Текст книги "Революция розг"

– Завтра же берём билеты на самолёт и летим!

– Как скажешь, Борисыч, – согласился немного оживившийся Гоги. – Завтра значит завтра. Никаких проблем!

– Проблема как раз таки есть… – Липа сделал паузу, ему определенно не хотелось затрагивать скользкую тему. – Про меня в России много чего говорили в свое время… Грязью всяческой поливали. И потом я не просто уехал, а убежал, скрылся. То есть, как бы признал свою вину. Короче говоря, репутация у меня сильно подмоченная… Опять же… Так сказать… В общем, многое из сказанного имело под собой основания!

– Это, Борисыч, понятно! И вполне естественно для человека при власти, – Гоги многозначительно усмехнулся. – Я, было дело, содействовал одной царственной особе, так она присказку любила интересную. Как что наперекосяк шло она сразу: «Это, мол, ошибки молодости!» И все дела…

– Ошибки молодости? Ошибки молодости…

Липе вдруг показалось, что это именно те слова, которые он искал все последние годы, особенно, когда вспоминал свою бурную карьеру. Они объясняли и прощали все. Они придавали даже самым неприятным воспоминаниям ностальгический оттенок. Они сглаживали острые углы и скрадывали темные пятна.

– А ведь ты прав, Гоги! Прав!

– Ну вот и отлично! Но все-таки если тебя это волнует, я попробую что-нибудь придумать…

Липа помялся немного и кивнул:

– Хорошо бы как-то повлиять… Может внушить, что ничего такого не было? Пусть вроде как забудут…

Гоги еще попил воды и уединился в кабинете, а Липа бродил по дому и строил планы один сногсшибательней другого.

Ближе к вечеру Гоги пригласил Липовского в кабинет, где под равнодушным взглядом «Липы с гобелена» Гоги торжественно объявил, что сейчас попробует кое-что предпринять. Вооружившись мелом он разрисовал стены и мебель странным знаками, поджег в расставленных по углам тарелках вонючие порошки, долго выкрикивал странные лозунги и наконец со вкусом разбил прямо об пол электрическую лампочку. Тотчас в комнате потемнело, и оба исчезли в громах и молниях…

Глава 11

Прыжок в неведомое

– Рад видеть столь уважаемого гостя в наших забытых Орденом краях! – Дежурный тайного поста экстренной связи налил Глазнику полную кружку горячего чая и, запахнув поплотнее телогрейку, сел напротив. – Чем могу помочь?

– Эту пленку, – Глазник зыркнул глазами по темным углам подвала и вытащил из кармана микрокассету, – надо срочно передать в Центр!

Дежурный свистнул и откуда-то сверху прямо на стол спрыгнул почтовая крыса – средних размеров, серая, с длинным хвостом и умными глазками. Совместными усилиями Дежурного, Глазника и самой крысы микрокассету прикрепили ей на спинку. Дежурный почесал крысу за ушком, пожелал счастливого пути и открыл заслонку сверхскоростного крысопровода. Почтовая крыса пискнула и скрылась в трубе.

– Когда будет ответ? – Глазник встал и запахнул плащ.

– Не раньше завтрашнего полудня. Куда вам сообщить?

– Я, пожалуй, зайду сам…

Глазник тем и отличался от простых агентов, что никогда никому ничего не говорил о себе, включая соратников и сподвижников. Никто не знал, где Глазник находится в данный момент, даже он сам…

Побродив немного по извилистым улочкам, Глазник вышел на набережную Влтавы. По случаю хорошей погоды и воскресенья река была переполнена всевозможными кораблями, катерами и лодками – народ как с утра потянулся к воде, так там и остался. Глазник усмехнулся и присоединился к отдыхающей публике. Задание было практически выполнено: место аномалии выявлено, фигуранты определены, ничего интересного не обнаружено.

«Диспетчер вполне мог ошибиться, заснул, например, или замечтался, – размышлял Глазник, поднимаясь на борт симпатичного пароходика. – Или какая-то помеха наложилась на сигнал и сбила его с толку…»

Глазник знал и более странные случаи, когда безобидные явления ошибочно принимались за серьезные аномалии, а самые обычные люди объявлялись грозными противниками безо всяких к тому оснований. И чем больше он думал о тех двоих, тем спокойнее становилось на душе. Ну не было в них ничего особенного…

«Пустые хлопоты… – Глазник не без труда нашел свободное место на палубной скамье и сел, – Дождусь ответа из Центра и можно домой…»

Пароходик бодро загудел, пустив в голубое небо черную струйку дыма, и зашлепал плицами, выгребая против течения.

Ровно в полдень следующего дня, как и было договорено, Глазник наведался на пост экстренной связи. Дежурный привычно налил ему горячего чаю, запахнул поплотнее телогрейку, и сказал, что ответ будет с минуты на минуту. И действительно не успел Глазник вытянуть ноги, как звякнула заслонка сверхскоростного крысопровода и утомленная почтовая крыса, тяжело дыша, спрыгнул на стол.

– Вот умница! – Дежурный ласково почесал крысу за ушком, погладил по спинке и аккуратно снял маленькую капсулу с миниатюрной печатью Великого Смотрящего. – Никогда не опаздывает.

Глазник вежливо улыбнулся, почтительно сковырнул печать и, развернув свернутую в трубочку бумажку, ознакомился с содержанием депеши.

– Все нормально? – вежливо спросил Дежурный, смазывая стертые крысиные лапки особой мазью.

– Вполне, – небрежно бросил Глазник, вставая.

Его лицо оставалось спокойным, но внутри бушевала настоящая буря! Ведь согласно сообщению одним из этих с виду совершенно безобидных типов оказался ни кто иной, как известный политик и авантюрист Липовский. А другим – Гоголь-Моголь собственной персоной, тот самый Гоголь-Моголь при непосредственном участии которого случались самые серьезные исторические коллизии и который упоминался в учебниках по прикладной магии как одно из наиболее опасных и непредсказуемых существ Сумеречья, заглядывающих временами в наш мир.

«К каким последствиям приведет объединение безумного властолюбия Липовского и сверхъестественных способностей Гоголь-Моголя трудно даже представить! – писал Великий Смотрящий. – Тем более удивительно, что вы до сих пор не приняли самых решительных мер в их отношении!»

Да, подобных ударов, Глазник не получал еще никогда! А ведь совсем недавно он в чудесном настроении собирался возвращаться, считая задание выполненным! Буквально полчаса назад мир был прекрасен, и в том был и его посильный вклад. Бдительным часовым стоял он на страже, а вот теперь оказалось, что часовой-то из него никудышный.

Глазник завернул в роковой переулок и, сбавив ход, прошел мимо Липиного дома. Тот, как, впрочем, и всегда, выглядел мрачным и безжизненным, но сегодня все это показалось Глазнику особенно зловещим.

«Интересно, они уже ушли? – Глазник глянул на часы, – Не должны, обычно не раньше полудня выползали…»

Он с равнодушным видом несколько раз прошел мимо дома и, свернув в давно присмотренную подворотню, затаился в ожидании. Прошел час, другой, третий, но признаков жизни в доме не наблюдалось…

Митрич был озадачен тишиной в доме Липовского ничуть не меньше Глазника. Будь у них возможность пообщаться, они наверняка нашли бы немало добрых слов для утешения друг друга. Но в жизни контакты, а тем более душеспасительные беседы между секретными агентами не предусмотрены. Они, можно сказать, находятся за границами жанра.

Однако небывалую активность ЦРУшника Митрич заметил – он-то в отличие от Глазника мог наблюдать прямо из окна своей квартирки, оставаясь при этом абсолютно незамеченным.

– И что спрашивается он туда-сюда ходит?

Потом ЦРУшник исчез из поля зрения, но Митрич знал, что стоит высунуться из окна и он увидит застывшую в подворотне фигуру в длинном плаще.

Вместе с темнотой пришло страшное подозрение, – а что если враги вообще покинули свое логово? Причем утром, пока Глазник благодушествовал, предвкушая отдых. Во всяком случае, за целый день в доме не было заметно ни малейших признаков жизни, а сейчас, когда совершенно стемнело, в окнах не появилось даже самого слабого света.

– Куда они могли деться? – бормотал в тоске Глазник. – Что теперь делать?

Он знал, что после всего случившегося не имеет права на ошибку, даже самую маленькую! А это значило, что надо проникнуть внутрь дома и разобраться, что же произошло: отъезд, бегство, глубокий сон или групповое отравление газом. Последний вариант показался Глазнику наиболее предпочтительным, он даже принюхался – не тянет ли от дома специфическим запахом, но тщетно.

– Каждый сам должен делать свою работу! – осадил он себя. – Бытовой газ должен служить приготовлению пищи, а не отравлению людей, даже если это очень плохие люди. А мне положено восстанавливать равновесие!

На этой оптимистичной ноте он быстро пересек переулок и совершенно спокойно, как будто идет к себе домой, поднялся по истертым ступеням и сделал вид, что ищет в кармане ключи.

– Не понял! – Митрич даже встал со своего привычного кресла для наблюдений и, рискуя быть замеченным, вывесился в окно. – Что он делает?

Сомнений не было, – агент ЦРУ совершенно определенным образом вскрывал дверь объекта! Митрич несколько секунд стоял в ступоре, а потом кинулся к шкафу, пытаясь на ходу выскочить из домашних тренировочных штанов…

В доме было темно и тихо. Глазник постоял несколько секунд присматриваясь и прислушиваясь, но первое впечатление не изменилось – темно и тихо. Двигаясь совершенно бесшумно Глазник обошел комнаты первого этажа, потрогал чайник на плите – холодный, лампочку в коридоре – тоже холодная, полотенце – сухое.

«Впрочем, они могли просто не мыть руки перед едой, не включать свет и не пить чай! Так что надо идти дальше…»

И он поднялся на второй этаж, где в рассеянном свете фонарика увидел разнесенный вдребезги камин и расколотую стену. А еще запах, очень специфический запах, который он слишком хорошо знал – да, здесь творились темные дела! Глазнику опять стало стыдно за свои опрометчивые выводы, за страшную ошибку, которую он совершил, за все не сделанное в жизни…

Не просто снять на ходу штаны и при этом не упасть, но еще сложней проделать обратную процедуру. Особенно если надо одновременно застегнуть рубашку и спуститься по лестнице. Так что когда Митрич, шлепая не завязанными шнурками, выскочил на улицу, там никого не было.

«Значит, он вскрыл замок и зашел внутрь!»

Митрич следую скорей сыскному инстинкту, чем здравому смыслу пересек переулок, поднялся по истертым ступеням и толкнул дверь…

«В доме три этажа, два я осмотрел, – Глазник покинул спальню и замер у лестницы, – это значит, что они либо наверху, либо исчезли…»

Глазник тяжело вздохнул, как человек выбирающий между плохим и ужасным.

«Однако идти все равно надо!»

И он пошел…

В доме было темно и тихо. Митрич зашел внутрь и закрыл за собой дверь, прикрывая тылы. Постоял несколько секунд, присматриваясь и прислушиваясь, но первое впечатление не изменилось – темно и тихо. Если не считать чуть слышного скрипа ступенек над головой. Старясь двигаться бесшумно, а главное не наступить самому себе на шнурки Митрич стал подниматься вслед за шагами неизвестного.

«И что я буду делать, когда догоню его? – прикидывал он варианты дальнейших действий. – Опять же сколько их там? Снаружи проник один, но ведь еще двое не выходили из дома…»

Митрич тяжело вздохнул, но не как человек, выбирающий между плохим и ужасным, а просто потому что притомился бегать вверх-вниз по лестницам и переодевать на ходу штаны…

На верхней площадке Митрич замер – дверь в кабинет оказалась плотно закрытой, но, судя по тонкой светлой полоске, внутри зажгли свет. И это было очень странно. А еще оттуда доносилось странное бормотание на совершенно незнакомом языке. Причем звучало оно все громче и эмоциональней.

Будь на месте Митрича человек с богатой фантазией, он, наверное, так бы и стоял до сих пор, пытаясь понять, что же происходит внутри, но не таков был Митрич – он просто протянул руку и немного эту дверь приоткрыл.

То, что он увидел, могло бы смутить и более холодный ум – расплывчатая фигура в развевающемся плаще металась по комнате, вот ее движение стало более организованным, вот она завертелась волчком, вот на месте фигуры загудел черный вихрь. Вихрь стал раздуваться, пухнуть, в его глубине замелькали искры, Митрич почувствовал идущий от вихря жар и попытался на всякий случай закрыть дверь.

Однако прятаться было поздно – вихрь со страшным грохотом лопнул и превратился в гигантскую ревущую воронку, в глубине которой мелькнула тающая фигура в развевающемся плаще. Митрич попытался схватиться за притолоку, но его уже подхватило, тряхнуло и втянуло в темную и страшную неизвестность…

Глава 12

Хорошо забытое старое

Первое что увидел Липа, выбравшись из мокрых колючих кустов, был китаец. Он сидел на корточках под ближайшим деревом и ловко ел палочками лапшу из аккуратной коробочки. Рядом стояла тележка с огромным, едва ли не больше самого китайца, мешком.

– И как это понимать? – растерянно пробормотал Липа, имея в виду ни только и ни сколько китайца, а вообще все случившееся. Перед его мятущимся мысленным взором пронеслись странные действия Гоги, его прыжки и гримасы, хлопок разбитой лампочки, громы, молнии и вязкая темнота, сквозь которую он летел с невероятной скоростью.

– Все это мне показалось! – как можно тверже сказал Липа. – Просто меня ударили по голове в темном переулке!

И тут мимо растерянного Липы по чудесной тенистой аллейке, легко шлепая кедами по асфальту, пробежал второй китаец. Без особых видимых усилий он вез в симпатичной коляске на велосипедных колесах третьего китайца, судя по виду очень важного. Липа опустил голову, чтобы пока больше ничего не видеть, хотя бы пять минут, и потихоньку полез обратно в куст.

– Надо вернуться к самому началу, – решил он, – и оттуда разбираться…

К счастью он не успел забраться слишком глубоко, когда знакомый голос окликнул его. Это был Гоги…

Липа никогда не думал, что может так сильно обрадоваться кому-то. То есть сильные эмоции не были чужды ему, но, во-первых, он носили по большей части деструктивный характер, а, во-вторых, относились скорее к явлениям, чем к людям их олицетворяющим. Здесь же он был несказанно счастлив видеть именно Гоги. Он долго тряс пухлую влажную ладонь и не мог отвести взгляда от круглой ухмыляющейся физиономии. Да, в эти минуты Гоги не казался ему ни толстым, ни неприятным.

Не сговариваясь, они пошли вглубь парка, оставив позади мокрый колючий куст, доедающего лапшу китайца и аллейку, в конце которой опять появились какие-то люди. Трава под ногами еще не просохла после дождя, с листьев капало, но в вершинах деревьев уже голубело небо, обещая хорошую погоду. А вот и чудесное бревно, на котором можно удобно расположиться, – если не бояться, конечно, намочить брюки, и обсудить сложившуюся ситуацию, – если не бояться, конечно, узнать правду…

– И ты хочешь сказать, – Липа сделал паузу, собираясь с мыслями, – что мы сейчас в России?

– Ну да. В Москве. – Гоги посмотрел по сторонам. – Я только место назвать не могу. Давно здесь не был.

Липа вслед за ним посмотрел по сторонам и скорее по наитию, чем сознательно предположил:

– Похоже на Нескучный сад. Но откуда здесь китайцы?

– Понятия не имею. Китайцы не по моей части.

– Допустим, – Липа решил не цепляться за мелочи, хотя где-то в глубине испытывал самые серьезные сомнения в непричастности Гоги к китайцам, – но как мы сюда попали?

– Какая разница! Главное, что твое пожелание вернуться в Россию исполнено! – лицо Гоги вдруг стало обиженным. – Мог бы, кстати, спасибо сказать…

– Ты извини, я просто растерялся. Конечно же спасибо! – тут Липа замялся и застенчиво ковыряя палочкой прошлогодние листья спросил про вторую часть просьбы.

– И с этим все нормально! О прошлых твоих художествах теперь мало кто помнит. Да и те, кто помнит, вспоминать вряд ли будет. Столько лет, как никак прошло…

После чего Гоги в двух словах объяснил своему разлюбезному Борисычу, что перелетели они не только из Праги в Москву, но и на четверть века в будущее – зачем копаться в людской памяти, удаляя ненужные воспоминания, когда много проще предоставить это вездесущему, безжалостному времени…

Не без труда переварив услышанное, Липа решил для начала ознакомиться с ситуацией – то, что забыли, конечно, хорошо, но кто знает, куда зашел исторический процесс за двадцать пять лет. Может сейчас не о борьбе за власть думать надо, а бежать без оглядки! Приведя в порядок одежду, они пошли наугад – все равно вокруг Москва, и довольно скоро вышли на широкий проспект.

– Ленинский, кажется… – заметил Липа.

– Имени Гаагского трибунала, – поправил Гоги, показав на табличку, криво висящую на углу дома.

В первый момент Липе показалось, что, говоря о путешествии во времени, Гоги пошутил. Слишком уж новая Москва была похожа на ту, что Липа помнил и любил. Те же дома, те же рекламы, те же люди, те же машины. А что проспект переименовали, так этим Москва всегда славилась! Но, присмотревшись повнимательнее, Липа понял, что ошибается. Мир, безусловно, изменился – в деталях, в мелочах, в оттенках. И Липа стал впитывать этот новый мир, вникать в его суть…

Однако Гоги, утомлённый магическими упражнениями требовал обеда. Пришлось подойти к ближайшему банкомату и озаботиться получением наличности, однако зловредный механизм отказался выдать деньги по Липиной кредитной карточке, грубо обозвав ее аннулированной.

– Не работает? – озабоченно спросил Гоги у растерянного Липы, который продолжал безуспешно тыкать свою негодную штуку в нагло ухмыляющуюся щель. – Ну и ладно. Пошли «еврики» поменяем. Я обменник видел.

– Так нет у меня наличных… Только карточка.

– А бумажник? – заволновался Гоги. – У тебя был бумажник! Черный такой, пухленький…

– Был, – согласился Липа и отошел от банкомата, хорошенько пнув его на прощание. – Только он в Праге остался. Ты же не сказал, что мы улетаем. Хорошо карточка всегда при мне.

– Толку от твоей карточки… – Гоги задумался. – Слушай, Борисыч, а давай прямо в банк зайдем! У тебя деньги где лежат?

– Предположим в «Третьем Интернациональном». А что?

– Значит надо найти его московское отделение и все дела! Ты пойми, карточка срок действия имеет, а личный счет работает, пока ты жив!

И надо сказать, что Гоги оказался более чем прав. С помощью пронырливого таксиста, которому пришлось отдать всю собранную по карманам мелочь, они легко нашли нужное здание в самом начале шикарной Остоженки сохранившей свое название и склонность к снобизму.

Там Липа, назвав кодовые цифры и расписавшись несколько раз, узнал про вторую неожиданность – на этот раз необычайно приятную: проценты набежавшие за четверть века превратили его в очень и очень богатого человека.

– Ну что, на обед хватит? – взволнованно спросил Гоги, когда Липа с набитыми наличностью карманами вышел из банка.

– Если только особо не шиковать! – засмеялся Липа и, вытащив из кармана толстую пачку денег, помахал ею перед расплывшимся в счастливой улыбке лицом Гоги.

Случившееся внезапное обогащение само по себе его особо не тронуло – Липе и тех денег с избытком хватало. Но то, что капитал привалил именно сейчас, показалось добрым знаком. Ведь борьба за власть стоит больших денег, а разве не за этим он здесь, чтобы за нее родимую побороться?

Тем более что пока в банке связывались с центральным офисом, копались в архивах и оформляли бумаги, Липа успел выпить три чашки кофе (бедный Гоги, между прочим, все это время маялся на улице в тревожном ожидании!) и просмотреть свежую прессу.

И хотя Липа прекрасно знал цену печатному слову, – сам в свое время владел свободной прессой и руководил неподкупными рыцарями пера, прочитанное его вдохновило. Особенно репортаж о встрече нынешнего президента России Михаила Граблина с руководителем международного консультационного совета Сдобником Брезинским. В ходе беседы Брезинский объяснял Граблину, в чем состоит его главная задача:

– Положительный имидж России в глаза мирового сообщества является краеугольным камнем ее внутренней и внешней политики!

– Вы хотите сказать…

– Нет, это вы хотите сказать!

– Да я, собственно, так и говорю, как вы говорите…

– И очень правильно делаете, что так делаете!

«Да, судя по всему времена сейчас смутные, – подумал Липа, умевший легко читать между строк и даже видеть между кадров, – что называется безвластие. Знаем мы это дело, проходили… Китайцев правда столько не было. Ну да ладно. В такой мутной водичке только крупную рыбку и ловить!»

Так что деньгами он помахал вполне от души – как боевым знаменем накануне наступления.

– Слушай, Борисыч, – сказал Гоги, когда страсти и восторги утихли, – А давай-ка сделаем все по-взрослому… Чтоб не как-то там на ходу перехватывать кусок, а поесть, что называется, со вкусом.

– Как скажешь… – согласился Липа.

И что вы думаете? В лучшем отеле столицы «Балык» (бывший «Балчуг») их встретили как самых дорогих гостей и буквально через полчаса они сидели за плотно сервированным столом в роскошном трехкомнатном люксе с видом на Кремль! Гоги с вожделением смотрел на стол, а Липа – на Кремль. Каждый думал и мечтал о своем…

Глава 13

Остывший след

Глазник мчался сквозь время, сгруппировавшись, как учили на курсах, и, стараясь ни о чем не думать, как советовали опытные хроноброды. Но мысли одна неприятней другой лезли в голову. Мало того что он допустил тотальную ошибку в оценке противника, он еще и упустил его – это стало окончательно ясно когда в кабинете на третьем этаже обнаружились остатки хронодыры.

Липовский и Гоголь-Моголь не просто исчезли в неизвестном направлении, – если раньше поиск приходилось вести в трех привычных измерениях, то теперь к ним добавилось время! Пришлось срочно, без оборудования и подготовки, даже вещи с собой не взявши, мчаться в погоню. Благо следы беглецов хоть и остыли, но еще просматривались на пыльных перекрестках хронотропинок.

«Еще несколько часов и найти их было бы невозможно! – Глазник был крайне недоволен происходящим. – Да и сейчас пока ничего не ясно…»

Но самое неприятное состояло в том, что Глазник даже не представлял, куда заведут его следы беглецов, и где он окажется через несколько минут…

Да, Глазник, вне всякого сомнения, переживал тяжелые минуты, но куда хуже пришлось Митричу, который не то что не подготовился и вещи не взял, а даже не знал, что с ним вообще произошло! Он летел, кувыркаясь как старый ботинок, брошенный против ветра, в полубессознательном состоянии и безо всяких мыслей в голове.

Потом в его сознание вползли мелькающие огоньки, размытые точно следы фар на ночных фотографиях, они были то сверху, то снизу, но Митрич не стал вникать в их происхождение – не до того было. Постепенно огоньков стало так много, что клубящаяся вокруг темнота превратилась в светящийся туннель, – словно поезд метро выехал на станцию. И как положено на станции остановился.

Митрича с непривычки так тряхнуло, что он отключился совсем и ничего не понял, просто в какой-то момент открыл глаза и увидел, что лежит на поросшем травой склоне. Внизу сквозь черные стволы виднелась река, а за ней переливался на солнце блестящими крышами и окнами огромный город.

С первого взгляда Митричу стало ясно, что он каким-то невероятным образом перенесся в Москву и теперь смотрит на нее с Ленинских гор – он, разумеется, знал, что горы давно вернули себе прежнее название Воробьевы, но никогда его не признавал, как не признавал никаких там Петербургов.

«Надо как можно быстрее связаться с руководством, – Митрич встал, морщась от боли, – и доложить все как было. А то получается, что я на поводу у ЦРУшника пошел!»

Он на всякий случай осмотрелся, но фигуры в длинном плаще с капюшоном рядом не оказалось.

И это было вполне естественно, поскольку Глазник, прибывший на несколько мгновений раньше, закончил свое путешествие аккурат посреди фарватера. Внешне это выглядело довольно обыденно, – просто раздался легкий всплеск, как будто в реке играет большая рыба, и темная фигура стремительно ушла на дно…

Открыв глаза, Глазник обнаружил, что наполовину застрял в густом вязком иле, но ориентацию имеет вполне нормальную. То есть голова наверху, а ноги внизу. Он попытался вылезти, но только взбаламутил воду и погрузился еще глубже. Поняв, что своими силами справиться не удастся, Глазник решил произнести особое заклинание на аварийное всплытие, но только наглотался противной мутной воды.

Ситуация обострялась – Глазник хоть и умел достаточно долго обходиться без воздуха, но жабрами не располагал. Тут еще рыбы премерзкого вида стали собираться вокруг. Они недвусмысленно поглядывали на застрявшего в иле Глазника и щелкали кривыми желтыми зубами.

– У рыбов не может быть зубов! – попытался возразить Глазник, но получились только пузыри и лишняя пара глотков этой ужасной воды. А рыбы сузили круг и удвоились в количестве. Еще немного – и бросятся в атаку!

Приведя в порядок обмундирование и, завязав, наконец, шнурки, Митрич почувствовал себя несколько лучше, а когда, поднявшись по склону наверх и перелезши через каменный парапет, он увидел людей с красными флагами, ему стало совсем хорошо.

– Скажите, товарищ, – обратился он к пожилому солидному мужчине с кастрюлей на голове и флагом в руках, стоявшему несколько особняком, – а по какому поводу митинг?

– Как ты меня, гад, назвал? – возмутился демонстрант и попытался ударить Митрича по голове флагом.

– Как, как… – Митрич довольно ловко увернулся. – Товарищем! А что, собственно такого?

– Я тебе покажу товарища! – и возмущенный кастрюленосец, сделав шаг назад и не спуская злобного взгляда с Митрича, закричал: – Все сюда! Здесь провокатор!

И тут ветер с реки развернул одно из полотнищ и Митрич увидел, что флаг только по краям красный, а в середине почему-то нарисована огромная белая рука, сложенная в фигу. Он даже хотел спросить, что это за символ такой, но осекся: митингующие быстро закончили дискуссию и теперь собирались вокруг Митрича, недобро на него поглядывая и поправляя кастрюли на головах. Еще немного – и бросятся в атаку…

Вдруг рыбы замерли, одновременно, как это умеют делать только рыбы, повернулись в одну сторону и, собравшись в плотный косяк, молча удалились вниз по течению.

«Их что-то явно напугало, – подумал Глазник, – но что? И представляет ли это что-то опасность для меня?»

Он быстро, насколько позволял плащ и ил, повернулся и увидел, как из взбаламученной грязной темноты на него наползает огромное веретенообразное тело. Глазник почувствовала настоящий животный ужас, идущий, наверное, из тех немыслимо далеких времен, когда не было еще суши – только океан, и страшные хищники с аппетитом пожирали друг друга в его мрачных глубинах. Вот сейчас откроется пасть и сгинет специальный агент Глазник в ненасытной утробе…

Но вместо пасти открылась овальная дверь, оттуда полился мягкий рассеянный свет, и выплыли две фигуры в дыхательных масках и длинных плащах с надвинутыми капюшонами.

«Наши! Это наши!» – безумная надежда вспыхнула в душе Глазника, разгоняя холодный мрак ужаса, и он потерял сознание.

В сложившейся непростой ситуации Митрич как всегда действовал опираясь на должностные инструкции и здравый смысл. Поэтому он не стал тратить драгоценное время на выяснение тонкостей общения и смысл символики, а стремительно покинул место действия. Стремительно, естественно, для своего возраста. Впрочем, преследователи были не намного моложе, так что Митричу удалось быстро оторваться от погони и скрыться в зеленых насаждениях.

– Молодец, что курить вовремя бросил! – заметил он, выходя на метромост и беря курс на Лубянку. – Бежал быстро и почти не запыхался…

Придя в себя, Глазник узнал, что спас его Патруль Ордена направленный на поиски сразу по получение информации из прошлого об исчезновении агента Глазника в хронодыре.

– Должно было быть еще одно прибытие! – Глазник даже привстал с кровати. – Передо мной! Очень важное!

– Да вы не волнуйтесь! Мы скоро будем в московском отделении Ордена, где вас внимательно выслушают и всемерно помогут.

– А вам сообщили о сути моего задание?

– Только в общих чертах. Хроносвязь, знаете ли, пока так не совершенна… Но ваши особые полномочия нам подтвердили!

Увидев родное здание ФСБ на Лубянке, Митрич чуть не заплакал от радости и умиления, – сколько лет он тут не был! Он ускорил шаг, почти побежал к заветной двери, за которой его ждали товарищи по оружию.

«Сейчас первым делом доложить про ЦРУ, – бойкие мысли проскакивали в такт шагам, – потом разобраться с Липовским: что задумал, где находиться, как нейтрализовать…»

Митрич был совсем рядом, буквально в двух-трех метрах, уже чувствовал знакомый запах, слышал поскрипывание паркета в бесконечных коридорах, видел задумчивые лица сотрудников, но вдруг остановился как вкопанный – слева и справа от двери, налезая одна на другую, теснились разнокалиберные, разноцветные таблички.

Судя по надписям на них, здесь теперь квартировали многочисленные фонды, некоммерческие организации, иностранные представительства и еще какие-то непонятные Митричу организации. Он в полной растерянности постоял несколько минут перед дверью, к которой так стремился, а потом, сам не понимая зачем это делает, зашел внутрь…

Московское отделение Ордена Смотрящих занимало невзрачное здание в два этажа стоящее на самом берегу Яузы. Вид у здания был совершенно нежилой – забитые железом окна, заложенная кирпичом дверь и заросшая мелкими березками крыша с черными дырами провалов. Но все это было не более чем видимость – внутри имелось все необходимое для жизни и работы, включая подземный причал, куда торжественно доставили спасенного Глазника.

И там Митричу повезло, – не зря говорят, что родные стены помогают! В конце первого же пройденного коридора ему повстречался довольно бойкий дедок в синем халате. Близоруко щурясь сквозь треснутые очки, он ковырялся в дверном замке и насвистывал «Марш Буденного». Митрич подошел поближе, присмотрелся и очень аккуратно завязал разговор, стараясь никак не называть своего собеседника, – ему вполне хватило обидчивых демонстрантов с фигой на флагах. Но очень скоро выяснилось, что перед ним бывший кадровый сотрудник, можно сказать коллега Митрича вынужденный на старости лет зарабатывать себе на жизнь трудом простого слесаря.

Результатом беседы стало леденящее душу прозрение: неведомыми путями Митрича перебросило не просто в Москву, а еще и на двадцать пять лет в будущее! К сожалению, вместо нормальной жизни, на которую он всегда надеялся, в обществе царило безвластие и смута.

– Власть занимается своими делишками, народ выживает кто как может, иностранцы везде ошиваются, китайцев понаехало, а органы государственной безопасности вообще ликвидировали!

– Что значит ликвидировали? – Митрич почувствовал предательскую слабость в ногах.

– А вот так! Как несоответствующий общечеловеческим ценностям пережиток мрачного прошлого…