Текст книги "Тысячелетний мальчик"

Глава 35

Я устроил пожар. Я. Не нарочно, но вина всё равно на мне.

И теперь я лицом к лицу столкнулся с последствиями.

В двадцать первом веке люди говорят странные вещи: «Мне придётся научиться жить с самим собой» или «Мне следует простить себя».

Полнейшая ерунда! Если вы хорошо обдумаете эти слова, то решите больше их не произносить.

У меня нет выбора, кроме как жить с самим собой. И я не могу простить себя. Вряд ли это вообще возможно.

Как начался пожар?

Дрова были свежие. Новые, не отлежавшиеся в поленнице[5]5
  В недавно срубленном дереве среди слоев древесины ещё сохраняется влага. При нагревании влага испаряется и разрывает древесину, поэтому раздаётся треск и летят искры.


[Закрыть], от которых летят искры. Я смотрел, как Рокси Минто с забинтованной головой идёт по тропинке, и попытался помахать ей на прощание – в надежде, что она ещё вернётся.

Мне было лень идти в сарай за высушенными дровами, и я взял свежесрубленное полено.

Вот.

Это я виноват.

Глава 36

Домой я вернулся поздно. Мама и тётя Алиса уже легли спать, а отец набросился на меня. Обычно он сильно злился после размолвок с мамой.

– Мы с ума сходили от беспокойства… безответственный… эгоистичный… ты подумал, каково твоей матери?

К этим словам я давно привык. Наконец отец замолк и осмотрел меня сверху донизу.

– Ты ведёшь себя отвратительно, – сказал он. – Опять! Скажи, что с тобой? Где ты был?

Я солгал, мол, играл в футбол со Спатчем. Знал: отец не будет проверять. Мне стало окончательно ясно, что про Альфи ему рассказывать не надо. Я принял скорбный вид.

– Прости, пап. Забыл о времени. Я больше не буду.

И тут из гостиной вышел Джаспер.

– А! Наш бродяга вернулся, – сказал он. – Говорил я тебе, Бен, он будет в полном ажуре? Как, хорошо развлёкся?

Он ухмыльнулся, и его верхняя губа поднялась, обнажив десну. В таких случаях мне всегда казалось, что Джаспер нуждается в инструкции о том, как правильно улыбаться. Это пугало.

Попытки Джаспера быть весёлым нарушили отцовский воспитательный процесс. Я должен был бы радоваться, но не радовался. Глядя на отца, я почти проникся к нему сочувствием. Он смотрел на Джаспера с яростью, но тот абсолютно ничего не замечал.

– Не забудь, – сказал Джаспер, потирая костлявые руки, – завтра рано утром матросы смазывают лыжи!

О нет! Я совсем забыл. Джаспер собирался взять нас с отцом на свою лодку «Весёлый Роджер». Перехватив взгляд отца, я понял, что он боится этого не меньше меня.

– Жду – не дождусь, Джаспер, – сказал я и театрально зевнул.

Чем быстрее я отправлюсь в кровать, тем быстрее они займутся своими делами. И тем скорее я смогу вернуться к Альфи и принести ему обещанное.

В своей комнате наверху я включил прикроватное радио.

«…Радио Север, и в эфире новости. Полиция Нортумбрии продолжает поиски мальчика, связанного с пожаром, который произошёл вчера ночью в лесу возле Уитли Бэй и унёс жизнь женщины по имени миссис Хильда Монк.

Предполагается, что она жила со своим одиннадцатилетним сыном Альфредом, который исчез. Детектив – инспектор Максин Форд – прошлой ночью записал обращение:

Альфред, мы призываем тебя связаться с нами и сообщить, что ты в безопасности. Тебя ни в чём не подозревают. Где бы ты ни был, просто зайди в любой полицейский участок или подойди к любому полицейскому на улице и сообщи своё имя. Это относится к каждому, кто знает о местонахождении мальчика. Мы очень беспокоимся о его безопасности.

Есть опасения, что мальчик ранен или получил психологическую травму из-за пожара, который уничтожил его дом и в какой-то момент угрожал вырваться из-под контроля.

Полицейские продолжают обход соседей, выясняя, не укрывается ли он там.

Следующая новость касается слов премьер-министра…»

Я выключил радио и некоторое время лежал, глядя в потолок. От волнения меня подташнивало.

Глава 37

Ладно, на секунду поставьте себя на моё место. Если вы этого не сделаете, то непременно придёте к выводу, что я или спятил, или дурак, или и то и другое.

• Итак, имеется мальчик примерно моего возраста. Он живёт в старом сарае за нашим домом. Об этом знает ещё один человек – Рокси Минто, моя недавняя знакомая.

• На глазах мальчика сгорел его дом. Он потерял мать и – по словам Рокси, которая говорит так уверенно, будто знает всё на свете, – страдает от ПТ-чего-то там синдрома, что означает психическое расстройство.

• У мальчика сильный ожог на руке. Возможно, его следует положить в больницу, от чего он категорически отказывается.

• Он произносит замысловатые фразы и говорит со странным акцентом, который я не могу идентифицировать.

• Он умолял меня (подкрепив мольбы непонятными угрозами) хранить всё это в секрете.

И я согласился.

«Пожалуйста, очень тебя прошу», – вот что он говорил.

Как долго я смогу хранить эту тайну? И вообще, правильно ли её хранить? Альфи ищет полиция – будут ли у меня неприятности из-за моего молчания?

Всё это и триллион других вещей проносилось у меня в голове, когда я крался в полночь по дому, собирая нужные Альфи вещи. Походные принадлежности я распаковал несколько дней назад, поэтому быстро нашёл спальный мешок – в шкафу на нижней полке. Ещё я подумал, что Альфи может пригодиться надувной матрас. Я нёс мешок и матрас вниз, когда дверь в мою будущую комнату распахнулась и появился Джаспер в пижаме. Он стоял, освещённый тусклой лампой.

– Всё в порядке, сынок, – сказал он сонно. – Иду в сортир. Стариковский мочевой пузырь.

«Большое спасибо за информацию, – подумал я. – Даст ли он мне пройти и заметит ли, что я спустился на две ступеньки со спальником и надувным матрасом?»

Не повезло.

– Какой такой чертовщиной ты тут занимаешься со всем этим барахлом? – спросил Джаспер, почёсывая подбородок.

Быстро, Эйдан. Импровизируй.

– Ну… я не мог заснуть… и подумал, э… что можно попробовать лечь внизу. Новый дом. Я ещё не обвыкся.

Ещё одна бессвязная ложь.

Джаспер ничего не сказал и, окинув меня взглядом, направился в ванную.

Он не поверил. Поверх пижамы на мне была толстовка с капюшоном, а на ногах – уличные ботинки.

Неопределённость мучила меня. Почему он ничего не сказал? Не до конца проснулся? Ему было всё равно? Я решил, что верно последнее: Джаспер никогда мной особо не интересовался, с чего бы сейчас это могло измениться? Так я себя утешал, пока пробирался по заднему двору, лез через щель в заборе и вручал принесённое благодарному Альфи. Я даже добыл банку рыбных консервов, которые посчитал хорошей заменой крабам.

Рокси уже побывала в гараже – снабдила Альфи едой и пообещала утром принести чистые бинты. Так что сейчас мы были здесь вдвоём.

Глаза Альфи, светлые, с воспалёнными веками, обратились ко мне.

– Благодарю тебя, – сказал он, – от всей души.

И добавил:

– Дружище.

Именно. «Дружище». Прозвучало так, словно раньше он никогда не произносил этого слова.

Альфи не бросил его небрежно, как обычно делают другие, – ну вы знаете, «Приветики, дружище!» – хотя у нас нечасто такое услышишь. Слово было выбрано намеренно и произнесено ясно и чётко – так, как Альфи произносил многие другие слова.

Он улыбнулся, и, несмотря на его ужасные зубы, теплота улыбки тронула моё сердце. Затем улыбка медленно растаяла. И Альфи серьёзно сказал:

– Полагаюсь на тебя.

Я собрался уходить.

– Эйдан, – тихо позвал Альфи.

– Да?

– Я должен кое-что тебе сказать. Не знаю, поверишь ли ты.

Так к моему списку добавился ещё один пункт, из-за которого меня могли бы счесть психом, идиотом или и тем и другим.

Он считает, что ему тысяча лет.

Глава 38

Внутри меня образовалась пустота. И эта пустота была больше меня.

Она могла меня поглотить. Стоило только посмотреть в неё, и я бы упал вниз, в эту пустоту, в пространство, которое не было даже чёрного цвета.

Там не было цветов. Не было звуков. Не было запахов. Оно было ничем.

Я сидел в сарае, который Рокси Минто называла гаражом, и рассматривал стены, пол и потолок. Светящуюся розовую вывеску выключили, внутри стало сумрачно, и мои глаза отдыхали. Без тёмных очков всё вокруг казалось слишком ярким. (У нас с мамой – была! – повышенная светочувствительность; прямой солнечный свет мы воспринимали почти болезненно. У каждого из нас это началось сразу после смешивания мази из жемчужин жизни с нашей кровью. Вероятно, таков, как теперь говорят, «побочный эффект».)

Стоял сильный запах пожара. Я помылся и переоделся, но мои старые, пахнущие дымом вещи кучей лежали в углу. Казалось, запах проник мне под кожу и поселился в моём носу. Мальчик, Друг Рокси, Эйдан, был добрым. Он помог мне вымыться. И не задавал вопросов насчёт моих шрамов и татуировки, хотя наверняка хотел.

Но спроси он меня – что бы я ответил?

«Татуировка сделана пятьсот лет назад. Неудивительно, что она стёрлась от времени».

Может, так и следовало бы сделать. Сказать правду. Однако мама бы этого не одобрила. Имелся план на случай смерти одного из нас, и правда в нём не предполагалась.

Мама.

Мои мысли всё время возвращались к ней. Каждое действие, каждое событие напоминало о ней. Бессчётное количество раз я порывался сказать ей что-то, или искал её глазами, или мечтал о её сильных объятиях.

Мама погладила бы меня и спела песню о старых временах на языке, который мы оба знали.

Здесь, на порванном диване, я обнял себя сам и попытался вообразить, что меня обнимает мама. Я спел мамину песню. Грустные ноты застревали в горле, но всё же мне стало лучше.

Судя по положению Луны, Эйдан вернулся в час ночи. Я дремал, но заснуть не мог – боялся, что внутренняя пустота поглотит меня во время сна.

Эйдан принёс длинный мягкий мешок, чтобы я в нём спал. Спросил, всё ли у меня в порядке. Он сказал: «Оки». «Оки, Альфи?»

– Благодарю, – ответил я. – Оки-оки.

И почувствовал себя странно – таким словом я не пользовался.

Эйдан молча посидел рядом со мной, и это было хорошо. Даже приятно. Затем он спросил:

– Как твоя рука?

– Прекрасно, – солгал я. Рука болела, несмотря на обезболивающее.

Он собрался уходить, и тут это случилось. Само собой.

– Эйдан, – сказал я, – хочу тебе кое-что рассказать.

– Ладно, – ответил он, – валяй.

– Прошу прощения?

– Валяй. Говори.

Я набрал воздуха и закрыл глаза. Вспомнил маму и наш план. А затем просто признался:

– Мне тысяча лет. На самом деле даже больше. И столько же было моей маме.

– Повтори, – сказал он, и я повторил.

Я ждал, что Эйдан обвинит меня во лжи или по меньшей мере рассмеётся. Но он этого не сделал. Напротив, он посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Как долго вы жили в этом лесу?

– Около ста пятидесяти лет, с перерывами.

– А до того?

– Мы жили в Хексхаме, на маленьком хуторе. Занимались шитьём, делали одежду, ремонтировали вещи. А до того некоторое время жили в Уэльсе и…

– Шили? – прервал он меня. – Твоя мама – дизайнер по костюмам?

– Это небольшое преувеличение, но да, иногда мама так говорила.

Эйдан посмотрел на меня, нахмурив брови. Потом уселся за стол и, как мне показалось, глубоко задумался.

– И… вы когда-нибудь фотографировались, Альфи? Вместе? Возле своего дома?

– Ну да, а что? Такое не забудешь. Мы тогда впервые увидели фотоаппарат. Приходил мужчина из «Газеты Шилдса», а мы стояли у двери и… подожди минутку. Почему ты спрашиваешь?

Мы говорили, пока не посветлело небо. Я рассказал ему про маму, папу, Биффу и жемжизни. Жемчужины жизни. И почувствовал себя менее опустошённым. Мне показалось даже, что Эйдан может мне поверить.

Я изложил ему наш с мамой план. И начал думать, что он сработает. Да, он мог бы сработать, если бы дальше всё пошло по-другому.

Когда Эйдан ушёл, я наконец заснул, без всяких сновидений.

Глава 39

Я улёгся на рассвете и, взволнованный тем, что узнал, так и не смог заснуть. Меньше всего мне хотелось, чтобы через час меня подняли и потащили на лодочную прогулку с Джаспером.

Во время нашей прогулки мама и тётя Алиса собирались забрать Либби из лагеря.

Два года назад, когда мы возвращались на машине со свадьбы тёти Алисы, я услышал разговор мамы и отца. И понял: родители не любят Джаспера. Но они не догадались, что я об этом узнал.

(Вы, наверное, замечали: взрослые иногда притворяются, будто находятся со всеми в хороших отношениях и считают всех, особенно членов семьи, хорошими людьми. Полагаю, таким образом они «подают пример» нам, детям: знаешь, надо любить и доверять, не судить и не обвинять; мир взрослых прекрасен, бла-бла-бла. Но мы-то знаем, когда они лицемерят.)

Наверное, мои родители просто не хотели огорчать тётю Алису, ведь ей Джаспер нравился. Она его даже любила. И потому, когда Джаспер спросил меня: «Пойдёшь со мной на лодке, а, дружище-парнище?» – я посмотрел на папу.

Это было скорее утверждение, чем вопрос, и отец ответил:

– Спасибо, Джаспер, мы пойдём с удовольствием.

Мы.

У меня камень с души свалился. Не знаю, что подумал отец – может, что Джаспер поплывёт навстречу шторму или заставит меня бегать по реям. Не знаю. Но я был рад, что не останусь с Джаспером наедине.

Кто-то боится летать. Кто-то – ездить на машинах. Моя мама всегда отказывается садиться на мотороллер.

А я боюсь лодок. Однажды я пытался внушить это Джасперу, но тот поднял меня на смех. Он сказал, мне следует «возмужать». И даже отец согласился: мол, я не смогу преуспеть в жизни, если буду бояться плавать на лодках. В этом они все, взрослые. Больше нечего добавить.

Если честно, дело не в лодках. Дело в морской болезни. В лодке меня начинает тошнить. (Меня стошнило на водном велосипеде – на Майорке, во время каникул. Но я никому не сказал – так мне было стыдно.)

Джаспер пришвартовал свою лодку у одного из двух длинных бетонных пирсов, которые, как руки, обнимали Кулверкотский залив.

Я ничего не понимаю в лодках, но думаю, у него была яхта. Белая, с высокой мачтой. Свёрнутый парус прятался в синем чехле, закреплённом вдоль палки, болтавшейся из стороны в сторону. Я случайно узнал, что палка называется «гик», – вот, всё-таки я кое-что знаю о лодках!

Там имелся штурвал управления, который обычно именовали просто «штурвалом».

Лодка была около десяти метров длиной. Джаспер называл её тридцатифутовой; а я знаю, что тридцать футов – это десять метров, ну чуть-чуть поменьше.

На борту жёлтыми буквами было написано: «Весёлый Роджер». А на корме развевался небольшой пиратский флаг.

Добравшись до пирса, мы увидели, что трое детей запрыгнули в лодку и дёргают изо всех сил дверь кабины.

Мы заметили это одновременно, но Джаспер отреагировал первым. У него в голове словно взорвалась маленькая бомба, и он из суперспокойного за секунду стал суперзлым.

– Эй! Ой!

Джаспер так быстро побежал по пирсу, чертыхаясь и вопя, что я даже удивился.

– Вы, маленькие дьяволы! Убирайтесь с моей лодки! Живо!

О нет! Это был Иниго Деломбра. Дети совершенно не смутились и уставились на Джаспера. Дверь кабины была открыта, несмотря на кодовый замок.

Но они не стали заходить внутрь. Иниго Деломбра заговорил:

– Ваша лодка?

– Да, чёрт побери! Убирайтесь!

Джаспер протянул руку и схватил за куртку одного из мальчиков, но тот вывернулся.

– Это называется нападение, старик!

Иниго продолжил:

– Знаете, мой отец – начальник порта. И, по его словам, якорная стоянка здесь запрещена с апреля по сентябрь. Так что, технически, сейчас вы нарушаете морские правила. Мы просто проверяли, вдруг вы внутри.

Мальчики уже перебрались на пирс и встали напротив нас.

– На-на-начальник порта? – заикаясь, произнёс Джаспер.

– Угу. И он очень строго следит за соблюдением правил, мой старик.

Двое других собрались уходить, но Иниго не сдвинулся с места, готовясь сделать контрольный выстрел.

– Я окажу вам любезность. Не стану рассказывать, как вы напали на Джонси. Но знайте – нельзя ставить лодку где попало и думать, что власти не обратят на это внимание.

Остальные стояли неподалёку, задыхаясь от смеха. Иниго спрятал руки в карманы и пошёл прочь. В какой-то момент он обернулся и сердито добавил:

– Ещё одно. Код на двери кабины у вас совсем не оригинальный.

Он взглянул на меня и осклабился:

– Долго плёлся, Линклейтер? Из этого – Дампсвиля – где ты теперь живёшь?

Отец к тому времени ушёл вперёд и не слышал его слов, чему я был очень рад. Худшее, что может произойти, когда имеешь дело с кем-то вроде Иниго Деломбры, – вмешательство отца. Это только усугубляет ситуацию.

Глава 40

Наше путешествие вдоль берега до маяка Святой Марии оказалось унылым.

Джаспер был в паршивом настроении после столкновения на пирсе. Он весь сосредоточился на управлении судном. «Подтяни парус!» – лающим голосом скомандовал он.

Я тупо посмотрел на Джаспера, и тот рассердился:

– Парус, парус, парень! Видишь этот канат – потяни за него!

Из-за направления ветра нам пришлось плыть зигзагами (Левитировать? Лавировать? Кто его знает!) И отец всё повторял:

– Успокойся, Джаспер. Он же в первый раз.

Но после разворота, который мы сделали за маяком, настроение Джаспера поменялось – так меняет направление морской ветер. Было странно и страшно видеть, как быстро его поведение сменилось на противоположное. Он сходил в кабину, принёс оттуда белую капитанскую фуражку с золотым позументом и водрузил её себе на голову. Затем повернул ручку на панели возле штурвала, и зазвучала музыка. Старая музыка – пели, как в церкви или вроде того, – и она была ГРОМКАЯ.

– О, эти старые грегорианские песнопения великолепны, – сказал Джаспер, не обращаясь ни к кому конкретно. – Истинный полёт души!

Он мечтательно закрыл глаза и на несколько секунд подставил лицо ветру.

Затем низким голосом напыщенно произнёс:

– Возьмите её в море, мистер Мердок. Пусть она ноги разомнёт.

Я слабо улыбнулся. Это была цитата из фильма «Титаник», который я видел у Мо.

Мы подняли стаксель – маленький парус впереди, – и лодка сильно накренилась к носу. Папа пошатнулся и схватился за леер.

В тот день не штормило, но зыбь была, и лодка, рассекая блестящую серую воду, тяжело шлёпала по волнам. Меня немного подташнивало с самого начала путешествия, и от нового скачка лучше не стало.

– Ты – возьми штурвал! – сказал Джаспер, отшагнув в сторону.

Штурвал начал угрожающе поворачиваться.

– Давай же! – приказал он. – Бери!

Я повиновался, а он врубил музыку максимально громко.

– Джаспер, ты уверен? – отец пытался перекричать музыку, но Джаспер его не слышал.

– АЙСБЕРГ СПРАВА ПО БОРТУ, МИСТЕР МЕРДОК! – вопил он. – ПРАВО РУЛЯ, МИСТЕР МЕРДОК!

Я не понимал, что это значит.

– Поверни штурвал направо, живо, наПРАВО!

У него был очень взволнованный голос, и я чуть не поверил, что здесь, в километре от берегов Уитли Бэй, плывёт огромный айсберг. Я со всей силы крутанул колесо. Спустя секунду лодка отреагировала и угрожающе накренилась вправо. Отец не был к этому готов: он пошатнулся, ударился головой о низкую дверь и взвыл от боли.

– Пираты атакуют! Лево руля!

В «Титанике» не было никаких пиратов, но я плюнул на всё и ещё раз повернул лодку. Через борт перекатилась волна.

– Достаточно! – прокричал отец, и мы оба повернулись к нему. – Это опасно!

Но Джаспер с ним не согласился. Казалось, он забыл, что мы на яхте новички.

– Мне решать, что опасно и что нет для моего корабля. Видишь это? – он показал на свою капитанскую фуражку. – Я за всё отвечаю!

Джаспер улыбался и говорил негромко, словно они с отцом вовсе не ссорились. Но они ссорились. Отец потянул меня от штурвала.

– В таком случае веди сам, – сказал он с холодной улыбкой.

Отец повернул рукоятку и выключил музыку. Разница в звуке оказалась пугающей. Внезапно остались только ветер и море. Но отец по-прежнему следовал правил/ «взрослые не ссорятся при детях». Он произнёс:

– Всё в порядке, Эйдан. Не о чем беспокоиться. Я просто немного разволновался. Можешь назвать меня старым жалким трусом.

И потрогал ушиб на голове.

Мы молча плыли вдоль берега – обратно в Кулверкотский залив. Потом Джаспер повернулся к отцу и спросил:

– Выпьем?

– Выпьем?

Отец переспросил таким тоном, словно Джаспер предложил ему искупаться голышом.

Джаспер почесал подбородок:

– Ну да. Выпьем.

Он открыл небольшой шкаф и показал на несколько незнакомых мне бутылок.

– Ром, – объяснил он, видимо, прочитав мои мысли. – Лучший друг моряков.

Боковым зрением я заметил, как отец закатил глаза.

– Это, э… слишком рано для меня, Джаспер. – сказал он. – Но ты пей, конечно.

Если бы у бутылки была пробка, то Джаспер непременно вытащил бы её зубами, словно какой-нибудь киногерой. Но ему пришлось отвинтить крышку и снять её обычным образом. Затем он сделал большой глоток, издал звук: «Агхх!» и вытер губы. Выглядел он при этом смешно.

Больше ничего за время нашего плавания сказано не было. Отец, я видел, кипел от возмущения. Джаспер же, сделав ещё пару глотков рома, перестал корчить из себя Джека Воробья. А я незаметно слинял на корму.

Когда мы шли по пирсу, я чувствовал себя сонным и неуклюжим. Отец ответил на звонок мобильного телефона. Его голос звучал встревоженно.

– Она – что? Полиция? Через забор на заднем дворе? Но… Ох. Ой. Ладно.

Отец повернулся к нам и сказал:

– Либби нашла того мальчика.

От этих слов я немедленно проснулся. И пошатнулся. Джаспер схватил меня за руку, не давая упасть.

– Хотя он опять убежал, – добавил отец.

Меня закачало вверх-вниз, словно я ещё был на лодке.