Текст книги "Игра в возможности. Как переписать свою историю и найти путь к счастью"

Подобные шаблоны поведения обычно не возникают сами по себе. Можно сказать, что и жизнь Алана была «веткой дерева» – вариацией жизни его родителей, а те в какой-то мере повторяли жизнь своих. Мать Алана, Сара, лишилась обожаемого отца, когда была ребенком, а ее мать погрузилась в траур из-за потери мужа и перестала уделять ей внимание.

Лу, отец Алана, был, как и Алан, единственным ребенком разведенной пары. Мать запретила Лу видеться с отцом, а потом он перестал общаться и с собственным сыном. Лу тайно встречался с множеством женщин, хотя Алан, конечно, ничего об этом не «знал», когда придумал свой гениальный план по сохранению связи с разведенными родителями.

Как же выходит, что шаблоны поведения воспроизводятся из поколения в поколение, хотя мы о них даже не подозреваем? Семейные обычаи передаются неосознанно: через общие убеждения и семейную историю.

Родители водят детей в музеи, рассуждают о ценностях, настаивают, чтобы дети обедали за общим столом и обсуждали события в мире. Или, возможно, у них всегда на плите булькает похлебка на тот случай, если соседи решат заглянуть на огонек. Дети растут, часто вспоминают об этом и обдумывают: отказаться ли от этих традиций или впустить их в собственную жизнь?

С очевидными шаблонами поведения все просто: их легко принять, изменить или отбросить. Куда сложнее с теми, что лежат в недрах нашего подсознания. Каким же образом передаются потайные эмоциональные «традиции»?

Ответ невероятно прост: вы их попросту перенимаете. Мы изучаем чужое поведение не задумываясь, нам для этого достаточно находиться рядом с другим человеком. Ребенок, как одеялом, окутанный заботой матери, запоминает мелочи, жесты, проявления любви, даже не «понимая», что происходит, – так же, как учится говорить, не осознавая этого. Такая любовь складывается из особых танцевальных па, которые ребенок исполняет с мамой, а она – с другими людьми. Если мама чувствует себя хорошо и уверенно, ребенок запомнит, что любви сопутствуют щедрость, преданность и счастье. Если же у мамы не все благополучно, малыш будет учиться на проблемных отношениях и узнает, что в «любви» может скрываться обман и страх, или опасность, или унижение.

Чтобы выявить все шаблоны поведения, нам пришлось бы вернуться назад на несколько поколений семьи Спинголдов. Но и того, что мы уже знаем, достаточно, чтобы понять: у родителей Алана еще до его рождения все было непросто. Может быть, беременность Сары и ожидание отцовства напомнило Лу, как распалась его прежняя семья. Видимо, тогда он и ушел к другой женщине, чтобы утешиться. Можно предположить, что отсутствие Лу напомнило Саре о боли, которую вызвала смерть ее отца, и ребенок в ее утробе почувствовал, как изменилось ее сердцебиение и напряглись мышцы.

Под воздействием эмоционального стресса у Сары понижался уровень окситоцина, который вырабатывается во время родов и кормления грудью. От нехватки гормона радости страдали и она сама, и ее ребенок. Маленький Алан появился на свет готовым к встрече с опасностью.

Допустим, Сара не смогла как следует заботиться о ребенке. Ей не хватало на это сил, она была слишком расстроена отсутствием в ее жизни двух самых важных мужчин: охладевшего к ней мужа и умершего отца. Может быть, Алан никак не мог уснуть у нее на руках – его могла тревожить напряженная обстановка или недовольство матери. Можно с легкостью представить, что Сару устроило бы лишь абсолютное послушание со стороны ее младенца.

И, как в бушующем море, где сталкиваются и пересекаются бурные волны, в мире Алана столкнулись идеи о потере и опасности, всплывшие из пучины многих поколений. Должно быть, к своему четвертому Рождеству Алан уже приспособился к такой эмоциональной погоде, как ребенок моряка приспосабливается к порывам ветра и качке.

Мы знаем, что в детстве Алан пытался защитить свою привязанность к обоим родителям в непонятной ситуации, когда мать была рядом с ним, а отец появлялся редко.

Шаблоны ранней привязанности оказывают очень сильное влияние на развитие ребенка и его возможность жить счастливо, поэтому психологи изучали их и дали им специальные названия.

Когда отношения родителей с ребенком гармоничны, когда родители адекватно реагируют на его потребности, меняющиеся с течением времени, можно сказать, что в этой семье царит атмосфера надежной привязанности. Если на ребенка больше никто не повлияет, он, скорее всего, во взрослом возрасте станет вполне независимым и сможет открыто выражать свои чувства.

Если же опекуны больше заняты собственными проблемами, чем ребенком, – как родители Алана, – у ребенка, скорее всего, разовьется тревожная, или амбивалентная привязанность. Он запомнит, что ни на кого нельзя положиться. Он будет бояться разлуки и плохо считывать чужие эмоции.

Еще один шаблон психологи назвали избегающим типом привязанности, который формируется в доме, где все ведут себя отстраненно и безразлично. Ребенку из такой семьи мир будет казаться холодным местом, на который ему не под силу повлиять. Возможно, потом он даже скажет: «Я не помню, чтобы меня обнимали. Я вообще мало что запомнил из детства».

И, наконец, если родители не в силах справиться с собственными проблемами и непредсказуемо проявляют агрессию по любому поводу, у ребенка формируется дезорганизованный тип привязанности. Он пытается как сблизиться с родителями, так и спастись от опасности, которую они собой представляют. Если у этой дилеммы и есть решение, то обычно оно выражается в попытках скрывать свои эмоции.

Родитель, сам не получивший в детстве тепла, невольно не дает достаточно тепла и своему ребенку. А дети разведенных родителей, увы, часто сами разводятся, несмотря на все попытки создать крепкую семью. Дети из семей, где все находятся в слиянии друг с другом, могут бороться за независимость, а потом обнаружить, что сами пребывают в слиянии. Настолько сильно маленькие дети вовлечены в семейные отношения. Модели привязанности живут в подсознании и воплощаются в новых отношениях – как узоры на ковре ручной работы: каждый из них уникален, но повторяет один и тот же паттерн.

Взрослый Алан не осознавал «повторы в узоре», поскольку не анализировал условия, в которых вырос. Он просто не понимал, насколько давно зародилось недоверие, которым были пронизаны все его отношения. Алан не знал, что все его связи служили одной цели: они защищали его от потери, которую он постоянно ждал с самого детства.

МОДЕЛИ ПРИВЯЗАННОСТИ ЖИВУТ В ПОДСОЗНАНИИ И ВОПЛОЩАЮТСЯ В НОВЫХ ОТНОШЕНИЯХ – КАК УЗОРЫ НА КОВРЕ РУЧНОЙ РАБОТЫ: КАЖДЫЙ ИЗ НИХ УНИКАЛЕН, НО ПОВТОРЯЕТ ОДИН И ТОТ ЖЕ ПАТТЕРН.

Ребенок внутри него остановился в развитии, и спустя пятьдесят два года Алан сам не мог понять, как справиться с воспоминаниями об обиде, горе и одиночестве в то памятное Рождество. Он бежал от этих чувств, и в его сердце выросла преграда, которая мешала ему расти и меняться вместе с партнером. Он не мог до конца раскрыться ни перед любовницами, ни перед друзьями. Сам он считал, что от природы склонен к скрытности, но на самом деле это просто было оправдание его вечным изменам. Ему хотелось жить без обмана, но его отношения безнадежно запутались, и он не видел выхода. Всякий раз мысль об этом пугала его до потери пульса, потому что он не мог думать ни о чем, кроме потери.

В пятьдесят лет Алан сильно привязался к одной из своих любовниц. Он гордился, что смог поддерживать такие непростые отношения. Но однажды все пошло прахом. Случилось то, с чем он всю жизнь боролся с помощью своего дружелюбия, умения слушать и справляться с трудностями. Его предали; его бросили. Через двадцать пять лет брака его жена Бетти ушла к другому мужчине. Вскоре после этого любовница тоже испарилась, обидевшись на болезненную реакцию Алана: ведь он всегда называл жену «холодной» и утверждал, что между ними почти ничего нет.

Алан испытал неведомый до тех пор (как ему казалось) шок и ужас. Он вздрагивал от громких звуков, он отказывался верить, но то и дело представлял их вместе; он не мог ни спать, ни есть. Его разум не понимал, что с ним случилось, но тело знало: он вновь переживал одно из самых ранних травматических воспоминаний. Его тело вспомнило, как он, новорожденный, кричал в безответной темноте.

Алан буквально разваливался на куски, а волна забытых чувств и воспоминаний снова захлестывала его: «предательство» жены пробило дамбу, сдерживавшую ужас, гнев и беспомощность. Алан испытывал их по малейшему поводу: при виде ее кружки, свитера, остатков незаконченной работы – всего, что хоть как-то было связано с женой.

Мантра «держи любовь в секрете» противодействовала чувствам, которые он испытал в младенчестве перед лицом опасности. Как многие из нас, он понятия не имел, что всё, с чем он боролся все эти годы, было лишь воспоминанием. Когда-то ребенок оказался в смертельной опасности, потеряв ощущение связи с миром, но воспоминание об этом ужасе никак не угрожает жизни взрослого. Алан не знал, что тактика избегания сформировалась у него от детских травм. Он пытался спастись от этих переживаний. Но закончил как Эдип, который слепо брел к настоящей потере в его взрослой жизни.

Глава третья. Разлука

Заглядывать внутрь себя – как звонить себе же по телефону; на том конце всегда занято.

Из фильма «Море, которое мыслит»[3]3
  Датский экспериментальный фильм 2000 года, режиссер Герт де Грааф. – Прим. перев.


[Закрыть]

Большинство культур не предполагает ни выявления шаблонов поведения, управляющих нами, ни поиска бессознательных путей, которыми мы идем туда, куда не собирались. К примеру, в детстве мы следуем шаблону соперничества – оно помогает привлечь к себе внимание, необходимое для развития. Но затем это соперничество перетекает и во взрослую жизнь, в том числе туда, где его не должно быть. Достаточно вспомнить, как мы соревнуемся с соседями, коллегами или другими государствами, чтобы осознать масштабы этого шаблона. Мы стоим на пороге мирового коллапса – только из-за того что предприятия никак не могут прекратить состязание за рост и место на рынке!

Похоже, испытание пошло Алану на пользу. Удар заставил его заинтересоваться силами, которые управляли им. Пятьдесят лет они спали, а «неверность» Бетти запустила их на полную катушку. Из-за полувекового сна эти импульсы были неподвластны изменениям. Говорят, что кризис может стать началом новой жизни, но вряд ли эта мысль приободрит тех, кто как раз переживает его. Хотя это правда: в периоды кризисов наша нервная система наиболее податлива и шансы изменить привычные шаблоны наиболее высоки.

Как же Алану следовало изменить свое поведение? В таких случаях нельзя надеяться на силу воли. Она годится, когда нужно прибраться в гараже, или вымыть гору посуды, или перестать трескать шоколад. Но от нее не будет толку, если вам захочется изменить неосознаваемые шаблоны поведения, заложенные окружением, в котором вы выросли. Воля не сломает стратегии выживания, которыми вы обзавелись в детстве, и не изменит ваших реакций. Такие шаблоны берут начало в глубинных структурах мозга, в лимбической системе и базальных ганглиях.

Наш мозг часто называют триадой. Он поделен на три части, и каждая из них формировалась на разных стадиях эволюции. Самая древняя, насчитывающая пятьсот миллионов лет рептильная часть мозга почти полностью построена на инстинктах и рефлексах и срабатывает быстрее, чем мы способны думать. Это она заставляет нас убегать или нападать при виде опасности или застывать перед ее лицом. В такие моменты перестает работать лобная доля, где живет рассудок, и включается автопилот с самыми примитивными инструкциями. Травма и воспоминания о ней заставляют нас драться, бежать или застывать на месте.

Самый новый с точки зрения эволюции отдел нашего мозга, неокортекс, или новую кору, часто называют «думающим мозгом». Он начал развиваться у приматов всего лишь два-три миллиона лет назад. Это он позволяет нам анализировать, познавать и решать задачи; быстро определять, что перед нами – корешок или змея; или отличать болтовню шарлатана от слов настоящего целителя. В идеале лобная доля позволяет отделять наши чувства от дел. Неокортекс – очень «умная» часть мозга, но, вопреки ожиданиям, он не управляет нашими действиями. Он думает, предсказывает, сравнивает и постигает, но все это он делает, не вставая с дивана. Эмоциональная лимбическая система – вот кто верховодит, вот кто отдает приказы.

Лимбическая система – это ядро мозга, появившееся сто пятьдесят миллионов лет назад с наступлением эры млекопитающих и птиц. Это эмоциональный центр, существующий у всех разумных существ. Ее поддерживает и стимулирует очень сложная система «зеркальных нейронов», отвечающих за заразительную зевоту, слезы и восторг от общения. Лимбическая система дарит нам разнообразный опыт – от понимания и единения до тоски и скорби. Наш лимбический мозг не просто воспринимает и реагирует на чужие действия, а заставляет нас страстно любить и бороться. В идеальной ситуации он объединяется с неокортексом, чтобы мудро наставить нас на нужный путь.

Эти две части мозга работают оптимально, когда мы осознаем, что наши ощущения не всегда соответствуют реальности. Сигналы окружающего мира проходят через множество слоев наших представлений и допущений. И мы ориентируемся именно на эту иллюзорную, выдуманную реальность. Если четко это осознать, наш думающий мозг создаст новые истории, укрепит лимбическую систему и поможет найти правильный путь – подальше от пугающих видений, подброшенных древним рептильным мозгом. Это часть ответа на вопрос, как изменить скрытые шаблоны поведения, которые мы не можем осознанно контролировать.

Прежде чем углубиться в эту тему, давайте посмотрим, что произошло с Аланом, и каким образом ему удалось вытащить себя из кризиса.

Алан чувствовал, как разбиваются и рассыпаются на части его разум, тело и душа. Первым делом он попытался придумать логичную историю, чтобы объяснить произошедшее. «Как моя жена могла так поступить? Как я мог этого не заметить?» – вот что он подумал сначала. А потом эти мысли сменились другими: «В чем я ошибся? Как это произошло? Что я сделал?» На эти вопросы не было ответа, потому что на арену вышло множество Аланов разных возрастов, с разными мнениями.

Алан-младенец познал ужас одиночества, когда никто подолгу не приходил на его крик. Он чувствовал: Бетти хотела, чтобы он исчез или умер. Многострадальный трехлетний ребенок, терпеливо дожидавшийся прихода отца, думал: «Она ушла только понарошку и однажды вернется ко мне». Та часть Алана, которая хотела казаться взрослой, жаждала расправы; а оскорбленный подросток был в ярости. Каждый раз, когда один из внутренних голосов звучал громче других, отношение Алана к Бетти менялось.

– Она неспособна любить, – успокаивал один.

– Она пытается скрыть свои чувства ко мне, – рыдал другой.

– Она вернется, она просто испугалась, – взывал третий.

Псевдовзрослый заявлял:

– Она эгоистка. Она готова пожертвовать своим достоинством, чтобы потешить себя.

А подросток утверждал:

– Она сейчас фантазирует о сексе со мной.

Алан развалился на эмоциональные осколки и не смог составить внятную историю о своем переживании. Кем ему считать эту женщину и почему он раньше ничего не замечал?

Ответа, конечно, не было. Наша жизнь – это история, которую мы рассказываем, и разные части Алана рассказывали разные истории. Он очень тяжело переживал это, ведь человек чувствует себя цельным, когда истории его жизни выглядят более-менее связанными и все части личности работают в унисон.

До предательства жены Алан всегда пытался успокоить свой младенческий страх перед разлукой и всегда ему на выручку была готова прийти какая-нибудь женщина. Достаточно было всего лишь набрать телефонный номер. Алан считал свою потребность в любовнице «данью культурной традиции», «чертой характера» – эта история была целостной и убеждала его, что он держит ситуацию под контролем. Но эти убеждения были довольно сомнительными: из-за его скрытности ни сам Алан, ни его отношения не развивались. Пока Бетти взрослела, Алан лишь старел, и в их отношениях было все меньше и меньше гармонии.

Теперь, когда прозвенел оглушительный будильник и Алан потерял всякую надежду «уснуть» снова, он собрался с духом и решил измениться. Ему показалось, что распахнулось окно в преображение.

Но изменения нельзя совершить насильно; они держатся на эмоциях, как и старые шаблоны. Новые привычки формируются в окружении любви.

Глава четвертая. Новая роль

Алан был настолько измотан шумом множества внутренних голосов, что решил обратиться за помощью. Это был мудрый поступок. Ему требовались любовь и внимание, которые может дать психотерапия. Алан поведал мне о своей драме, и когда все его части выговорились, а я выслушала нестройный хор его внутренних голосов, я сказала:

– Алан, мне кажется, тебе нужен еще один голос, еще одна часть, которая займется решением проблемы. Давай-ка попробуем кое-что сделать.

– Представь широкое, бескрайнее поле, – продолжила я. – Назовем его твоим полем осознанности. Представь, что оно пышно цветет и плодоносит. Теперь воткни в землю указатель с именем «Алан». Это поле не принадлежит тебе. – Это и есть ты, поле по имени Алан. В нем собрались все части тебя, кем ты был и кем ты можешь стать.

Я пообещала, что если он представит себя полем, ему постепенно удастся склеить себя из разрозненных осколков. Он больше не будет ассоциировать себя лишь с одной крикливой частью. Если Алан-малыш опрокинет стакан, он не почувствует себя недотепой, а если его внутренний подросток решит покуражиться перед красивой женщиной, Алан узнает себя, но не решит, что он и есть такой – вспыльчивый и заносчивый подросток. Нет, это лишь его часть, а он сам – поле, где собрались все его части.

Для начала Алану предстояло осознать, что тревожные чувства – это старые воспоминания, нейронные пути из раннего детства, которые снова активизировались. Я попросила его поверить, что все чувства, терзающие его душу и тело, – это воспоминания. Я не спрашивала его мнения о таком подходе. Я попросила его считать воспоминанием о давно испытанном чувстве ярость из-за ухода жены. Боль, которая не давала ему уснуть по ночам, тоже была воспоминанием. Я сказала ему, что шок, который он испытывает при виде незнакомки, похожей на жену, – это одно из первых его воспоминаний, и что ком в горле и слезы на глазах – это тоже воспоминания.

Затем я попросила Алана подумать, какая его часть раскричалась, когда его захлестнули эмоции. Я сказала, что называть точный возраст необязательно; нужно только представить себя более юным.

Поначалу он просто наблюдал за своими шумными внутренними детьми и старался назвать их возраст. Примерно так:

– Этот страх похож на потерянного ребенка; наверное, ему четыре года. Похожую злобу я ощущал в десятом классе, когда меня отчитывал учитель. Это гнетущее отчаяние будто бы испытывает та часть меня, которая еще не научилась говорить.

Затем Алан должен был помочь своим внутренним детям. Вот что он рассказал:

– Когда я почувствовал страх, я попытался подумать о себе как о младенце, попытался смотреть его глазами. Мне было очень страшно, как будто я упал в глубокую яму и не мог выбраться. Мне не хотелось говорить, но я заставил себя сказать: «Так вот, оказывается, что я тогда чувствовал! Бедный малыш». Звук моего голоса помог мне справиться со страхом и понять самого себя.

– Тогда я попытался вспомнить, что чувствовал в семь или восемь лет, когда ждал отца по выходным, или когда подолгу не слышал от него никаких вестей. Я очень остро почувствовал, как надеялся и как расстраивался, будто был неизлечимо болен. Я подошел к мальчику у себя в голове и обнял его. «Теперь я с тобой, малыш, и никогда не уйду», – сказал я ему и покрепче прижал к себе.

– Когда я мысленно столкнулся с тем собой, который хотел поскорее повзрослеть, я был в шоке. Он липнул ко всем, кто готов был его принять. Это было противно и очень грустно.

– Встав на место нахального, одержимого сексом подростка, я удивился, осознав, каким бесполезным он казался себе. Я почувствовал, как он думает: «Она уйдет от меня к другому, потому что он крутой и искренний». Я совершенно растерялся, потому что воспоминание было очень четким. Но когда я наконец-то взглянул на себя со стороны, я смог только посочувствовать себе.

Затем Алан записал в дневнике момент своего преображения и поделился им со мной.

«Вечером во вторник мне в голову пришли абсолютно новые мысли. Я понял, что, когда дети чувствуют себя брошенными, в этом нет их вины. Я также осознал, что мальчики, которые мечтают об общении с отцом, – это прекрасно и естественно; а умные, ответственные дети, доверяющие себя куда менее умным взрослым, на самом деле очень щедры. Их нужно ценить и уважать за это, пока они учатся справляться с разочарованиями и расстаются с мечтой о крепкой семье. А тот бойкий подросток, он ведь был настоящей занозой, но, подумав о нем, я обнаружил, что улыбаюсь со всепрощающей отцовской любовью».

Алан обретал осознанность, учился сочувствовать своим разрозненным частям, относиться с принятием и пониманием к любым своим недостаткам, и его мозг начал изменяться, создавая новые нейронные связи.

Так это и работает. Стресс не поможет нашему мозгу исцелиться и измениться. Так же тщетно можно сидеть и ждать, что цветок распустится в темноте. Цветку нужны свет, влага и время для роста, а мозгу нужны внимание и любовь.

Алан не узнавал себя в этом процессе преображения. Вот уже полгода у него не возникало желания приударить за женщиной. Но когда он познакомился с одной (или двумя) дамами, оказалось, что он не может преодолеть старые реакции и шаблоны поведения. Когда одна женщина перестала с ним общаться, он впал в неистовство, почти обезумел, ожидая новой встречи. А когда он был с другой женщиной, которая была спокойнее и внимательнее, чем его родители, он, к своему стыду, обнаруживал, что хочет уйти на сторону.

Однажды его осенило: эти женщины – воспоминания; в них переплелись качества его отца и матери. Его ликованию не было предела. Он стал мысленно отсекать свои старые воспоминания от реально существующих женщин, как будто чистил стену от старых слоев обоев. Тогда он смог увидеть этих женщин такими, какие они есть. Молли больше не казалась ему надоедливой – она просто беспокоилась о нем и желала угодить. Он понял, что Соня не отталкивала его, а просто хотела держаться на расстоянии, и он не был в этом виноват!

Самым большим откровением для Алана стало то, что печальная история о его ушедшем отце прилепилась к ничего не подозревающей Соне, а когда он мысленно убрал эту историю, его отношение к ней сразу изменилось. Он тут же подумал: «Нужно оставить ее в покое». Оказалось, она его уже не интересует. Ему больше не хотелось добиваться ее расположения. Алан хорошо относился к этим женщинам, но больше не хотел их завоевывать. Из его сердца исчез страх.

Алану казалось, что это чудо: вот он остро переживает предательство женщины, а вот он исцелил свои раны одной лишь силой воображения. Какая мощь! Он решил, что сможет справиться с любой драмой, вызывающей у него старую, знакомую боль.