Текст книги "Псалом бурь и тишины"

12. Карина

Карине снова снился сон.

На этот раз она стояла у реки. По ее поверхности бежали мелкие волны и, отражая солнечный свет, отбрасывали в глаза Карины ослепительные блики. В реке плескались те же две девочки: Кхену, маленькая улраджи, и ее более старшая подруга. Они гонялись за лягушками и, смеясь, выпутывались из многоцветных водорослей, липнувших к их темной коже. Как и прежде, на Карину они не обратили никакого внимания, хотя она стояла в нескольких шагах от кромки воды. Видимо, это правда просто какое-то воспоминание.

Но чье воспоминание?

Появившегося рядом с ней Малика она скорее не увидела, а почувствовала. И то, как она это чувствовала кожей, наверное, было самой жестокой шуткой из всех, сыгранных с нею вселенной.

Он посмотрел на нее, и она заставила себя разозлиться.

– Ты притащил меня сюда, чтобы закончить то, что ты начал в Храме Солнца? – резко бросила она. Надо держаться за гнев изо всех сил, потому что без него ее охватит отчаяние при мысли о том, что могло случиться между ними – и не случилось. Если не закрыться гневом, она вспомнит о чувстве глубочайшего единения, омывшем все ее существо, когда она поцеловала его, – чувстве, заставившем ее поверить – всего на секунду, – что она, вопреки своему вечному страху, не одинока на этом свете.

А затем он вонзил кинжал ей в сердце – ну и вот к чему это все привело.

Малик смотрел на нее с отстраненным, напряженным видом.

– В этот раз нет.

Карина его голос, как и раньше, почувствовала так ярко, будто по ее спине провели рукой. Он звучал, как во время второго испытания, когда Малик перед огромной толпой соткал сказ, который тронул каждого отдельного человека, будто шепот близкого.

Нет, она не позволит ему опять завлечь ее лживыми иллюзиями и отвести ее к смерти.

На этот раз, когда она его ударила, Малик увернулся. Но она быстро схватила его за плечи и вбила колено ему в живот. Охнув от боли, он рухнул на землю.

– Я это заслужил, – простонал он, и у Карины все поплыло перед глазами. Как он смеет притворяться ягненочком, когда он самый настоящий волк.

Прихватив его за рубашку, она подняла его на ноги.

– Назови хоть одну причину, почему я должна тебя пощадить, – прорычала она. Они были так близко, что она могла бы пересчитать его длинные ресницы.

Она хотела его задушить. Она хотела его поцеловать. Она не понимала, как это возможно одновременно. Великая Мать, помоги ей разобраться.

Все это время Малик просто смотрел на нее своими чернющими глазами. Во взгляде его читалось сожаление, но он был прям. И тут он откуда-то достал кинжал и, подбросив его, взялся за лезвие и протянул его к ней золотой рукоятью.

– Если от моего убийства тебе полегчает, то давай, – тихо, с бесстрастным лицом, сказал он. Девочки в реке были совсем рядом, но мир Карины сузился до схватки между гневом и желанием в ее груди.

Она взяла кинжал. Если умереть в обычном сне, то наяву ничего страшного не случится, – но это явно были не обычные сны: у нее еще болели костяшки после того, как она ударила его в прошлый раз. Что случится, если она сейчас перережет ему горло? Проснется ли она с окровавленными руками?

Правда обрушилась на нее, словно кровля дома: она могла бросить Малика в грязь, проволочь его по песку, испепелить его силой своей магии, но это никак не облегчит той боли, какую причинило ей его предательство.

– Ты лжец. И твое убийство не стоит даже того времени, которое потребуется, чтобы потом смыть кровь с рук, – прошипела она. – Но если ты еще раз до меня дотронешься, я вызову небесную молнию, и она выжжет тебя изнутри. Ты меня понял, улраджи?

Это единственное слово подействовало на него сильнее, чем ее удар. Это было не просто обращение – а черта на песке, которую не могли пересечь ни он, ни она. Он не мог перестать быть улраджи, а она не могла перестать быть завенджи. Слишком много мертвых тел и неправедных деяний создали между ними непреодолимую пропасть, через которую невозможно перекинуть мост.

– Я понимаю. Прости меня за то, что я с тобой сделал. Я понимаю, что мои слова не много значат и что ты мне не веришь. Но все равно прости.

Извинения было явно недостаточно, и, по правде говоря, в глубине души Карина желала бы, чтобы Малик оказал сопротивление. Ее победа была липовой, потому что он сдался без борьбы.

– Мне нужны ответы, – требовательно сказала она. – Кто ты на самом деле такой? Зачем ты пытался убить меня во время Солнцестоя?

Он вскинул бровь.

– Если ты считаешь меня лжецом, почему ты думаешь, что услышишь правду?

– Я могу победить тебя в схватке и просто выбить ее из тебя.

– Меня может победить в схватке даже детеныш газели с привязанным к голове кинжалом. Это ничего не значит.

Карина сдержала улыбку. Он не сдает позиции, несмотря ни на что.

Она приставила к его горлу его собственный клинок, заставила его посмотреть ей в глаза – в глаза девушки, которую он чуть не убил.

– Ты не в том положении, чтобы молчать.

Там, где острый металл коснулся его кожи, выступила капелька крови – да, она решила его не убивать, но существует много интересных способов заставить человека говорить.

– Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мой. – Даже с кинжалом у горла Малик не отвел взгляда. – Что на самом деле произошло с Тунде?

Рука с кинжалом дрогнула. Любой вопрос – только не этот.

Она не ответила, и он продолжил:

– Когда ты в конце Солнцестоя выбрала его, ты знала, что он умрет?

Во рту Карины появился металлический привкус. Сейчас ее вырвет.

– Да.

На щеках Малика заиграли желваки.

– Значит, это ты его убила.

– Нет! – крикнула она. Ее не должно волновать, что думает о ней этот юноша, но по какой-то невообразимой причине она хотела, чтобы он знал, что в последний момент она решила не проводить Обряд Воскрешения, что она, вопреки всеобщему мнению, не безжалостная убийца.

– Тогда кто это сделал?

Все инстинкты Карины побуждали ее сказать правду, что убийца – Фарид, но она молчала. Она по-прежнему не знала, кто этот мальчик на самом деле. Вряд ли Фарид и Малик знают друг друга, но они оба улраджи. Откуда она знает, что он не сообщник Фарида? Или, с другой стороны, – и это еще хуже, – Фарид может узнать, что Малику известно о его преступлениях, и тогда он накажет его и удвоит усилия по распространению ложных слухов – и правда о смерти Тунде уже никогда не откроется жителям Зирана.

Нет, пока ей нельзя указывать на Фарида. Положение дел еще слишком туманно. Она сыграет эту карту, когда для этого настанет подходящий момент. И ни мгновением раньше.

– Я не могу сказать. Но это была не я. – По лицу Малика по-прежнему ничего нельзя было прочесть: вероятнее всего, он ей не поверил, но и не спорил с ней. – Я ответила на твой вопрос, теперь отвечай на мой. Кто ты такой и почему ты пытался меня убить?

– Это два вопроса. Меня зовут Малик, и мне было приказано убить тебя. Только так я мог вызволить из плена своего родственника.

– Кем приказано?

– Не могу сказать. Но выбора у меня не было, ваше высочество.

Непохоже, что он лжет, но опять же, он казался искренним и когда держал ее в некрополе, и когда обнимал на крыше Храма Солнца. Карина еле удержалась от того, чтобы со злости не выбросить кинжал в реку. Ничего не получалось. Пока он утаивает информацию от нее, а она – от него, они топчутся на месте, и каждое сообщение – одновременно правда и неправда.

Она посмотрела на девочек. Подруга Кхену только что засунула ей лягушку в полосу ткани, закрывающую грудь, и теперь, согнувшись пополам от смеха, наблюдала за ее попытками выудить ее оттуда.

– Кто эти дети? – Она ступила на менее зыбкую почву, чем та, по которой они только что ходили. – Почему мы здесь находимся?

– Точно не знаю. Этих девочек я тоже не знаю, и никакого сознательного усилия к тому, чтобы мы попали сюда, я не прилагал.

Карина обдумала слова Малика, пытаясь понять, что из них следует. Она наконец отпустила его, и он сел на землю и обхватил руками колени.

– То есть в прошлый раз ты не специально показал мне Обряд Обновления?

– Да. Я предполагаю, что это происходит из-за того, что наши силы вошли во взаимодействие, когда я… когда наша магия разрушила Преграду. И теперь, как мне кажется, ты способна заглянуть в мой разум, когда контроль над ним слабеет, а я, соответственно, в твой…

Карина всю свою жизнь будет помнить тот миг, когда разрушилась Преграда. Она почувствовала себя… безграничной. Она была чистой мощью. Явление такого масштаба, безусловно, не могло не повлиять на них обоих.

Если все, что видела Карина в этих снах, видел и Малик, то он знал, что спасти Сонанде можно было, только найдя скипетр и флейту, а потом убив ее.

– Кто еще знает об Обряде Обновления? – резко спросила она.

Нет ответа. Она нахмурилась.

– Совет знает? – «Тварь, притворяющаяся Ханане, знает? Фарид знает?» – вот что хотела спросить она, но если знает Совет, знает и предатель-опекун, и его нежить.

Нет ответа. И вдруг Карина заметила, что все вокруг затихло. Замолкли птицы, щебетавшие в кронах деревьев, замолкли лягушки. Девочки тоже это заметили и застыли на мелководье. Послышался низкий гул барабанов.

– Работорговцы, – прошептала более старшая девочка. – Кхену, беги!

Девочки выскочили из воды, но, как в первом сне, Кхену бежала значительно медленнее, чем ее подруга. Девочка-улраджи споткнулась и упала в грязь: ее стопа застряла между выступавшими из земли корнями дерева. Гул барабанов приблизился, из лесных зарослей донеслись крики.

– Помоги! – крикнула девочка. – Помоги, пожалуйста, Баия!

Карину как будто молнией ударило. Она впервые четко увидела лица девочек, и у старшей оказались высокие скулы и карие, с фиолетовым ободком, глаза – скулы и глаза матери Карины.

– Помоги, пожалуйста! – плача, опять крикнула младшая девочка. Карина поняла, где она видела круглое лицо, эти глаза, черные, как беззвездная полночь.

Это глаза Малика.

Взгляд Баии заметался между Кхену и зеленой стеной деревьев, в которых можно было укрыться. Карине хотелось крикнуть, чтобы она вернулась за подругой, – но этот выбор был сделан еще за тысячу лет до ее рождения.

Уже не оглядываясь и не обращая внимания на испуганные крики праматери Малика, Баия Алахари, величайшая и прославленная в веках царица Зирана, спасительница всех угнетенных и обездоленных, изо всех сил побежала под защиту деревьев, а на другом берегу реки показался караван работорговцев.

Карина вздрогнула всем телом и открыла глаза, мгновенно выйдя из сна в реальность. Перед ее внутренним взором опять пронеслись только что виденные ею образы: юноша, которому она не верила, ее прародительница, о которой, оказывается, она знала не все.

– Что случилось? – пробормотала Афуа, со сна потирая кулаком глаза. Один день и полночи назад они отправились искать Доро-Лекке, и теперь, в предрассветных сумерках дня Жизни, – с конца Солнцестоя прошла ровно неделя – они стояли лагерем под невысоким скальным хребтом к северу от Тиру.

Карина не знала, в какие слова облечь обуревающие ее эмоции. Ее праматерь знала праматерь Малика. Нет, не просто знала – они росли вместе, были подругами, как Карина с Аминатой и Афуой. Как до недавнего времени – с Деделе.

До тех пор, пока Баия не бросила Кхену, спасая свою шкуру.

Может быть, это очередная иллюзия Малика? Потому что виденное Кариной шло вразрез со всем, что она знала о своей родоначальнице. Однако воспоминание было очень ярким. Если оно настоящее, то как это влияет на ее взаимоотношения с Маликом? Неужели он потому и пытался ее убить, из мести?

В обычной жизни она поделилась бы своими страхами с Аминатой, своей служанкой и подругой, но та осталась в десятках миль от них. На полмгновения она даже затосковала о Фариде и о тех днях, когда она мучила его разными вопросами, на которые он нехотя отвечал. Но это все была ложь, даже если ее саднящее сердце не желало отпускать эти воспоминания.

– Плохой сон приснился. Я в порядке, – соврала Карина. В череп ритмично толкалась боль. С тех пор, как она освободила в себе магию, голова у нее болела значительно реже, но в моменты сильного напряжения мигрень нападала на нее с прежней яростью. Если она еще хоть немного поломает голову над сегодняшним сном, то сойдет с ума. Кстати, не исключено, что Малик именно этого и добивается. Зря она не прикончила его, пока была возможность.

Потирая висок, она оглядела их крохотный лагерь: потухший костер, ткань, натянутая над их головами для защиты от саранчи. Ночью насекомые не летали, поэтому они собирались провести в лагере весь день, а с заходом солнца тронуться в путь. Кроме защиты от саранчи это позволит им переждать самый зной и не так терять силы на переходах. Естественно, пешком передвигаться значительно медленнее, чем на песчаной барже, но выбора у них нет.

Пару раз за время прошлого перехода Карина думала, что видит на горизонте корабль Деделе, но это был всего лишь мираж. Предательство подруги оставило еще один горький отпечаток в душе Карины. Сколько таких отпечатков нужно, чтобы человек совсем перестал доверять людям?

– Я ничего не пропустила, пока спала? – спросила она, и Ифе сел на своей циновке.

– Ничего. Песок как лежал, так и лежит. И вроде бы в ближайшее время никуда не собирается. Кстати, я еще не попросил прощения за то, что связал тебя в Тиру. Прошу прощения за то, что связал тебя в Тиру. Давай будем друзьями.

Карина еще не составила мнения об Ифе. Каракал согласился присоединиться к поискам Доро-Лекке, исходя исключительно из собственных интересов, но что заставило Ифе отправиться с ними, Карине было непонятно. Паренек был первым дулио, встреченным Кариной во плоти, – ее знания о божественных гендерах народа Восточной Воды были почерпнуты из книг. В тех местах дулио окружали почетом – считалось, что они ближе к богам, чем простые смертные. Что же произошло с Ифе такого, что он сменил спокойное и благополучное существование на нелегкие и небезопасные скитания в компании беглого Стража?

Подумать она не успела – Ифе приблизился к ней и взял ее за запястье. По руке растекся жар, и Ифе кивнул.

– А, так я и думал. И кто это?

Карина отняла руку.

– Что «кто это»?

– Кто этот юноша, или девушка, или другое живое или потустороннее существо, из-за которого ты испытываешь плотское возбуждение?

– Я не испытываю возбуждение!

Ифе стал загибать пальцы:

– У тебя учащен пульс, расширены зрачки, повышена температура. Все это говорит либо о возбуждении, либо о болезни. Однако болезнь характеризуется еще рядом признаков, так что…

Щеки Карины запылали жаром. Она вспомнила, как держала кинжал у горла Малика и не знала, чего она хочет: то ли поцеловать его, то ли убить. Но ответить она опять не успела – под навес бодро зашел Каракал.

– Поглядите-ка, кто это соизволил наконец проснуться. Пока вы тут прохлаждались, я разведал, где можно пополнить наши запасы. – Наемник показал большим пальцем за плечо. – Ниже по хребту есть деревня, где только что прошла церемония дарования имени. Могу поспорить, амбары у них ломятся от подношений младенцу. Может, даже утащим осла или лучше двух. Отсюда мы направимся в город воров. Если где и можно добыть сведения о бессмертном, охраняющем Доро-Лекке, то только там.

Афуа вскинула глаза.

– Разве город воров существует?

– Каждый миф правдив, если знаешь, на что смотреть.

Карина удивилась не меньше Афуы. Она всегда думала, что город воров – это сказка, которую рассказывают детям, чтобы они слушались: «Не будешь слушаться, придут воры и утащат тебя в город воров…» Город, населенный одними бандитами и разбойниками, самыми жуткими преступниками, съехавшимися со всего Сонанде. Если все так и есть, то отправиться туда – рискованная затея, но авантюрная жилка Карины затрепетала от такой перспективы. Кроме того, если Доро-Лекке реален, то почему бы и городу воров тоже не существовать.

Но первая часть плана Каракала ей крайне не нравилась. Церемония дарования имени – священная традиция. В Сонанде очень много младенцев умирало еще до получения имени, поэтому в этот день устраивали большой праздник. Вероятно, родители младенца получат столько подношений от родственников и соседей, что не заметят, если что-то пропадет, но все равно… Когда они успели пасть так низко?

– Мы не можем красть у ребенка!

– Если подходить к делу так, то, конечно, не можем! – раздраженно ответил Каракал. – У тебя есть идея получше? Буду счастлив ее услышать. Видишь ли, кое-кто… – он бросил на Афуу гневный взгляд, а та виновато пожала плечами, – выпустил наших лошадей в Тиру, и нам нужны новые. А наши с Ифе запасы провизии были рассчитаны на двух человек, а не на четырех. Если мы не пополним их в ближайшее время, то умрем от голода и жажды посреди пустыни, даже не начав двигаться к Доро-Лекке. Так что если ты не согласна с моим планом, можешь идти шататься босиком по пустыне и искать Святилище. Только, можешь мне поверить, грифы найдут тебя быстрее.

«Я его убью, – подумала Карина. – Плевать на Доро-Лекке, на Обряд Обновления. Сейчас я ударю его ногой в горло и убью».

Но прежде чем она смогла нанести своему брату-завенджи смертельную травму, в спор вмешался Ифе:

– Не обращай на него внимания, под его суровостью скрывается нежная и заботливая душа. Перед тобой известный архетип персонажа историй «негодяй с золотым сердцем».

Каракал, сразу остыв, покачал головой.

– Опять ты со своими архетипами. Если бы мы были героями истории, мы бы об этом знали.

– Конечно, нет. Ни в какой хорошей истории персонажи не знают, что находятся в истории.

У Карины возникло ощущение, что этот диалог может затянуться, если его не прервать. Поэтому она сказала:

– Давайте вернемся к насущным вопросам. Похоже, мы пали так низко, что будем красть подношения младенцу. Каким образом мы будем это делать?

– Я думаю, нам стоит попробовать маневр шесть, – сказал Каракал. – Ифе, помнишь – это тот, что вызволил нас из хижины охотника на леопардов в Фаланде.

Ифе сморщил нос.

– Мы часто используем маневр шесть. Почему не выбрать маневр пять?

– Пусть будет пять. Собирайтесь, ночь нас ждать не будет.

Они быстро собрали навес и циновки и последовали за Каракалом на вершину хребта. «Деревней» он благородно окрестил полдюжины домов с дворами, стоявшими рядом друг с дружкой, словно замерзшие цыплята. Даже издалека было видно, что урожай на полях уже пострадал от саранчи. Еще несколько дней – и от него ничего не останется.

Бывший Страж повернулся к Карине и Афуе и сказал:

– Мы с Ифе отвлечем внимание жителей деревни. Как только путь освободится, вы спускаетесь вниз и набираете столько провизии, сколько сможете унести. Услышите волчий вой – возвращайтесь сюда. Собираемся на этом месте.

Каракал закрыл глаза и поднял руки, как кукловод. Ритм ветра вокруг них изменился, он стал накатывать мощными редкими порывами, которые вызвали в голове Карины образ медленного барабанного ритма. Последний порыв – и на деревню опустилась волна густого тумана, укрыв ее, словно белое одеяло. В груди Карины зашевелилась магия. Ей так хотелось бы достичь подобного мастерства, подобной точности. Ее магия напоминала звучание плохо сыгранного оркестра, а магия Каракала – одинокую, тончайше исполненную мелодию.

– Как ты это делаешь? – с благоговением спросила она.

– Я учеников не беру, принцесса. Ифе, давай.

Ифе издал низкий прерывистый рык – рык леопарда. Люди в растерянности повыбегали из домов, кто с настоящим оружием в руках, а кто с вилами и мотыгами, и исчезли в тумане. Они надеялись найти зверя и убить его, пока тот не пробрался в деревню. Когда последний факел отдалился от домов на приличное расстояние, Карина и Афуа сбежали вниз со скалы.

В центре деревни росла большая акация. На ее ветвях были развешаны бусины, стеклянные и деревянные амулеты – на счастье новорожденному. Под деревом лежали разные подношения богам, с молитвами о том, чтобы саранча пощадила урожай. У Карины екнуло сердце. Этим людям поможет она, а не боги – но только после того, как украдет у них провизию.

Магия Афуы с легкостью справилась с замком амбара. Скоро их заплечные мешки были полны снеди, а бурдюки – воды. Животные Карину не любили, поэтому она осталась в амбаре искать еще еды, а Афуа побежала на конюшню за лошадьми. До Карины снова донесся рык леопарда, и она закусила губу. Когда ее мытарства закончатся, она обязательно вернется в эту деревню и вернет им вдесятеро от того, что забрала.

– Не забудь взять гарри. В дороге оно будет храниться значительно дольше, чем свежие продукты.

Карине бы уже привыкнуть к неожиданным появлениям Гиены, но она все равно от испуга чуть не рассыпала по полу мешочек муки из маниоки. Та лениво глядела на Карину, лежа на самой нижней ветке росшего у дверей амбара невысокого дерева. Ветка под ее тяжестью сильно прогнулась, но не ломалась.

– Чего тебе надо? – прошипела Карина. Глаза Гиены – два ярких голубых пятнышка – легко проницали туман и глядели Карине прямо в душу.

– Как я уже говорила, начав историю, я предпочитаю проследить ее до конца.

– Ты мне этого не говорила.

– А, прости. Неужели я сказала это мальчишке? Признаю: я произношу столько сложных речей, что они иногда переплетаются.

Карина не верила, что Гиена пришла просто проведать ее. Обманщица неспроста дала Карине «Книгу об усопших». Это она направила ее по пути, приведшему к Обряду Воскрешения. Гиена – одно из самых могущественных созданий этого мира, ни одно ее действие не совершалось без причины, как бы она ни уверяла ее в обратном.

Карина повернулась к Гиене спиной и раздраженно запихнула манго в заплечный мешок. Та разразилась гавкающим смехом, и этого, как подозревала принцесса, не слышал никто, кроме нее.

– Ничего не хочешь спросить об Обряде Обновления? Или о том, что случилось с праматерью Малика и твоей?

Карина неосознанно вцепилась в манго. Гиена не только придерживала ответы на все их вопросы, она знала, что Карина знает, что они у нее есть, – и упивалась этим. Если бы Карина не опасалась последствий нападения на бессмертное существо, она бы с удовольствием двинула Гиене кулаком в нос, просто ради того, чтобы стереть с ее морды самодовольную ухмылку.

Все-таки победило любопытство, и Карина схватила наживку:

– Что тебе известно о взаимоотношениях моей прародительницы и Малика?

– Даже когда Улраджи Тель-Ра находились в самом расцвете в лучшие столетия древней империи Кеннуа, существовали улраджи, не разделявшие имперскую завоевательную политику. Они отказались сражаться против завенджи, которые в те времена были их союзниками. Баия Алахари и Кхенукахор родились в одном из таких местечек, улраджи и завенджи жили там вместе до момента, когда… ты видела, что произошло.

Целые деревни завенджи и улраджи… Это казалось так же невозможно, как смешать воду и масло. Но, очевидно, были времена, когда пропасть между этими народами была не так велика.

– Меня учили, что Баия Алахари была рабыней.

– Но она не родилась рабыней. Дитя, ты не знаешь истории собственного рода?

В том-то и дело, что нет. Эта история была у нее украдена и заменена мифом, придуманным для того, чтобы она определенным образом воспринимала своих предков и свое наследие. Карине было интересно, тянутся ли ее предки, где бы они сейчас ни были, к ней, как тянется она к ним, неспособные преодолеть пропасть, созданную между ними настоящими и их образами.

– Бабушка Баия ненавидела улраджи. Она всех их уничтожила. И ты говоришь, она выросла рядом с ними…

– Горе творит с людским рассудком странные вещи.

Карина понимала, что ее праматерь не была идеалом, но пока не могла охватить умом такое противоречие ее убеждений и деяний. Ясно, что вся правда ей еще неизвестна, но, кажется, она еще не готова делать новые ужасные открытия, погружаясь дальше в свое прошлое и прошлое Малика.

Завыл волк. Пора выбираться отсюда.

Опять же, зачем Карине искать силу богов, если такая же сила, если даже не бо́льшая, сейчас прямо перед ней?

– Можно ли заключить с тобой сделку? – спросила Карина, и Гиена вскинула бровь.

– Разве ты не знаешь, что сделки со мной всегда заканчиваются для человека не лучшим образом?

– Да-да. Ты исполнишь мое желание, но цена за это окажется неизмеримо более высокой, чем казалось вначале. Или результат его исполнения окажется совсем не таким, как мне представлялось. Я все это знаю, и мне все равно. Я хочу остановить надвигающийся конец света, вызванный Обрядом Воскрешения. Ты можешь мне в этом помочь или нет?

– Могу.

Глаза Гиены вспыхнули голубым светом, и на какое-то мгновение Карина увидела в их глубине бесконечность и вечность. Это были глаза создания, для которого пространство и время были эфемерными, ничего не значащими явлениями. Так слон не замечает опавший лист под ногой.

Как одиноко, должно быть, такое создание.

Гиена моргнула, и нечто вроде удивления промелькнуло на ее морде.

– Могу, – повторила она и пожала плечами. – Но не буду.

Карина скривилась.

– Я думала, тебе нравится заманивать наивных людей в нечестные сделки.

– Вот именно что «наивных». А ты прекрасно знаешь, что я тебя одурачу. Какая в этом забава? Нет, милая принцесса, тебе придется закончить это дело самой. Я останусь среди зрителей и буду изредка поражать тебя удивительной проницательностью.

– Ты говорила, что в долгу у бабушки Баии, – сказала Карина, завязывая заплечный мешок. – Ты мне помогаешь, чтобы отдать этот долг?

– Помогаю? О нет, я тут не для того, чтобы тебе помогать. – Гиена запрокинула голову и закричала испуганным детским голосом: – Воры! В амбар залезли воры!

Обманщица исчезла. Ее крик привлек внимание тех немногих крестьян, которые остались в своих домах, а не ушли на поиски несуществующего леопарда. Карина взвалила мешки на плечи и бросилась вон из деревни. Крестьяне сбились в небольшую толпу и побежали за ней.

– Долгой жизни и процветания вашему ребенку! – крикнула она. В ответ мимо ее уха просвистела стрела.

Еще одна стрела попала в заплечный мешок. «Хорошо, что не в бурдюк», – подумала Карина. Она запнулась, но не упала: мощный порыв ветра поднял ее в воздух и перенес через скальный хребет, где она не шибко изящно приземлилась на тропе перед четырьмя гнедыми в яблоках лошадьми, на трех из которых уже сидели ее спутники.

– Сказал же, надо было использовать маневр шесть! – сердито буркнул Каракал, и порыв ветра подкинул Карину и опустил в седло. Она схватилась за поводья, и они помчались. Камни, лежащие вдоль тропы, побежали назад. Толпа крестьян сразу отстала. Ветер свистел в ушах Карины и доносил до нее ехидный смех Гиены.