Текст книги "Рассекреченное королевство. Власть"

7

Альбе я ничего о беседе с ткачами и встрече с литейщиками не рассказала. Всю следующую неделю мы бегали между плавильней и фабрикой. Ткачи закончили очередную партию шерсти – насыщенного красного цвета, которая пойдет на облицовку и манжеты. Она обошлась нам дороже простой серой, однако Альба согласилась с моими доводами: впечатление, что произведет на наши войска и врагов превосходная форма, стоит затрат.

Мы со спокойным удовлетворением смотрели, как из станка выходит последний рулон красной шерсти. Ткачи работу закончили, пушки уже на подходе, следующая остановка на пути в Галатию – верфи Пижмика. Всю дорогу до нашей гостиницы в центре Рильке Альба обсуждала только будущую сделку. Комнаты нам достались такие же «шикарные», как и все в Фене, то есть просторные и безыскусные, но симпатичные. Мебель, ее обивка и ковры – высшего качества, однако абсолютно лишенная ярких красок, так любимых галатинцами и серафцами. У меня в комнате была всего одна легкомысленная вещица: мозаичная звезда с перламутром, что висела над дверным проемом. Альба сказала, мол, это полузабытый религиозный обычай.

Я неуклюже плюхнулась на кровать и принялась разуваться. По просьбе Альбы мне дали фенианскую одежду: строгие юбки серого и голубого цвета, жакет со шнуровкой и тяжелые ботинки. Я их на дух не переносила. В Галатии мы привыкли носить яркие башмачки и легкие шелковые туфельки. После них фенианские высокие ботинки телячьей кожи с тугой шнуровкой казались неподъемными.

Я растеребила завязки, которые умудрились сбиться в узел, и наконец освободила ноги от жутких колодок. В сундуке у меня лежала пара красных шелковых туфелек – нелепая находка, которую я обнаружила в кладовой ордена Золотой Сферы. Они чудесным образом пришлись впору, и я забрала их себе. Скользнув в мягкую обувь, я с облегчением вздохнула.

Раздался громкий стук, но не успела я подойти к двери, как в комнату ворвалась Альба.

– Прекрасно, ты все еще одета! – воскликнула она и бросила взгляд на мои ноги: – Почти.

– Ужин готов?

– Попробуй угадать, что в меню.

С гостиничной кухни доносился густой рыбный аромат. Мне в жизни не приходилось есть столько вариаций рыбы – тушеная рыба, запеченная рыба, толстые куски рыбы, зажаренные до корочки, но все еще сырые внутри… Сегодня подавали золотистую пикшу, что поздним летом и осенью заплывала в воды Фена. Ее потушили в сливочном масле со специями.

– Фенианцы вообще хоть иногда едят мясо? – поинтересовалась я у дочери хозяина гостиницы, которая работала на кухне.

Девушка ответила на мой вопрос, и Альба, хихикая, перевела:

– К Cредизимью в наших водах появляется рубиновый окунь, он очень вкусный. А еще треска, серебристая сельдь и всевозможная макрель. Летом местные едят акул. Они нападают на детенышей тюленей.

– Ты уверена, что правильно перевела мой вопрос?

– Абсолютно, – фыркнула Альба, спрятав усмешку.

Спать после ужина еще не хотелось, да и солнце стояло высоко. Здесь летние ночи были короче, чем в Галатии, и окна гостиницы занавешивали плотными шторами, чтобы свет не мешал утомленным путникам. Однако фенианцы, похоже, наслаждались долгими днями – насколько фенианцы вообще способны чем-то наслаждаться. Из окна или бродя поздним вечером по скромному садику на заднем дворе, я видела, как местные жители отправляются на пикники, а то и рыбалку. Прачки и фабричные рабочие частенько садились в повозку и с грохотом уезжали по неровной дороге.

«Счастливые», – с легкой завистью думала я, глядя на хихикающих юношей и девушек с корзинами в руках, прогуливающихся в направлении центра города, совершенно непохожего ни на площадь Фонтанов, ни на общественные сады Галатии. Я вздохнула. Должно быть, сейчас, под конец лета, сады прекрасны. Розы окончательно расцвели, пламенеют циннии, распускаются пурпуром огненные дицентры. Даже разгар войны не остановит цветение.

«Если только сады не сожгут дотла, не сровняют с землей или не обольют артиллерийским огнем. Но если их разрушат, значит, город захвачен», – подумала я и сморгнула нечаянные слезы.

Я подавила панику, как привыкла поступать каждый день. Галатия далеко, за океаном. С равной вероятностью могли победить и реформаторы, и роялисты, а Кристос и Теодор – погибнуть или остаться в живых. «Ну уж нет, – решительно подумала я. – Они живы! Столицей и югом завладели наши! Надо держать себя в руках!»

Солнце все еще ласкало зелень в саду, но я уже измучилась. Задернула плотные шторы, сбросила обувь и платье и зарылась головой под подушку в надежде спрятаться от света, а также избавиться от мыслей, беспрестанно терзающих ум и не дающих заснуть.

Когда я снова проснулась, было еще темно и тихо.

– Просыпайся. – Чья-то рука попыталась стащить с меня теплую перину. Пробудился инстинкт самосохранения, и я схватила эту руку, выворачивая запястье. – Во имя Создателя, Софи, это же я, отпусти!

Я отпустила Альбу и откинула одеяло. От прохладного воздуха я сразу замерзла, даже зубы застучали.

– Что случилось?

– Не знаю. Нам в окна бросают камешки. Что-то вот-вот произойдет или уже произошло.

– Мы откроем окно?

– А есть другой выход? – фыркнула Альба и плотнее закуталась в шерстяную сорочку.

Я тоже спала в стеганой ночной рубашке – от влажной прохлады Фена не спасали даже перины и толстые одеяла. Прокравшись к окну, я приоткрыла ставни, всего лишь на щелочку.

Внизу посреди садика стоял человек, подбрасывая в руке камешек. Я прищурилась, разглядывая его в лунном свете, а затем открыла окно.

– Хайрд? – шепнула я.

– Дурные вести, поспешите.

– Иду…

– Стой! – прошипела Альба. – Кто это? А вдруг он хочет тебе навредить?

– Ты слишком осторожничаешь, – возразила я, набрасывая на плечи накидку. – Это ткач с фабрики. Я недавно познакомилась с ним и еще несколькими его товарищами.

– Товарищами! Единомышленниками?

– Да.

– Тогда и я пойду.

Как можно тише мы прокрались на цыпочках к выходу. От бодрящей ночной прохлады я дрожала даже под тяжелой шерстяной накидкой.

– Хайрд, это Альба, – быстро шепнула я. – Альба, познакомься с Хайрдом.

– Я слышал о благочестивой деве из Квайсета, – кивнул Хайрд, приветствуя Альбу. Я бы посмеялась над тем, как он ее назвал, но его взгляд был очень серьезным. – Вам грозит смертельная опасность, леди Софи.

– Что это значит? – спросила Альба. Она говорила четко и деловито, но за резкими словами скрывался страх.

– Среди рилькфенов ходят слухи – мол, вы сеете смуту.

– Может быть, но уверяю, ничего такого я не намеревалась делать, – принужденно улыбнулась я.

– Этого достаточно. Они знают, что не найдут подтверждения своим страхам. Богачам нужно, чтобы фабрики снова работали бесперебойно. Они не верят, что мы… Как у вас говорят? – нахмурился Хайрд. – Ах да – способны. Способны сами оказать сопротивление. Они думают, все из-за вас, хоть доказательств и нет. К тому же известно, что вы – чародейка.

Меня пробрал холод, несравнимый с ледяной фенианской ночью.

– И что же? – отрывисто осведомилась Альба.

– Они выдвинут обвинения. Уже завтра.

– Фальшивые обвинения, – возразила Альба.

Я плотно сжала губы, чтобы не дрожал подбородок.

– Если против Софи выступят рилькфены, это не будет иметь значения.

– Откуда вы узнали? – выдавила я.

– Шепнула служанка мастера Хендрика. Рилькфены собирались у него дома сегодня вечером. Она подавала вино, а гости не стеснялись в выражениях.

– Люди, которые помыкают другими, никогда не задумываются, нравится ли это последним, – пробормотала Альба. – Очень хорошо. Я вам верю. А теперь расходимся, пока никто ничего не заподозрил. Мы ведь не хотим, чтобы нас застукали болтающими по-приятельски с местным революционером?

Не успел Хайрд скрыться за углом, как Альба многозначительно покосилась в мою сторону и потащила обратно в гостиницу.

– Быстрей собирайся в дорогу. Обувайся, да не вздумай нацепить чертовы туфельки.

– Альба…

– Доверься мне, – прошептала она, а я едва разглядела выражение ее лица в тусклом свете лампы. – У меня появилась идея!

8

Я быстро оделась. Холод едва отапливаемой гостиницы уже не пугал – меня колотил внутренний озноб. К горлу подкатил ком, и зуб не попадал на зуб. Здесь, в Фене, обвинения в колдовстве – то есть в ведьмовстве, сотворении чар и ереси, – означали немедленное заключение под стражу и суровый судебный процесс.

Пусть для доказательства, что я чародейка, обвинителю пришлось бы самому использовать магию и, более того, признаться в этом, все равно обвинительный приговор непременно закончился бы казнью. Меня утопили бы в суровых водах Фена, сбросив со скалы. Представив, как над головой смыкаются белые пенные гребни и меня проглатывает ледяное море, я подскочила, мгновенно вытащила из сундука чистые чулки и шерстяную юбку и натянула все это в темноте, не задумываясь, сочетаются ли они друг с другом.

Когда я шнуровала жакет, вдевальная игла запуталась в распустившейся петле. И тогда я просто воткнула тупой инструмент в ткань, надеясь закончить позже.

– Куда мы отправляемся?

В тишине мой шепот казался слишком громким и пронзительным.

– Я знаю, кто может нам помочь. – Альба взвалила на плечо небольшой тюк и вручила мне простую льняную котомку. – Захвати сменную одежду.

Я в спешке побросала в котомку чистую смену белья, вниз сунула письма и блокнот, а поверх, зная, что Альба не станет тратить время на споры, положила туфельки. Састра-сет в ответ только сердито запыхтела.

Больше ничего в сундуке не имело ни для меня, ни для кого другого никакой ценности. Может быть, какая-нибудь везучая служанка пополнит скудный гардероб моими унылыми нарядами.

Напоследок я еще раз осмотрела комнату, дабы убедиться, что не оставила ничего компрометирующего: ни писем, ни записей по чародейству, ни журнала, где Альба вела подсчет зачарованной шерсти. Наконец набросила на дрожащие плечи короткий и теплый плащ и вышла следом за монахиней в ночь.

Мы улизнули через чахлый садик при гостиничной кухне, а потом зашагали вниз по узкому переулку, провонявшему вчерашней рыбой. Альба не произнесла ни слова. В холодном лунном свете выбоины в брусчатке были почти не видны, впопыхах я то и дело о них спотыкалась, а Альба придерживала меня под руку. Састра-сет удавалось каким-то образом преодолевать неровности, ни разу не запнувшись.

Переулок расширился, и мы вышли на дорогу, ведущую в бухту Рильке. На воде покачивались корабли, и холодные волны ласкали борта. Выходит, на одном из них мы найдем убежище…

– Альба, где…

– Чш-ш! – покачала головой Альба. Надо молчать. Молчать и довериться ей.

Вскоре стало понятно, почему: впереди показался ночной дозорный в теплом сером мундире, фуражке и с алебардой. Он нес караул на перекрестке двух главных улиц неподалеку от центрального причала. Строгие нравственные законы Фена запрещали его гражданам всю ночь разгуливать по тавернам, играть в азартные игры и даже находиться на улице после полуночи без особой необходимости. Ночной дозор обеспечивал соблюдение этих требований, а заодно присматривал за складом торговцев, что располагался подле верфей.

Страж резко развернулся на каблуках, хотя точно знал, что его никто не видит. Изо рта Альбы вырвалось белое облачко дыхания, безмолвно говоря: пока солдат шагает вдоль перекрестка, мы пойманы в ловушку.

Альба повернулась ко мне, вопросительно приподняв бровь. Я прикусила губу и попыталась успокоиться. Ясно, чего она хочет. Что же делать? Чары невидимости, о которых рассказывают народные предания, или сонная пыльца фей были мне неподвластны. Я вытянула из эфира эманации удачи, пропуская золотые нити между пальцами. Альба прищурилась. Зачарованный свет она различала не очень хорошо, так что я добавила в нити магию посильнее. Састра-сет заметила и кивнула.

Я выпустила чары на волю, оборачивая их вокруг нас, пропитывая удачей, заставляя ее проникнуть в нашу одежду.

– Ну вперед! – сказала Альба и зашагала по улице как ни в чем не бывало. Словно так и надо – посреди ночи в тиши фенианского городка. Я торопливо, хоть и не столь уверенно, пристроилась рядом.

Дозорный заметил, как мы приближаемся, но шума не поднял. Мне стало немного легче. Блеф Альбы и мои чары пока работали. Я крепко сжимала магические нити в кулаке, пряча его в складках юбки.

– Дратс-кинда?! – крикнул страж, когда мы подошли ближе.

Насколько я поняла, это означало «Стой» или «Кто идет». Предупреждение прозвучало строго, но не угрожающе. Лунный свет блеснул на лезвии алебарды…

Альба сказала что-то по-фениански, впрочем, для меня это прозвучало как неразборчивый квайсетский. Дозорный кивнул, покосился в мою сторону, и састра-сет затараторила вновь, отвлекая внимание на себя. Но он все равно не отводил от меня любопытного изучающего взгляда. Пеллианка в Фене это и правда странно! Если не больше…

Не отводя глаз, дозорный спросил что-то приглушенным тоном. Альба расплылась в улыбке, и я усилила чары. Удача и благополучие закружились вокруг нас золотистым кольцом. Но этого оказалось недостаточно. Я знала, что так и будет: стражник все еще демонстрировал бдительность.

Края золотистых нитей начали наливаться чернотой, что была темнее самой ночи. Злые чары. Я не призывала их, но не удивилась, словно пожаловал знакомый, но непрошеный гость. Я отбросила их назад, не давая слиться с бледным сиянием магии, а потом потянула, как будто пытаясь свернуть в клубок, но тьма сопротивлялась.

Наверное, именно чары не позволяли дозорному нас арестовать, и Альба все еще сохраняла спокойствие, терпеливо отвечая на его вопросы, но я чувствовала, что мои возможности почти на пределе.

Поколебавшись, я связала концы нитей узлом, оставив чары свободно пульсировать вокруг нас. Теперь я не могла их полностью контролировать, ведь в шерсть нашей одежды они проникли недостаточно глубоко, но мне было необходимо избавиться от проклятия, не дать тьме дотянуться к нам с Альбой.

Я попыталась отшвырнуть клубок темной магии подальше от монахини, но направила не в ту сторону, и он попал прямо в дозорного. Проклятье плюхнулось на него, словно варенье на тост, и просочилось в мундир, впитываясь в волокна шерсти.

Глаза стражника затуманились, поток вопросов иссяк. Альба удивленно уставилась на меня. Дозорный было заговорил, но его голос звучал нечетко, будто в рот ему попала добрая порция переваренной овсянки. Он сделал шаг к нам и споткнулся.

– Давай же, – велела я Альбе, – вперед.

Та побледнела, но, ничего не сказав, схватила меня за руку, и мы помчались к гавани. Между складов и ящиков, сложенных в шаткие кипы, мы пробрались к скромному домишке, больше похожему на сарайчик из потрепанных погодой досок. У двери была прибита табличка с фенианским именем и якорь.

– Что ты творишь, негодница! – прошипела Альба. – Теперь у них есть доказательства, что ты чародейка, больше того – что ты умеешь накладывать проклятия!

– Он чуть не арестовал нас, – возразила я. – К тому же я вовсе не хотела его проклинать.

– Не хотела?! – Она постучалась в хлипкую дверь. – И как долго он будет в таком состоянии?

– Я никогда не использовала эти чары на людях… – с трудом выдавила я.

– Тогда лучше предположим, что он уже пришел в себя. – Альба с отчаянием ударила ладошкой по створке. – Эрдвин! Эрдвин, вставай!

И дверь тут же открыл коротышка с заспанными глазами. Он прищурился, понял, что я не фенианка, и выругался на галатинском:

– Тысяча чертей! Чего вам… О, Альба! – просиял он. – Добрый вечер, голубушка. Не желаете ли выпить?

– Хватит уже, Эрдвин, пошевеливайся, – велела она, сдвинула его в сторону и затащила меня следом. – Мне нужна услуга.

9

Эрдвин Тайс был фенианским торговцем. Представился он «владельцем частного судна». Альба называла его «наемником». Корабль Тайса отправлялся в Галатию, и на нем нашлось для нас место.

– У меня контракт на железную руду, башмаки и всякую мелочовку. Все во благо великого дела Галатии! – заявил он, демонстрируя Альбе лицензию судоводителя.

– Какого именно дела?

– А есть разница?

– Для нас есть. Не во всех портах нам будут рады.

– Во благо реформаторов. Простого люда и их Принца-мятежника.

Я поморщилась. Прозвище Теодора мне не нравилось. Звучало так, словно он самозванец, а не приверженец закона. Альба, посмотрев на меня, покачала головой. Эрдвин не догадывался, кто я такая, и састра-сет предпочитала, чтобы так оставалось и впредь.

– Хорошо, – обронила она.

– Корабль отплывает завтра утром! – провозгласил Эрдвин, оттопырив мизинец и пригубив чай с капелькой фенианского виски. – Как я понимаю, вы поссорились с местными властями?

– Разве? – подмигнула Альба. Она попробовала чай и плеснула в чашку еще огненного виски. – Тебе не о чем беспокоиться.

Эрдвин рассмеялся, но смех перерос в кашель.

– Даже знать ничего не хочу. Лучше не говорите! Когда блюстители порядка подвесят меня за большие пальцы и примутся допрашивать, я смогу честно поклясться, что понятия не имел о вашем подпольном борделе или игорном клубе, или пятнадцати фунтах обдолбай-травы, которую вы контрабандой протащили из Штатов. Только, во имя Создателя, не рассказывайте, что вы и правда приторговываете запрещенной травкой!

– Никакой травки. – Альба снова пригубила чай. – Хм, а это лучше, чем твое обычное пойло.

– В последнее время прибыль была неплохой, – словно желая оправдаться, ответил Эрдвин.

– Война позволила тебе лучше зарабатывать? – Альба отставила чашку. – Полагаю, нам следует взойти на борт прямо нынешней ночью. Стража пока сюда не заходила, но, по некоторым причинам, им может взбрести в голову поразнюхать здесь…

– Неужели вы разозлили Ночной дозор? Во имя Создателя, Альба!

– Этого было никак не избежать…

– А ваша спутница не очень-то болтлива… – заметил Эрдвин, так внезапно сменив тему, что от неожиданности я расплескала немного чая на блюдце тончайшего фарфора, разрисованного пышными плетьми золотистых виноградных лоз. Такая изысканная посуда в столь неподходящем месте, как странно…

– Ей ни к чему с тобой разговаривать, – отрезала Альба, побарабанив пальцами по исцарапанному столу. – Кажется, в прошлый раз ты усвоил урок? Састра Орвлин все еще хочет выдвинуть обвинения.

– Я просто поговорил с ней, – пробурчал Эрдвин.

– Думаешь, суд бы в это поверил? – покачала головой Альба. – А я-то считала, что ты пытался продать ей пай несуществующего корабля.

– Это просто сделка, Альба. Ну подумаешь, немного рискованная.

– Похоже, састра Орвлин считала иначе. Я не доложила властям о твоих сомнительных методах ведения дел, так что ты должен мне небольшую услугу.

– Услугу, из-за которой меня сошлют в поселение на скалах!

– Твой бизнес – это постоянный риск, – пожала плечами Альба. – Итак, на корабль?

Эрдвин опрокинул себе в глотку последние капли чая и тесными переулками повел нас на набережную. У длинного причала среди небольших судов был пришвартован его корабль – шхуна с крутыми мачтами и вырезанной на носу чайкой.

– Полагаю, в конструкцию, как обычно, внесены… некоторые изменения? – осведомилась Альба.

– Разумеется. Что насчет платы?

– Плату получишь, когда мы окажемся в Галатии, а наши шкуры останутся целыми и невредимыми. Плата! Молись, чтобы тебе повезло.

Эрдвин перекинул наши котомки через фальшборт и помог вскарабкаться по грубому веревочному трапу на палубу.

– Команда до рассвета поднимется на борт и покинет бухту Рильке, как только власти порта дадут разрешение на отплытие. – Ногой он отпихнул в сторону бочонок и подковырнул тонкую доску. Под ней скрывался шнур; Эрдвин потянул за него и открыл люк. – А пока спрячьтесь здесь. И не вздумайте жечь свечи!

– Хорошо, – кивнула Альба. – Ты ведь дашь знать экипажу, что с ними поплывут пассажиры?

Эрдвин помедлил с ответом.

– Конечно. Конечно, скажу.

– И что капитану не заплатят, если нам причинят хоть какой-то вред?

– Да, как обычно – приму все меры предосторожности. – Он тревожно оглядел пристань. – А теперь позвольте, я отправлюсь к себе и посплю. Я никогда не встаю так рано, это вызовет подозрения у Ночного дозора.

Альба согласно кивнула, и мы спустились в трюм.

Подождав, пока стихнет эхо его шагов, я повернулась к Альбе. Нас слабо озарял тонкий луч лунного света, что проник в помещение.

– Как ты вообще умудрилась с ним познакомиться?

– Он сам нашел нас. Решил, что добрые сестры станут легкой добычей для одного из его приспешников.

– Ты ему доверяешь?

– Он деловой человек. В каком-то смысле, – поправилась она. – Это просто бизнес. К тому же я точно знаю, что он не донесет о нас ни портовым властям, ни Ночному дозору.

– Но почему ты так уверена?

– Он попросил не зажигать свечей, – сказала Альба. – Похоже, трюм битком набит контрабандным порохом. Должно быть, Эрдвин не желает платить налоги на экспорт.

Я отпрянула от ящика, на который опиралась.

– Это успокаивает!

– Меня это расстраивает меньше, чем то, что ты проделала со стражником. Не желаешь ли объяснить?

Я с внутренним трепетом вспомнила, как проклятие окутало человека, как он отреагировал на чары…

– Да что там объяснять!

– Почему ты на это решилась?

– Я не хотела. Проклятие родилось случайно, как побочный эффект чар, что я сотворила для нас. Иногда такое бывает после… – Я вздохнула, не зная, как рассказать. Подобное случилось во время мятежа Средизимья, когда я и научилась создавать проклятия, думая, что потеряла брата навсегда. И моя жизнь стала такой сложной и запутанной. – Такое иногда происходит. Когда я напугана, или устала, или не могу сосредоточиться.

– А чары, что ты наложила на нас? Ты создала их так быстро. – Черты Альбы в окружающей мягкой тьме были не слишком хорошо различимы, но говорила она терпеливо, словно многоопытный учитель. – Мне не доводилось читать ничего о проклятиях или чарах, накладываемых на человека.

– Магия серафцев на такое способна.

– При помощи музыки, – возразила Альба. – Но ты не использовала музыку. Как и нить и иглу. Да и на глиняных табличках не писала.

– Ты прекрасно знаешь, что мне это не нужно, – огрызнулась я. – Однако необходимо нечто, куда я могу вплести чары. Сейчас они в твоем плаще. Правда, проникли не слишком глубоко, уже почти испарились.

К нашим плечам, словно тонкие ворсинки, прилипла выцветшая золотистая дымка, что вот-вот ускользнет обратно в эфир.

– В таком случае, – осторожно начала Альба, – у нас появляются новые возможности. Жаль, я не подумала об этом раньше. Ты можешь развить свои способности полностью. – Она помедлила, ожидая продолжения объяснений, но я промолчала. Альба вздохнула и снова заговорила: – Если для создания чар или проклятий тебе не нужно ничего, зачем вообще необходимо средство их передачи?

– Если их ни за что не зацепить, они тают сразу, как только рождаются. – Тут я вспомнила кое-что еще: – Свет или тьма стремятся вернуться к своему истоку, что бы это ни значило. Как серафские чары. Они действуют, только пока чародей вплетает магию в музыку.

– Но ты умеешь накладывать их напрямую, и притом очень быстро. Чары проклятий! Потрясающе. Возможно, они смогут противостоять серафской магии. – Похоже, перспективы Альбе пришлись по душе. – А раньше ты пробовала накладывать проклятия?

Я прикусила губу. Как-то я зачаровала воду в вазе, отчего цветы быстро погибли, а вода протухла, но такое случилось лишь раз.

– Не на людей, – покачала я головой.

Возможно, неправильно было хранить секреты от Альбы – моей союзницы, но следовало помнить, что у нее имелись собственные мотивы.

– До нынешней ночи.

– И, как я уже сказала, это была плохая идея.

Я не имела ни малейшего понятия, плавает ли до сих пор тот стражник в облаке рукотворного тумана. Вряд ли… Мои чары были небрежными, направленными на то, чтобы избавиться от проклятия, а не наложить его на человека. Поэтому мне казалось, они уже должны были исчезнуть. Но каковы будут последствия? Когда я только начинала пробовать создавать темные чары, я все время чувствовала себя больной. Меня терзал стыд за то, что я сотворила с бедным дозорным, который теперь, наверное, мучается чем-то вроде похмелья.

– Может, так, а может, и нет. Препятствие-то они нам все же помогли устранить… – Альба повозилась и прислонилась спиной к ящикам. – Лучше попытаться поспать хоть немного. Скоро отплытие.