Текст книги "Революция розг"

И не пытался предугадать дальнейшие действия объекта – просто шел в пяти метрах позади, ни о чем особенно не думая. Абсолютно незаметный, серый как асфальт и неприметный как тень. Но, как и от тени, уйти от Митрича было невозможно.

Итак, Липа бродил по городу со свертком, а Митрич упорно следовал за ним. Что же искал наш начинающий волшебник? Всего лишь место проведения найденного в книге магического ритуала, с вылезающей из клубящегося облачка фигурой.

– Чтобы это могло значить? – бормотал Липа, рассматривая подробности через большую лупу. – Что?

Ответа не было, но сердце билось чаще в предвкушении открытия. Ведь пока все магические опыты приводили только к появлению разной бессмысленной ерунды. Тот же череп в принципе не мешал, – светит себе и светит, а что зевает иногда, клацая челюстью, так к этому быстро привыкаешь.

Зато отделаться от непонятно как получившейся мерзкой твари с огромными ушами и запасной головой на месте хвоста оказалось непросто. Тварь с отчаянным писком носилась по всему дому и пожирала все, что попадалось ей на пути. Поскольку голов было две, ела тварь тоже за двоих, отчего росла, как говорят в сказках, не по дням, а по часам.

Пока Липа размышлял, она достигла размеров небольшой собаки и стала как-то странно посматривать на своего творца. Пришлось сарделькой заманить ее в крепкий мешок и под покровом ночи бросить с Карлова моста в воду…

Так что теперь Липа возлагал большие надежды на грядущий эксперимент, поскольку, несмотря на полную неопределенность происходящего, там имелась человеческая фигура. Оставалось найти нужное место по довольно четкому и подробному рисунку.

Это была старая-старая мельница, притаившаяся на берегу речки Чертовки недалеко от Великоприорской площади. Липа тщательно осмотрел обросшее мхом колесо, маленькие окошечки, островерхую крышу и, устроившись в скрытом от посторонних глаз закутке у самой воды, открыл книгу на нужной странице.

– Да, похоже здесь… – Липа еще раз осмотрелся. – Теперь надо дождаться захода солнца…

Он повторил про себя заклинания, достал из кармана потребные для действа предметы – огарок свечи, высохшую куриную лапу, половинку кирпича и кусочек мела, разложил все это вокруг и стал ждать…

Обладай Митрич минимальной фантазией, поведение Липы его бы сильно озадачило, возможно, даже испугало. Но он к счастью был лишен этой совершенно бессмысленной черты, поэтому, найдя точку, откуда можно было незаметно вести наблюдение, расположился там и стал ждать дальнейших событий. И было так…

Вечер пришел с роковой неизбежностью старости. Солнце еще виднелось среди шпилей, крыш и флюгеров, но в провалах улиц уже царил загадочный сумрак. Переулочек подле мельницы был странно пуст, точно невидимый, но грозный страж своим ледяным дыханием отпугивал от него случайных прохожих. А еще там, где сидел Липа, вдруг стихли все звуки, как будто исчез разом весь окружающий город, даже журчание воды в замшелом колесе стало почти неслышным и воздух – до того сырой и прохладный от близости реки, потеплел и пришел в движение.

Все эти явления оставили Митрича равнодушным, а вот действия Липы сильно заинтересовали: тот сперва размахивал сухой куриной лапой, а потом мелом написал что-то на половинке кирпича и бросил в воду.

«Что он делает? – Митрич незаметно сменил позицию и оказался совсем рядом. – Какой-то особенный способ связи? Первые признаки помешательства? Ловушка?»

Но тут послышалось легкое потрескивание, совсем как перед грозой и около Липы сгустилось светящееся облачко похожее на дверь. Даже подобие ручки торчало вбок, переливаясь и вибрируя. Оно становилось все плотнее и плотнее, наконец, Липа, ломая от волнения спички, зажег свечу и сделал ею странное круговое движение.

«Возможно это пароль… Или зашифрованная информация… А светлое пятно – какой-то необычный передатчик… – подумал Митрич. – Если так, то кому все это предназначено?»

И тут из облака появилась фигура в странной треугольной шапке и каком-то длинном пиджаке. Росту фигура была небольшого, а вот черты лица рассмотреть в сумраке не удалось. Липа сперва отпрянул, но потом вступил с фигурой в диалог, услышать который Митричу не удалось – слишком далеко он оказался, а подходить ближе было рискованно.

Впрочем, разговор получился недолгим – Липа как-то раздраженно махнул рукой, захлопнул книгу и ушел, оставив горящую свечу. Фигура вроде как метнулась за Липой, пытаясь удержать, но тот был уже далеко и она, издав звук спускаемой воды, втянулась в пятно и исчезла. Однако само пятно все еще висело в воздухе.

«А что если попробовать установить контакт? – подумал Митрич, поспешно подходя к месту событий. – Судя по всему, у них возник какой-то конфликт. Может быть на этом фоне удастся договориться с неизвестным в треугольной шапке о сотрудничестве? Оформим его внештатником…»

Митрич взял свечу и как можно точнее воспроизвёл странное круговое движение, должное вызвать из облака фигуру. И фигура действительно появилась, но совершенно не та которую мог ожидать или предполагать Митрич…

– Товарищ Дзержинский? Вы? – несмотря на всю свою растерянность и безграничное удивление Митрич не мог не узнать основоположника в длинной шинели.

– Возможно, – осторожно ответил Дзержинский, осматриваясь.

Митрич замялся, не зная, что делать дальше, но знакомый по тысячам фотографий пронзительный взгляд с профессиональным любопытством изучающий его, Митрича, персону вернул в обычное рабочее состояние.

– Товарищ Дзержинский, – Митрич встал по стойке «смирно», – разрешите доложить.

Дзержинский вполне доброжелательно кивнул, видимо довольный поведением Митрича, а тот, нащупав почву под ногами, все более уверенно двинулся дальше.

– Полковник Исаев. В настоящее время нахожусь в длительной командировке по выполнению особого задания руководства.

– Митрич что ли? Наслышан! – Дзержинский улыбнулся. – Эко тебя занесло куда…

– Так мне, товарищ Дзержинский, было приказано за Липовским следить, а он здесь скрывается.

– От тебя, Митрич, разве скроешься? А насчет буржуя твоего недорезанного… Как его там?

– Липовский, товарищ Дзержинский! Липовский Лев Борисович.

– Вот, вот. По нему очень тревожная информация поступает. Есть мнение, что…

Но тут свеча, которая видимо и обеспечивала канал связи, мигнула несколько раз и погасла. Тотчас исчезло облако, а вместе с ним и Дзержинский, который так и не успел разъяснить Митричу, какую провокацию готовит Липа. Митрич постоял несколько минут, отходя от разговора, тщательно осмотрел место происшествия, но, не найдя ничего интересного, пошел домой.

Надо сказать, что отчеты Митрича в центре никто толком не читал: в лучшем случае пролистывали через страницу, обсуждая вчерашний футбол, и отправляли в архив. Не трудно догадаться, как стали относиться к ним после сообщения о встрече с Дзержинским…

Глава 5

За час до рассвета

– Что за пошлую выходку я вчера учинил? – Липа брезгливо смотрел на свое опухшее отражение, пытаясь хоть как-то систематизировать роящиеся в больной голове события, но пока ничего не получалось.

Он спустился в кухню, рассыпая трясущимися руками кофе и рискуя ежеминутно ошпариться, сделал себе большую чашку. Плеснул немного холодной воды, чтоб не ждать пока остынет, и жадно отпил. Горячая горькая жидкость вошла в пересохшее горло как нож в ножны, провалилась куда-то вниз, ударила, обожгла, и мир стал проясняться.

– Надо же было так набраться… И чем? Пивом! Самым обычным пивом! – Липа отставил чашку и стал массировать гудящий затылок, пробуждая воспоминания.

Вот он сидит в каком-то ресторане и пьет пиво, много пива, он помнит удивленные взгляды окружающих – вроде такой приличный господин и так себя ведет! Вот он бредет по вечернему городу без смысла и цели, хорошо еще, что совсем темно и улицы почти пустынны. А вот призывно манящая дверь в дешевую пивную, откуда слышится нестройное пение, и вырываются клубы дыма. И надо же было такому случиться, что он туда завернул. Да он и не пил особо никогда, а тут видно не выдержал…

– Но что было тому причиной? – Липа даже покраснел при мысли о вчерашних безобразиях. – Не мог же я просто так взять и напиться…

И тут все, наконец, встало на свои места: Липа вспомнил события предшествовавшие пьянке – старая мельница, древний ритуал, светящееся облако и появляющаяся в нем темная фигура.

– Так это было вызывание духов! – Липа вспомнил, как долго мучился над картинкой, пытаясь понять ее смысл. – Причем вид у духа получился весьма реалистичный…

И он опять покраснел, вспомнив, как сперва чуть не убежал, испугавшись происходящего, а потом, увидев, что перед ним стоит Наполеон, собственной персоной, кинулся к нему с чисто придворной льстивостью и подобострастием:

– Ах, ваше императорское величество, ах, какая счастливая минута, ах, я в восхищении… – Липе было неприятно вспоминать подробности своего падения, но он делал это в воспитательных целях. – Да разрешите выразить безграничное почтение, да позвольте осведомиться о самочувствии…

Он действительно нес всю эту чушь, имея в виду вызвать к себе расположение и попытаться получить совет, как ему вернуться к власти. А может быть не только совет, но и содействие? Наполеон все-таки!

К сожалению, буквально через несколько минут разговора стало понятно, что дух великого императора столь же хитроумно и дипломатично пытается задать тот же самый вопрос ему, Липе! И точно так же как Липа рассчитывает на содействие, – разве Липа не великий волшебник? Разве не властвует он над духами? Так нельзя ли поспоспешествовать…

– Это же надо?! Проникнуть в тайны магии, подчинить себе неведомые силы, вырвать из небытия дух давно умершего человека… – Липа даже головой затряс от злости на самого себя. – И все для того, чтобы устроить бессмысленный балаган и в итоге напиться до полного бесчувствия!

И дело был даже не в Наполеоне и, разумеется, не в Липином поведении и тем более не в пьянке. Липа прекрасно понимал, что причина кроется в страшном разочаровании: он буквально погибал все эти годы от тоски, безысходности и безделья, он не видел смысла в своей жизни…

Но он не видел и ни малейшей возможности вернуться к главному и любимому делу своей жизни – борьбе за власть. И тут совершенно случайно он наткнулся на магическую книгу. Она буквально упала к нему в руки. И он решил, что это знак, поверил в призрачную, необъяснимую возможность возвращение к власти хотя бы и таким странным путем.

Но магия оказалась бессильна помочь Липе, и рассчитывать было больше не на что. Оставалось только напиться, что собственно Липа и сделал…

Липа мрачно выпил еще чашку кофе и с отвращением выглянул в окно… А там сиял прекрасный солнечный день! Откуда-то с юга на город накатывались пенистые волны цветущей сирени, люди на улицах улыбались друг другу, стремительная река жизни набухала пробуждающейся силой, и только мрачный Липин дом одиноким замшелым камнем торчал посреди этого ликующего праздника.

Липа в сердцах захлопнул окно, опустил штору и пошел в спальню чтобы, наконец, одеться. И прямо у порога наткнулся на книгу – видимо ночью, когда он из последних сил полз к кровати, она выпала из его ослабевших рук.

– Это, стало быть, я ее не потерял? – Липа с отвращением посмотрел на виновницу всех своих бед. – Как последний дурак честно таскал эту макулатуру с собой! И зачем, спрашивается, я это делал?

И Липа от души пнул ненавистную книгу. Точнее попытался, потому что книга чуть приоткрылась, оскалив желтые кривые клыки, и с угрожающим рычанием укусила Липу за ногу. Бедняга потерял равновесие, ударился затылком о притолоку и в бессознательном состоянии сполз на пол…

Придя в себя, Липа долго не мог определить где проходит граница реальности в его нынешнем сумбурном мире. Он даже в окно посмотрел, чтобы узнать день сейчас или ночь – оказалась ночь, но разноцветные сполохи уже ползли по черному небу, обещая скорый восход – через час, не больше. А потом послышались шаги, тяжелые шаги на лестнице…

Липа попытался встать, но в ногах гуляла слабость, и он решил хотя бы отползти от двери и привалиться к кровати – опасность, особенно неизвестную, лучше встречать лицом к лицу. Липа пополз и приближающийся скрип ступеней подгонял его.

«Кто это?! Кто? – металось в голове, – И почему он идет сверху?»

Да, самое странное состояло в том, что неизвестный не поднимался снизу, где имелась входная дверь, а спускался сверху.

«Но ведь там только кабинет! И проникнуть туда извне невозможно!»

Липа представил себе маленькие окна, массивные вделанные в камень решетки, и почему-то старый гобелен со своим портретом.

«Это-то к чему?» – удивился Липа, но тут дверь скрипнула и стала медленно открываться.

– Кто здесь!? – попытался крикнуть Липа, но получилось так жалко, что лучше было промолчать вообще.

Да и чего спрашивать когда и так все ясно: на пороге стоял «Липа с гобелена» и борода в сочетании с длинным балахоном придавал ему вид строгий и представительный. Он презрительно посмотрел на «Липу у кровати» – испуганного до невменяемости, в полуспущенных от ползанья трусах и мокрой от холодного пота майке, и глубокомысленно заметил:

– Вот говорят: прогресс, прогресс! А люди-то мельчают… Однако безответное животное обидеть время находят!

«Какое животное?» – удивился «Липа у кровати» и тут же понял, что речь идет о двухголовой, прожорливой твари, которую он утопил во Влтаве.

– Да какие это люди? Так себе, людишки… – продолжал развивать тему «Липа с гобелена». – Ничего путного сделать не могут! А туда же…

«И это он говорит мне!» – удивление «Липы у кровати» сменилось обидой, сильной обидой:

– Какие советы, такие и результаты! – возразил он прорезавшимся, наконец, голосом.

– Советы значит плохие? И как всегда все вокруг виноваты?

– Именно так! За подобные с позволения сказать опусы надо по рукам бить. И крепко бить!

– Опусы? Великая книга магии – опус!? – «Липа с гобелена» побагровел, глаза его загорелись, кулаки сжались. – Не умеешь читать – не берись! Не умеешь пользоваться – положи на место!!

И он ушел, обозвав Липу тупицей и хлопнув дверью…

– Мельчают значит!? – Липа решительно подтянул трусы. – Людишки теперь вместо людей говоришь? Да!?

Он поднял книгу и долго смотрел на нее. Потом аккуратно положил на край кровати, как будто она может взорваться от любого неосторожного движения, и вышел из комнаты, продолжая задавать неизвестно кому свои странные вопросы:

– И ничего путного сделать не могут? Такие вот бездари?

Вернулся он с аккуратной вязанкой дров и фирменной растопкой, довольно быстро разжег камин и сел прямо на пол, чтобы сподручнее было подкидывать полешки.

– Тупица стало быть? Ни читать не умеет, ни пользоваться?

Огонь радостно загудел в трубе, затрещал, рассыпая искры, точно радуясь происходящему. Убедившись что процесс пошел, Липа взял книгу, повертел в руках, точно прикидывая, что бы такое с ней сделать и, дождавшись когда пламя заполнило весь камин, бросил эту прямо скажем вредную штуку в огонь…

И тут рвануло! Рвануло по-настоящему! Рвануло так, что Липу отбросило к дальней стене, камин разметало на кирпичи, и длинная трещина расколола стену сверху донизу. Однако пламя, вырвавшееся на волю, как-то странно быстро потухло. И Липа, несмотря на удар о стену, совершенно не пострадал, только в ушах немного гудело.

Поэтому он совершенно четко увидел: на том месте, где только что горел огонь и куда он бросил эту проклятую книгу, теперь стоит человек. Не тень, не вызванный дух, не оживший гобелен, а самый настоящий человек – большой, можно сказать толстый, с выпирающим над пряжкой животом и довольно противной физиономией.

– Я так понимаю, что книгу в огонь бросили вы… – флегматично заметил незнакомец, без особого интереса рассматривая слегка закопченного Липу. – Ну что ж, смелое решение…

– Главное неожиданное… – выдавил из себя Липа, который потихоньку стал привыкать ко всем этим чудесам и вот даже попытался пошутить.

– Вы так думаете? – незнакомец усмехнулся. – Кстати, меня зовут Гоголь-Моголь, а вас?

Глава 6

Тревожное сообщение

Низкие серые облака закрывали небо от края до края, точно огромная пуховая перина опустилась с немыслимых высот и теперь весь мир спрятан ею от солнца на вечные времена. Облака цеплялись за верхушки вековых кедров, наползали на поросшие кустарником сопки и стекали густым туманом в распадки. Дождь, ливший всю ночь, к утру кончился, оставив запах сырой земли и прелой хвои, да гирлянду маленьких серых лужиц по извилистой узкой тропинке.

Человек в длинном зеленом плаще с надвинутым на лицо капюшоном бежал между деревьев. Он очень спешил и оттого, наверное, несколько раз упал, зацепившись за вылезшие из земли корни. Но тотчас вскакивал и, даже не отряхнувшись, бежал дальше. В руках человек держал большой белый конверт – уже изрядно помятый, запачканный и промокший. Наконец он выскочил на тропинку и бодро зашлепал по лужам, набирая скорость. Потом тропинка пошла в гору, выползла на склон сопки, высохла, вместо луж стали попадаться камни и, наконец, уперлась в невысокую башню с воротами.

Влево и вправо от башни, теряясь среди деревьев, уходила стена. И башня, и стена были сделаны из огромных черных от времени бревен. После дождя бревна блестели, но не матово, как мокрое дерево, а зеркальным блеском полированного гранита. Человек подбежал к воротам, и долго стучал массивным железным кольцом периодически сбиваясь с особого условного стука на частую нервную дробь. Наконец ворота открылись и две заспанные фигуры Вахтеров в таких же зеленых плащах с капюшонами, но с сучковатыми дубинками в руках многообещающе воззрились на возмутителя спокойствия.

– Письмо Великом Смотрящему! – с трудом переводя дыхание, просипел Почтальон. – Заказное с уведомлением!

Услышав такие грозные слова, Вахтеры опустили дубинки, встали по стойке смирно и довольно слаженно рявкнули:

– Слава храбрым Почтальонам с толстой сумкой на ремне!

После чего почтительно расступились перед запыхавшимся Почтальоном, всем своим видом показывая уважение к его многотрудному делу государственной важности.

– Слава бдительным Вахтерам с пистолетом в кобуре! – строго следуя тому же уставу внутренней службы ответил Почтальон и чуть тише добавил, что-то непечатное про сон на посту и общее разгильдяйство. Видно здорово разозлился, что долго не открывали.

– Да мы это… – попытались на два голоса оправдаться Вахтеры. – Пять минут всего как прикорнули…

Но Почтальон только отмахнулся и побежал дальше…

Надо признать, что именно здесь, в этом интимном (в смысле, скрытом от посторонних глаз) уголке глухой сибирской тайги находилось не что иное, как тайное убежище Ордена Смотрящих, – самой древней и загадочной организации в мире! Орден Смотрящих владел особыми знаниями необычайной силы, хранил их, приумножал и пускал в ход, по мере возможностей присматривая за порядком в беспокойном окружающем мире.

Его влияние не было величиной постоянной, – пока все шло своим чередом, Орден особо не вмешивался, но стоило ситуации обостриться, как он оказывался в нужное время в нужном месте и восстанавливал равновесие. Именно равновесие, а не справедливость, ибо как нет в мире абсолютной истины, так и не может быть абсолютной справедливости…

Зарождение Ордена случилось очень давно, когда последние мамонты еще бродили по окрестным лесам, а местные жители гонялись друг за другом с каменными топорами. Основал его мудрый и опытный шаман Зоркий Глаз. Случилось это эпохальное событие как всегда совершенно случайно: проводя ритуал общения с духами, Зоркий Глаз выпил слишком много мухоморной настойки собственного производства. Однако вместо того чтобы тихо и спокойно отоспаться в своем шаманском шалаше он попер в лес за добавкой. Дело шло к вечеру, в глазах стоял красный в белую крапинку туман и бедняга естественно сбился с дороги. И вместо любимой мухоморной делянки, где был надежно припрятан горшочек крепкого свалился в какую-то пещеру.

Дальше началось самое интересное, – живший в пещере медведь разъяренный нахальным вторжением встал на задние лапы и грозно зарычал. Однако Зоркий Глаз нисколько не испугался, ибо в его измененном сознании медведь, попиравший взъерошенным загривком своды пещеры, был не больше суслика, а рев казался мелодичным посвистыванием.

– Суслик! – радостно сказал Зоркий Глаз и попытался погладить зверька.

Медведь махнул лапой, и шаман отлетел к стене с рваными ранами поперек груди.

– Ах ты царапаться! – разозлился Зоркий Глаз и схватив кость мамонта, которыми был завален пол пещеры, так отметелил медведя, что тот забыв с перепугу где в пещере выход высадил плечом ближайшую стену и с душераздирающим воплем скрылся в проломе.

– Ну вот, – расстроился шаман, – такой веселый суслик и вдруг убежал!

И утомленный схваткой он уснул среди костей и оставшихся после битвы обрывков медвежьей шерсти.

Проснувшись через некоторое время, шаман мало что помнил и был весьма удивлен странным местом своего пребывания. Особенно его заинтриговал пролом в стене напоминающий формой бегущего медведя. Шаман вытащил из складок одежды самосветящуюся гнилушку и заглянул в дырку. А там оказался провал, бездонная пропасть.

– Есть тут кто? – на всякий случай крикнул шаман в темноту.

И собрался уже уходить, когда провал осветился загадочным зеленоватым светом, и из него потянуло теплым воздухом.

– Это духи откликнулись, которых я вроде бы вчера вызывал! – решил шаман и, выключив гнилушку, полез вниз. Спускаться было довольно легко, поскольку многочисленные выступы вполне заменяли ступени, а хорошее освещение позволяло безошибочно на них наступать.

Однако спрыгнуть с последнего уступа Зоркий Глаз не решился пораженный увиденным: чуть выпуклое дно провала было гладким как лед и таким же прозрачным, но в отличие ото льда оно излучало удивительно мягкое и приятное тепло. А еще оно светилось, мерцало переливалось, внутри него возникали непонятные фигуры удивительной красоты, исчезали, менялись, возникали снова…

Потрясенный и восхищенный Зоркий Глаз сел на камень, который почему-то тоже был теплым. Он смотрел и смотрел, не в силах оторваться от невиданного зрелища, потом вообще лег и так бы наверное умер здесь, но тут его осенила идея:

– Да это же шар! Огромный волшебный шар! Просто я вижу его малую часть, а остальное в земле. Но почему это чудо открылось именно мне?

Зоркий Глаз всмотрелся повнимательней, и ему показалось, что среди множества картин внутри шара мелькнуло и его лицо. Он почувствовал приятное головокружение и крикнул:

– Да потому что я избранный! Я не такой как все!

– Слышь, не такой как все, – спросило вдруг шар низким и приятным голосом, – Это у тебя имя такое – не такой как все?

– Нет, – совершенно спокойно ответил шаман, который, признав за собой особые свойства, теперь ничему не удивлялся. – Имя мое – Зоркий Глаз!

– Вот здорово! – засмеялся шар. – Оказывается мы почти тезки. Я ведь тоже Глаз! Глаз Земли.

– Глаз Земли? – с уважением переспросил шаман. – А ты чудеса умеешь делать?

– Чудеса, говоришь? – обрадовался Глаз Земли. – Это мы можем! Надо только святилище сделать.

– Святилище, говоришь? – в такт ответил шаман. – А это мы можем! С нашим, как говорится, удовольствием.

И добавил немного извиняющимся тоном:

– А то народ совсем от рук отбился.

Так началась история Ордена Смотрящих…

А Почтальон, между тем, достиг конечного пункта своего маршрута – узкого как разрез, заросшего багульником овражка в склоне сопки. Он спустился в сырой полумрак, почувствовал под ногами непривычно твердый камень и пошел по гулким плитам к выступающей из земли стене с темным треугольником прохода.

То, что можно было увидеть здесь, являлось лишь малой частью скрывающегося внутри сопки циклопического сооружения – гигантской каменной пирамиды построенной над тем самым Глазом Земли, который нашел основатель Ордена. Собственно сама сопка ею и была, просто за многие десятки веков нанесенная ветром пыль превратилась в землю, обросла травой, остепенилась деревьями и теперь даже космическая съемка была бессильна. Тем более облака здесь никогда не рассеивались, – над этим круглосуточно работала особая бригада Пасмурников.

Оказавшись внутри сооружения, Почтальон поклонился, коснувшись пальцами истертых каменных плит, и крикнул в темноту в грозно замершую темноту:

– Письмо Великому Смотрящему! Заказное с уведомлением!

Темнота пришла в движение, подалась назад и навстречу Почтальону выползла узенькая светлая дорожка, приглашая войти.

Кабинет Великого Смотрящего был невероятно огромен и абсолютно пуст – кроме глубокого кресла, в котором сидел хозяин, керосиновой лампы стоящей прямо на полу и маленького пятна света вокруг там не было ничего.

– Слава Великому Смотрящему! – Почтальон подошел ближе и почтительно протянул письмо. – Вот письмо принес от Диспетчера. Всю дорогу бегом бежал! Думал не успею…

– Слава храбрым Почтальонам! – кивнул Великий Смотрящий, и письмо само собой мягко легло в его открытую ладонь. – Будешь выходить, дверь поплотней закрой. Сквозит что-то…

Когда Почтальон вышел из кабинета, Великий Смотрящий щелкнул пальцами, и лампа загорелась ярче. Оказалось, что на хозяине кабинета точно такой же плащ с надвинутым на глаза капюшоном, только серебристый и переливающийся. Ясное дело – начальник…

– Однако… – Великий Смотрящий брезгливо повертел в руках замызганное и измятое письмо. – Экспресс-доставка называется…

Он распечатал конверт и, с трудом разбирая расплывшиеся от воды строчки, стал читать. С каждым словом его лицо не видное под капюшоном менялось в лице. Вести были не просто тревожными – страшными!

«Сегодня в полдень, – писал Диспетчер, – мною была обнаружена зарождающаяся аномалия в самом центре старой Европы. Я сконцентрировал внимание, пытаясь понять ее происхождение. Однако через несколько секунд произошел стремительный, почти взрывной рост указанной аномалии, и я получил такой удар по мозгам, что свалился с дивана для медитаций. В итоге установить суть события не удалось. Пока ясно только одно – неизвестное лицо произвело магический опыт необычайной силы. Необходимо срочно принять меры, иначе последствия могут быть непредсказуемыми!»

Великий Смотрящий тяжело вздохнул, – мирное затишье кончилось, наступал грозный час новой битвы…

Глава 7

Магия, как и было сказано

Как это ни странно, но взрыв в доме Липы не произвел ни малейшего впечатления на соседей – никто не кинулся звонить в экстренные службы, никто не выскочил из дома в пижаме, прижимая к груди любимую морскую свинку, никто даже не попытался одеть противогаз! Короче говоря, никакой паники. Может быть они слишком крепко спали в этот предрассветный час? Или все разом оглохли? Ничего подобного!

Дело в том, что совершенный Липой опрометчивый поступок на самом деле был магическим ритуалом. И то что Липа произвел его совершенно случайно, можно сказать в порыве чувств, нисколько не меняло сути происходящего. А магический ритуал идет по своим правилам и если там не предусмотрено внушить окружающим ужас страшным грохотом, то никто ничего и не услышит. Трещина, например, снаружи и вовсе не видна была, потому что раскололась внутренняя стена. Одно слово – магия!

– Кажется скоро утро? – заметил Гоголь-Моголь после непродолжительной паузы, в ходе которой Липа с интересом изучал своего гостя, а гость терпеливо ждал, когда смотрины закончатся. Ему то все было сразу ясно – ведь Гоголь-Моголь обладал особыми способностями в самых разных областях, чем напоминал карманный нож с полусотней всевозможных лезвий, устройств и механизмов.

– Да, – Липа глянул на часы, потом, стараясь не поворачиваться спиной к гостю, бочком, бочком подошел к окну и выглянул на улицу, – просто еще очень рано.

– Хороший завтрак хорош независимо от времени, не так ли? – так же вскользь продолжал гнуть свою линию Гоголь-Моголь, который, судя по комплекции, весьма любил поесть.

– Конечно, конечно! – засуетился Липа. – Извините, что сразу не предложил!

Они спустились в кухню, где Липа попытался сделать из остатков яиц свою фирменную подгоревшую яичницу, но Гоголь-Моголь быстро оценил его кулинарные способности:

– Позвольте мне, – он мягко отстранил Липу от плиты, и тот почувствовал, впервые с момента появления странного гостя, что тот на ощупь ничем не отличается от обычного человека. Не был в нем ни кладбищенской сырости, ни вампирского холода, ни призрачной бесплотности.

А Гоголь-Моголь уже потрошил полупустой холодильник, лазил по шкафам и даже что-то насвистывал, превращая наличные продукты в полноценный завтрак.

– А вы, простите, как оказались в моей комнате? – решился, наконец, Липа.

– Не оказался, а появился, – Гоголь-Моголь, ловко орудуя вилкой, приступил к сбиванию омлета. – И появился, между прочим, согласно вашему желанию.

– Но я, честно говоря, ничего подобного не имел в виду… – Липа поерзал на стуле, ему было стыдно за свой поступок. – В смысле, я вовсе не собирался жечь старинную книгу.

– Понимаю, она упала в огонь совершенно случайно… – Гоголь-Моголь, чуть прищурившись от напряжения, осторожно вылил густую пенистую жидкость на раскаленную сковороду, где уже шкворчала тонко нарезанная колбаса. – В такой момент требуется особая твердость руки…

– Когда роняешь книгу в огонь? – глаза Липы округлились от удивления.

– Нет, когда выливаешь омлет на сковороду… – Гоголь-Моголь закончил операции и, полюбовавшись идеально ровной поверхностью одинаковой толщины и консистенции, закрыл совершенство крышкой. – Начинать надо с холодных краев, а заканчивать горячей серединой… Впрочем, я отвлекся.

И гость в двух словах разъяснил, что раз уж он, Липа, его вызвал, то теперь он, Гоголь-Моголь поступает в его полное распоряжение. А уж что там он, Липа, имел при этом в виду, особого значения не имеет. Как, впрочем, и судьба книги, которая на самом деле совершенно не пострадала от огня, а просто исчезла.

– Когда-нибудь она вернется… – закончил Гоголь-Моголь и почему-то загрустил.

– И вы исполняете желания? – оживился Липа. – Как джин из сказки?

Перед его горящим взором представился украшенный золотыми кистями и позументами конь белой в абрикосах масти, и он, Лев Борисович Липовский, верхом на этом коне. А вокруг ликующая Москва встречает своего вернувшегося героя…

– Не совсем. Я помогаю их исполнить… – Гоголь-Моголь скептически улыбнулся, и Липе показалось, что он прочитал его мысли про коня.

«Надо быть с ним поосторожней! И вообще пока не понятно чем все это закончится!»

А закончилось все это шикарным завтраком – омлет с жареной колбасой, сухарики с горячим сыром, маслины, мидии в пикантном соусе и не мало чего еще вкусненького, что неприспособленный к быту Липа хранил, но не использовал. Ну и разумеется полбутылки коньяка недопитых Липой и сразу замеченных Гоголем-Моголем: