Текст книги "Рассекреченное королевство. Власть"

17

Тишина, воцарившаяся после атаки серафцев, жуткими волнами растекалась по лагерю. Мы ждали. Патрули и пикеты были усилены, но никакого вторжения не последовало. Также не явились и гонцы сообщить о нападении на другие города или порты, занятые реформаторами.

– Ненавижу ожидание, – заявил за обедом Кристос. Он ел гороховый суп с тонкими ломтиками ветчины вприкуску с черным хлебом. Интендант, коренастый мясник, знакомый Нико и Кристоса, построил печи. Пекари поставили на поток выпечку хлеба, изготовленного из муки грубого помола из местного овса, пшеницы и ржи. – Люди нервничают.

– Действительно, солдаты настороже. И даже те, кто не верят, что переполох устроили серафцы, обеспокоены. Хвори в военном лагере так же опасны, как дробь и снаряды.

– Серафцы веками держали в секрете свои чары, – вслух подумала я. – Вы говорили, что при дворе издревле были колдуны?

Сайан кивнул в ответ.

– Так зачем раскрывать тайну именно сейчас? – удивилась я.

– Потому что они считают, все и так все узнали, – тихо сказала Альба, вымакивая остатки супа корочкой хлеба. – Ты раскрыла их магию. Они собирались отравить тебя в Изилди, только чтобы не дать проболтаться, но теперь прятаться больше незачем.

– Поэтому они могут колдовать в полную силу, – пробормотал Теодор. – Пугающая мысль.

– Так как же с этим бороться? – спросил Кристос.

Вопрос, насколько я поняла, был отнюдь не риторическим, поскольку все взгляды в комнате обратились ко мне.

– Не знаю! – воскликнула я. – Ну… Хорошо. Начнем с солдат, на которых была зачарованная форма. Проверим, как на них повлияло колдовство.

– Пойдем научным путем? – осведомился Кристос. – Но если она не помогла или помогла незначительно, что тогда? Они в любой момент могут свести нас с ума, наслать хворь, сделать неспособными сражаться.

– Не совсем, – задумалась я. – Если у них нет неизвестного мне противоядия, их солдаты пострадают точно так же.

Кристоса этот ответ явно не удовлетворил, но он все же кивнул.

– Признаюсь, я совершенно не готов так мыслить. Как и все мы, за исключением Сайана, насколько я могу судить. И все же это как-то неправильно. Нельзя принимать решение за всех. Словно мы местная аристократия. Ведь именно против этого мы сражаемся.

– Кто-то должен взять на себя ответственность, – ухмыльнулся Сайан. – Особенно в разгар войны.

– Кристос прав, – осторожно вмешался Теодор. – Решать необязательно только нам. Мы сражаемся за представительскую демократию, в которой народу было отказано.

– Нам нужен Совет, обещанный Биллем о реформах, – вздохнула я.

Сайан, сидевший с миской супа, покачал головой.

– Нельзя остановить сражения, чтобы провести выборы. Не позволяйте идеалам поставить под угрозу нашу победу.

– Кто, как не солдаты, имеет право высказаться? Они его заслужили, как и право влиять на судьбу Галатии. Билль о реформе действительно обещал учредить Народный совет. Его первые представители сидят прямо там, – улыбнулся Кристос, ткнув пальцем в сторону окна. – Они голосуют за своих офицеров, сами выбирают себе лидеров. Мы можем сделать эту процедуру официальной и начать после войны устанавливать законы государства.

– Они голосуют за тех офицеров, которые не подведут их в сражении, – сказала я. – Это не значит, что эти люди смогут разработать – ну, я не знаю – к примеру, процедуру военного суда или регламент снабжения. – Я помолчала и добавила: – Кстати, а что насчет женщин? Возможно, они и не сражаются наравне с солдатами, но тоже заинтересованы в участии в выборах.

Теодор вздохнул.

– В любом случае потребности армии отличаются от потребностей гражданского правительства. Не говоря уже о том, что не существует единого мнения по поводу того, каким станет наше государство после окончания войны. Билль о реформе оставил знати большинство привилегий, просто добавив Совет, членов которого необходимо избрать.

– Красные колпаки всегда хотели разрушить институт дворянства, – заметил Кристос. Он не высказывался за или против, скорее, выглядел усталым. – Они не согласятся его сохранить.

– Полагаю, это не нам решать, – нейтрально ответил Теодор. – Не думаю, что будет этично просто взять и назначить офицеров на государственные должности. Это попахивает тиранией, верно?

– Верно, – скривился Кристос. – И это все усложняет.

Я принялась смотреть в окно в сторону покатого склона, где располагался основной лагерь. Кто знает, о чем думают солдаты? Разумеется, они потрясены. До этого дня стычки между нами и противником были незначительными, но погибли люди, и на нашу армию пала тень серафского проклятия.

– А что, если все же провести выборы? Я считаю, нужно поднять боевой дух армии. Как-то объединить бойцов. Примирить радикальных Красных колпаков с рядовыми реформаторами. Они должны получить представление о том, как будет выглядеть наша страна после победы. – Я помолчала и с улыбкой добавила: – После нашей победы.

– Нашей победы… – слабо улыбнулся в ответ Теодор. – Почему бы и правда не провести выборы в Народный совет.

– Ну да, прямо завтра устроим голосование и через два дня получим Совет, – усмехнулась Альба, словно мать, которая наблюдает, как ее детишки изобретают правила игры.

– Нет, постойте-ка… – Кристос побарабанил пальцами по кухонному столу. – Не завтра. Сначала надо объявить об этом. Право голоса будет иметь любой человек, вступивший в армию во время войны при условии, что он сделает это до Дня урожая.

– Дня чего? – удивилась Альба.

– Галатинский праздник сбора урожая, – объяснила я. – До него остается меньше месяца. Этого хватит? – спросила я у Кристоса.

– Должно хватить, – кивнул тот.

Нашу беседу прервал яростный бой барабанов. Сайан рванулся к окну, Кристос подскочил к нему. Барабанщики просигналили сбор в центре лагеря, куда уже бежали солдаты с мушкетами в руках. Я повернулась к Теодору, который перекидывал перевязь меча через плечо. Он посмотрел мне в глаза и ободряюще кивнул.

Мы были готовы к любому сражению.

18

На кухню, сопровождаемый эхом барабанов, ворвался Фидж.

– Донесение из Хейзелуайта! На них напал конный отряд под началом одного из этих ублюдков Поммерли, о которых вы столько говорили.

– Не называй их ублюдками, – не удержалась я от небольшого морализаторства, хоть руки у меня и тряслись. – Следи за языком.

– Софи, сообщи докторам, – велел Сайан. – Может, понадобится твоя помощь. Пока непонятно, что там в этом Хейзелуайте творится.

Я кивнула. Требовалось выяснить, как мои чары и проклятия могут повлиять на ход битвы, но это было не к спеху. В полевом госпитале меня поджидала знакомая работа – магия на доброе здоровье.

Хирург и кучка его помощников и сестер милосердия занимали провисший шатер в дальнем конце лагеря.

Со своими наставниками, помимо ботаники, орнитологии, каллиграфии и десятка других, менее полезных предметов, Теодор изучал надлежащую планировку военного лагеря. Поэтому он знал, что размещение полевого госпиталя вдали от основной части жилищ ограничит распространение болезней.

Я нырнула в шатер. Главный хирург – невысокий корпулентный мужчина с бочкообразной грудью и мощными руками – рылся в деревянном сундуке.

– Сестер у нас в достатке! – рявкнул он при моем появлении. – Больше пайков нет.

– Я не сестра и паек мне не нужен.

Он оторвал взгляд от бутыли с мутной настойкой, что держал в руках.

– Приношу извинения. Вы – девушка принца… Простите, не знаю, как вас величать. Не поспеваю за свадебными сплетнями.

Мне понравилось, что он обращался ко мне без лишнего пиетета. Это освежало.

– Никак. Я никто. А зовут меня Софи.

– Софи Никто? – хохотнул он. – Но ваша фамилия Балстрад или Вестланд. И та, и другая здесь пользуются уважением.

– Пока все еще Балстрад.

Я помолчала. Кто знает, когда я смогу официально выйти за Теодора. Уж не сейчас точно.

– Я в любом случае не имею возражений. Они оба хорошие ребята. – Он пожал плечами. – Ну а я Хеймиш Оглторп.

И как такое выговорить?

– Простите, – не подумав, сболтнула я, но эскулап расхохотался.

– Ничего страшного. Родители мои были злобные старые скунсы. Так зачем вы пожаловали? Если не хотите вступить в ряды сестер милосердия.

– Это мне неинтересно. Но если вы все же прислушиваетесь к сплетням, то должны знать, что я умею накладывать чары. В том числе и на выздоровление, если необходимо.

– Да, я слыхал, – уклончиво отозвался Оглторп. – Поговаривали, вы появитесь в лагере на возу, доверху набитом зачарованным порохом, и победа будет наша. А теперь, поглядите-ка, мы собираемся воевать по-старинке.

Сначала я решила, что Оглторп всерьез меня обвиняет, но потом он подмигнул.

– За кого вы меня держите? Форма зачарована, а вот порох – нет, – улыбнувшись, сообщила я. – Мы пока не знаем, как оно сработает.

– Да неужто из дул вместо пуль посыпятся розы, удушив врагов благоуханием? – Он хохотнул, сунул бутыль обратно в сундук и вытащил пару других.

Я пожала плечами.

– Кто знает. Но, с вашего позволения, я могу наложить целебные чары на… лучше всего на повязки.

– С моего позволения? Может, вы и никто, леди, но явно главнее меня.

Я поколебалась. Действительно, мне оказывали поддержку командиры армии, но…

– Нет, это ваш госпиталь. Власть в операционной принадлежит только вам.

– Ха, – он выдавил вялый смешок, – прямо как в лучших больницах. Только моя построена из холстины, пропахшей перезревшим сыром.

И он был прав.

– Так вы позволите?

– Все что угодно. Мои запасы там, – сказал он, ткнув пальцем в сторону стопки повязок, и я выбросила из головы мысли о разорванной плоти и крови.

– Вы хотите сделать что-то конкретное? – поинтересовался Хеймиш, но я уже вытягивала чары из эфира, разглаживая их в волокнах бинтов.

– Потом нужно будет свернуть их снова, – пробормотала я. – Займусь этим, когда закончу.

Я окунулась в тихий ритм магии, что так походил на занятие шитьем, только материалом мне служила не ткань, а сам эфир. Золотые нити чар гулко звенели, вплетаясь в лен.

Работа требовала полной сосредоточенности, поэтому, закончив, я не удивилась, увидев, что один полк уже выдвинулся на Хейзелуайт. Первый полк – единственный, полностью одетый в серые зачарованные мундиры.

Одна из сестер милосердия заново смотала все бинты.

– И что дальше? – спросила я у Хеймиша.

– Дальше самое сложное – ждать.

Лагерь окутали вязкие лиловые сумерки, в углах палатки родились мрачные тени, снаружи быстро похолодало. На траве заблестела прохладная роса. Вскоре начнутся заморозки, а за ними – зима. Армии придется питаться скудными пайками. На быстрое окончание войны надежды мало.

Я огляделась, не зная, куда мне податься. Если бы боевые действия развернулись прямо здесь, я могла бы сплести защитную магическую сеть и раскинуть над нашими войсками, как сделала в рушащемся бальном зале на Средизимье. Или… Я нервно сглотнула. Проклятие, что я наложила на корабль роялистов, повлекло разрушительные последствия и множество смертей. Я не предполагала, что так получится. Цепная реакция взрывающихся пушек и боеприпасов была, пожалуй, уникальна. А может, и нет.

Холодная роса просочилась в швы башмаков. Выхода не было – если лагерь атакуют, мне придется делать, что до`лжно. Экспериментируя с жизнью и смертью, я пойму, как наиболее эффективно использовать свои способности.

Все это было безнадежно далеко от магии, которую я творила в своем ателье.

Из проема шатра высунулся Хеймиш.

– Если вам некуда пойти, у меня припасено немного портвейна.

– Выпивать перед… – я осеклась, не договорив.

– Перед той работенкой, что вскоре мне предстоит? Вполне уместно, – мрачно ухмыльнулся хирург. – Ночь выдалась холодная. Капелька для сугрева не повредит.

В устах Хеймиша это звучало словно врачебная рекомендация, так что я все же согласилась.

В углу шатра примостился небольшой столик с двумя видавшими виды оловянными подсвечниками и пузатая бутылка зеленого стекла. Хеймиш достал из сундука бокалы, в каждый налил на пару пальцев золотистого портвейна.

– Вы же говорили «капелька», – засмеялась я.

– Это же портвейн, а не виски, – возразил эскулап. – Расскажите-ка мне, как действуют ваши чары.

– Просто повышают шансы, – ответила я. – Но стопроцентной гарантии не дают. Это не волшебное целительное заклинание.

– Ну, это было бы слишком хорошо для правды. То есть я должен, как обычно, кромсать и резать, а вы… как бы сказать… окажете поддержку.

– Именно так.

– Раньше вы были швеей, верно? – махнул полупустым бокалом Хеймиш. – Швеей, чародейкой и все такое?

– Да, швеей и все такое.

– Да уж, долгий путь вы проделали. Я-то все еще, почитай, занимаюсь прежним делом – я был цирюльником[1]1
  Цирю́льник (через польск. cyrulik от лат. chirurgus) – исторически парикмахер и банщик, владеющий элементарными приемами хирургии. Цирюльники умели делать кровопускания, ставить клизмы, удалять зубы и ампутировать конечности. Часто отправлялись с армией на войну.


[Закрыть] в Хейвенспорте. Частенько приходилось отворять кровь, а то и конечности резать.

Он выглядел настоящим докой. В столице мы с Хеймишем вполне могли бы жить где-нибудь по соседству. Неприветливый, но ловкий мастер из цирюльни возле моего старого ателье, что был способен вырвать зуб у клиента еще до того, как тот успеет полностью открыть рот.

– Знаете, а вы могли бы зашивать раны…

– Я думала, вам не нужна помощь.

Портвейн приятно грел грудь и нутро.

– Ха, я просто не учитывал вашу квалификацию. – Хеймиш плотно сжал губы. – Я человек негордый. Не из тех знатных докторов, что помешаны на своей репутации. Я просто повесил вывеску и зарабатывал деньги. И никогда из-за этого не важничал. Если считаете, что можете принести здесь пользу, оставайтесь. Уж не знаю, чем именно вы занимаетесь, но, похоже, способны не только зачаровать повязки. – Он побарабанил пальцами по опустевшему бокалу. – А не пожелаете – что ж, я вас не виню. Если разразится настоящая битва, здесь воцарится кромешный ад.

Я задумчиво пригубила еще портвейна. В Галатии мне доводилось сталкиваться с проявлением людской жестокости: во время мятежа Средизимья и когда Нико Отни устроил в столице казни. От воспоминаний об этом меня все еще подташнивало. Кроме того, у меня имелись обязательства.

– Если меня вызовут, придется вас покинуть, – предупредила я.

– Само собой разумеется. Не стану настаивать, чтобы вы помогали раненым, если сражающимся больше потребуется ваше участие.

Высокий блондин – помощник доктора – заглянул в шатер.

– Они возвращаются! – воскликнул он.

– Какова обстановка? – спросила я. – Мы отразили натиск, Хейзелуайт все еще наш?

– Мне ничего не известно, лишь то, что наши прогнали противника. Конный отряд был небольшим, без пехоты. Они не слишком-то сопротивлялись и сразу отступили. Словно проверяли нас и обнаружили, что мы сражаемся яростнее, чем они ожидали.

– Все из-за серафского корабля… – сказала я. – Что ж, это имеет смысл. Они испытывали нашу силу – сумеют ли легко нас одолеть после проклятия, что наслали их чародеи.

– Тогда это не сработало, – фыркнув, заметил Хеймиш.

Вскоре привезли раненых. Я отошла в сторону, прижавшись к заплесневелой стенке шатра, сквозь которую по швам сочилась роса. Большинство солдат не сильно пострадали. Сестры милосердия и подручные доктора промывали и перевязывали раны на улице, а серьезно травмированых несли Хеймишу.

Но и у тех все было не так страшно, как я боялась. По крайней мере, сначала.

Хеймиш зашил сабельное ранение, пока несчастный капрал Первого полка кусал губы и закатывал глаза. Я вплела в нить хирурга магию здоровья и зачаровала сам шов, чтобы не допустить заражения. А потом окутала бедолагу волшебным облаком спокойствия и исцеления. Мне оно виделось чистейшим белым светом.

Разумеется, помогло ли это, сказать сложно, ведь солдат с подобным ранением был всего один. Но для человека, которого только что зашили блестящей иголкой, капрал выглядел довольно неплохо.

Я сидела в углу на прежнем месте, где мы с Хеймишем пили портвейн. Раненые, которых приносили в шатер, меня не замечали, как и раздраженный сержант со сломанной рукой, громко выражавший свое недовольство. Я окружила их золотистыми чарами. Такая магия быстро развеется. На повязках или нитях, сшивающих раны, чары держатся дольше. Однако, похоже, они помогали: по крайней мере, сержант, после того, как я наложила на него чары, вскоре угомонился.

Тут снаружи поднялся переполох, и на носилках внесли мужчину – бледного, словно смерть. Хеймиш грубо помог сержанту подняться на ноги и вытолкал за порог – в соседней палатке о нем позаботятся сестры милосердия.

Операционный стол опустел, и хирург велел уложить на него новоприбывшего.

Я затаила дыхание. Тот был ранен в живот. Дыра сочилась кровью, и в ней проглядывали внутренности. Не думала, что когда-нибудь такое увижу. Его бледное лицо выглядело почти серым, а глаза не могли сфокусироваться. А еще, взглянув на него пристальнее, я поняла, что он очень молод. Не больше шестнадцати-семнадцати лет.

На пареньке была синяя форма с серебристыми нашивками офицера армии роялистов.

– Ну что ж, – пробормотал Хеймиш, снимая с раны слои пропитанной кровью одежды. Шерсть и лен были разорваны, и я ненароком задумалась, сколько же волокон ткани попало в рану. Волна тошноты подкатила к горлу, но я отмахнулась от тягостных мыслей и вернулась к своему занятию: продолжила повторяющимися и почти медитативными движениями создавать магию и накладывать чары на раненого.

Кажется, Хеймиш не обращался с вражеским офицером иначе из-за цвета формы бедолаги. Доктор внимательно рассмотрел рану, ощупал ее, хотя страдалец издавал пронзительные крики боли, и даже склонился понюхать.

– Дрянь дело, – вздохнул Оглторп, понизив голос так, что тот прозвучал почти ласково. Вряд ли юноша вообще его услышал, не то что понял, но хирург обращался именно к нему. – Нет смысла выковыривать из тебя пули. Будь хорошим мальчиком и выпей лекарство, оно облегчит боль.

Он хрипло велел своему подручному принести бутыль с маслянистой настойкой янтарного цвета. Взглянул на мерный стаканчик и вместо него плеснул лекарство в бокал, в котором еще оставался портвейн.

– Подержи ему голову! – рявкнул Хеймиш на помощника, и тот повиновался.

Мальчик-офицер проглотил смесь и закашлялся.

– Смотри не выблюй, эта штука дорого стоит, – велел Хеймиш. – У нас мало времени, скоро она подействует. Как тебя зовут?

– Элиас Хардинголд.

Я остолбенела: парнишка происходил из семьи Паулины, подруги Виолы, что была вхожа в ее салон. Это не просто роялистский офицер – это сын, брат или кузен кого-то знакомого мне. В груди точно разверзлась ноющая дыра, отражение чужой боли, от которой я могла отгородиться, когда думала, что этот юноша просто чужак.

– Хотите что-то кому-нибудь передать?

Я отпрянула, и мои чары угасли. Я-то думала, Хеймиш ждет, пока подействует обезболивающее, чтобы заняться раной. Но нет – перед нами на операционном столе лежал почти мертвец.

– Я еще несовершеннолетний. Меня воспитывала тетя. Леди Ринн Хардинголд. Пожалуйста, сообщите ей. Только не говорите… не говорите… – Дрожащие пальцы Элиаса потянулись к разверстой ране, и Хеймиш накрыл его руку своей.

– Разумеется, неприятные подробности я опущу, – заверил доктор. – Ты сражался как лев, был ранен и умер, почти не страдая. Так сойдет? Ну вот, ты уже совсем устал, отдохни…

Хеймиш отошел к комоду и взял еще бинтов.

– Но почему… – начала я.

– Нутро все разворочено. Если чуешь запах дерьма – уже ничем не помочь. Такая доза ночецвета избавит его от нескольких часов страданий. – Хеймиш посмотрел в мое опрокинутое лицо. – Достаточно обычная практика – позволить умереть во сне, а не завывая от боли.

Веки юноши, трепеща, смежились, погрузив того в беспокойный сон. Я соткала толстое покрывало цвета чистого золота и мягко накинула поверх страдальца.

19

Лагерь проснулся в праздничном настроении. Нападение роялистов было отражено, Хейзелуайт отбит, враг покинул наши земли.

Сайан, проведя утреннюю инспекцию, вернулся на кухню фермерского дома. Стоило ему переступить порог, как на него тут же набросился Теодор:

– Много ли пострадавших?

– Вовсе нет. Примерно сорок раненых, большинство несерьезно. Почти все, кроме, пожалуй, одного-двоих, вернутся до конца недели на службу.

– Тогда почему вы такой мрачный?

Сайан сурово выпятил подбородок.

– Это только пробный шар. Как предположила Софи, роялисты испытывали наши силы после наложения чар. Если бы мы уступили, они бы с легкостью взяли город. Однако враг был не слишком настойчив. Явились как на парад, разряженные, словно попугаи… Боюсь, они думают, это и есть война. Что все будет легко.

– Зато теперь мы – как и роялисты – знаем, сколько длятся их чары. Не слишком долго! – заявила Альба, входя на кухню с глиняной чашкой странно пахнущего чая.

– Софи была права, – сказал Сайан. – Им требуется нечто вроде противоядия, чтобы напасть на нас, пока магия действует.

– Насколько нам известно, ничего подобного не существует.

Я проверила, кто из солдат во время нападения был в зачарованной одежде. Моя магия ослабила самые тяжелые симптомы, и счастливчики оправились от проклятия быстрее, но ни один из них не был способен мгновенно ринуться в бой.

– Это в значительной степени увеличивает наши шансы. Насколько я знаю, они не могут направлять свои чары подобно мне.

Альба допила чай.

– Итак, если это и есть великое секретное оружие Серафа, ущерба нам оно почти не нанесло. Все не так уж плохо. Не стоит брюзжать, – добавила она, легонько подтолкнув Сайана ногой. Тот пристально воззрился на нее. – Если хочешь, я сварю кофе, только убери это кислое выражение с лица.

Сайан пристрастился к кофе галатинской обжарки.

– Полагаю, ты права, – признал он. – Не стоит заблуждаться, они и дальше будут использовать чары. Армия Серафа не станет разбазаривать ресурсы, а магия – это именно ресурс. Они все идеально рассчитают и попробуют снова.

– Вчера утром ты пытался приготовить кофе, используя воды в три раза меньше необходимого, – фыркнула Альба. – Так что не будем об идеальных серафских вычислениях.

Она подтянула к себе крюк из очага и повесила на него чайник.

– Кто-нибудь желает чай? Или я заварю кофе только для серафского медведя?

– Где ты нашла чай? – спросил ее Теодор. – Я думал, он у нас весь вышел.

– Это ясменник. Он из рода мятных. Растет в живой изгороди. Не слишком вкусно, – добавила она, потягивая варево, – зато помогает успокоить желудок. После серафских фокусов особенно полезно.

Я понюхала чай из ясменника – он пах как мята, которая годами пролежала в сундуке с бельем.

– Пожалуй, я буду кофе. Кстати, надолго ли его хватит, если чай уже закончился? – задумалась я.

Альба вручила мне надколотую чашку, полную ароматного напитка.

– Чая с самого начала было немного, – заметила монахиня. – Кофе, мука, соленая свинина и рыба у нас в изобилии. А вот сахара хотелось бы больше.

– А ты быстро запомнила, сколько продовольствия у нашего интенданта, – улыбнулась я, а Альба покраснела – сначала она отправляла припасы в Хейзелуайт, а теперь приглядывала за ними.

– Иначе какая от меня польза? – отозвалась Альба. – Сражаться я не могу, в стратегии и тактике не разбираюсь, соответственно толку в разработке планов от меня нет. Солдаты вряд ли доверят свое здоровье квайсетской монахине, так что и в лазарет мне путь закрыт. Стирку я сама не выношу. Посему решила помогать интенданту.

– Однако Альба кое о чем умалчивает, – вставил Сайан. – Она помогла усовершенствовать систему складской описи, предложила более надежные способы хранения свежих продуктов, велела выкопать погреб, перераспределила пайки. Теперь грядущая зима тревожит меня куда меньше.

– Я просто хотела помочь, – покраснела Альба.

– Судя по всему, ты проделала отличную работу, – сказала я, попивая кофе, который она мне вручила. На вкус он получился замечательным.

– Нам нужно нечто большее, чем чай из ясменника и приведение запасов в порядок, – заметил Кристос. – Мы здесь застоялись без дела. Пора двигаться вперед.

Я, наверное, больше остальных знала, что не давало ему покоя: мысль об осаде столицы, о нашем доме под артиллерийским обстрелом. Неизвестно, сколько времени понадобится, чтобы все это прекратить.

– Так и будет, – сказал Сайан. – Ты уже написал памфлет, посвященный выборам. После этого наши ряды значительно пополнились добровольцами.

– Значит, нужно провести выборы и повысить моральный дух войска, а потом двинемся на север, – постановил Теодор и поморщился: – Мне предстоит поработать с артиллеристами над расчетами дальности. Пожелайте нам удачи, арифметика никогда не была моей сильной стороной.

Сайан отправил Фиджа за артиллерийскими офицерами, а Теодор принялся раскладывать книги и графики на столе в скудно обставленной гостиной, располагавшейся напротив кухни по другую сторону коридора. Я заметила, что Сайан больше не ругался на Фиджа, мелкого комаришку, который принялся таскаться за серафцем по пятам, хотя как-то надрал мальчишке уши за то, что тот бросил карту в росистой траве.

– Твой нетерпеливый братец прав. С походом на север лучше не затягивать. Я начну готовить наши припасы к отправке, – заметила Альба, а в адрес Сайана сказала: – Нам нужно серьезно поговорить.

Тот опустил плечи.

– Но я все думаю, не стоит ли подготовиться Софи? – добавила она.

Я знала, састра-сет размышляет о корабле роялистов, моих темных чарах и о том, как это может повлиять на исход битвы.

– Вот только как именно? – продолжила Альба, и я напряглась.

– В военной тактике и стратегии я совершенно не разбираюсь.

Повернувшись к Сайану, я увидела, что Альба тоже пристально на него смотрит.

– От тебя это и не требуется. – Сайан уселся спиной к огню и громко вздохнул, ощутив приятное тепло. – Твой брат и твой возлюбленный только и делают, что ворчат по поводу этой самой тактики.

– Собственно, потому они и наняли тебя, – усмехнулась Альба, взяв с полки чашку и налив в нее кофе.

– Да, однако невозможно тщательно подготовить сражение, не зная численности войск роялистов, дислокации их кавалерии и расстановки артиллерийских расчетов. – Он с легким поклоном взял у Альбы кофе.

Та фыркнула и закатила глаза. Однако я обратила внимание: несмотря на все пренебрежение, что састра-сет выказывала серафцу, она сдобрила его напиток большой ложкой сахара, запас которого был ограничен.

Сайан заметил:

– Главное в военной тактике – своевременная реакция.

– Ты желаешь добавить к тактическим приемам магию? – осведомилась Альба.

Сайан пригубил кофе, осторожно подбирая слова:

– Форма солдат зачарована. Я заметил, что те, кто ее носят, добиваются больших успехов. Ты способна наложить дополнительные чары? Это возможно? Они подействуют?

– Не знаю, – отозвалась я. – Это ведь не точная наука, как химия, нельзя смешать два вещества в склянке и посмотреть, что произойдет.

– Так вот каковы твои представления о химии? – вмешалась Альба. – Нам следовало проводить больше времени в архивах монастыря.

– Все что угодно, только не это, – ужаснулась я. – Итак, Сайан, что же нам нужно? Что поможет победить роялистов в бою?

Сайан помрачнел и отставил чашку на стол.

– Наши солдаты недостаточно подготовлены, к тому же их численность невелика. Когда мы сойдемся в полномасштабном бою под Рокфордом с армией роялистов, все это обернется против нас. Знаете ли вы, что делает плохо обученная армия, столкнувшись с высококвалифицированными боевыми силами противника?

Окаменев от ужаса, я покачала головой.

– Они вообще забывают, чему их учили. Копошатся с мушкетами, с трудом их заряжают, впадают в панику перед выстрелами. Затем поджимают хвост и пускаются в бегство. Страх уничтожает их еще до того, как они увидят врага. И даже если они будут сражаться изо всех сил под командованием своих зеленых офицеров и неумелых сержантов, если не разбегутся во все стороны, нам потребуется сказочное везение, чтобы разбить роялистов.

Я нервно вздохнула. Знала же, что наше положение весьма зыбкое, но никто еще не говорил со мной так откровенно.

– Кроме того, – продолжил Сайан, – мы обязаны немедленно выступить к столице и заставить роялистов сдаться, иначе, если они сбегут на своих кораблях и соберутся где-то в другом месте, нам придется гоняться за ними годами.

По тону Сайана было ясно, что серафец думает о шансах на победу. Однако он указал мне направление. Если нашим войскам нужно море везения, я способна им его предоставить. Наслать облака уверенности, изгнать страх, искупать их в отваге и окружить удачей.

– Пожалуй, с этим я могу помочь – наложить заклинание на нашу армию, – предложила я.

Альба медленно повернулась к очагу, якобы согревая руки, однако внимательно слушала.

– Когда я служил у серафцев, они так же зачаровывали войско с помощью музыки, – задумчиво сказал Сайан.

– Вот только я, в отличие от них, умею контролировать свою магию. Я внедряю ее внутрь, вплетаю в любые волокна. Пусть она длится недолго, зато действует. Они же насылают чары на всех, кто окажется в пределах досягаемости, будь то друг или враг.

– Верно. – Сайан пристукнул опустевшей чашкой по столу, словно судья молотком. – Если ты способна контролировать чары, значит, можешь проклясть роялистов? Как серафцы прокляли нас, только сделать так, чтобы магия коснулась лишь врага.

Альба повернулась и безмолвно уставилась на меня. Казалось, от моего решения зависела судьба всей нашей армии.

– Да, – сказала я, – полагаю, могу.