Текст книги "Поступки во имя любви"

Четверг

– Бальтазар? – Голос матери звучал так ясно, как будто она звонила из соседнего дома.

У Зарека остановилось сердце.

– Мама? Что случилось?

Его отец умер. Его сестра попала в страшную аварию. Кто-то в больнице, подключен к аппаратам жизнеобеспечения. Сколько будет стоить билет во Вроцлав, если покупать его перед вылетом? Сколько он может взять взаймы у Пилар или у Антона?

– Мы получили деньги, – сказала мать.

Деньги. Зарек забыл о деньгах. Облегчение затопило его.

– Ты хороший мальчик, – продолжала она. – Другой бы сын получил премию на работе и ничего бы не сказал своим родителям.

Ему пришлось солгать, что он получил премию, без этого нельзя было обойтись. Любой вид азартных игр не приветствовался в доме Ольшевских. Зарек решил, что это вполне приемлемая ложь при сложившихся обстоятельствах. Пожалуй, даже восхитительная в своей достоверности. Он не только отправил матери сто шестьдесят евро, но и дал ей тему для разговора с Касей Завадской, живущей на другой стороне улицы, чья дочь работала в польском посольстве в Лондоне.

– Купи себе что-нибудь красивое, – сказал он матери, зная, что напрасно тратит время. Для матери на первом месте были ее дети, ее муж и ее дом, именно в таком порядке. Она купит новые ботинки отцу, или повесит новые занавески на кухню, или тайком отдаст пятьдесят евро его сестре.

– Новости есть? – спросила мать.

Зарек задумался. Ты просто обязан сообщить хоть какие-нибудь новости, если тебе позвонили из Польши.

– Погода все время меняется. Антон учится готовить ирландское рагу. Пилар все так же жалуется на свою хозяйку.

О занятиях рисованием он говорить не будет. Не стоит.

– Ты познакомился с кем-нибудь приятным?

– Здесь в Ирландии много приятных людей, – ответил Зарек. – Столько же милых людей, сколько в Польше, только у местных веснушек больше.

– Бальтазар, – остановила его мать, – ты же знаешь, что я имею в виду.

Разумеется, он знал, о чем она говорила.

– Я должен идти, мама, – сказал Зарек. – Ужин стынет. Поцелуй за меня папу и Беату.

Он повесил трубку и вошел в кухню, где Антон из Бретани только что начал чистить морковку для ирландского рагу.

– Поможешь? – спросил он.

Зарек закатал рукава.

– Да, я помогаю.

* * *

– Ты завела собаку, – констатировал Кевин, неожиданно появившийся по другую сторону живой изгороди.

Одри выпустила тяпку и села на попу. Его внезапное появление, как обычно, ее напугало. Кевин двигался очень тихо, как кот.

– Кевин! Ты вернулся… Хорошо провели время в Корке?

– Ага, – его пронзительные глаза не отрывались от Долли. – Ты завела собаку, – повторил он.

Одри поднялась на ноги.

– Да, завела. Правда симпатичная?

Она подняла Долли и протянула Кевину.

– Хочешь подержать?

– Нет, – он отпрянул.

– Просто погладь ее по голове, чтобы поздороваться.

Кевин осторожно протянул руку к щенку, но быстро убрал ее, как только собачка рванулась к нему.

– Все в порядке, – заверила его Одри. – Она не причинит тебе боль, ей просто нравится все облизывать. Она так проявляет свое дружелюбие.

Но Кевин продолжал держать дистанцию, с тревогой глядя на щенка.

– Где ты ее взяла? – спросил он.

– В зоомагазине, – ответила Одри. – Она сидела в витрине в специальном ящике, и я решила, что она восхитительная.

– Тебе пришлось за нее заплатить?

– Да, и немалую сумму. Но она такая милая.

– Больше одного евро?

– Да, намного больше.

У сорокалетнего Кевина было красивое гладкое лицо и разум маленького ребенка. Он уже жил в соседнем доме со своей матерью Полиной, когда три года назад Одри купила свой дом. Кевин редко улыбался, но иногда разражался коротким смехом, который умолкал так же внезапно, как и начинался.

– Ее зовут Долли, – сказала ему Одри, – в честь ассорти «Смеси Долли», потому что она помесь двух разных собак.

– Это как?

– Ее папа был псом одной породы, а ее мама – другой породы, – объяснила Одри. – Поэтому моя собака – это помесь двух разных пород.

– Я не люблю «Смеси Долли», – отозвался Кевин, по-прежнему не спуская глаз со щенка. – Только разве желейные. Батончики «Марс» мне больше нравятся.

– Мне тоже. – Одри отпустила Долли, и та принялась бегать по саду.

– Куда она теперь побежала? – спросил Кевин.

– Просто решила пробежаться. В ней слишком много энергии. Посмотри, как быстро она умеет бегать.

– Она топчет цветы, – неодобрительно заметил Кевин.

Одри вздохнула:

– Ну да.

Каждое утро Кевин и его мать отправлялись в местный магазин за свежей газетой и за всем тем, что им было нужно. Полина всегда держала сына за руку. Дважды в неделю за Кевином заезжал микроавтобус и отвозил его в центр при местной больнице, где он общался с такими же, как он, жителями Кэррикбоуна.

– Одри, вот ты где! – Из дома вышла Полина с чем-то завернутым в желтую бумагу. – Мы привезли тебе маленький подарок из Корка, правда, милый?

Она передала его Кевину.

– Почему бы тебе не отдать это Одри?

Он торжественно протянул ей сверток поверх живой изгороди.

– Что вы, не стоило.

Одри развернула бумагу. Внутри оказалась голубая пластиковая кружка с ее именем, написанным яркими веселыми буквами.

– На ней написано «Одри», – сказал Кевин. – Я видел.

– Какой замечательный подарок, – улыбнулась ему Одри. – Большое спасибо тебе, Кевин.

– И у тебя теперь есть маленькая собачка, – сказала Полина. – Ну какая же она… – соседка замолчала, улыбка сошла с ее лица. – Ах, Одри, что случилось с твоими прекрасными георгинами?

– Угадайте, – Одри сурово посмотрела на Долли.

– О нет! Вот ужас… Тебе следует отучить щенка так себя вести. Посмотри, Кевин, собачка выкопала все прекрасные цветы Одри.

– И она пыталась меня укусить, – добавил он.

– Нет, милый, я так не думаю, – Полина обменялась взглядами с Одри. – Я уверена, что щенок просто хотел с тобой подружиться.

Отец Кевина ушел из семьи, как только стало ясно, что сын останется умственно неполноценным. Он жил в пятидесяти милях от них с новой семьей, и Кевин не видел его более тридцати лет.

Полина работала всю свою жизнь: убирала в домах, сидела с детьми, ухаживала за садами, стирала и гладила чужое белье. Когда в восемнадцать лет Кевин окончил специальную школу, Полина больше не могла работать вне дома. Но два года спустя ей предложили место экономки в доме недавно овдовевшего мужчины, оставшегося с двумя маленькими детьми на руках.

Как только они договорились о том, что Кевин сможет сопровождать ее на работу каждый день, Полина согласилась и проработала в этом доме десять лет. Потом дети выросли, и они больше не нуждались в Полине. Девочка, которой было сейчас чуть за двадцать, регулярно навещала бывшую экономку. С Одри они просто здоровались при встрече.

– Ты уже начала преподавать на вечерних курсах? – спросила Полина. – И как? Дело пошло?

Одри коротко рассказала ей о прошедшем уроке, оставив за скобками истерику модели, которая едва не бросила работу, не начав ее.

– Ученики кажутся довольно приятными людьми, – сказала она. – Четыре женщины и двое мужчин.

– Двое мужчин, – повторила Полина. – Как мило! Они свободны?

Одри рассмеялась:

– Вы хуже моей мамы. Один из них очень хорош собой, но слишком молод. Другой… очень молчаливый.

«Вы уже занимались этим?» – спросила его Одри, и он ответил, что нет, с этим своим мягким певучим выговором. Его рисунки были сырыми, но в них была очаровательная наивность, которая привлекла Одри. Он ничем не показал, что ему понравились занятия, и куда-то уходил во время перерыва. Насколько могла заметить Одри, он ни с кем не разговаривал. Возможно, на следующем занятии он откроется чуть больше.

Когда Полина и Кевин ушли, чтобы закончить распаковывать вещи, Одри вымыла садовые инструменты под краном на улице и отнесла их в сарай. На кухне она включила духовку, достала из морозилки низкокалорийную пиццу и упаковку чипсов печной сушки. Одри переложила пиццу на противень и добавила большую порцию чипсов. Она была не в восторге от этих чипсов, слишком уж они были сухие, их нужно было приправлять уксусом и кетчупом. Но они были очень удобными.

В тот момент, когда Одри закрывала дверцу духовки, из сада вернулась Долли. Хозяйка посмотрела на нее.

– И что мне с тобой делать? Когда ты перестанешь уничтожать мой сад, не говоря уже о доме? Не осталось ни одной вещи, которую бы ты не изгрызла.

Ей следовало догадаться, что от хозяина зоомагазина толку не будет. О чем она только думала, когда обратилась к нему за помощью? И, разумеется, она выбрала самый неподходящий момент, чтобы зайти. Хотя это ни в коей мере не извиняло его грубость.

Одри опешила, когда увидела молодую женщину, явно попрошайку, выскочившую из магазина в слезах. За ней еле успевал бледный маленький мальчик. Она услышала, как попрошайка обозвала мужчину, и хотя сама Одри таких слов никогда не употребляла, ей легко было поверить, что он сам спровоцировал эту женщину.

– Попробуем обратиться к ветеринару в субботу, – обратилась она к Долли. – Надеюсь, он нам с тобой поможет. Тебе придется идти пешком. Это далеко, но переноски у меня нет.

В супермаркетах переноски не продавались, но будь она проклята, если еще хоть раз переступит порог этого зоомагазина.

Долли сунула голову в корзину с дровами и свалила два полена на пол. Собачка посмотрела на Одри и весело тявкнула.

Одри грустно улыбнулась.

– Вот в этом-то и проблема, – она положила поленья на место, – ты такая очаровательная!

* * *

– Ты шутишь.

Джеки подхватила ложечкой пенку на своем капучино и покачала головой.

– Богом клянусь.

– Ты разделась? Все сняла?

– До последней нитки. Я была совсем голая. Совсем.

– Иисусе, – ахнула ее подруга и подула на свой чай. – И тебе не было страшно?

– Поначалу очень страшно. Я думала, меня стошнит. Но как только я поняла, что их это не возбуждает, – Джеки хихикнула, – я типа расслабилась.

– Иисусе, – повторила подруга. – Я бы умерла.

– Ну что ты, это так здорово, – Джеки водила ложечкой по краю чашки, собирая больше пены. – Это же искусство. В этом нет ничего непристойного.

– Я знаю, но все-таки.

– И ни словечком ни с кем нельзя перемолвиться, вот так. Прикинь, что будет, если мои родители об этом узнают!

– Я понимаю, не беспокойся.

– И… – Джеки облизала ложку, – есть еще кое-что.

– Что?

– Там есть один парень.

Лицо подруги вспыхнуло радостью.

– Ничего такого, – быстро добавила Джеки. – Просто… он выглядит таким милым.

– И он видел тебя голой.

Она хихикнула:

– Это совсем некстати…

Джеки вдруг замолчала, ее глаза расширились.

– Не может быть!

Ее подруга повернулась и проследила за взглядом Джеки.

– Что? В чем дело?

– Он только что прошел мимо, – сказала та. – Как раз когда я о нем говорила.

Он куда-то шел в темной рубашке и серых брюках. Накануне вечером на нем были джинсы и белая футболка, на спинке стула висела темно-синяя куртка.

Но это точно был он, Джеки не сомневалась.

– Иди за ним, – подтолкнула ее подруга. – Иди, обгони его и поздоровайся.

– Нет уж, – не могла Джеки этого сделать, ведь она сидела перед ним голая. И он смотрел на ее груди и бедра, и на все остальное. – Нет, пусть себе идет.

Но впереди еще пять занятий. Кто знает, что может произойти?

* * *

Мег сняла жакет.

– Что ты приготовил?

– Попробовал кое-что новенькое, – Генри кивком указал на мелкое печенье, остывавшее на решетке. – Я назову его «Имбирная мягкость».

Мег взяла одно печенье и надкусила.

– Печенье хрустящее, а не мягкое. Руби уснула?

Генри открыл воду и закатал рукава.

– Уснула. А как твоя прогулка?

– Отлично. – Мег смотрела, как муж наливает в воду средство для мытья посуды. – Кстати, Фиона беременна.

– В самом деле?

– Если с ней встретишься, ничего не говори. И если увидишь Деса, тоже молчи. Она ему еще не сказала.

Генри удивленно посмотрел на жену.

– Фиона сказала тебе первой?

Мег пожала плечами:

– Она всего лишь хочет выбрать удачный момент.

– Мамочка!

Мег обернулась. На пороге стояла дочка и терла глаза.

– Дорогая, что ты здесь делаешь? Тебе давно пора спать.

Она укоризненно посмотрела на Генри, тот ответил ей невинным взглядом.

– Папочка так и не принес мне попить, – ответила Руби и зевнула.

– Упс! Прости, пожалуйста, – Генри вынул из воды противни и поставил их в сушилку.

Мег подошла к холодильнику и вынула пакет яблочного сока.

– Папочка был очень занят, – сказал Генри. Ответа не последовало, так как Мег наливала сок в пластиковую чашку.

– Можно мне печенье? – спросила Руби.

Мег взяла одну штуку с решетки.

– Быстренько съешь его, а потом нам надо будет еще раз почистить зубы.

– Мы с папочкой их не чистили, – сообщила Руби, откусывая от печенья.

– Идем, малышка, уже очень поздно.

Мег даже не посмотрела на Генри, когда уводила дочку с кухни.

Они познакомились в баре в Голуэе. Мег было двадцать лет, она целый месяц путешествовала с подругой Шевон по западной части Ирландии перед последним курсом колледжа, готовившего учителей. Генри весь вечер болтал с Шевон и обратил внимание на Мег, только когда ее подруга отлучилась в дамскую комнату.

Мег решила, что он самодовольный тип, потому что Генри говорил только о своих планах открыть ресторан. Он прочел ей целую лекцию о том, почему нужно покупать и есть только органические продукты. Генри был на три года старше, но его напыщенность подошла бы человеку в два раза старше.

Их следующая встреча произошла два года спустя в Эннисе. Он стоял за прилавком в киоске на рынке и продавал чатни, джемы и соусы к пасте. Мег его не узнала, а он ее вспомнил, чем немало ее удивил. Генри познакомил ее со своей сестрой Энн, тоже стоявшей за прилавком, и рассказал, что не открыл ресторан, а занялся производством еды.

– А еще я пишу книгу, – сообщил он. – Это кулинарная книга с простыми рецептами блюд, с которыми справится любой. Не больше пяти ингредиентов для каждого блюда.

– Полагаю, все ингредиенты исключительно органические, – не удержалась Мег. Во время их предыдущей встречи она не обратила внимания на его карие глаза, точно такие же, как у его сестры. Оливковая рубашка отлично подходила к цвету его лица. На этот раз он не показался Мег таким уж плохим.

Позже они вместе выпили кофе, потом еще пару раз поужинали. Когда Мег уезжала из Энниса, чтобы вернуться в Дублин, где она работала учительницей, Генри записал номер ее телефона. Она уже поняла, что хочет увидеть его снова.

Они поженились три года спустя в день ее двадцатипятилетия, через год после того, как Мег переехала в Кэррикбоун, расположенный между Лимериком и Голуэем, и получила место в местной начальной школе. Генри писал третью кулинарную книгу, и киоск на рынке давно остался в прошлом.

Он был одного роста с Мег. Кожа цвета сливок и темные глаза его бабушки по отцовской линии, которая была гречанкой. За последний год волосы Генри отступили на висках, в них появилась седина. Он всегда был склонен к некоторой полноте, тем более что и спортом он не занимался.

Когда Мег вернулась в кухню, он убрал последнее печенье в контейнер «Тапервер» и повернулся к ней:

– Прости, пожалуйста. Я следил за временем – печенье было в духовке.

Мег открыла холодильник и снова достала яблочный сок.

– Ты бы мог помочь ей почистить зубы.

– Знаю. Прости.

Она налила сок в стакан и выпила.

– Энн говорила тебе о чеке, когда ты звонил ей вчера?

Генри убрал контейнер в шкафчик и взял кружку.

– Не-а.

Мег прислонилась к холодильнику, наблюдая, как Генри наливает в кружку воду из кувшина-фильтра.

– Дело в том, что она получила чек в пятницу.

Генри никак не отреагировал, тогда она добавила:

– От Тома.

– Угу.

Он прислонился к мойке, поднес кружку к губам.

– Ты знал, – сообразила Мег. – Он сказал тебе.

Она ждала, пока он пил.

– Том что-то такое действительно говорил.

Молчание. Мег отвернулась и принялась намазывать арахисовым маслом сэндвич, который Руби возьмет с собой на ленч. Генри сполоснул кружку и поставил ее на сушилку.

Он подошел к Мег сзади и обнял ее за талию.

– Давай не будем ссориться, милая, – Генри положил подбородок ей на плечо и прижался губами к щеке. – Я не люблю с тобой ссориться.

Мег разрезала сэндвич на четыре маленьких треугольника и уложила их в ланчбокс Руби.

– А кто ссорится?

– ОК, – Генри отпустил Мег и отодвинулся от нее. – Что у нас по телику?

– Понятия не имею.

Оставшись одна, Мег оперлась на стол и сделала глубокий вдох. Она просто устала, вот и все. Начать собственный бизнес это не шутки, особенно такой, в котором участвуют десять требовательных малышей. То, что Энн теперь не могла ей ничем помочь, ситуацию не облегчало. Но Мег не следовало сердиться на Генри: он просто верен своему другу. Ей придется перешагнуть через это и научиться принимать то, что случилось.

А мужу сейчас нужна ее поддержка. Серию его кулинарных книг только что купили для сериала на ТВ, и скоро должны были начаться съемки. Вот только почему-то последнее время Генри начал действовать Мег на нервы, немного раздражать ее. И что с этим делать, она не представляла.

Мег поставила ланчбокс в холодильник и вышла из кухни.

* * *

Автомеханик достал из бумажника деловую визитку Айрин и принялся ее рассматривать. Персональный тренер, прочитал он. Все уровни подготовки, от начального до продвинутого. Индивидуальные программы фитнеса для тонуса и силы. Внизу – номер мобильного телефона и адрес электронной почты.

Он легко мог представить ее в трико или, может быть, в тренировочных штанах и футболке. В гимнастическом зале никаких высоких каблуков, только кроссовки. Но и в таком наряде она наверняка смотрится неплохо.

Тостер со щелчком выбросил поджаренный хлеб. Мужчина убрал визитную карточку обратно и густо намазал еще теплые куски джемом из крыжовника. Вскипела вода в чайнике, и он залил кипятком чайный пакетик в кружке, добавил две ложки сахара и щедрую порцию молока. Используя доску для хлеба как поднос, он отнес свой ужин в гостиную и нажал кнопку «play» на пульте DVD. Кадр из «Безумцев» снова ожил, действие двинулось дальше.

Он съел тост, наблюдая за персонажами на экране, и задумался, не позвонить ли по телефону с маленькой белой карточки и не записаться ли на пробное бесплатное занятие с персональным тренером. Где-то у него валялись тренировочные штаны, они вполне сгодятся, если только он не испачкал их краской и жена их не выбросила. Кроссовки у него не первой молодости, но не покупать же новую пару ради одного занятия в тренажерном зале.

Он взял кружку и выпил горячий сладкий чай с молоком. Некоторое количество спорта ему бы не повредило. Во вторник он задержался допоздна, заканчивая работу с ее машиной. Она дала ему визитку в знак благодарности вместе с пятьюдесятью евро. Она наверняка богатая.

Он услышал, как жена поворачивает ключ в двери, и убрал ноги с кофейного столика.

Вторая неделя:
28 сентября – 4 октября

Намеренное бегство, продолжающаяся борьба, необычная вспышка, важное сообщение и импульсивное решение

Пятница

Мег оглядела окружавший ее хаос. Перевернутая корзина для кубиков валялась в углу, а они сами разлетелись по всей комнате. Листы бумаги покрывали длинный низкий стол, и в некоторых местах рисунки переползали с них на поверхность стола.

Короткие толстые карандаши уже не лежали в пластмассовых коробках, а смешались с фрагментами мозаики и крошками от крекеров. Мягкие игрушки перекочевали со стеллажа в разные уголки комнаты, всюду лежали открытые книжки. На дальней стене под окном кто-то нарисовал человечка.

Мег вздохнула.

– Судя по всему, придется нам с тобой заняться уборкой, малышка, – сказала она маленькой кудрявой девочке, стоявшей перед ней. – Соберешь для меня части мозаики?

– А где Пилар? – с тревогой спросила девочка, вцепившись в одноглазого желтого медведя, которого дочка Мег выбросила много месяцев назад.

– Я уверена, что она вот-вот…

Дверь распахнулась, и в комнату вошла хорошенькая пухлая блондинка. Ее лицо пылало.

– Простите, простите, – выпалила она, задыхаясь и прижимая руку к груди. – Я мыть пол, я забыть время…

– Пилар! – Эмили бросилась к ней. Женщина со смехом подхватила ее на руки и прижала к себе.

Мег принялась собирать кубики в корзину. Пилар, не спуская Эмили с рук, сняла курточку девочки с крючка.

– Хороших вам выходных, увидимся в понедельник, – сказала им Мег.

Странно, она ни разу не видела мать Эмили. В конце июня, когда Мег разместила в местной газете объявление о том, что открывает детский сад, девочку привел отец, Мартин. Тогда Мег только записала Эмили в группу. Но и в первое утро Эмили пришла с Мартином и цеплялась за его пиджак долгие пять минут, пока Мег не уговорила ее отпустить отца, соблазнив возможностью порисовать руками.

Все неделю Эмили приводил в сад Мартин, а потом появилась Пилар. По обрывкам разговора Мег поняла, что она помощница по хозяйству, приехала из Литвы и живет в Ирландии два года. Английский Пилар был очень слабым, но это не помешало ей подружиться с Эмили. Очень трогательно было видеть, насколько эти двое привязаны друг к другу.

Когда в комнате восстановилось некое подобие порядка, Мег заперла дверь и ушла на кухню. Там она нарезала хлеб, помидоры, мелко нашинковала лук-шалот и натерла сыр. Приготовив себе сэндвич, она сбросила туфли, включила радио и уселась на стул у стола, вытянув босые ноги.

Слава богу, впереди выходные. Интересно, сколько еще пройдет времени, прежде чем она перестанет чувствовать такую дикую усталость в конце недели. Ей нужна помощница, еще одна пара рук, но кто станет работать за те крохи, которые может предложить Мег?

Детский сад почти не приносил ей прибыли, ее доход существенно снизился по сравнению с теми временами, когда она работала учительницей. Когда Мег думала о том, сколько усилий она вкладывает в свое дело, сколько энергии тратит на то, чтобы все было правильно, ей казалось, что она вообще не получает никаких денег.

Разумеется, кулинарные книги Генри приносили хороший доход. Он получал щедрые чеки от издателей, но у них не было гарантии, что это надолго, поэтому им приходилось откладывать все, что они только могли. Будущая экранизация на ТВ могла бы помочь, но опять-таки кто знает, сколько времени это продлится? Сериал может провалиться и сойти с экранов после первого же сезона. Нет, сейчас Мег никак не могла позволить себе нанять помощницу.

Слегка шевеля пальцами босых ног под столом, Мег наслаждалась блаженными моментами тишины и покоя. Никто не просится посидеть у нее на коленях, никто не плачет, потому что у него отняли карандаш, лист бумаги, плюшевого мишку. Никто не проливает молоко, никому не надо завязать шнурки, или высморкать нос, или вытереть что-нибудь еще.

Радио выключено, слышно только тиканье часов на стене и иногда птичья трель из сада. Идеальный покой. Этот драгоценный перерыв в пятьдесят минут перед тем, как Мег отправится забирать Руби из школы, быстро стал ее любимым временем дня.

Но несмотря на все трудности, связанные с тем, что ей приходилось всем заниматься самой, их перевешивал один плюс: она сама себе начальница. Каждое утро Мег испытывала радость от этой мысли. Ей до сих пор не верилось в то, что она отказалась от безопасной работы учительницы, а небеса не рухнули на землю.

В тишине громко зазвонил ее мобильный, напугав Мег. Она взяла аппарат и увидела на экране имя Генри.

– Привет! Как все прошло?

Генри встречался со своим агентом, чтобы обсудить идею новой книги.

– Отлично. Подробности при встрече. Чем занимаешься?

– Ем. Скоро поеду за Руби.

Мег взяла кусочек сыра с тарелки и поднесла ко рту. Генри прекрасно знал, что она делает: они вместе съедали ленч именно в это время дня.

– Может быть, сходим куда-нибудь завтра вечером? – спросил Генри. – Как насчет кино?

Мег обдумала его предложение. С того момента, как она открыла детский сад, они ни разу никуда не выходили вместе. Прошло уже почти два месяца. Сначала Мег была занята тем, чтобы наладить работу садика, а потом еще эти проблемы у Энн. Их единственным развлечением стал ужин с Томом и его новой женщиной. Мег подумала, что стоило бы сделать над собой усилие, но идея одеваться и краситься не показалась ей привлекательной.

– У нас нет приходящей няни, – напомнила она мужу. – Энн все еще сама не своя. Нечестно будет просить ее.

– Мы можем попросить Кэролайн.

Семнадцатилетняя Кэролайн жила через три дома от них и сидела с Руби в те редкие дни в прошлом, когда Энн была занята.

– Я бы предпочла провести вечер дома, – сказала Мег. – Почему бы не взять новый DVD-диск? Или тебе это не подходит?

После долгой паузы Генри наконец ответил:

– Ладно. Я просто предложил.

– Можешь выбрать фильм по своему вкусу. Мне все равно.

– ОК.

Закончив разговор, Мег доела сэндвич, чувствуя себя так, словно из нее выпустили воздух. Нет такого закона, который бы предписывал выходить «в свет» вечером в субботу. Многие люди остаются дома. Генри следовало бы понять, что она устала, и не предлагать ей никаких развлечений, чтобы она не чувствовала себя виноватой, сказав «нет». Да и потом, сейчас в кинотеатрах не шло ничего такого, что ей особенно хотелось бы посмотреть.

Мег отнесла тарелку в раковину, посмотрела на часы и сообразила, что едва успеет доехать до школы Руби. Она сунула ноги в туфли и вышла из комнаты.

* * *

– Можно мне пойти к Оуэну домой поиграть?

Джеймс посмотрел на дочку поверх не слишком хорошего чизбургера.

– Посмотрим. Ты будешь есть эти чипсы или только поиграешь с ними?

Ему все-таки нужно наконец встретиться с этим знаменитым Оуэном. Когда он завозил Чарли в школу по дороге на работу, она всегда оказывалась первой в классе. После занятий ее забирал из школы кто-нибудь из сотрудников ближайшего детского центра «Плутишки», где она и оставалась до пяти часов, когда ее забирал Джеймс.

Чарли откусила кусочек тоненького чипса.

– Он живет с бабушкой и дедушкой.

– Кто?

– Оуэн.

– О!

– А его папочка на небесах.

– А! – Джеймс снял верхнюю часть булочки с гамбургера и понюхал ярко-оранжевый кусочек сыра. Он ничем не пах. – Полагаю, у него есть мама.

– Ага, она привозит его в школу каждое утро.

Девочка никогда раньше не говорила о Френсис, вообще не упоминала ее. Джеймс помнил ее бесконечные вопросы сразу после того, как это случилось. Где мамочка? Почему она не приходит? Куда она ушла? Почему она так долго? Он не знал, что отвечать, ему хотелось быть честным с Чарли. Но как он мог быть честным, если никто не знал правды, если все они пребывали в такой же неизвестности, как и четырехлетняя малышка.

Он попытался вспомнить, когда вопросы наконец прекратились, когда она перестала пытаться получить ответы. Джеймс гадал, помнила ли Чарли лицо матери, ее голос, ее запах. Наверное, два года в жизни шестилетнего ребенка – это достаточно долгий срок, чтобы стерлись многие воспоминания.

– У мамы Оуэна фиолетовые сапоги.

Джеймс улыбнулся.

– В самом деле? Может быть, она колдунья?

Чарли посмотрела на него с жалостью.

– Она не колдунья, она работает в магазине.

– Они продают магические заклинания?

– Папочка!

Оглядев кафе, Джеймс поймал взгляд мужчины, который вытирал угол стола, и кивнул ему. Мужчина кивнул в ответ, коротко улыбнулся, но Джеймс не был уверен, что тот его узнал.

– Ты его знаешь? – спросила Чарли.

– Да, – сказал Джеймс. – Мы вместе ходим на уроки рисования.

Чарли внимательно осмотрела Зарека.

– Он твой друг?

– Да. Он очень хорошо рисует.

Джеймс был удивлен тем, насколько ему понравилось занятие. Не то чтобы он создал хотя бы один достойный набросок, его усилия оказались смехотворными. Чертежи – да, это его, ничего другого с округлостями, впадинами и складками он рисовать не умел. Но преподавательница изо всех сил старалась ободрить его. Кажется, она что-то говорила об энергии в его рисунках. Джеймс подозревал, что именно это говорят людям, если не могут сказать ничего позитивного.

Но чистый запах бумаги, легкие звуки карандаша, касающегося бумаги, поскрипывание угля, успокаивающее ощущение ластика-клячки, мирная атмосфера в аудитории, когда все работали, все это Джеймс нашел удивительно успокаивающим. Честно говоря, когда преподавательница объявила перерыв, он даже не поверил, что первый час уже прошел.

Джеймс вышел, сел в машину и позвонил Юнис. Та отрапортовала, что Чарли спит после трех прочитанных историй. Он просидел в машине весь перерыв, потом вернулся.

Он не мог с ними разговаривать, пока не мог. Он исподтишка оглядел комнату и заметил отличные рисунки поляка, сидевшего справа от него. Заметил он и то, как нервничала модель. Это невозможно было не заметить: она выглядела так, словно ее вот-вот вырвет.

Но пока он мог только быть в компании людей, которые ничего от него не требовали. За прошедшие два года это был первый шаг, который он сделал навстречу социуму. Хотя Джеймс признавал, что давно пора снова стать частью общества, пусть даже только ради Чарли, но делал он это с неохотой.

Теперь Джеймс уже радовался, что не записался на курсы французского. На занятиях ему пришлось бы разговаривать с другими учениками, выполнять устные упражнения. Время от времени он бы оказывался в центре внимания, а здесь он мог работать сам по себе без необходимости открывать рот в течение двух часов.

Остальные, должно быть, подумали, что он необщительный тип, но это его вообще не беспокоило. За последние два года Джеймс привык не обращать внимания на мнение окружающих. Когда анонимные «доброжелатели» присылали ему письма, полные ненависти; когда разговоры в магазине стихали, стоило ему только войти; когда люди, которых он знал всю жизнь, переходили на другую сторону улицы, только бы не встретиться с ним, Джеймс быстро научился игнорировать все это. Теперь он осознавал, насколько очерствел от этого.

– Я закончила, – объявила Чарли, заталкивая три куриных наггетса под свою салфетку.

– Я все видел.

– Что? – Она улыбалась, ничуть не смутившись. Он был слишком мягок с ней. – Что, папочка?

– Заверни их, и мы возьмем их домой для Монстра.

Монстром звали черного кота Юнис и Джерри. Он регулярно совершал набеги на соседские сады, с одинаковой быстротой уничтожая птиц и мышей. Может быть, несколько кусочков обжаренной курицы заставят его ненадолго отказаться от охоты.

– Когда я смогу пойти домой к Оуэну? – снова спросила Чарли, заворачивая наггетсы в неуклюжий сверток. Джеймс понял, что эту тему она не оставит.

– Как только я познакомлюсь с его мамой, – ответил он.

Никакой надежды на это при сложившихся обстоятельствах, но пусть девочка пока порадуется. Встреча с другими родителями предполагала разговоры с ними, которых он так успешно избегал на занятиях по рисованию. Надо дать себе еще время.

– Идем. – Джеймс встал. – Давай мне твой рюкзак.

Он огляделся, поймал взгляд Зарека и снова кивнул. Зарек приветственно поднял руку и повернулся к хихикающим девочкам-подросткам в школьной форме, стоявшим у стойки.