Текст книги "Что не стоит делать невидимке"

Глава 18

Одно из окон фонарного помещения на деле оказывается небольшой стеклянной дверью, которая ведёт на наружную платформу, обрамляющую вершину маяка. Официального вида знак гласит: «Опасно: вход воспрещён».

– Идём, – говорит Эллиот Бойд – я пытаюсь привыкнуть называть его Бойди. – Ты должна на это посмотреть.

Я следую за ним через дверь.

Мы стоим на узкой платформе, стискивая железные перила, и глядим на северо-восточное побережье, примерно в двух милях к югу от которого, в устье реки Тайн, располагается другой маяк. В воздухе перед нами расправила крылья, паря без движения на ветру, чайка.

Бойди снял свою дурацкую бейсболку, и бриз, сдувающий волосы с его лба, делает его почти что красивым – при этой мысли я улыбаюсь под своей тупой клоунской маской. Бойд? Красивый? Ха!

Я всё ещё парюсь в двух слоях одежды, перчатках, худи и маске и решаюсь откинуть капюшон, освобождая сверкающий парик.

Это я зря.

Лёгкий бриз на несколько секунд сменяется жестоким порывом ветра, и тот сдёргивает парик с моей головы. Я ловлю его буквально за секунду до того, как он перелетает через железное ограждение. Я вожусь с капюшоном, отчаянно пытаясь натянуть его обратно на голову, когда Бойди поворачивается, чтобы сказать мне что-то, но вместо этого просто вопит.

– Чт… а… а… а-а-а! Что? О боже мой. Ох-х-х.

Что ж. Полагаю, кто-то должен был как-то об этом узнать.

Глава 19

Бойди попятился назад и теперь просто таращится, моргая, открывая и закрывая рот, словно рыба, и издаёт горлом тихие стенания.

Бедолага, он в самом настоящем ужасе. Чайка клекочет и улетает прочь.

– Ничего страшного, – пытаюсь успокоить его я. – Это всего лишь я. Со мной всё нормально.

– Но… но… ты… это… твоя голова… Этель?

С чего бы начать?

Десять минут спустя мне вроде бы удаётся убедить его, что я не призрак и не пришелец из космоса. Я ответила на его вопросы, включающие:

Больно ли мне? (Нет, не считая лёгкого пощипывания, которое может быть солнечным ожогом от солярия, но я не вижу свою кожу, чтобы сказать наверняка.)

Кто-нибудь ещё знает? (Нет. Он первый. Я вижу, что это жутко ему льстит.)

Это навсегда? (Пока что непонятно.)

Что я буду с этим делать? (Опять же непонятно. Попытка обратиться в больницу прошла не так, как планировалось, и он соглашается, что обращение в полицию может оказаться столь же безрезультатным.)

Я рассказываю это всё так, будто мы вели вразумительную беседу, как нормальные люди, на балконе маяка. Ну, знаете:

«О, так ты невидимая? Круть. Скажи мне, ты ощущаешь какую-нибудь боль или дискомфорт в силу этого необычного состояния, Этель?»

Нет, всё было совсем не так.

Бойди нервничал, был растерян, путался в словах и то и дело протягивал руку, чтобы коснуться моих невидимых головы и руки. В какой-то момент я сняла маску, и он умолк, типа, на целую минуту, просто разевая рот и тряся головой, отводя взгляд и снова глядя на меня и опять начиная разевать рот и прикасаться ко мне.

Однако должна сказать: теперь, когда я ему рассказала, я испытываю колоссальное облегчение. Я несколько часов таскала с собой этот секрет, и это было утомительно. Хоть Бойди и не может ничего сделать, уже то, что я поделилась с ним своей проблемой, радует меня.

Немножко.

Тогда отчего же я начинаю плакать? Простите, опять. Я вообще-то не плакса, если честно. Предпочитаю оставлять это более чувствительным душам, но необъятность того, с чем я столкнулась, кого угодно доведёт до слёз, я уверена, вот и выходит, что я плачу уже второй раз за день.

Бойди слышит, что я плачу, и не знает, что делать, бедняга.

– Эй, Эфф. Всё будет в норме, – говорит он и вроде как неуклюже обхватывает меня рукой, но я чувствую, что ему довольно неловко. Вероятно, он нечасто так делает. Потом он смотрит на меня.

– Я вижу твои слёзы. – Он указывает на мои щёки. – Хоть какая-то часть тебя видна.

Я вытираю щёку пальцами и смотрю на неё. И действительно, кончики моих пальцев поблёскивают. Я выдавливаю улыбку (зачем? Меня ж никто не видит) и снова надеваю маску, пониже натягивая капюшон на голову. Я хлюпаю носом и слабо улыбаюсь.

– Как я выгляжу?

Бойди оглядывает меня со всех сторон.

– Если не приглядываться, то норм. Вот тут наверху есть невидимый промежуток, но он в тени, так что не особо заметно. Просто не поднимай голову.

Я киваю и поворачиваюсь, чтобы вернуться внутрь маяка через стеклянную дверь, когда он говорит:

– Так значит, Эффель, этот клоунский наряд на самом деле был не для того, чтобы, ну знаешь…

– Что? Собрать денег? Ох, прости, Бойди. Нет. – Я вижу, как он огорчённо вздыхает, так что добавляю: – Но мне нравятся маяки. Ну, этот так точно. И я уверена, что другие тоже классные. Я помогу тебе с твоим «Зажигай свет». Обещаю.

Он улыбается в ответ, но тут что-то на земле привлекает его внимание. Он смотрит мне за спину, куда-то в сторону пляжа. Я поворачиваюсь и слежу за его взглядом. Там, в дальнем конце волнолома, семенит по песку чёрный лабрадор, и по его походке я понимаю, что это Леди.

И она не одна. Рядом с ней вышагивают две одинаковые фигуры.

У нас проблема, и она выглядит, как близнецы.

Я не так много рассказала вам о близнецах, но, видимо, сейчас самое подходящее время – если вообще может быть подходящее время, чтобы рассказывать о близнецах.

Джесмонд и Джарроу Найт пользуются в школе дурной славой, и своей зловещей репутацией они явно упиваются, умудряясь при этом – еле-еле – избегать отстранения от занятий.

То одному, то другому постоянно выносят письменные предупреждения. Сейчас вот оно у Джесмонда. Он выругался на мисс Суон, учительницу музыки, когда она учуяла, что от него пахнет куревом. (Я не скажу, что именно он произнёс, но представьте худшее, что можно сказать учителю, а потом проорите это во всё горло. Хотя нет, не делайте этого. Но он именно так и сделал, прямо в школьном вестибюле.)

Я вам гарантирую: когда в конце семестра срок его письменного предупреждения истечёт, какую-нибудь пакость выкинет уже его сестрица Джарроу. В прошлом году её отправили домой за то, что она подожгла Таре Локхарт волосы горелкой Бунзена, а потом их отцу пришлось разговаривать с миссис Хан и главой школьного совета.

Большинство людей стараются держаться от близнецов подальше, что довольно просто, если завидеть их издали. У них обоих одинаковая копна светлых волос до плеч. Со спины их почти не различить, да и спереди они весьма похожи, только Джарроу носит очки, а Джесмонд нет.

Томми Найт, их папа, выглядит в точности как они, только он лысеет. Я встречала его лишь однажды, когда он что-то покупал с моего лотка на школьном рождественском базаре.

Он показался мне скромным и почти не поднимал глаз. Купил коробку душистого мыла с изображениями собачек, а когда взял сдачу, сказал «спасибо» мягким голосом с правильным произношением, что было полной противоположностью того, что я от него ожидала.

Маму близнецов я никогда не видела. Не знаю даже, есть ли она у них.

Их дом находится за углом в конце нашей улицы, его окна выходят на широкую полосу травы под названием Поле, ведущую к набережной и пляжу. Он большой: отдельно стоящий двухэтажный особняк, выкрашенный в белый, с колоннами, подпирающими переднее крыльцо, и заросшим садом.

Внутри мог бы умереть футболист, и никто бы не заметил. Я прохожу мимо этого дома почти каждый день по дороге в школу и обратно.

Ну так вот, это Найты – мои более-менее соседи – и они прямо тут, в конце пляжа, где песок сменяется камнями и заводями.

С Леди, моей собакой.

И это означает, что мне придётся спуститься и столкнуться с ними лицом к лицу, не снимая клоунской маски и блестящего парика.

Я говорю себе: «Всё будет хорошо, Этель».

Иногда мне кажется, что самая большая ложь на свете – это та, которую мы говорим сами себе.

Глава 20

Когда мы возвращаемся в фонарное помещение, внутри оказываются трое людей, один из которых одаривает нас странным взглядом, мол: «Как это вы были снаружи, если это запрещено?» А может, дело в наших нарядах. В любом случае, мы покидаем комнату и спешим вниз по лестнице.

На обратном пути к волнолому я замечаю, что начался прилив, быстро заполняя литорали и набегая на края бетонной дорожки. Хорошо, что мы ушли сейчас. Время начала прилива всегда написано на объявлениях на каждом конце волнолома, но он всё равно ухитряется заставать людей врасплох, и все дети в Уитли-Бэй растут, слушая страшилки о тех, кто рискнул перейти затопленный волнолом и оказался унесён в море.

Когда мы добираемся до пляжа, Леди несётся ко мне, очевидно, куда менее напуганная моей клоунской маской, чем полным отсутствием головы, которое увидела раньше, – и кто же её обвинит? Близнецов я пока что не вижу, но моё зрение ограничено маской – они могут быть прямо у меня под носом, за каким-нибудь камнем.

Некогда сейчас об этом беспокоиться.

Леди обнюхивает мои ноги, убеждается, что это я, и перекатывается на спину, чтобы я почесала ей пузико, чем я радостно и занимаюсь, хотя делать это в перчатках странно.

– Вот ты бестолочь, Леди. Что с тобой случилось? – я пытаюсь успокоить её, но боюсь, что она может опять перепугаться.

Я протягиваю руку, чтобы взять её за ошейник, но его не оказывается на месте. Так что я делаю из прихваченного с собой запасного поводка петлю и надеваю Леди на шею. Параллельно я поглядываю по сторонам через глазницы клоунской маски, ища близнецов и, конечно, надеясь, что они решили убраться восвояси. Ещё я надеюсь, что Бойди держится где-то неподалёку.

Мне не везёт по обоим пунктам.

Близнецы стоят прямо передо мной.

Джарроу заговаривает первой, её глаза за стёклами очков с усилием моргают.

– Это типа твоя собака? Мы её нашли. Мы вели её… Что за чёрт?

Я подняла лицо, и Джарроу таращится на мою клоунскую маску. Я говорю ему:

– А, это, эм… для благотворительности. Мне нельзя её снимать, я должна собрать денег.

– Стой-ка. Я знаю твой голос, – говорит Джесмонд. – Ты, эм… эта, как тебя там, из нашего класса, да?

Я мешкаю, прежде чем ответить, и Джарроу успевает вклиниться:

– Точняк, Джес! Это ж Пиццелицая! Ну и угарная у тя маска!

Оба фыркают от смеха. Они говорят с ньюкаслским акцентом, джорди, – это северо-восточный говор, и обычно он изобилует восходящими и нисходящими музыкальными звуками, одновременно забавными и дружелюбными. Вот только иногда, у некоторых людей, он может звучать грубо и агрессивно – именно так и говорят близнецы, как будто стискивая зубы и напрягая губы.

Джарроу поворачивается и говорит брату что-то, чего я не слышу, и они оба хихикают.

Тут, если бы я была одна, я бы развернулась и ушла вместе с Леди. По моему опыту, это единственный верный способ поведения с подобными людьми. Но к этому времени рядом со мной оказывается Бойди.

– Всё норм, Эфф? – вот и всё, что он произносит, но этого хватает, чтобы настроение у близнецов переменилось – они как будто почуяли добычу.

– Эй! Это же Жирдяй! Как делишки, Запашок? – говорит Джесмонд.

Бойди игнорирует оскорбление, словно попросту не услышал его.

– Всё хорошо, спасибо, Джес. Вот искали собаку. А теперь нашли.

– Агась. Благодаря нам. Мы её нашли. Мы вели возвернуть её, ага, Джарроу?

Я перебиваю его.

– Где её ошейник?

Джарроу глядит прямо на меня и с усилием моргает.

– Не было на ней ошейника. Мы думали, это бродяжка.

– Но вы сказали, что вели вернуть её? – спрашиваю я. – Куда вы хотели её вернуть? Вы шли совсем в другую сторону!

– Ну-ка, погодь, – говорит Джарроу. – Мы чё, серьёзно болтаем про эту псину с Рональдом, блин, Макдональдом? Сними маску – и поговорим как следует. – Она тянет руку к моему лицу, и я быстро отстраняюсь.

– Нет! Это… я же говорю, это для благотворительности.

– Ну, мы тоже те ещё благотворители, а, Джес? – Одним ловким движением Джарроу выхватывает поводок Леди из моей руки и передаёт его брату, и тот наматывает поводок на кулак.

Джесмонд кивает.

Джарроу продолжает, в её пронзительном голосе звучит нотка настоящей угрозы:

– Вишь ли, я не знаю наверняка, что это твоя собака, а? Мы можем просто сдать её полиции как бродяжку, а ты же знаешь, что делают с бродяжками, ага?

Я чувствую некоторое торжество. Хоть я и напугана и уязвима, пустую угрозу я различить всегда смогу. В других обстоятельствах я, возможно, рассмеялась бы.

– Ну, вперёд, – говорю я немного даже дерзким голосом. – Она чипирована. Вас, скорее всего, привлекут за кражу собаки.

Дрогнули ли близнецы Найт перед лицом этого заявления? Как бы не так.

– Чипирована? – переспрашивает Джарроу, наклоняясь к Леди. – В смысле, вот примерно тут? – Она кладёт руку Леди на шею, как раз туда, куда собакам имплантируют микрочипы. – Прямо под кожей, ага? Не думаю, что это станет для нас особой проблемкой, а, Джес?

Джесмонд мотает головой.

– У последней всё быстро зажило.

Они поворачиваются кругом и начинают шагать прочь от нас, таща за собой Леди и оставляя меня стоять с разинутым ртом и мерзким ощущением в животе.

Я правильно их поняла? Да ну нет, конечно.

– Стойте! – говорю я.

Они останавливаются и оборачиваются, ухмыляясь.

Я решаю воззвать к лучшей их стороне, если у них вообще имеется таковая.

– Просто отдайте нам собаку. Пожалуйста.

– Твоя бабка будет до смерти рада снова её увидеть, а? – говорит Джесмонд, и я киваю.

Он продолжает:

– Она, наверное, решит, что не помешает дать нам вознаграждение. Ну знаешь – «вознаграждение за пропавшую собаку», как на фонарных столбах. А это обычно минимум полсотни фунтов.

Джарроу подходит к нам поближе.

– Мы возьмём его сейчас, ага? Зачем напрягать старушку. Сколько у тебя есть? Давай-ка глянем.

Я неохотно лезу в карман и достаю из кармана джинсов десятифунтовую банкноту, которую ба заставляет меня носить с собой на случай крайней необходимости. Считается ли это крайней необходимостью?

Проблема: рука в перчатке не влезает в карман джинсов. По крайней мере, поначалу. При обычных обстоятельствах вы бы просто сняли перчатку, чтобы рука влезла в карман, но я не могу этого сделать, не раскрыв своей невидимости. Неуклюже (и, скорее всего, странно, если смотреть со стороны) я всё-таки засовываю руку в перчатке в карман, где хранятся деньги. Я хватаю купюру и резко вытягиваю руку.

Рука выскальзывает – и из кармана, и из перчатки, которая остаётся в этом кармане торчать.

Пару секунд я размахиваю явно отсутствующей ладонью, прежде чем отвернуться. Со стороны выглядит так, словно я только что оторвала себе руку.

Я слышу, как Джарроу негромко ахает, а Джесмонд шепчет:

– Что за…

Но уже через миг я всё поправляю и снова поворачиваюсь к ним, протягивая деньги выглядящей совершенно нормально рукой в перчатке.

Джарроу выхватывает у меня купюру. Она уже собирается повернуться, когда брат останавливает её. Он по-прежнему таращится на мою ладонь.

– Ты видела?.. Что это?..

Он просто не в состоянии облечь свои мысли в слова, да и кто его обвинит? Полагаю, что он хочет сказать на самом деле, так это: «Ты видела, что её ладони только что вдруг не оказалось на месте? Её рукав просто опустел? Перчатка застряла в кармане, а ладони не было?» Но он слишком ошарашен, чтобы связать два слова.

Вдруг Джароу говорит:

– Погодь, а Лондонец? Чё у тебя есть? Есть бабки?

Бойди вёл себя очень тихо. Тихо? Молчал в тряпочку. Для такого здоровяка он делается странно бессильным, когда надо противостоять этим двоим.

– Ничего.

Оправившись от шока, Джесмонд переходит к тому, что по сути своей является уличным грабежом, только без насилия.

– Ваще ничего? Ты вышел на улицу и даже не взял денег на пирожок? Я те не верю. Мне что, самому проверить?

Джесмонд делает угрожающий шаг в сторону Бойди, и этого хватает. Бойди достаёт из кармана пятифунтовую банкноту и какую-то мелочь.

– Я так и думал, – говорит Джесмонд. – Большое вам спасибо за вознаграждение. Это, конечно, было совершенно необязательно, – преувеличенно вежливо добавляет он.

Потом он швыряет поводок Леди на землю, и близнецы уходят в ту сторону, откуда явились.

Но ведут они себя странно, склонив головы друг к другу и что-то оживлённо обсуждая. Я вижу, как Джесмонд приподнимает правую ладонь, демонстрируя её сестре. Они удалились уже примерно на десять метров, когда Джарроу оборачивается.

– Эй, Пиццелицая! На твоём месте я б не снимала маску. Так гораздо лучше!

Глава 21

У Бойди от злости покраснело лицо. Уголки его губ опущены вниз, образуя идеальную дугу недовольства, и я прекрасно вижу, что злится он не только на близнецов, но и на себя самого – за то, что ему не хватило смелости дать им отпор. Я не то чтобы виню его, но это и не важно: он винит себя за двоих.

Я уже собираюсь посоветовать ему плюнуть на это, как вдруг чувствую что-то не то.

Начинается всё с кончиков пальцев – болезненное такое покалывание, поднимающееся к голове. К тому времени как мы с Бойди проходим значительную часть пляжа, я чувствую, что по моей спине катятся струйки пота, а вся кожа словно пенится.

– Подожди-ка, Бойди! Стой, – окликаю его я. – Я себя странно чувствую.

Мой желудок сокращается, я падаю на колени, и меня тошнит на песок.

– Ты в норме, Эфф? – спрашивает Бойди – несколько бессмысленно, потому что я очевидно не в норме. – Мне позвать кого-нибудь?

Потом странное ощущение проходит так же быстро, как началось. Я поднимаюсь на ноги, сплёвывая изо рта вкус рвоты. Я снимаю перчатку: хочу пощупать мурашки, ползущие по лицу.

И вижу её.

Свою ладонь.

Я снимаю вторую перчатку и закатываю рукав. И вижу и руки тоже!

– Бойди! Бойди! Я снова тут! Смотри!

Я снимаю маску и парик.

Леди подскакивает ко мне с облегчением – мне кажется, оттого что снова меня видит.

Бойди оглядывается и смотрит на меня, а потом медленно расплывается в улыбке.

– О да, – говорит он, кивая. – Вот так куда менее странно, Эффи!

Глава 22

Спустя час я возвращаюсь домой с Леди и Бойди. Ба по-прежнему нет, но скоро она должна прийти. Мы с Бойди стоим в гараже и смотрим на солярий.

Бойди качает головой.

– С чего бы солярий стал делать тебя невидимой? Люди постоянно ходят в солярии, они довольно безобидны. Что такого особого в этом? – Он задумывается на некоторое время. – Может, спросим женщину из студии загара?

– Так и представляю, как это будет, – с сарказмом отзываюсь я. – Ой, здрасьте. Помните тот солярий, который вы мне отдали? Я тут из-за него стала невидимой. К тому же расскажешь ей – и к полудню пол-Уитли-Бэй будет в курсе, а потом и весь мир. Типа, буквально. Представь: это будет в газетах, по телику, по всему инету.

– Если только она не подумает, что ты тронулась. Ты профлавишься!

– Вот именно, Бойди. Вот именно. А я этого не хочу.

– Серьёзно? – он явно искренне удивлён.

– Да, серьёзно! Если уж мне вообще суждено прославиться – а это что-то не очень заманчиво, – я хочу прославиться чем-то, что я сделала, а не каким-то неудачным происшествием с солярием, потом ещё от папарацци не отвязаться. Да и ба это совершенно не понравится. Она, скорее всего, сочтёт, что это пóшло.

Но Бойди не слушает. Он наморщил нос и принюхивается.

– Блин, Эфф. Это ты сделала?

Я думала, что мне удастся рыгнуть незаметно, но, очевидно, нет.

– Прости. Ага, виновата. Это отрыжка, кстати, а не… ну ты понял. Это, наверное, побочный эффект.

Бойди округляет глаза и снова принюхивается, едва подавляя рвотный позыв.

– Что это такое? Это как-то… совсем не по-человечески!

– Думаю, это моё китайское лекарство на травах. Я с ним вроде как переборщила, и теперь у меня в животе неспокойно, так что…

– Погоди. Китайское лекарство на травах? Где ты его достала?

– В интернете. Это средство от ак… – И тут я запинаюсь, потому что до нас обоих одновременно доходит.

Глава 23

Войдя на кухню, я достаю коробку «Доктора Чанга Его Кожа Такой Чистый». На передней стороне нарисована улыбающаяся модель, а на задней – крошечное изображение какого-то китайца в белом лабораторном халате. Весь текст на коробке на китайском, не считая белой наклейки на английском, гласящей:

«5 грамм в воде ежедневно».

И всё.

– Ты его взвешивала? – интересуется Бойди.

Я пожимаю плечами. Мне неловко.

– Вроде как.

– Пять грамм жидкости – это примерно чайная ложка, – говорит он.

– Да? Я думала, столовая.

– Нет, в столовой уже грамм пятнадцать. И ты принимала это раз в день?

– Иногда чаще, – я мямлю, словно ребёнок, которого застали за разорением банки с печеньем, только без предательских крошек вокруг рта: вместо этого я от стыда заливаюсь краской.

– Значит… – говорит Бойди, – …значительная передозировка какой-то немаркированной, нелицензированной, неидентифицируемой фигни в сочетании, вероятно, со значительной передозировкой сомнительных ультрафиолетовых лучей из солярия, которому место на свалке, сделали тебя невидимой?

– Эм, ну да, – отвечаю я.

Судя по всему, так и есть.

Бойди открывает мой ноутбук, стоящий на кухонной стойке.

– Ладно, с какого сайта ты это заказывала? – спрашивает он, и я отвечаю.

Он набирает URL.

Ошибка 404. К сожалению, запрашиваемая вами страница не может быть найдена.

Бойди опять набирает адрес, на тот случай, если вдруг опечатался, но вылезает то же самое сообщение.

Тогда он набирает в поисковой строке «Доктор Чанг Его Кожа Такой Чистый». Поисковик выдаёт всего три результата, и все они ведут к тому же сообщению, что страница не может быть найдена.

Я чувствую прилив жуткого холодного страха, но тут слышу, как в скважине передней двери ворочается ключ, и Леди вскакивает, чтобы поздороваться с ба.

Бойди быстро достаёт бумажный пакет с порошком из коробки, а саму коробку суёт в карман.

– Может, мне смогут перевести, что тут написано, – говорит он в тот самый миг, когда ба входит на кухню.

Стоит ба увидеть Бойди, как она расправляет плечи и растягивает губы в улыбке.

Думаю, она просто испытывает облегчение, что я хоть с кем-то общаюсь. Нынче к нам нечасто заглядывают гости. Последней была Кирстен Олен – целую вечность назад.

Я представляю их друг другу, и Бойди ведёт себя как надо. То есть он встаёт, пожимает ба руку, смотрит ей в глаза и улыбается. Он как будто у неё самой учился.

– Ты останешься на чай, Эллиот? – спрашивает ба, светясь от восторга, что я притащила домой кого-то, кто не мямлит и не утыкается взглядом в ботинки.

– О, нет, благодарю вас, миссис Ледерхед. Мне пора. Очень приятно познакомиться с вами.

«Ого, – думаю я, – так он тоже знает правила. Мы как будто в тайном обществе состоим».