Текст книги "Тысячелетний мальчик"

Глава 99

Вертолёт отправился с Джаспером на борту в большую больницу в Крэмлингтоне. Они обещали вернуться через час. Меня оставили с доктором Хайнц, которая приготовила на маленькой походной плитке жидкий суп из консервов, перевязала мне руку, промыла царапины какой-то штукой из аптечки и снова завернула меня в покрывало. Всё это время я крепко сжимал в руке жемчужину жизни. Не знаю, заметила ли она.

Мы с доктором Хайнц сидим на складных стульях и молча пьём суп. Я не слишком расположен разговаривать, и, кажется, она это понимает.

У неё звонит мобильник, и я вздрагиваю. Доктор Хайнц выходит из палатки, но я всё слышу.

– А! Пруденсия, дорогая! Нет, я не могу коворить. У меня здесь есть кость на острове, и я тебе скоро фсё расскажу. Это было очень траматичное утро.

Видимо, звонит Пру, женщина, с которой они живут в одном доме. Затем наступает пауза – доктор Хайнц слушает собеседницу, – и потом:

– О, неужели? Была? Ach, петная кошечка… но хоть что-нибудь она ест? Nein? Плохие субы? Ach schade! Это так шалко… ну та, я согласна, торогая, это самое лутшее, что можно зделать…

Я вскакиваю на ноги, отбросив одеяло и разлив суп на песчаный пол, так я тороплюсь. Зубы! Сколько есть на земле кошек, у которых осталась лишь половина зубов?

– Это, должно быть, Биффа! – кричу я. – Дайте трубку!

Я выхватываю телефон и почти ору в него:

– Кошка чёрная с белыми пятнами на шее?

В трубке я слышу немного испуганный голос Пру:

– Ну… да, она такая. Скажите пожалуйста, кто это?

– Пожалуйста, извините. Меня зовут Альфи Монк, и, кажется, вы нашли мою кошку. Она жива?

– Ну да… но она очень слаба. Мне горько говорить об этом, но я боюсь, что она не выживет. Самое лучшее, что можно сделать…

– Нет! Не дайте ей умереть! Ей уже тысяча лет!

Я не знаю, как Пру восприняла мое последнее заявление, но отвечает она спокойно:

– Альфи, милый, она ничего не ест. Она безнадёжна.

– Крабы! – говорю я. – Что-нибудь с крабами. Это её любимая еда. Крабовые консервы, свежие крабы, крабовая икра… что угодно.

– Я… я постараюсь, Альфи, милый, но я не думаю, что…

Её последние слова заглушает «чеп-чеп-чеп» вертолёта, который вернулся, чтобы отвезти нас на большую землю.

Мы садимся в вертолёт, и доктор Хайнц кричит мне в ухо сквозь шум:

– Я сохраню твой секрет, Альфи!

И крепко сжимает моё плечо.

Всю дорогу домой она улыбается про себя. Приключение ей понравилось.

Я смотрю в окно на топорков, кувыркающихся под нами. Затем случайно вижу своё отражение в стекле и с удивлением замечаю, что я тоже улыбаюсь.

Глава 100

Вопросы.

Люди.

Вопросы и люди. Все хотят знать, что произошло.

Их нельзя в этом винить, но правду рассказывать бесполезно, так ведь?

В старом «Форде Фиеста», принадлежавшем Пресьозе, приехали сама Пресьоза Минто, родители Эйдана и Либби. Также здесь Санжита и доктор Хайнц. Все мы находимся в маленьком полицейском участке в Амбле.

Кажется, никто не может решить, что делать.

Эйдан придерживается версии, что Джаспер малость спятил, когда обнаружил нас на своей яхте. Его звонок в береговую охрану с жалобой, что его заперли в рубке, видимо, был шуткой. Джаспер лежит в коме в больнице и не может изложить свою точку зрения.

Никто – до сих пор – не связывает Рокси с ложным звонком насчёт папы, которого унесло в море на доске для виндсерфинга.

Моя история такова: Джаспер пришёл в ярость, когда мы влезли на его яхту, и гнался за мной до острова, а потом преследовал по тропинке до вершины утёса. Там он оступился и упал на камни с высоты тридцать футов.

В этом есть смысл?

Ну, в любом случае, поверить в это легче, чем в правду. Кроме того, мне трудно было думать о чём-то, кроме Биффы.

Доктор Хайнц изображала изумление и, как мне кажется, говорила с преувеличенным немецким акцентом. Думаю, она пыталась избавить меня от лишних вопросов.

– Што фы фее имеете ф фиту? – твердила она. – Я сбокойна ситю в mein баладка, и нашалос феё это сфетопрестафление mit ферталёты и трукое. Ach mein Gott…

Я ей доверяю.

Мы ходим туда-сюда по разным комнатам для допросов, с нами ходят офицеры полиции. Мне откуда-то принесли одежду, а жемчужина жизни лежит у меня в кармане. Когда наступает затишье, я смотрю в окно, размышляя, как там Биффа. Тут приходит Санжита и садится рядом со мной на твёрдый диван.

Она шепчет:

– Знаешь ли, а ведь я не верю ни слову из того, что ты сказал, Альфи. Я понятия не имею, что на самом деле произошло, но я знаю – я просто знаю, в глубине души, – что ты не рассказываешь мне полную правду. И даже неполную правду, коли на то пошло.

Я смотрю на неё, смотрю очень внимательно, и мне становится стыдно. Санжита не относилась ко мне плохо. Я киваю:

– Понимаю.

Она тихо смеётся:

– Понимаешь! Думаю, ты многое понимаешь, Альфи.

– Мы скоро сможем ехать, Санжита? Мне надо увидеть свою кошку.

Глава 101

Примерно через час приезжает начальник участка. У неё в этот день выходной, и она в штатском. Она решает никого сегодня не арестовывать и отпустить всех «до выяснения обстоятельств».

Оказывается, местная полиция была знакома с Джаспером Гуком, хотя я не знаю, что послужило поводом для знакомства. Известен он был достаточно хорошо, чтобы инспектор МакАллан как минимум была склонна нам поверить.

В семь часов вечера мы на пути обратно.

Очевидно, мобильные телефоны недостаточно защищены от воды, что странно, учитывая, как много люди ими пользуются. В любом случае, мобильник, находившийся у меня в кармане брюк в момент прыжка с «Весёлого Роджера», больше не работает.

Я поворачиваюсь к Санжите, сидящей за рулём. Она ведёт себя очень тихо.

– Можно мне воспользоваться твоим мобильным телефоном, Санжита? Мне нужно отправить текстовое сообщение.

– Кому ты хочешь написать?

– Да так, Рокси.

Санжита нажимает кнопку, чтобы разблокировать телефон, и даёт его мне. Он отличается от моего, но через некоторое время мне удаётся набрать:

Дорогая Рокси,

Пожалуйста, приходите с Эйданом к дому доктора Хайни сегодня в восемь вечера.

Искренне ваш,

Альфи

Нажав «Отправить», я опускаю руку в карман и убеждаюсь, что маленькая гладкая жемчужина жизни никуда не делась.

Глава 102

Я предполагал, что в доме будет пахнуть кошками, но запаха нет. Совсем нет.

Доктор Хайнц приветствует нас троих у двери.

– Я тумаю… – говорит она. – Я тумаю, что Альфи отин толшен идти к кошке. Не нато фсем её беспокоить.

Я качаю головой:

– Они тоже часть этой истории, доктор Хайнц.

– Ах, сови меня Сью. Меня фее так совут.

Мы входим и видим в задней комнате переноску, в которой лежит кошка. Моя кошка. Наша с мамой кошка. Тощая, лишившаяся части шерсти, с покалеченным хвостом… но, без сомнения, это Биффа.

Рядом с ней стоит пустая миска.

Биффу, полуживую и изголодавшуюся почти до смерти, Пруденсия нашла в переулке между нашими домами. Я иду к своей кошке, опускаюсь на колени и утыкаюсь лицом в её шерсть. Она отвечает мне, изгибая хвост и издавая своё странное мелодичное «мяу».

– Ты был прав насчёт крабов, – говорит Пру, стоя надо мной со слезливой улыбкой. – Она всё съела.

Я хочу сказать «спасибо». Я хочу сказать что-нибудь, но не могу, потому что если я скажу, то заплачу. От грусти из-за всего, что случилось, от сочувствия страдающей Биффе, от радости, что она вернулась, от облегчения, от…

Всего.

Я поднимаю голову и широко улыбаюсь, чтобы не заплакать, а затем снова зарываюсь лицом в шерсть Биффы, которая пахнет дымом, пещерой, корабельным дёгтем, солёными брызгами и столетиями, проведёнными с мамой. Я чешу её за ушком и снова и снова повторяю на нашем старом языке, как я по ней скучал.

Не знаю, сколько это длится, но когда я снова поднимаю голову, рядом нет ни доктора Хайнц, ни Пруденсии, ни Рокси, ни Эйдана. Здесь только я и Биффа: тысячелетний мальчик и тысячелетняя кошка. И теперь я понимаю, как я сделаю последнее оставшееся дело.

Глава 103

Когда я вхожу в поезд метро, на меня никто не обращает внимания. У меня на спине рюкзак, в котором лежат дрова, а в руке переноска с кошкой.

Все смотрят в свои мобильные телефоны; кажется, теперь так принято. Ещё недавно я был бы рад, что меня никто не замечает; теперь всё не так однозначно. Так или иначе, проехав несколько остановок, я достаю мобильник. (Санжита купила мне новый, и этот умеет показывать фильмы!)

Я думаю, как удивилась бы мама, узнав, что теперь люди могут очень быстро добираться туда, куда не так давно они шли бы пешком целый день или даже больше.

Она всё время со мной – моя мама. Не только у меня в мыслях и в сердце, но и в моём мобильном телефоне. Рокси подарила мне цифровую копию фильма, который она сняла (втайне) в день нашего знакомства. Там есть мамин голос, мамино лицо, мамины руки, наш старый дом. Я опечалился, когда смотрел это первый раз; теперь я улыбаюсь.

Поезд покачивается. Южный Готфорт, Илфорт Роад, Вест-Джесмонд… Я разглядываю схему на стене вагона и считаю остановки. Надо проехать ещё шестнадцать. В Ньюкасле входит и выходит много народу, затем будет длинный перегон, пока мы будем ехать под рекой Тайн.

«Река Тиин», – думаю я.

«Осталось недолго», – думаю я, глядя на мамино изображение в телефоне. Сидящий напротив молодой человек смотрит на меня странно. Может, я произнёс что-то вслух? Ну ладно.

Пелау, Хебурн, Джарроу. Я улыбаюсь, вспоминая Йоханнеса и старого Поля. Мы сейчас едем по южному берегу реки в сторону моря. Там есть станция Бэда – так её назвали в честь древнего историка. Я знал одного старого монаха, и он рассказывал, что его прапрадед был знаком с Бэдой. От этой мысли я захихикал, и человек напротив меня снова поднял голову, видимо, решив теперь, что я сумасшедший.

Наконец последняя станция – Саут-Шилдс, – место, где началась вся эта история.

Тогда, конечно, оно так не называлось. Вряд ли тысячу лет назад оно называлось хоть как-нибудь.

С Биффой в переноске я выхожу на улицу и оглядываюсь. Очень странно сознавать, что за тысячу лет я ни разу здесь не был. Я думаю: «Боже, как все изменилось», а затем начинаю смеяться над собой. Смеяться по-настоящему, громко. Человек из поезда идёт мимо меня и качает головой. Меня это не волнует.

Здесь кругом дома и магазины; сейчас так везде.

Но пляж не изменился, и утёсы остались прежними. Я знаю: увидев нужное место, я вспомню маленькую пещеру, где началось моё приключение. Так что я иду на юг вдоль широкого гребня. Когда я смотрю на равнину и на стального цвета море, я пытаюсь представить себе, что я снова здесь с мамой и мне одиннадцать лет.

Высоко надо мной кружат чайки, ласточки снуют туда-сюда возле своих гнёзд, расположенных на утёсах. Меня возвращает в двадцать первый век шум мотора – где-то вдали по дороге несётся автомобиль.

Рюкзак начал натирать плечи, и переноска Биффы потяжелела, но я не ропщу. Наконец я оказываюсь возле маленького полукруглого залива – как будто гигант откусил кусочек от земли. Теперь здесь есть бетонная лестница, ведущая на пляж; много лет назад нам с мамой пришлось тащить свои вещи вниз по каменистой тропе.

Хотя сейчас лето, у залива никого нет. Пещера не изменилась, хотя здесь явно бывали люди – об этом говорят банки из-под пива.

Я выпускаю Биффу из переноски. Обычно она выходит и всё осматривает; в этот раз она принюхивается и идёт к каменной полке, где она любила устраиваться много лет назад. Она же не может этого помнить? С другой стороны, если я не забыл, может, и она тоже. Биффа громко мяукает, ложится и наблюдает.

Из рюкзака я достаю дрова, таблетки для растопки и спички. Я думал развести костёр по-старинке.

Стёкла моих очков могли бы поджечь дерево не хуже, чем отцовское огненное стекло, но сейчас солнце скрыто белой облачной пеленой во всё небо.

Сейчас загорится пламя.

В верхнем отделении моего рюкзака находится маленькая квадратная коробочка – проектор, работающий от батарейки. Это ещё одна находка из рейдов Рокси по помойкам. На нём глубокие царапины, и звук не работает – может, поэтому его и выбросили. В остальном он очень хороший. Я соединяю его с мобильником и нажимаю «плэй».

И вот она появляется передо мной в полный рост на рельефной каменной стене пещеры. Моя мама. Биффа зевает и издаёт одобрительное ворчание.

Мои руки вспотели. Я вытаскиваю из рюкзака последний предмет: папин маленький стальной нож. Из кармана я достаю единственную на всей земле жемчужину жизни, тёплую и гладкую.

Фильм с мамой я знаю посекундно. Я смотрю на изображение. Там есть момент, когда мама смотрит в камеру и кивает. Этого момента я жду, держа нож в пламени.

Когда наступает этот момент, я не колеблюсь. Двумя взмахами я делаю надрезы на своих шрамах и раскалываю зубами жемчужину жизни. Сердце у меня колотится очень быстро – возможно, это хорошо: оно быстрее разнесёт вещество по всему телу. Жидкость сочится, и я вливаю её в кровавую рану на руке. Каплю за каплей…

Как и положено, жидкость пахнет свежей крапивой. Я забинтовываю руку.

Всё сделано правильно. Я знаю это, ведь по маминым губам я читаю: «Любо, Алве! Молодец, Алве!»

Она улыбается мягкой редкозубой улыбкой, и картинка замирает. То ли это янтарная жидкость в моём теле так действует, то ли воображение разыгралось, но я чувствую, как внутри меня струится тепло.

Биффа поднимается, потягивается, спрыгивает с каменной полки, потом идёт ко мне и трётся о мои ноги. Я чувствую себя счастливее, чем я был целую тысячу лет.

Глава 104

Неделю спустя

Три дня назад я сдал анализ на ДНК. В маленькой комнате местной больницы у меня взяли образцы кожи и крови. Затем образцы отправились в лабораторию.

Санжита ездила со мной. Она и теперь сидит рядом и ждёт, когда врач принесёт результаты.

К нам подходит миловидная дама с коричневым конвертом в руке.

– Пойдём? – предлагает она, указывая на маленькую комнату для консультаций.

«Нет! – хочу ответить я. – Скажите прямо сейчас!»

Но мы идём и садимся напротив неё за деревянный стол.

– Как ты знаешь, Альфи, – начинает она, – у нас были некоторые сомнения насчёт твоего возраста.

Я бросаю взгляд на Санжиту – та сидит с каменным лицом.

– Клеточные тесты, которые мы проводим, не могут быть точными на сто процентов, – продолжает дама и открывает конверт. – Но мы почти уверены, что твои клетки свидетельствуют о возрасте…

Дама заглядывает в бумагу, поправляет очки… Идеальная пауза, чтобы усилить напряжение. Но скорее всего она не специально.

– …от четырех тысяч…

Погодите. Что?

– …до четырех тысяч двухсот…

Да ладно!

– …дней. Что приблизительно составляет одиннадцать лет и три месяца. И это полностью соответствует твоим словам, Альфи.

Завтра я опять пойду в школу.

Глава 105

Шесть месяцев спустя

Джаспер умер в больнице, не приходя в сознание.

Оказалось, он был богат, и всё отошло тёте Алисе – других наследников у Джаспера не обнаружилось.

Тётя Алиса поступила «очень благородно», как говорит мама. И теперь у нас, кажется, нет проблем с деньгами. По крайней мере, сейчас. Мама в своём колл-центре получила повышение, а папу ждут несколько собеседований по работе. Я надеюсь, что мы снова переедем, как только закончится ремонт. («Не благодаря тебе, дружище! – сказал папа, но он шутил. Кажется.)

У нас будет достаточно большой дом, чтобы выделить Альфи отдельную комнату. Мама и папа уже начали процесс усыновления. К нам много раз приходили Санжита и другие люди из социального обеспечения. Кажется, всё хорошо.

Альфи станет моим старшим братом. (Очень сильно старшим!) И у него будет большой книжный шкаф для необыкновенного собрания сочинений Чарлза Диккенса.

Либби тоже радуется, но, может быть, потому, что у нас будет Биффа.

Кстати, Иниго Деломбра перешёл в другую школу. Всего лишь в Монкситон-Хай, но и это достаточно далеко. В последний день он подошёл к нам с Альфи и сказал:

– Линклейтер, Монк, что не так с вами обоими? Вы что-то скрываете, и эти ваши тайны будут мучить меня вечно.

– Вечно? – сказал Альфи. – Это очень долго, Деломбра. Вечность длится, пока ты не взбунтуешься.

И мы ушли, оставив его в замешательстве. А за углом одновременно подняли руки и дали друг другу «пять».

А Рокси? Рокси просто… Рокси. Она взяла манеру называть Альфи «стариком», вроде: «Да поможет тебе бог, Альфи, старик!» Это звучит прикольно, но смысл шутки понимаем только мы.

Альфи сделал себе зубы и теперь выглядит прекрасно. Он ходит в театральный кружок вместе с Рокси и, по её словам, очень хорошо играет стариков. Забавно.

Благодаря Санжите (она говорит, что попросила «сделать ей одолжение») Пресьозе Минто сделали наклонный подъёмник. Она больше не ходит на костылях, и каждые несколько дней её громкий вибрирующий голос доносит до нас гимны через тонкие стены.

 
Да будет слава тебе, воскресший сын-победитель!
Бесконечна победа, которую ты одержал над смертью!
 

Она не всегда попадает в ноты, но Рокси утверждает, что пения лучше никогда не слышала.

Возвращаясь к пению… Мы сидели в машине и подпевали песне, которую передавали по радио (надо же, Альфи называет его «беспроводным громкоговорителем»), и он, Альфи, взял очень низкую ноту. Ноту, которую поют настоящим басом:

– О, йа-а-а-а!

Мама нас услышала.

– Ого, как ты поёшь, Альфи, – сказала она. – У тебя ломается голос. Ты взрослеешь!

Я посмотрел на Альфи. Он робко улыбнулся, а затем быстро-быстро заморгал, словно старался не заплакать. Впрочем, Альфи никогда не поймёшь, сколько бы ты его ни знал.

Конец

Oт автора

Это не исторический роман. И не урок географии, и не пособие по лингвистике. Другими словами, я старался взять максимум от всего. Ссылки на исторические события и места, а также выражения на старинных языках точны лишь до определённой степени.

Как всегда, я в долгу перед многими людьми, имена которых не попадут на обложку. В первую очередь перед Ником Лейком, моим бесконечно терпеливым редактором; Самантой Стюарт; Джейн Тэйт; Мэри О'Риордан. И перед всеми из «Харпер Коллинз», чья работа состояла в том, чтобы помочь мне казаться лучшим писателем, чем я есть на самом деле.

Всем им спасибо.