Текст книги "Рассекреченное королевство. Испытание"

18

По окончании голосования, когда подготовка к реформам шла полным ходом, Теодор, несмотря на груду неотложных дел по переустройству государственных структур, спешно занялся поездкой на саммит. Проведение выборов он, не находя себе места от тревоги и волнения, словно мать, впервые отдающая новорожденного в чужие руки, перепоручил Совету дворян. Принимая во внимание, что письмо, полученное от находящегося в бегах преступника, – единственная улика против Поммерли, он спрятал его в кабинете и показал лишь Эмброзу, дабы тот пояснил, какие юридические последствия проистекают из подобных депеш.

Теодора я почти не видела: долгие летние дни он коротал над книгами, изучая уже отжившие свой век и еще действующие торговые договоры и пролегающие по морю судоходные пути, так как торговля и рыболовство стояли во главе угла нынешних переговоров. Объединенные Экваториальные Штаты, островное государство, обвиняли Западный Сераф и особенно Галатию в том, что в погоне за наживой они неправомерно облагают налогами торговые пути и порты. Восточный Сераф, не обладая собственными обширными водными путями, по которым безостановочно движутся торговые суда, стремился умерить аппетиты Галатии и Западного Серафа. Квайсет, на приполярные воды которого никто не претендовал, по всем прогнозам, собирался занять выжидательную позицию. От меня не ускользнуло, что Пеллию, а вместе с ней и Фен, островные государства, которые, несомненно, затрагивали соглашения по морской торговле, вообще не пригласили на саммит, сочтя их мнение по данному вопросу малозначащим.

Накануне отъезда мы с Теодором поужинали вдвоем. Ужин в саду прошел быстро и не особо весело – из-за жары есть почти не хотелось. Сумка Теодора трещала по швам от документов, писем и заботливо свернутых карт. Он вытащил одно письмо и вздохнул.

– От леди Крестмонт. Она сообщает, что из-за приступа подагры бедный старый лорд Крестмонт не сможет поехать с нами.

– Очень жаль. – Я мельком взглянула на буквы, выведенные дрожащим старческим почерком. – Надеюсь, он скоро поправится.

Теодор хрюкнул, и меня передернуло от возмущения – нельзя же быть таким бессердечным.

– Да ладно, не настолько уж я зачерствел, чтобы радоваться его подагре, – усмехнулся Теодор. – Но когда я виделся с ним два дня тому назад, он был здоров как бык. Сам собой напрашивается вопрос – а не хочет ли он уклониться от нашего путешествия? В Совете он и Поммерли – верные союзники.

Даже в этот жаркий до изнеможения летний вечер, клонившийся к закату, у меня мороз пробежал по коже.

– Ты думаешь, он остается, чтобы сеять раздор вместе с Поммерли? Или чтобы поменьше общаться с тобой?

– Может, из-за того или другого, а может, по совсем иным причинам. Ах, да какая разница! С нами будут адмирал, и леди Мерхевен, и Аннетт… С такой теплой компанией нам больше никто и не нужен, честно говоря.

– Но если они с Поммерли все-таки что-то затевают, или если другие дворяне…

– Пусть затевают что угодно: закон принят.

Я мусолила в руке корку хлеба. Закон, может, и принят, но те дворяне, которым он не по нраву, сделают все, чтобы осложнить его введение в законную силу. Я открыла было рот, желая спросить Теодора, действительно ли ему необходимо покинуть страну и не позволят ли ему остаться и еще немного присмотреть за новоявленным законом, но промолчала. Ответ был очевиден. Я впилась зубами в хлебную корку: жесткая, как сухарь, она мгновенно раскрошилась.

Пока Теодор набирался знаний по международной торговле, я шила летние платья и – непосильный труд – навсегда закрывала двери своего ателье. В подобной развязке – повесить табличку с жирной надписью «Закрыто», вынести вон ткани, разложенные на полках в глубине мастерской, – было нечто символическое, но подобной развязке я противилась всеми силами, все еще надеясь передать магазин Алисе.

На полках до сих пор светилась созданная музыкой Теодора чара на удачу, которой я оплела волокна дерева. Шелка, хлопок, шерсть, аккуратно разложенные по типам ткани и цвету, ждали, когда их погрузят на телегу и отвезут к дому Теодора – он согласился приютить их на время нашего отъезда. Я погладила изящный, ни с чем не сравнимый желтый шелк – когда-то я надеялась, что именно его какая-нибудь жгучая брюнетка выберет для своего бального платья. Я подхватила на руки рулон превосходной голубой шерсти, изготовленной в Фене, – когда-то я представляла, как пошью из нее дорожное платье для какой-нибудь девицы, кровь с молоком.

– Вы уже закончили? – послышался робкий голосок Эмми.

– Да… О нет, не входи. Здесь невероятная грязища.

Мой фартук был весь в саже. Я надела самое старое, самое простое платье из камвольной ткани и жалела только об одном, что для царящего тут беспорядка у меня не нашлось еще более старого и более постылого одеяния.

– Сегодня утром я получила пакет из банка, – запинаясь, произнесла Эмми. – В нем… в нем оказалось слишком много денег.

– Ничего подобного, – улыбнулась я. – Просто выходное пособие. Просто…

Просто это – обязательная по закону выплата, хотела заверить ее я, но мы обе знали, что это не так. Деньги мне дал Теодор. «Это меньшее, что я могу для тебя сделать», – сказал он, вручая мне сумму, достаточную, чтобы заплатить каждой моей помощнице годовую зарплату.

– Поблагодарите его за меня, – попросила Эмми, озираясь вокруг. – Как получилось, что ткани не пострадали? Судя по всему, здесь ничего не могло уцелеть.

– Удача, – честно ответила я.

– Даже для удачного бизнеса это – настоящая удача, – тряхнула головой Эмми и повернулась к выходу. – А вот и она!

В проеме двери показалась Алиса, и они с Эмми застряли на пороге.

– А ну выметайтесь-ка отсюда, обе, – скомандовала я.

– Я хотела поблагодарить вас… – начала Алиса.

– Выходное пособие не стоит благодарности.

– Не только за него. Вы дали мне прекрасную работу и чудесные возможности. За это стоит быть благодарной.

У меня перехватило горло – я ведь хотела дать ей намного, намного больше. Я подвела не одну лишь Алису, я подвела Эмми и Хеду и всех тех женщин, которых Алиса могла бы когда-нибудь нанять. Меня душили слезы.

– Алиса? – дернула ее за рукав Эмми.

– А, да. Я принесла имбирный пирог.

И она вытащила из корзинки комковатую слипшуюся массу.

– Один из тех кулинарных помоев, которыми снабжает тебя двоюродная сестра? – расхохоталась я.

– Разумеется, – откликнулась Алиса.

– Хеда не пожелала прийти, – добавила Эмми, – но она просила передать слова благодарности.

Я могла вообразить тысячу причин, по которым Хеда пренебрегла нашей стихийной прощальной встречей: например, что она только-только пришла в ателье и не успела к нему толком привязаться. Мысль, что Хеду отвратила от встречи «ведьма-политиканка», я гнала от себя прочь.

Мы присели на краешек тротуара, разломали пирог и молчали, пока грузчики складывали рулоны ткани на телегу.

– Погодите!

Я вздрогнула – в белом платье-сорочке, сверкающем, словно путеводная звезда, к нам спешила Виола.

– Ткани… подождите…

Она торопливо семенила, придерживая рукой шелковую, готовую слететь с ее головы куполообразную шляпку.

Алиса глядела на нее с непроницаемым выражением лица, Эмми же разинула от изумления рот. Знатные персоны иногда прогуливались по рабочим кварталам Галатии, но бегать по булыжной мостовой – такого они себе не позволяли.

– Вио… Леди Сноумонт, – поправилась я, оглянувшись на своих помощниц.

– Софи, не хотела говорить заранее, пока еще ничего не было решено. – Опершись рукой о рулоны, она жадно глотала воздух. – Теодор рассказал мне про ваши надежды на ателье, на Алису, про пожар, спутавший вам все карты. Я попросила лорда Черривейла, то есть Лорда Монет, вернуть мне давний должок, и если вы не передумали и желаете передать свое дело Алисе, то он подпишет новую лицензию.

– Вы очень добры, но мне негде расположиться…

– Ах, само собой негде, но я все уладила. Аренда уплачена за магазин на Хай-стрит. Он поменьше вашего, но…

– Хай-стрит? – обомлела Алиса. – Ведь это же…

Она захлопнула рот.

– Я позаботилась, чтобы арендная плата была не выше прежней. – Виола нахмурилась. – Я что-то сделала не так? Хай-стрит…

– Нет, нет, все так… Все превосходно. Хай-стрит – прекрасное место, лучше, чем здесь, о таком я могла только мечтать, – у меня стеснило в груди, я была ошеломлена. – Не знаю, как вас и благодарить. Я не смею принять такой дар, но…

– Если бы вы всю себя не отдавали реформам, ничего бы этого не случилось. А если ваш бизнес слегка не подтолкнуть, то благами этих реформ вы так и не воспользуетесь. – Виола взмахнула рукой. – Черривейл мне крупно задолжал. Я свела его сына, это прыщавое недоразумение, с единственной в мире женщиной, разделившей его страсть к орнитологии. Иначе семейство Черривейлов никогда бы в жизни не выпихнуло своего птенца из гнезда.

– Что ж… Спасибо вам.

Слова словами, но я летела вниз, в глубокую долговую пропасть, вырытую мне Виолой – мне нечем было с ней расплатиться.

– У меня ничего нет, – сказала я. – Я не смогу отблагодарить вас за вашу щедрость.

– Вы сможете помочь Аннетт, – прошептала она и неожиданно крепко схватила меня за руку. – В Западном Серафе, на саммите.

– Боюсь, это она будет мне помогать, – усмехнулась я. – Она знает, как себя вести среди всех этих вельмож.

Виола склонилась ко мне, глаза ее зловеще сверкнули.

– Они ждут, что она вернется домой с наметками брачного договора. Возможно, еще не с нотариально заверенным брачным договором, но с документом, сулящим исполнение их желания породниться с могущественными союзниками и жалкую участь для самой Аннетт. Ее матушка понимает: акции дочери падают – она уже не принцесса и не становится моложе, и стремится застолбить для Аннетт теплое местечко, урвать свой кусок пирога. Крестмонт и Мерхевен, оба знают, что Аннетт еще можно бросить на чашу весов за столом переговоров. И даже Теодор… – Она шумно выдохнула, ноздри ее затрепетали. – Он отмахнется от традиций и возложенных на него ожиданий, чтобы жениться на вас, и, не спорю, это политически выгодный брак, который внушит народную любовь к Теодору. Но он и пальцем не шевельнет, когда речь зайдет о выгодном браке, укрепляющем международное сотрудничество. Он не защитит Аннетт.

– Но как… Виола, я понятия не имею, что мне делать на этом саммите! Как я могу кому-нибудь помочь?

– Вам не о чем беспокоиться, Аннетт все возьмет на себя. Но если она обратится к вам, молю – сделайте, как она попросит.

Я медленно кивнула, хотя и понимала, что без подводных камней в этом деле не обойдется. Виола потратила деньги, возможно, оказала политическое давление, чтобы сделать одолжение человеку, в благосклонности которого не нуждалась. О чем бы ни попросила меня Аннетт, у меня останется свобода выбора. Но и в любом случае, даже не будучи должницей Виолы, я помогла бы ей: в конце концов эта любезность – слишком незначительная плата за новый волшебный магазин на Хай-стрит и обеспеченное будущее для Алисы, Эмми и Хеды. Я отломила кусок от своего пирога и протянула его Виоле. Отпустив мою руку, она приняла его. На телегу погрузили последний рулон ткани.

19

Облокотившись о фальшборт, мы с Аннетт стояли на палубе «Кречета», взявшего курс в открытое море, в направлении Западного Серафа, и смотрели, как исчезает вдали порт Галатии. Судно было небольшое: заморские сановники или галатинские вельможи даже не взглянули бы на него, однако адмирал Мерхевен лично выбрал его, восхваляя за «благородный корпус» и «стоячий такелаж». Что он имел в виду, осталось для меня загадкой. А вот скорость корабля, которую адмирал также превозносил, сразу дала о себе знать. Время поджимало: чтобы в срок добраться до Изилди, столицы Западного Серафа, нам только и оставалось, что надеяться на хваленые достоинства «Кречета», способного, по словам Мерхевена, «даже воды Срединного моря разрезать, как нож масло». Баллантайн, брат Теодора, а точнее лейтенант Вестланд, стоически сносил яркие метафоры Мерхевена, и я знала, что Теодор полностью полагается на своего брата, отдавая должное его пусть и молчаливому присутствию.

– Похоже, на корабле вы как дома, – сказала я Аннетт.

– Я избороздила моря вдоль и поперек, когда сопровождала отца. Но я всегда любила море. Взошел на корабль и – плыви куда угодно. – Она проказливо улыбнулась. – Думаю, если б я родилась мальчиком, то поступила бы в Королевский флот.

– Если бы вы родились мальчиком, то стали бы наследником престола, – откликнулась я и тотчас сморщилась, как от боли: Аннетт стала бы не наследником, а королем, а я своими необдуманными словами напомнила ей о погибшем отце, разбередив еще свежую, незажившую рану.

Добросердечная Аннетт притворилась, что ничего не слышала.

– Да будь я старшим сыном, первым наследником на трон, и то к моему желанию служить во флоте прислушались бы. А для девочек это – непозволительная роскошь. – Она взглянула вверх, на распущенные паруса. – Если они чуть-чуть развернут наш корабль и паруса поймают ветер, мы пойдем быстрее.

– Да вы прирожденный моряк, как я погляжу! – расхохоталась я.

– Бывало, я как привязанная ходила за матросами и наблюдала за их работой. Но все кончилось, когда меня застукала мама. Против наблюдений она не возражала, но от моряков я подхватывала до того соленые словечки, что мои гувернантки падали в обморок. – Она засмеялась, оглянулась и задумчиво пробормотала: – Город с моря такой красивый.

– Никогда раньше его с моря не видела, – сказала я. – Изнутри он напоминает ералаш. А отсюда он словно на холсте художника: все дома упорядочены и тщательно выписаны, слой за слоем.

– А Площадь фонтанов напоминает лабиринт. Иной раз взгляд издалека добавляет живописности там, где никакой живописности нет и в помине.

– И он такой чистый-чистый, – подхватила я. – Ни тебе конских куч с навозом, ни мрачных переулков. Даже скучные грубые камни кажутся отсюда дымчато-серыми в лучах палящего солнца.

– Должна признаться, я и в городе не особо часто видела навоз, – улыбнулась Аннетт.

– Я вмешиваюсь в беседу государственной важности? – прислонился к фальшборту внезапно возникший рядом Теодор.

– Да, чрезвычайной важности и совершенной секретности, – хихикнула Аннетт. – Мы слишком заняты, нам не до тебя.

– Даже не отвлечетесь, чтобы послушать мой краткий обзор программы мероприятий и маршрутов следования?

– Ни за что, – застонала Аннетт. – Неужели нельзя просто наслаждаться пейзажем и забыть на минуту, что целых две недели нам предстоит источать строго отмеренные улыбки и раздавать вымученные комплименты?

– Сегодня ты еще можешь просто наслаждаться плаванием, но завтра мы причалим в Хейвенспорт, где заберем жену адмирала Мерхевена, а также займемся рукомаханием и рукотрясением.

– А что это значит? – удивилась я. – Рукомахание и рукотрясение?

Я знала: во время нашего путешествия мы будем ненадолго, совсем на чуть-чуть, заходить в порты Галатии, убеждая наш народ, что даже по дороге в Сераф мы думаем о нем неустанно. А вот что предполагалось делать мне во время этих остановок, не знала.

– Для вас с Аннетт – именно то, что я и сказал. Так и вижу: в порту нас приветствует толпа зевак, желающих хотя бы мельком взглянуть на царственных особ. Я, понятное дело, их разочарую, но вы, две леди, сойдете с трапа, прошествуете к карете и пару раз улыбнетесь кому-нибудь из толпы.

– Парад шутов и акробатов. Превосходно, – Аннетт осклабилась в лицемерной улыбке.

Теодор кисло ухмыльнулся и не стал ей возражать.

– Карета доставит нас к дому Мерхевена, где у меня назначена краткая встреча с местными шишками. Кстати сказать, лорд Хейвенспорта – из семейства Поммерли. Так что встреча вряд ли будет плодотворной, так, пустая формальность.

– А мы будем попивать чай с их женами? – уточнила Аннетт, великолепно разбиравшаяся в придворных протоколах.

– Да. Прости, неужели сие для тебя непосильное бремя? Или ты условилась встретиться со своей парикмахершей?

– Я перенесу встречу, – в притворном отчаянии вздохнула Аннетт, будто тесные каюты малыша «Кречета» могли вместить в себя свиту из парикмахерш и маникюрш. – Затем возвращаемся на корабль и в полдень отплываем?

– Хорошая мысль. – Теодор дернул плечами. – Но если они пригласят нас на ланч, предлагаю не отказываться – о рагу из морепродуктов, что готовят в Хейвенспорте, ходят легенды.

– Хм, ланч… Я сегодня не завтракала, пойду поклянчу чего-нибудь.

Аннетт направилась в каюту, а в меня вселилась уверенность, что «клянчить» предстоит нашему стюарду.

– Пока все сносно, верно я понимаю? – Теодор придвинулся ко мне поближе.

– Ну, думаю, рукомахание стерплю. Улыбание, пожалуй, тоже, – скорчила я потешную гримасу.

– Ты уж постарайся, – затрясся Теодор от смеха.

Галатия осталась позади: скрылась из глаз южная оконечность города с величественными крепостными стенами, зато показалась северная – с отвесными скалами и раскинувшимися высоко над ними густыми лесами.

– Не верится, что Галатия в большинстве своем – непроходимые девственные леса, – сказал Теодор, указывая на вершины скал. – Живя в городе, быстро забываешь, что город – это далеко не вся Галатия… Надо не забыть об этом, сделать зарубку на будущее. – Он не отводил глаз от лесной чащи. – Вельможи юга, где развито земледелие, выражают некоторое недовольство.

– Они не хотят перемен, – криво улыбнулась я.

– Естественно, не хотят. Большинство провинциальных дворян голосовали против реформ.

– Правила едины для всех. – Я насмешливо повела плечами.

– И тебя не волнует, как они ответят? – воскликнул Теодор.

– Конечно, волнует. Уверена, нам придется нелегко, если они откажутся помочь и станут чинить нам препятствия. Но их игра проиграна. Пусть и с небольшим перевесом, но Билль прошел, и теперь он – закон. А закон есть закон, как ты неустанно повторяешь.

– Верно. В любом случае, пока мы будем заходить из порта в порт, южане займутся чисткой перышек. Мне кажется, сейчас они как ощипанные цыплята.

Я сморщила нос, только представив эту картину: дворяне, словно стая попугаев-переростков, бестолково мечутся – только перья летят.

– Оказывается, – произнесла я, – мне нравится плавать по морю. Жаль только, что все удовольствие от путешествия портят государственные дела.

– Ну, мы потом с тобой как-нибудь поплаваем забавы ради, – пообещал Теодор и равнодушно улыбнулся. Его улыбка красноречивее всяких слов подсказала мне, что это «забавы ради» вряд ли случится – если случится вообще – в ближайшее время. – Кстати, о государственных делах – я прихватил для тебя несколько книжек. Оставил их в нашей каюте. В книгах даны описания других стран, представители которых съедутся на саммит: тебе следует знать об их традициях, одежде и прочих культурных особенностях.

Я сдержанно улыбнулась: каким бы обременительным ни казалось подобное чтение, оно входит в обязанности тех, кто сопровождает принцев.

– Значит, у меня меньше недели, чтобы вызубрить обычаи Восточного и Западного Серафа, Квайсета и Объединенных Экваториальных Штатов, а также уяснить их культурные различия?

– Ну, зато про Пеллию и Фен ничего учить не надо.

– Да уж, они столь ничтожны, что их даже не потрудились пригласить. Или ты намекаешь, мне дозволяется уязвлять их?

– Уязвишь их как-нибудь в другой раз. Уверен, вскоре мы отправимся в Пеллию с дипломатическим визитом. Но не сейчас.

– Чудненько, – бодро усмехнулась я.

– Особое внимание удели портам и торговым путям, – наставлял меня Теодор. – Основной вопрос, из-за которого на саммите будут ломаться копья, – это Соглашение об Открытом море, предложенное Восточным Серафом. Разумеется, ты не будешь принимать участия в официальных дебатах, но эту проблему могут обсуждать и на светских раутах.

– Как по мне, так море вполне открыто. – Я окинула взором безбрежный простор.

– Видимость обманчива. На данный момент любая страна может заявить о своих правах на прибрежные воды и ввести особые правила пользования общими водными ресурсами: запретить судоходство, обложить налогом торговые суда, закрыть проход военным судам, даже если они совершают маневры в пятидесяти милях от суши. В этой связи Восточный Сераф чувствует себя несколько обделенным по сравнению с тем же Западным Серафом, так как располагается вдали от торговых путей и не может наложить лапу на мореходство.

– И по сравнению с нами, – добавила я. – Мы облагаем налогами иностранные торговые суда, заходящие в наши порты, так?

– Да. Умница. Соглашение об Открытом море положит конец любым притязаниям на морские воды. Ни одна страна, вне зависимости от того, как близко она расположена к морю, не сможет вводить никаких ограничений и никаких пошлин.

– В выигрыше окажется только Восточный Сераф. Такое предложение легко провалить, разве нет?

– Объединенные Экваториальные Штаты также не останутся внакладе. Они извлекают выгоду от налогов и портовых сборов, однако ведут столь обширную торговлю, что, платя дань в портах Галатии и Западного Серафа, теряют больше, чем выигрывают. И не стоит забывать о Квайсете, не успевшем ничего прибрать к рукам.

– Как интересно, – из вежливости улыбнулась я.

– Ну а потом, – Теодор хлопнул меня по плечу, словно офицер, отправляющий новобранца чистить нужник, – я тебя проэкзаменую.