Текст книги "Псалом бурь и тишины"

14. Карина

Карина не собиралась размышлять о том факте, что ее прародительница когда-то жила вместе с теми людьми, которых она потом уничтожит.

Она не собиралась думать об искре магии Малика внутри нее и об искре ее магии внутри Малика или о том, что каждый раз, когда он прикасался к ней, по ее телу пробегал огонь, хотя она ему по-прежнему не доверяла.

И уж точно не собиралась представлять прямо сейчас, как один неверный шаг – и она со свистом полетит на дно ущелья.

– Давай, Карина! Ты почти наполовину спустилась! – закричала Афуа. Ей легко говорить, ведь она сама, Ифе и Каракал уже спокойно стояли на дне ущелья. До этого Карина понятия не имела, что боится высоты, но от одного взгляда с этого отвесного обрыва у нее замирало сердце. Не исключено, что это ей наказание за воровство в деревне.

Каракал сказал, что вход в город воров – на дне этого ущелья. Поэтому пришлось лезть вниз.

Она приподняла правую ногу с узкого выступа, но камень под ее левой ногой зловеще шевельнулся, и она быстро поставила ступню обратно и прижалась всем телом к камням.

– Можно побыстрее, мы тут не молодеем! – крикнул Каракал.

– Попробуй не смотреть на острые камни внизу! – подал голос Ифе.

Карина чуть не застонала.

– Спасибо, Ифе!

– Пожалуйста!

Карина глубоко вздохнула и потянулась правой ногой к следующему выступу. Еще чуть-чуть, она почти…

Небо и земля поменялись местами, когда камень под ее рукой оторвался и полетел вниз – и она вместе с ним. Вот и все. Она пережила покушение на убийство, встречу с серпопардом, государственный переворот – но вот-вот должна была разбиться о кучку дурацких камней.

Но дурацких камней Карина не достигла: примерно в десяти локтях от земли в спину ей ударил мощный поток восходящего воздуха, и ее падение остановилось. Она лежала на нем, как на подушке. Затем магия Каракала перенесла ее к остальным и аккуратно поставила на землю. Бывший Страж посмотрел на нее так, будто она подралась с котенком и тот победил.

– Мои поздравления, ты могла стать первой повелевающей ветрами завенджи в истории Сонанде, которая погибла в результате падения. Ты что, забыла, что воздух – это твоя стихия?

Кровь бросилась в лицо Карине, но она сочла неприличным огрызнуться на слова человека, только что спасшего ей жизнь, поэтому она просто стала осматривать место, в котором они оказались.

Ущелье Акулий Зуб, изгибаясь, тянулось через пустыню на сотни миль с севера на юг. С того места, где они стояли, казалось, что вторая стена ущелья находится в паре миль, но в одних местах ширина разлома достигала дюжины миль, а в других – всего дюжины локтей. Карина предпочла бы спуститься там, где его стены не были такими отвесными, но Каракал безапелляционно заявил, что если они хотят найти Балото, город воров, – единственное место, где они могли хоть что-нибудь узнать о хранителе Доро-Лекке, – то им надо спуститься именно здесь.

– Команда, будьте начеку, – сказал Каракал. – Мы скоро окажемся в самом гнусном городишке Сонанде. Храните монеты поближе к сердцу, а нож – под рукой.

Несколько часов они шли по каменистой тропе вдоль щетинившихся скалистых выступов отвесной стены ущелья. Затем Каракал велел им остановиться перед ручьем, стекающим со скалы. Бывший Страж свистнул особым высоким свистом и три раза постучал рукоятью кинжала по камню.

– Я знаю, что вы там, старые пустебрехи. Вылезайте.

Мимо щеки Каракала, оставив на ней длинный порез, пролетел метательный нож. Карина закрыла Афуу своим телом. У стен каньона появилось около дюжины мужчин. Они были вооружены луками и целились в их четверку. Старшим в группе, по-видимому, был старик, одетый в цветастую, похожую на одеяло накидку, на самом старом верблюде, какого только видела Карина. Лица обоих были такими морщинистыми и заросшими, что трудно было бы отличить одно от другого.

Улыбка Каракала каким-то чудом сохранила свой обычный шарм, несмотря на то, что по лицу у него текла кровь.

– Давненько не виделись, Нзима. Не узнал меня?

Кустистые брови Нзимы взлетели вверх, открыв пару маленьких блеклых глаз.

– Ну и ну! Каракал, ты ли это?

– Собственной персоной. Я понимаю, что расстались мы не очень по-доброму, но…

Карина глазом не успела моргнуть, как старик слетел с верблюда и выхватил в полете парные клинки. Он оказался за спиной у бывшего Стража, врезался коленом ему в спину – Каракал только крякнул – и, взявшись за волосы, оттянул его голову назад.

– Я же, кажется, сказал, что если еще хоть раз увижу тебя в моем городе, то оторву тебе руки и ноги и скормлю их Лоло, – прошипел Нзима. Лоло – оказалось, это был не верблюд, а верблюдица – как ни в чем не бывало жевала жвачку и задумчиво смотрела вниз, как если бы ее хозяин каждый день потрошил людей в ее присутствии.

– Если ты говоришь о своем сыне, то я не заставлял его уходить от мужа…

– Ты мне семью развалил, охламон!

Если старик еще хоть чуть сильнее прижмет Каракала коленом к земле, тот просто задохнется – и кто тогда поможет Карине добраться до Доро-Лекке? Руководствуясь скорее этим соображением, чем человеколюбием, она выступила вперед и сказала:

– Мы взываем к воровскому кодексу!

Старик криво ухмыльнулся, и спутники Карины бросили на нее испуганные взгляды. Карина не знала, существует ли воровской кодекс на самом деле или это все сказки, но не видела другого выхода, не обнаруживавшего ее магических способностей.

– Вы наверняка слышали о государственном перевороте в Зиране и о том, что царская семья скрывала от нас присутствие во вселенной магии. В городе произошли беспорядки. Сосед грабил соседа, брат шел на брата, отовсюду слышались обвинения в колдовстве. Меня ведьмой не назвали, но нам все равно пришлось убежать, поскольку я – как и большинство жителей Балото – знаю некие тайны, которые должны ими и остаться. Разве этот город построен не как убежище для тех, кого не принимает остальной мир?

Нзима посмотрел на Карину проницательными, многое видевшими глазами. Его взгляд задержался на ее головном платке и повязке на кисти руки, скрывающей знак принадлежности к Сизигии Ветра. По спине Карины покатилась капля пота.

Наконец старик отпустил Каракала. Бывший Страж, отряхиваясь от пыли, хрипло глотал воздух, а старик вновь запрыгнул на спину верблюдицы.

– Мы здесь, в Балото, чтим воровской кодекс, как чтили его наши отцы и деды. Пока вы здесь, вы также должны его соблюдать, – властно сказал Нзима. – Здесь под нашей защитой находятся и гневные, и смиренные. Быстрое наказание настигнет того, кто выступит против них. Сдайте оружие – или подите прочь из нашего города.

Карина, Афуа и Ифе с готовностью отдали свои ножи. Каракал передал Нзиме парные мечи, сняв их со спины. Все уставились на него. Тяжело вздохнув, он вытащил из ножен на предплечьях и голенях несколько небольших клинков.

– Больше ничего нет, клянусь… – начал он, однако Нзима собственноручно обыскал его и нашел еще несколько кинжалов, свернутую удавку, четыре разных пузырька с ядом, бритву, замаскированную под защитный амулет, целый набор отмычек и даже арбалет, который помещался в его ладони.

– Ну, теперь я чувствую себя голым, – раздраженно пробормотал Каракал. Нзима жестом показал следовать за ним вверх и ступать только там, где прошла верблюдица, – ни шагу в сторону.

Как бы ни ужасала Карину мысль о том, что между ней и гибелью от падения с тысячефутовой высоты была только едва живая от старости Лоло, она покорно пошла за остальными. Так, цепочкой, медленно, их четверка и вошла в город воров.

Карина наконец поняла, почему Балото за столько лет не обнаружили, – город не был спрятан в ущелье Акулий Зуб, он был самим этим ущельем. Дома этого убежища воров были устроены в стене ущелья и напоминали неглубокие пещеры или каменные ниши, а улицы города проходили по узким уступам, едва заметным для невооруженного глаза. Лоло вела их тропами, где едва можно было ступить, и между огромными валунами, установленными таким образом, что даже небольшой толчок мог сбросить их на дно ущелья. Вот в эти-то переходы и был вплетен город воров.

И он казался воплощением мечты разбойника. Одни торговцы предлагали оружие, на вид не хуже, чем изготавливали оружейники Ксар-Алахари, другие – редкие, запрещенные в Зиране вещества, которые могли изменить тело, разум, убить одного, излечить другого. Были и такие, что, наловив саранчи и рассыпав ее по маленьким мешочкам, утверждали: если заварить с ней чай, добавив звездного листа и масла из семян дерева ним, то можно увидеть будущее.

На всем пути четверку преследовали хищные взгляды. Брови наемных убийц украшали тонкие вертикальные шрамы, по одному на каждого убитого человека. Одна ошибка – и можно в мгновение ока превратиться вот в такой вот шрам.

Но, несмотря на то что в городе витала атмосфера опасности, чувствовалось, что в нем соблюдают порядок. Воровской кодекс был здесь законом, и пока они ему следуют, ничего с ними не случится.

– Как ты впервые попал в этот город? – спросила Карина Каракала, когда они проходили мимо импровизированной площадки для поединков, где, окруженные возбужденной толпой, бились насмерть два крокодилоподобных, покрытых чешуей чудища гбахали.

Каракал почесал заросший щетиной подбородок и покосился на Нзиму.

– В Сонанде не так много мест, где мог бы укрыться Страж-дезертир. Балото – один из них, – ответил он, а Нзима проворчал из-под своей накидки:

– Нашел его десять лет назад наверху ущелья – явно скитался, в полубредовом состоянии. Взял его вниз по доброте сердечной. И что он делает? Разрушает семью моего сына!

– Ты мне поверишь, если я скажу, что глубоко сожалею о своих действиях?

– Конечно, нет.

– Хорошо. Потому что я не сожалею.

Каракал и Нзима продолжили переругиваться, а Карина обдумала услышанное. Каракалу, по виду, было около тридцати, так что из Стражей он сбежал примерно в возрасте Карины. Старшине Хамиду, – самой сильной из всех Стражей, каких Карина знала, – потребовалась помощь Афуы, чтобы снять заклятие, однако Каракал каким-то образом справился с заклятием сам, убежал в пустыню и выжил. Как, должно быть, страшно это было – остаться одному на такое долгое время – и надеяться выжить только лишь благодаря своей смекалке.

– Ладно, если отложить на время обиды, что нового в городе? – спросил Каракал.

– Да особо ничего. Большой спрос на отпугивающее саранчу зелье. Будь готов выложить за него кругленькую сумму. Ах да, и в северном конце города поставила свою палатку бродячая знахарка. Зовет себя Мааме Коготки.

Мааме Коготки? Звучит зловеще.

– И чем она занимается?

– Я сам там не был, поэтому точно не скажу. Из того, что слышал, она видит будущее человека, просто прикоснувшись к его руке, и у нее есть снадобья для лечения любой хвори – телесной или душевной.

Когда они добрались до центра города, Нзима сказал:

– Здесь я вас оставлю. Не забывайте о кодексе. А ты… – он ткнул пальцем в Каракала, чье лицо было сама невинность, – держись подальше от моего сына.

Когда их провожатый исчез за поворотом, четверка разделилась надвое, условившись встретиться на площади через час. Карина и Афуа пошли на север, держась поближе друг к другу.

– Что думаешь об этом месте? – прошептала Карина.

– Думаю, что здесь можно найти все, что хочешь, если готов платить. – Девочка поежилась. – Но мне не нравится новость о знахарке. Не странно ли, что она оказалась здесь в одно время с нами?

– Может быть, она завенджи?

– Видеть будущее – способность улраджи. Если только она не шарлатанка.

В Сонанде было полно проходимцев, заявлявших, будто они способны общаться с духами и предсказывать будущее. Но теперь, когда люди своими глазами увидели, что магия существует, многие стали им верить. Если есть хоть маленький шанс на то, что Мааме Коготки поможет им в поиске Доро-Лекке, к ней нужно сходить. Карина готова была на самые маловероятные варианты, лишь бы спасти Сонанде и при этом самой не погибнуть.

Наконец они дошли до жилища знахарки – они узнали его по длинной очереди желающих попасть к ней. И это была не палатка, а огромный шатер, окруженный несколькими другими поменьше. И стояли они не на земле, а на деревянных сваях, видимо, привезенных Мааме Коготки с собой. Из окон большого шатра вырывались клубы дыма – поочередно горчично-желтого, светло-голубого и ярко-розового. Оттуда доносилась музыка и звуки веселья, напомнившие Карине о «Танцующем тюлене» и других заведениях Зирана, где играли музыку и где она бывала.

Однако надежда на то, что они просто войдут внутрь и побеседуют с Мааме Коготки, приказала долго жить, когда они увидели, что у входа стоят два дюжих молодца и разворачивают всех, кто хотел зайти без приглашения. Карина и Афуа, постояв там несколько минут и поняв, что внутрь не попасть без приглашения или борьбы, развернулись, чтобы пойти прочь, – и очутились прямо в гуще драки.

– Чудовище! Ведьма!

Ругательства выкрикивала женщина со сжатыми кулаками. Перед ней была поднявшаяся на колени с земли девушка. Из носа у нее текла кровь.

– Если мои дети из-за тебя будут голодать, я тебя до смерти забью вот этими самыми руками! – кричала женщина, и, если бы несколько прохожих не оттащили ее от девушки, она, вероятно, тут же исполнила бы свою угрозу.

– Что тут происходит? – спросила Карина стоявшего рядом зеваку.

– Они живут рядом. Морова – та, что постарше, – утверждает, что с тех пор, как Элинам – помоложе – стала работать у Мааме Коготки, в ее семье все начали болеть, а сегодня она увидела, как Элинам кладет наговор на ее надел, чтобы привлечь туда больше саранчи.

– Ты не знаешь, о чем говоришь! – вскричала Элинам. Морова вырвалась из державших ее рук и оцарапала девушке лицо.

– Ведьма! Я тебя убью!

Вперед вышла какая-то старуха. Она клюкой развела женщин и сказала:

– Фу, Морова. Женщине в твоем возрасте не следует так унижаться. Если Элинам и правда такова, как ты говоришь, то боги дадут нам об этом знать. Кто-нибудь принесите мне курицу.

Из толпы выбежала девочка и вручила старухе курицу в ярко-зеленом оперении. Старуха произнесла:

– Элинам отрежет голову курице, и если та сразу умрет и будет лежать неподвижно, значит, девушка невиновна. Но если курица побежит, тогда она ведьма и ответит за это по закону.

Недоверие обитателей Сонанде к людям, общающимся с потусторонними силами, было велико, но такого глубокого суеверия Карине еще не приходилось видеть воочию. Жить молодой девушке или умереть – зависело от того, как поведет себя куриный труп.

Старуха дала Элинам курицу и нож.

– Если ты невиновна, то тебе нечего бояться.

Элинам привычным движением обезглавила курицу и убрала руку с ее тела. Толпа, затаив дыхание, смотрела, как курица дернулась раз, другой. На лице Элинам проступил ужас, однако, прежде чем птица вскочила на ноги, Карина подбежала к девушке и обняла ее.

– Элинам, вот ты где! Милая кузина, мы тебя везде ищем! – В ухо девушки она прошипела: – Если хочешь жить – подыгрывай.

– А… да! Здравствуй, кузина! – пропищала Элинам ужасно ненатурально. Но толпа была отвлечена неожиданным воссоединением сестер, и никто не заметил действий Афуа, которая в это время магией мгновенно и безболезненно переломила позвоночник птицы. Когда птица замерла, Карина отпустила Элинам.

– Я столько проехала, чтобы тебя увидеть. Вообрази мое удивление, когда я услышала, что тебя обвиняют в ведьмовстве! Но эта курица явно мертва, поэтому мы можем идти.

Морова бросила яростный взгляд на Элинам, но та прошла проверку на невиновность. Толпа быстро рассосалась. Девушка вдруг ослабла от облегчения и оперлась о руку Карины, которая ее поддержала.

– Спасибо тебе большое… Если бы не ты, я даже не знаю… – Она заплакала, и Карина неловко похлопала ее по спине.

– Мне было совсем не трудно. Кроме того, это отвратительная традиция. Если бы ты имела власть уничтожить целое поле сорго, что помешало бы тебе сделать так, чтобы эта курица не встала после обезглавливания? – Карина не упомянула, что она пришла девушке на помощь, потому что именно она, а не Элинам – та ведьма, которую следовало бояться этим людям. – Иногда люди теряют голову от страха и не понимают, что своими жестокими поступками никак не улучшают свое положение.

– Во всем виновата принцесса Карина, – шмыгнув носом, сказала Элинам, и Карине стоило большого труда не измениться в лице. – Когда стало известно, что даже царская дочь – ведьма, все стали подозревать в этом окружающих. Говорят, это она наслала саранчу, чтобы наказать Сонанде.

– Это точно. Мы ненавидим принцессу Карину не меньше, чем вы. Как только ее земля носит, – сказал Каракал. Они с Ифе появились за спинами Карины и Афуы во время разыгранного ими представления.

– Согласна. Чтоб ей провалиться, – сквозь стиснутые зубы сказала Карина.

– Я вижу, вы только с дороги. Что привело вас в наш город? – спросила девушка.

После случившегося было бы неумно признаться, что они ищут тайный город магов, поэтому Карина сказала:

– Мы хотели бы побеседовать с Мааме Коготки. Ты случайно не знаешь, как к ней попасть?

Глаза Элинам вспыхнули от радости.

– Я не могу обещать вам, что она вас примет, но проведу вас внутрь. Пойдемте со мной.

Они проследовали за Элинам ко входу в шатер. Вооруженным стражникам, охранявшим его, она сказала:

– Не беспокойтесь, они со мной.

Стражники оглядели их с головы до ног, затем кивнули. Один из них открыл дверь и размашистым жестом отодвинул в сторону тяжелую занавеску, закрывавшую вход. Изнутри пыхнуло розовым дымом и донесся гул барабанов.

– Добро пожаловать в лечебницу Мааме Коготки. Смотрите под ноги и помните: только тот, кто готов открыться, может получить все, что она предлагает.

Прежде чем Карина успела спросить, что это значит, дверь закрылась. Они оказались внутри.

15. Малик

Это была очень плохая идея. Почти каждая его идея со дня приезда в Зиран никуда не годилась – и эта, похоже, была худшая.

– Нас обязательно поймают, – прошептал он Лейле.

– Конечно, поймают, если ты не перестанешь дрожать, как сухой лист на ветру! – прошипела она в ответ. – Впереди стражница. Не волнуйся и обратись к ней, как мы репетировали.

Ничто не приводило Малика в большее волнение, чем совет не волноваться. Он приблизился к стражнице, охранявшей главные ворота Ксар-Алахари.

– Откройте ворота. Мне необходимо выйти в город. У меня там дело, – каким-то образом ему удалось сказать это ровным тоном.

Стражница нахмурилась:

– Я прошу прощения, Избранник Адиль – то есть Избранник Малик, – но у меня строгий приказ не выпускать никого из дворца без письменного разрешения, – сказала она.

Малик спросил себя, как бы действовала в такой ситуации Карина, и смерил стражницу надменным взглядом.

– В таком случае рад сообщить вам, что у меня есть письменное разрешение от самого Мвале Фарида.

Малик вручил стражнице официальный документ, предписывающий не препятствовать выходу из дворца самому Малику, его сестрам и одному сопровождающему. Та прочитала его и окинула взглядом их маленькую группу, задержав его на «сопровождающем». Ханане прерывисто втянула носом воздух, но не подняла глаз от земли. Ее голову покрывал капюшон простой серой накидки, какую носили служанки.

Наконец стражница кивнула и отдала приказ открыть ворота.

– Пусть ваше путешествие будет безопасным, Избранник Малик.

Казалось, Малик снова начал дышать только после того, как они прошли по Пальцам Вдовы – мосту, отделявшему Старый город от Нижнего.

– Поверить не могу, что мы это сделали! – простонал он. – Фарид будет в ярости.

– Переживет, – сказала Лейла. – Погляди на нее. Мы только вышли из дворца, а ей уже лучше.

Ханане и правда становилась живее с каждым шагом, на который они удалялись от Ксар-Алахари. Она бежала впереди вместе с Надей, которая заливалась смехом. Малик не понимал, почему Надя стремилась быть рядом с принцессой, но с тех пор, как они познакомились, Надя стала больше похожа на себя прежнюю, какой она была до заключения в мире духов. Они с Ханане, держась за руки, бежали по улице и разглядывали все вокруг так, как будто видели в первый раз. Как и прежде, Надю, казалось, совсем не беспокоило ледяное прикосновение принцессы.

– Удивительно, как они поладили, – проворчал Малик, и Лейла подтолкнула его плечом.

– Похоже, кто-то ревнует, что у Нади появилась новая любимица, – поддразнила она, и Малик подумал, как просто, наверное, живется единственным в семье детям. – Не принимай это на свой счет – детям надоедают старые игрушки, они находят себе новые. С другой стороны, Надя сейчас примерно того возраста, в каком была Карина, когда умерла Ханане. Если им нравится общаться друг с другом – пусть общаются.

Малик об этом не думал и мысленно упрекнул себя за ревность к Ханане. Принцесса вынесла такое, чего он не может даже представить. Они правильно поступили, дав ей короткую передышку от пребывания во дворце, где все ей напоминало о собственной смерти.

Но и за пределами дворца было небезопасно. Взгляд везде натыкался на следы нашествия саранчи. Дома, жители которых решили бежать из Зирана в надежде, что в других местах опустошение не столь велико, стояли разграбленные. Спутников провожали больными взглядами коровы со спинами, покрытыми ранами от укусов насекомых. По городу, словно туман, распространялась атмосфера отчаяния – люди понимали, что происходит нечто ужасное, против чего они бессильны.

Примерно так выглядела Эшра в самый пик клановых войн – именно тогда бежала оттуда семья Малика. Хоть он и не был зиранцем, он считал, что жители города не заслужили подобных страданий. Он должен найти флейту и скипетр и таким образом внести свою лепту в борьбу с опустошением. Малик вознес молитву Аданко, попросив ее о том, чтобы в стенах университета оказались нужные ему сведения.

Теперь, когда они вышли из круга охранных заклятий, защищавших Ксар-Алахари, рядом с ним вновь появились тени. Они безмолвно следовали за их четверкой, пробиравшейся по лабиринту улиц Нижнего города. В каком-то смысле Малик был почти рад их видеть: его жизнь изменилась так сильно за столь короткий промежуток времени, что тени на этом фоне казались чем-то хорошо знакомым, а потому приятным, хотя, конечно, по-прежнему его пугали.

Условившись с Лейлой, Надей и Ханане, что они подождут его перед университетом, – предполагалось, что на улице у Ханане меньше шансов быть узнанной, – Малик вошел в университетские ворота. Ему стоило большого усилия не полюбопытничать и не остановиться перед двумя надвратными башенками, сплошь исписанными изречениями студентами за многие годы.

Говорили, что в одной аудитории Зиранского университета собрано больше знаний, чем во всех остальных библиотеках Зирана, вместе взятых, и, даже только ступив на его территорию, Малик готов был в это поверить. Сам воздух здесь был пропитан почтением к наукам, мыслью, что сумма знаний, накопленных в этих залах, гораздо важнее любого смертного, идущего по университетским коврам. От выложенных изразцами стен отражалась речь на самых разных языках, многие из которых Малик не мог распознать. По галереям и переходам сновали студенты и преподаватели в длинных одеяниях, с книгами под мышкой и пергаментными свитками в руках.

Проходя мимо группы юношей, оживленно споривших о том, является ли нашествие саранчи исчерпывающим доказательством существования божества, наделенного злой волей, Малик ощутил легкий укол зависти. Он полагал, что неплохо бы показал себя в учебе, если бы ему выдалась в жизни такая возможность.

Но он пришел сюда не для того, чтобы сокрушаться, какие плохие условия для жизненного старта даны простым ребятам вроде него. Он хотел отыскать здесь Яему – и нашел ее в библиотеке.

Точнее сказать, это она его нашла: в то самое мгновение, как он ступил меж книжных стеллажей, она влетела прямо в него, выронив при этом, наверное, дюжину книг.

– Эй, смотри, куда… ой, Избранник Малик! – смущенно воскликнула она. – Извините, я вас не увидела…

– Яема, а ну вернись! – раздался крик с той стороны, откуда появилась юница. – Ты опоздала с очерком на три недели, где он?

Малик взглянул в испуганное лицо девушки, прижал палец к губам и затащил ее за ближайший книжный стеллаж.

– Вот будет зрелище, если преподаватель погонится за тобой по коридорам университета, – сказал он, и в проходе соткался образ Яемы. Она на полной скорости выбежала из библиотеки, и за ней, путаясь в профессорской мантии, поспешил преподаватель, выкрикивая что-то о недопустимости срыва учебного процесса. Как только они оказались одни, настоящая Яема с трепетом посмотрела на него.

– Это была магия, да?

Малик улыбнулся.

– Да.

– Что ты ощущаешь, когда используешь ее? – спросила она с искренним интересом.

Малик не знал, что ответить; он не был уверен, что это ощущение можно описать словами.

– Это похоже на… Будто сжимаешь пружину до максимума, а потом отпускаешь. Примерно так. Идеальное освобождение.

Девушка с тоской вздохнула.

– Даже представить себе не могу. Хотелось бы мне уметь создавать нечто подобное.

Яема взглянула на него снизу вверх, и он вдруг ясно почувствовал на своей щеке ее дыхание, а еще – что у него изрядно вспотели ладони. Он отстранился от девушки и вытер руки о штаны.

Я уже говорил тебе, что ты чересчур влажный человеческий экземпляр?

Решив не опускаться даже до мысленного ответа Идиру, Малик откашлялся и сказал:

– Надеюсь, я не оторвал тебя от каких-нибудь важных дел. На самом деле я искал тебя.

Малик мог поклясться, что ему не почудилось: ее ресницы затрепетали, а в глазах мелькнул влажный блеск.

– Меня? А что тебе… То есть я очень рада! Я не очень многое умею, но буду счастлива помочь, чем смогу.

– Ты себя недооцениваешь. Не каждый способен стать студентом самого знаменитого учебного заведения в Сонанде, – сказал Малик совершенно искренне. Он слишком хорошо знал, как твой же разум может обесценивать все твои достижения. – В Храме Воды ты упомянула, что изучаешь историю древних народов Сонанде. Я ищу два кеннуанских предмета материальной культуры и подумал, что, может, ты могла бы мне помочь.

Лицо Яемы вытянулось.

– Я бы с радостью, но университет сохраняет нейтралитет во всех политических вопросах. Только наставникам разрешено пользоваться ресурсами университета для содействия придворным. Если я тебе помогу, меня могут отчислить.

Малик вовсе не желал, чтобы Яему из-за него выгнали из университета, но единственным вариантом для него оставалось снова нырнуть в воспоминания Идира. А он не был уверен, что сможет пережить такое погружение.

Не стану притворяться, что разбираюсь в ваших брачных ритуалах, но мне кажется, эту девушку влечет к тебе, – проворчал дух. – Тебе нужно, чтобы она тебе помогла. Используй ее влечение в своих целях.

Малик хотел уже мысленно отгородиться от предложения Царя Без Лица, но… вдруг понял, что это не такая уж ужасная идея. И кроме того, Фарид намекнул ему, что Малик решил, будто между ним и Кариной что-то есть, только из-за отсутствия какого бы то ни было романтического опыта. Все вокруг флиртуют друг с другом, и ничего страшного не происходит. Почему и ему не попробовать?

Однако у данного плана был значительный изъян: Малик не смог бы соблазнить девушку, даже если бы она оказалась с ним в одной постели.

Если бы здесь был Тунде. Тунде мог бы уговорить леопарда расстаться со своими пятнами. Он бы точно знал, как убедить Яему ему помочь.

Малик постарался отбросить в сторону горькие мысли о погибшем друге и сложил губы в сочувственную улыбку. Он наклонился и поднял с пола книгу, уроненную Яемой.

– Как жаль, – сказал он низким голосом. «Действуй, как Тунде», – подумал он. – Я бы лишился сна, если бы узнал, что из-за меня у тебя возникли неприятности.

Возвращая ей книгу, он легко провел пальцами по ее руке. Яема втянула носом воздух, но не отдернула руку, и тогда он погладил пальцем пульсирующую жилку у нее на запястье. Она вздрогнула, и Малик отметил, что ему приятна ее реакция.

– Я не стану настаивать, если ты откажешься. Но сведения, которые я пытаюсь добыть, имеют исключительную важность. Я уверен, вместе с такой умной девушкой, как ты, мы что-нибудь придумаем.

Он склонился к ней и снова почувствовал запах чернил и кожи – как в Храме Воды, когда они только встретились. Он легонько взял Яему за подбородок и заглянул ей в глаза.

– И конечно, в ответ я готов выполнить любое твое желание.

– Если я помогу найти эти предметы, кто-нибудь от этого пострадает? – прошептала Яема. Перед глазами Малика возник образ Карины, истекающей кровью на алтаре, но он отмахнулся от него.

– Тысячи людей будут спасены.

Малику пришло в голову, что, если он попытается ее поцеловать, она не станет сопротивляться. Удивительно, но он и сам хотел этого. Он целовался единственный раз в жизни – с Кариной, и ему хотелось проверить, все ли поцелуи похожи на тот или лишь из-за отсутствия опыта это произвело на него такое огромное впечатление.

Но он отстранился.

– Естественно, если ты правда не можешь, я все понимаю.

На лице Яемы промелькнуло разочарование. Она несколько мгновений заламывала пальцы, потом решительно сжала губы.

– Иди за мной. Но мы должны все делать быстро.

На фоне великолепия главной библиотеки хранилище, куда Яема привела Малика, казалось просто большой кладовкой. Но девушка заметно волновалась, начав перебирать пыльные документы.

– Ты ищешь скипетр и флейту, использовавшиеся в магических ритуалах? – крикнула Яема с верхушки катающейся вдоль стеллажей лестницы. – Про флейту ничего не могу сказать, но скипетр в Кеннуа был символом власти. Упоминания о нем надо искать в летописях – только там явно говорится не об одном скипетре.

– У того, который мне нужен, навершие в виде головы шакала, – сказал Малик, – из какого-то зеленого камня.

– Вероятнее всего, оно из малахита. Кеннуанцы считали его священным. Да, а шакал был личным покровителем фараона Намры-кха. Это значит, что он мог быть сделан при правлении пятой династии, примерно за восемьсот лет до Фараоновой войны.

Шли часы, Малик с Яемой перебирали папирус за папирусом. Девушка, как оказалось, не преувеличила своих заслуг в учебе: она знала о древнем мире больше, чем даже Фарид.

– А здесь неизвестный писец описывает скипетр, применявшийся при обряде рождения одной из сестер фараона Меншасета, но его вид и расположение камней говорят о том, что он относится к гораздо более позднему периоду, чем нам нужен, – я занудствую, да? – Малик резко выпрямился: оказывается, он задремал, сам не заметив как. Плечи Яемы поникли. – Прости, я слишком много говорю. Из-за официальной позиции царской семьи по отношению к древней Кеннуа мне редко удается поговорить с кем-нибудь об истории этого государства.