне. И я не стал рассказывать ему о дровах, как и о Йоханнесе. Зато рассказал остальное.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.