Текст книги "К суду истории. О Сталине и сталинизме"

Некоторые историки ссылаются на сознательно распространяемую немцами дезинформацию: они-де сосредоточивают войска на границах СССР, чтобы усыпить бдительность Англии. Действительно, Геббельс лично руководил этой кампанией по распространению ложных слухов. Но это были слишком дешевые хитрости, чтобы поверить в них перед лицом столь неопровержимых фактов. Г. К. Жуков утверждает, что военные были уверены в близости войны. Он готов принять вину на себя и своих коллег, которые не сделали всего, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкой войны и необходимости провести все мероприятия по мобилизационным и оперативным планам. Но Жуков умалчивает, что робость или пассивность военных объяснялась созданным в армии режимом террора. К. Симонов справедливо писал: «Сталин несет ответственность не только за то, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки компетентных людей, располагавших неопровержимыми документальными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к ее предотвращению»[725]725
  Симонов К. М. Уроки истории и совесть писателя: Рукопись. (Из архива автора.)


[Закрыть].

К этим словам Симонова надо добавить, что, обладая неограниченной властью, Сталин не обладал достаточно глубоким государственным умом, он не умел предвидеть события, поэтому во внешней политике он был плохим стратегом. Планируя внешнюю политику, Сталин, как всякий деспот, исходил не столько из реального, сколько из воображаемого комплекса условий и факторов.

Конечно, те же упреки можно бросить и Гитлеру, ибо нападение на СССР было для Германии авантюрой. Тем более авантюристическими были расчеты одержать победу в войне в течение нескольких недель или, во всяком случае, до наступления зимы. Поэтому гитлеровское командование почти не заботилось о войсках второго эшелона и мобилизационных формированиях. Промышленность Германии не была подготовлена к длительной войне столь грандиозных масштабов. Германия могла победить в отдельных сражениях, но она не могла захватить и удержать все те громадные территории, о господстве над которыми мечтал Гитлер. Если Германия потерпела поражение даже при тех неслыханно благоприятных обстоятельствах, которые сложились для нее в 1941 году, то можно себе представить, что ожидало бы германскую армию в нашей стране при более разумном руководстве и в случае принятия необходимых мер по подготовке страны к войне. Опьяненный победами на западе Гитлер был уверен, что СССР – это колосс на глиняных ногах, который развалится после первых поражений. Но и этот авантюризм Гитлера надо было учитывать при планировании советской внешней политики. А между тем Сталин до июня 1941 года смотрел на Гитлера не как на склонного к авантюрам маньяка, принимавшего свои иллюзии за реальность, а как на разумного государственного деятеля. В 1941 году просчитались и Сталин, и Гитлер.

Тот факт, что нападение Германии на СССР оказалось внезапным и наши войска не были готовы к его отражению и что именно Сталин несет за это главную ответственность, – этот факт признается сегодня советскими и западными историками всех направлений.

Все признают сейчас также и то, что наша страна вступила в самую тяжелую войну в истории человечества без лучших своих военачальников, уничтоженных Сталиным. Активный участник войны И. А. Сац писал в своих воспоминаниях: «Первые месяцы войны с гитлеровской Германией обнаружили, что потери в командном составе – от главных руководителей до командиров рот и взводов (которые хотя и не учтены, но имели не меньшее значение), в преподавательском составе – от военных академий до училищ и курсов – еще далеко не были возмещены. Ни одна война не могла погубить стольких командиров, как годы неоправданных репрессий. Если бы не эти репрессии, немцы не то что до Волги, может быть, и до Днепра не дошли бы. Не знаю точных данных о соотношении материальных сил. Думаю, что оно было не так уж велико в пользу Германии: немцы были лучше вооружены минометами, но в этом их легко было догнать, к тому же СССР уже располагал реактивными минометами, которых у немцев не было. В артиллерии немцы так и не смогли в ходе войны сравниться с нашей армией. По совершенству самолетов мы отставали вначале опять же потому, что репрессии в авиапромышленности помешали осуществить выпуск должного количества новых самолетов. Тяжелый немецкий танк «Т-4» уступал нашему среднему «Т-34» по маневренности и не превосходил его огневой мощью. В западных районах СССР в целом имелось примерно столько же советских дивизий, сколько было и у немцев. Первые же недели войны нанесли нашей технике и материальным запасам такие потери, которые значительно увеличили преимущество противника. Но и это поражение было связано с главной причиной нашей временной военной слабости – из-за удара, нанесенного по кадрам армии в предвоенные годы. Главным преимуществом немцев было преимущество в управлении и связи, в слаженности всех звеньев военной машины, в элементарной топографической грамотности среднего и младшего командного состава. Миллионами потерь на фронте и среди мирного населения, потерей огромных территорий заплатил за это советский народ»[726]726
  Сац И. А. Воспоминания: Рукопись. (Из архива автора.)


[Закрыть].

Но если крупнейшие просчеты и преступления Сталина перед войной мало кто оспаривает, то поведение Сталина во время войны очень часто и очень грубо приукрашивается. Его изображают умелым и опытным полководцем, решительные действия которого помогли быстро преодолеть результаты просчетов и ошибок и одержать историческую победу над фашистской Германией. Подобного рода попытки реабилитировать Сталина как полководца предпринимались в 1966 – 1970 гг. и позднее в мемуарах многих маршалов и генералов, хотя некоторые из них совсем иначе отзывались о Сталине-полководце в своих статьях и воспоминаниях 1961 – 1965 гг.

Обобщая эти «подредактированные» воспоминания конца 60-х годов, доктор исторических наук Е. Болтин писал в директивном партийном журнале «Коммунист»: «Естественно, книги, написанные крупными командирами, лицами, занимавшими крупные посты в системе военного руководства, часто касаются вопроса о работе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. В своих мемуарах командующие фронтами, заместитель начальника Генерального штаба рассказывают, что Верховный Главнокомандующий прислушивался к мнению подчиненных, считался с ними, когда эти мнения высказывались убежденно и обоснованно, что он обладал широким стратегическим кругозором, умел схватить решающее, основное в обстановке и четко определить цель и главное направление действия войск. Словом, со страниц воспоминаний советских полководцев И. В. Сталин при всей сложности и противоречивости его характера предстает как выдающийся военный руководитель»[727]727
  Коммунист. 1969, № 2. С. 127.


[Закрыть].

Е. Болтин полемизирует в данном случае в первую очередь с Н. С. Хрущевым, который в своем «секретном» докладе на XX съезде КПСС справедливо и резко разоблачил миф о военной «гениальности» Сталина. Но факты, приводимые тогда Хрущевым, не были опровергнуты, а, напротив, в 1956 – 1965 гг. убедительно подтверждены сотнями авторитетных свидетельств, опубликованных в нашей печати. Поэтому попытки пересмотреть оценку Сталина как полководца, нередко предпринимавшиеся в последние 15 лет, – это попытки с негодными средствами.

Конечно, в условиях культа Сталина его имя превратилось в сознании народа и армии в некий символ, существующий как бы отдельно от своего реального носителя. Поэтому при тех невероятных трудностях, которые обрушились на советский народ, имя Сталина и вера в него в какой-то степени сплачивали людей и давали надежду на победу. При этом по логике любого культа все поражения и неудачи связывались с действиями других военачальников, с изменой, а с именем Сталина – только победы.

Историк не может пройти мимо этого сильного влияния мифа о Сталине на поведение солдат и офицеров, которые много раз поднимались в атаку с именем Сталина на устах. Но историк не может пройти и мимо неумолимых фактов, которые противоречат примитивной версии о Сталине как замечательном полководце, умелые действия которого будто бы обеспечили нам победу в Отечественной войне. Конечно, как Верховный Главнокомандующий Сталин принимал в годы войны немало верных решений, он соглашался (нередко после споров) с рядом дельных советов своих военных помощников. Но присущие Сталину грубость и ограниченность, презрение к людям, непомерное властолюбие, подозрительность, кабинетный стиль руководства не могли не отразиться и на его деятельности как полководца. В результате Сталин совершил в ходе войны большое количество непростительных ошибок, которые дорого обошлись стране и армии.

В первую очередь следует сказать здесь об общем оперативном плане войны, который был заранее разработан в Генштабе СССР. Советские историки долгое время не имели о нем вообще никакого представления и узнали главные положения этого плана только из мемуаров Г. К. Жукова. Жуков свидетельствует: «Еще осенью 1940 года ранее существовавший оперативный план войны был основательно переработан, приближен к задачам, которые необходимо было решать в случае нападения. Но в плане были стратегические ошибки, связанные с одним неправильным положением. Наиболее опасным стратегическим направлением считалось юго-западное направление – Украина, а не западное – Белоруссия, на котором гитлеровское верховное командование в июне 1941 года сосредоточило и ввело в действие самые мощные сухопутную и воздушную группировки. Вследствие этого пришлось в первые дни войны 19-ю армию, ряд частей и соединений 16-й армии, ранее сосредоточенных на Украине и подтянутых туда в последнее время, перебрасывать на западное направление и включать с ходу в сражение в составе Западного фронта. Это обстоятельство, несомненно, отразилось на ходе оборонительных действий на западном направлении… И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном, чтобы лишить нашу страну важнейших экономических районов и захватить украинский хлеб, донецкий уголь, а затем и кавказскую нефть. При рассмотрении оперативного плана весной 1941 года И. В. Сталин говорил: "Без этих важнейших жизненных ресурсов фашистская Германия не сможет вести длительную и большую войну". И. В. Сталин для нас был величайшим авторитетом, никто тогда и не думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки. Однако указанное предположение Сталина не учитывало планов противника на молниеносную войну против СССР, хотя, конечно, оно имело свои основания»[728]728
  Жуков Г. К. Цит. соч. С. 227 – 228.


[Закрыть].

Жуков пишет далее и о других просчетах оперативного плана: «При переработке оперативных планов весной 1941 года не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальный период. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война между такими крупными державами, как Германия и Советский Союз, может начаться с обеих сторон по ранее существующей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле силы и условия были далеко не равными»[729]729
  Там же. С. 232.


[Закрыть].

Оценивая Сталина как полководца, нельзя пройти мимо выдвинутых Сталиным двух концепций: «Ни одной пяди своей земли не отдадим врагу» и «Будем вести войну на территории противника». Сталиным были отвергнуты разумные предложения некоторых военных о создании в западных районах СССР глубоко эшелонируемой обороны. Сталин начисто исключал возможность прорыва вражеских войск в глубину советской территории. Поэтому ни промышленные предприятия западных районов, ни население не были подготовлены к возможной эвакуации. Передний край военных позиций буквально совпадал с начертанием государственной границы со всеми ее извилинами. Это мешало использованию войсками для обороны естественных рубежей: река Неман, Августовский канал и др. и увеличивало опасность окружений. В результате дислоцированных на границе 12 армий оказалось недостаточно для отражения концентрированного по отдельным направлениям немецкого наступления[730]730
  Военно-исторический журнал. 1965, № 10. С. 33 – 39.


[Закрыть].

«Русские сосредоточились как раз на границе, – записывал в июне 1941 года в своем дневнике Геббельс. – Самое лучшее, на что мы можем рассчитывать. Если бы они эшелонировались вглубь, то представляли бы большую опасность»[731]731
  Ржевская Е. Берлин, май 1945. М., 1965. С. 71.


[Закрыть].

То же самое писал в своей «Истории Второй мировой войны» и известный немецкий военный историк К. Типпельскирх, только с большим числом подробностей и деталей[732]732
  Типпельскирх К. История Второй мировой войны. М., 1956. С. 177.


[Закрыть].

Еще в начале 30-х годов Реввоенсовет СССР предвидел возможность временного отступления Красной Армии в первый период войны под давлением противника. Поэтому во всех приграничных округах под руководством Якира, Уборевича, Блюхера, Я. К. Берзина была развернута система тайных партизанских баз и проводилась работа по подготовке партизанских кадров и техники. После уничтожения Сталиным этих военачальников начатая ими подготовка к партизанской войне была опорочена как вредительская. Подготовленные отряды были распущены, а партизанские базы ликвидированы. Более того, многие командиры этих отрядов и баз, работавшие пока еще на мирной советской, партийной и хозяйственной работе, были арестованы. Их обвиняли в «неверии в мощь Советского государства» и в «подготовке враждебных действий в тылу советских армий». Из будущих партизан они превратились в «диверсантов»[733]733
  Стариков И. Г. Мины ждут своего часа. М., 1964.


[Закрыть].

Сталин проявил полную растерянность в первые часы и в первые сутки войны, которая оказалась для него столь неожиданной. В книге Жукова имеется достаточное описание первых часов войны. Еще с вечера 21 июня в Наркомате обороны никто не ложился спать, хотя Сталин раньше, чем обычно, покинул Кремль и уехал на свою дачу. Он лег спать в час ночи, крепко спала в эту ночь и почти вся охрана Сталина. С 3 часов 17 минут в Москву со всех фронтов и флотов стали поступать сообщения о налетах немецкой авиации. Только в 4 часа утра Жуков и Тимошенко решились потревожить вождя. «Нарком приказал мне звонить Сталину, – писал Жуков. – Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала охраны. Прошу его позвать к телефону Сталина. Минуты через три к аппарату подошел Сталин. Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Я слышу только его дыхание.

– Вы меня поняли? – Опять молчание. Наконец Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы вызвал всех членов Политбюро.

В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет. И. В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:

– Надо срочно звонить в германское посольство.

В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. Принять посла было поручено Молотову. Тем временем первый заместитель начальника Генштаба генерал Н. Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление… Через несколько минут в кабинет быстро вошел В. М. Молотов.

– Германское правительство объявило нам войну…

И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшееся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И. В. Сталин.

В 7 часов 15 минут 22 июня директива наркома обороны № 2 была передана в округа»[734]734
  Жуков Г. К. Цит. соч. С. 254 – 255.


[Закрыть].

Директива № 1 о приведении войск приграничных округов в боевую готовность была передана из Москвы, как мы уже писали выше, в 0 часов 30 минут 22 июня и до войск дойти не успела. Директива № 2 также была передана с большим запозданием, она поступила в войска в 10 – 11 часов утра, когда сражение было уже в полном разгаре, когда значительная часть советской авиации была уничтожена на аэродромах и преимущество немецких войск определилось на многих участках фронта. Между тем директива наркома требовала от советской авиации «уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск», но почему-то наносить удары авиации на глубину не свыше 100 – 150 километров. Советские войска отступали, а в директиве была фраза: «Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить».

Днем 22 июня по требованию Сталина войскам была направлена директива № 3 с требованием перехода советских войск в наступление с целью разгрома противника и выхода на его территорию. «Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – сказал Жуков своему заместителю Н. Ватутину, который получил указание Сталина. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уже тогда принять нужное решение?» «Я разделяю Вашу точку зрения, но это дело решенное», – ответил Ватутин.

Если директивы № 1 и № 2 вызвали удивление у командующих фронтами, то директива № 3 вызвала уже раздражение, и оно было вполне обоснованным. Жуков свидетельствует: «Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало обстановки и командование фронтов. В своем решении Главное командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы… Предпринятые контрудары в большинстве своем были организованы плохо, а потому и не достигли цели»[735]735
  Там же. С. 273.


[Закрыть].

В своем закрытом докладе на XX съезде КПСС Хрущев сообщил делегатам, что после первых крупных поражений на фронте Сталин думал, что наступил конец. «Все, что создал Ленин, – сказал он членам Политбюро, – мы потеряли навсегда». После этого, как свидетельствовал Хрущев, в течение долгого времени «Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще. Он вернулся к активному руководству только после того, как несколько членов Политбюро посетили его и сказали, что необходимо немедленно предпринять определенные шаги, чтобы улучшить положение на фронте»[736]736
  Хрущев Н. С. Культ личности и его последствия / Доклад на XX съезде КПСС: Разд. «Сталин и война».


[Закрыть]. Хрущев хорошо знал, что он говорил. Среди делегатов съезда были все маршалы СССР и все члены Президиума ЦК КПСС, в том числе и те, кто в конце июня 1941 года явился на дачу Сталина, чтобы просить последнего вернуться к руководству страной и армией.

В 1968 году в документальном романе А. Чаковского «Блокада» были приведены некоторые подробности этого «исчезновения» Сталина в первые дни войны. Речь шла при этом не о художественном вымысле. Чаковский опирался на свидетельства маршала С. Тимошенко и на документы. Мы уже не говорим, что все подобного рода произведения проходят не только общую, но и специальную военную цензуру. О чем же поведал своим читателям Чаковский? Он писал: «Поздним вечером Сталин и несколько сопровождавших его членов Политбюро неожиданно появились в здании Наркомата обороны на улице Фрунзе. Входя в кабинет наркома, Сталин был уверен в себе и спокоен. Однако именно там, в центре военного руководства страны, он впервые со всей конкретностью ощутил масштабы надвигающейся опасности. Танковые группы противника стремились клещами охватить Минск, и казалось, ничто не может противостоять их движению. Связь с нашими отступающими под ударами врага войсками была нарушена… Обычно внешне спокойный, медлительный в разговорах и движениях Сталин на этот раз не смог сдержаться. Он обрушился с гневными, обидными упреками на руководителей Наркомата и Генштаба. Потом, ни на кого не глядя, поникший, ссутулившийся, вышел из здания, сел в машину и уехал в свой кунцевский дом…

…Никто не знал, о чем думал Сталин в течение нескольких десятков часов. Его никто не видел. Он не появлялся в Кремле. Никто не слышал его голоса в телефонных трубках. Он никого не звал. И никто из тех, кто ожидал его вызова, не решался ехать к нему незваным… На членов Политбюро, наркомов, руководителей Наркомата обороны, Генштаба и Политуправления армии сразу же обрушились тысячи дел, больших и малых, связанных с осуществлением военных мероприятий в стране и на фронтах. Однако, с утра и до глубокой ночи занятые этими делами, они не раз спрашивали себя: где же Сталин? Почему он молчит? Что же делал, о чем думал этот, казалось, всесильный и всезнающий человек в те долгие страшные часы? Об этом можно только гадать…»[737]737
  Знамя. 1968, №11. С. 49.


[Закрыть]

А. Чаковский пытается создать впечатление, что и без Сталина управление войной происходило нормально. Но это было не так, ибо ни Молотов, ни Тимошенко не имели той власти и тех полномочий, которые были необходимы для управления войной. Как известно, Сталин незадолго до войны был назначен на пост Председателя Совета Министров СССР, оставив за Молотовым лишь пост народного комиссара иностранных дел. Наркому обороны СССР С. Тимошенко не подчинялись ни военно-морской флот, ни пограничные войска и войска НКВД, ни железные дороги. Он не мог отдавать распоряжения местным партийным организациям. В условиях введенной Сталиным жесткой централизации только он один держал в своих руках все важнейшие нити управления страной и армией. Поэтому мы можем с полным основанием сказать, что временный отказ Сталина выполнять свои обязанности главы партии и государства был одной из важных причин быстрого продвижения фашистских армий в глубь СССР.

Нельзя не отметить, что при попытках реабилитации Сталина, которые предпринимались после отставки Н. С. Хрущева, некоторые из авторов пытались оспаривать сам факт позорного поведения Сталина в первые дни войны. Так, например, в воспоминаниях Н. Г. Кузнецова говорилось, что Сталин «энергично работал» 23 июня и что вечером 24 июня Кузнецов видел Сталина в его кабинете в Кремле, где Сталин проводил важное совещание[738]738
  Октябрь. 1968, № 8. С. 138.


[Закрыть]. Г. К. Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» упоминает о встречах со Сталиным 26 и 29 июня 1941 г. В некоторых других мемуарах говорится если не о встречах, то хотя бы о телефонных разговорах со Сталиным между 23 и 30 июня 1941 г. Подобного рода «свидетельства» являются примером обычной для советской исторической и мемуарной литературы фальсификации. В архиве писателя К. М. Симонова имеются подробные магнитофонные записи бесед со многими маршалами и генералами, в том числе и с Г. К. Жуковым. На основе бесед с Жуковым по поручению К. Симонова была составлена в середине 60-х годов первая версия его воспоминаний объемом примерно в 400 машинописных страниц. Эти материалы, с содержанием которых К. М. Симонов любезно познакомил автора настоящей книги, неоспоримо доказывают, что Сталин отсутствовал в Кремле и Москве по крайней мере в конце июня 1941 года[739]739
  К. М. Симонов разрешил мне прочесть большинство мемуаров, хранившихся в его уникальном архиве, но цитировать эти материалы, по его условию, я могу только с согласия авторов, с которыми, увы, у меня нет никакой связи.


[Закрыть]. Об этом писал, впрочем, и маршал А. А. Гречко. «Ничто не указывает на то, что в тот период (т. е. в первые дни войны) Сталин принимал какое-то участие в решениях Ставки»[740]740
  Военно-исторический журнал. 1966, № 6. С. 12.


[Закрыть].

Вряд ли является случайным, что в материалах Центрального архива Советской Армии в тех именно разделах, где хранятся директивные материалы первых дней войны, нет никаких документов, подписанных Сталиным в период с 23 до 30 июня. Нет здесь и приказов и директив наркома обороны и других высших военных и государственных руководителей со ссылкой на то или иное распоряжение Сталина.

Из-за неподготовленности Красной Армии и отсутствия должного руководства гитлеровцы в первые дни войны одержали крупные победы. Как писал Типпельскирх: «…Наступление группы армий началось довольно многообещающе. Противник был захвачен врасплох и совершенно ошеломлен. На южном фланге все переправы через Буг остались неразрушенными и попали в руки немцев. Обе танковые группы после успешных прорывов приграничной обороны безостановочно продвигались на восток. 24 июня 2-я танковая группа достигла района Слонима, 3-я танковая группа – района Вильнюса. За ними следовали 4-я и 9-я армии. Войска противника, находившиеся в районе Белостока, пытались отойти на восток и вырваться из постепенно образующегося котла. Наступавшим танковым группам при поддержке крупных воздушных сил все же удалось задержать отход противника до тех пор, пока 29 июня в районе восточнее Белостока не была установлена связь между 4-й и 9-й армиями. Русские еще в течение 2-х дней предпринимали отчаянные попытки прорваться на восток и юго-восток и разорвать суживающееся кольцо окружения. Затем их силы иссякли. Окружение было завершено, и бои в этом районе прекратились. Между тем обе танковые группы продвигались дальше на восток, чтобы вновь осуществить окружение тех сил русских, которые отошли на восток… 2-я танковая группа 27 июня достигла южной окраины Минска и встретилась там с 3-й танковый группой… Танковые группы образовали теперь новый котел, который постепенно создавался вокруг русских войск, оставшихся западнее Минска… Армейские группы окончательно завершили с запада окружение русской группировки. К 9 июля котел был очищен. В сводке германского верховного командования от 11 июля сообщалось, что в результате первого большого двойного сражения за Белосток и Минск было взято в плен 328 898 человек, в том числе несколько крупных генералов, захвачено 3 332 танка, 1 809 орудий и другие многочисленные трофеи»[741]741
  Типпельскирх К. История Второй мировой войны. С. 177 – 178.


[Закрыть].

Так развивались события на центральном направлении немецкого наступления, и эти факты не отрицают советские историки и полководцы. По свидетельству маршала М. В. Захарова, в первые часы войны авиация противника совершила массированные налеты на аэродромы приграничных округов и нанесла тяжелые потери нашей авиации, особенно в Западном военном округе. К полудню 22 июня потери нашей авиации составили 1 200 самолетов, из которых более 800 были уничтожены на земле.

Маршал А. Гречко свидетельствовал: «Имея мощные первые эшелоны, враг создал на узких участках фронта, где наносились главные удары, подавляющее превосходство в танках, пехоте и авиации. Это позволило германской армии нанести мощный первоначальный удар превосходящими силами, захватив инициативу, и атаковать войска наших приграничных округов по мере их подхода из глубины, по частям. Такое положение лишало нас возможности в течение первых недель войны создать сильную ударную группировку и заставляло вводить силы последовательно, растянуто во времени. В результате противнику удалось за три недели войны вывести из строя 28 наших дивизий, свыше 70 дивизий потеряли 50% и больше своего состава в людях и боевой технике»[742]742
  Военно-исторический журнал. 1966, № 6. С. 7 – 8.


[Закрыть].

«Никакой организованной обороны, – писал в своих воспоминаниях генерал И. В. Тюленев, – создать и занять наши войска в первые дни войны не смогли. Бои носили разрозненный характер. Вместо сплошного фронта обороны, который не мог быть создан из-за неорганизованного вступления в бой частей прикрытия, – отдельные очаги и очажки»[743]743
  Тюленев И. В. Через три войны. М., 1962. С. 147 – 148.


[Закрыть].

Несмотря на мужественное сопротивление со стороны многих дивизий и армий, германские войска сравнительно быстро продвигались на восток. И хотя общее руководство войной несколько улучшилось после возвращения Сталина на свои посты, общее положение на всех фронтах оставалось критическим. Да и Сталин далеко не сразу смог преодолеть растерянность. Маршал Н. Н. Воронов, бывший в 1941 году заместителем наркома обороны, писал: «Я редко видел Сталина в первые дни войны. Был он в подавленном состоянии, нервный и неуравновешенный. Когда ставил задачи, требовал выполнения их в невероятно короткие сроки, не считаясь с реальными возможностями. В первые недели войны, по моему мнению, он неправильно представлял масштабы начавшейся войны и те силы и средства, которые действительно смогли бы остановить наступающего противника на широчайшем фронте от моря и до моря… Он постоянно высказывал предположения о поражении противника в самом скором времени…»[744]744
  Воронов Н.Н. На службе военной. М., 1963. С. 179.


[Закрыть]

Из-за ошибочных представлений о соотношении сил на фронте Сталин запрещал проведение отступательных операций даже тогда, когда отступление было необходимо. Как свидетельствует Г. Жуков, Генштаб пришел к выводу в начале августа, что наиболее слабым звеном нашей обороны является Центральный фронт. Немцы могли воспользоваться этим обстоятельством и ударить во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта. Поэтому Генштаб предложил перебросить на Центральный фронт 12 – 15 дивизий с Дальнего Востока, а войска Юго-Западного фронта отвести за Днепр. Это означало оставление Киева. Немцы уже обходили город с севера и юга, удержать его долго было невозможно, тогда как организованная эвакуация могла спасти войска и гражданское население. Выслушав эти предложения, Сталин вспылил. Он назвал предложения Генштаба чепухой и отверг их. Жуков был отстранен от должности начальника Генерального штаба и назначен командующим Резервным фронтом. Сталин все же учел кое-что из соображений Генштаба, образовав Брянский фронт, чтобы прикрыть Юго-Западное направление. Но Брянский фронт был слишком слабым, чтобы выполнить возложенные на него задачи[745]745
  Жуков Г. К. Цит. соч. С. 320.


[Закрыть]. Начав наступление, немцы довольно легко преодолели сопротивление Брянского фронта. Основные части юго-западного фронта оказались под угрозой окружения. Командующий фронтом генерал М. П. Кирпонос принял решение оставить Киев, организовав оборону восточнее – на реке Суле. Но Сталин приказал оборонять Киев во что бы то ни стало. Пытался влиять на Сталина и маршал С. М. Буденный, командовавший всеми войсками на Юго-Западе. Он предупредил, что промедление с отступлением приведет к гибели войск и техники. Но Сталин остался непреклонным.

Маршал И. X. Баграмян писал в своих воспоминаниях: «Я хорошо помню, что в ночь на 14 сентября, когда окружение уже явно определилось, начальник штаба фронта генерал В. И. Тупиков подготовил новое донесение в Ставку, в котором, объективно охарактеризовав катастрофическое положение войск, прямо заявил, что если Ставка и на этот раз не разрешит отвести войска, то гибель сотен тысяч людей останется на ее совести. Командующий фронтом не решился подписать это донесение. Тогда начальник штаба фронта отправил его в Ставку за своей подписью. Не знаю, докладывали ли об этом донесении Сталину, но в ответной телеграмме начальник Генерального штаба явно необоснованно обвинил генерала Туликова в паникерстве, хотя на следующий день противник уже перерезал последние коммуникации фронта, связывавшие его с тылом страны»[746]746
  Литературная газета. 1965, 17 апр.


[Закрыть].