Текст книги "Год любви"

Часть пятая
ТРЕТИЙ ТРИМЕСТР

11

Аэропорт «Хитроу» казался ужасно безобразным.

Увидев перед собой километры оранжево-зеленого пластика и погрузившись в какафонию звуков, Элен приуныла. Хлоя и Пэнси тоже были удручены этим, и девушки молча стояли у багажного транспортера в томительном ожидании своих чемоданов.

Проходя через таможню, Элен сразу заметила Дарси. Он беспокойно разглядывал толпу прилетевших пассажиров. В воспоминаниях Элен Дарси казался выше ростом; еще она отметила про себя, что он так сильно щурится, можно подумать, что он близорук. Через секунду Дарси заметил Элен, и его лицо расплылось в восторженной улыбке.

Пока он пробивался к ней сквозь толпу, Элен успела только подумать:

– Нет! Я не ожидала, что он здесь окажется… Я не хочу такой встречи. Я к ней не готова.

Но он уже оказался рядом, схватил ее за руки и с надеждой заглянул в глаза.

– Откуда ты узнал, что я прилечу этим самолетом? – это было единственное, о чем догадалась спросить Элен.

Даже ей самой было понятно, что голос ее звучит ужасно неприветливо, просто позор!..

– С тех пор, как я получил твою телеграмму, я встречал каждый самолет. Я… я почему-то думал, что ты сразу же вернешься, – на его лице так явственно отразились легкое разочарование и готовность простить, что Элен покаянно уткнулась лицом в его плечо. Он был страшно напряжен.

– Извини меня, – пробормотала она. – Я так удивлена, что ты здесь. Тебе не нужно было… нет, я не то хотела сказать. Спасибо, что ты приехал. Я не думала, что ты ждал меня так скоро.

Наконец она подняла на Дарси глаза, и его лицо мгновенно просветлело.

– Не переживай, – ласково проговорил он. – Ладно, поехали домой.

Хлоя и Пэнси уехали отдельно, так что Дарси и Элен добирались из Лондона в Оксфорд вдвоем.

По дороге Элен попыталась рассказать Дарси о своей влюбленности в Венецию, о том, как странно заворожил ее этот город… ей хотелось оправдаться, объяснить, почему она сразу же не помчалась домой. Дарси слушал и кивал, не отрывая глаз от дороги.

– Ну, конечно же, мы поедем туда вместе, – пообещал он. – Если хочешь, можем съездить на медовый месяц.

Тут он исподтишка посмотрел на Элен, готовясь обменяться с ней заговорщической улыбкой, но Элен сидела, слегка отвернувшись, и любовалась мелькавшими за окном просторами, на которых зеленела молодая трава.

Когда они доехали до Оксфорда, Дарси не направился в центр города, а свернул на объездную дорогу. Элен удивленно обратилась к нему:

– Куда мы едем?

– Как куда? Домой, в Мер.

Элен съежилась. Она ждала встречи с Фоллиз-Хаусом, от которого веяло стариной и какой-то эксцентричностью, предвкушала, как она окажется в своей скромной обители… А вместо этого они ехали в Мер. Дарси вез свою невесту в будущий дом.

«Все наперекосяк», – подумала Элен и жалобно поморщилась.

В последние, восхитительно прекрасные часы своего пребывания в Венеции она совсем по-другому представляла себе возвращение домой. Серый туманный день и даже раздражающая паутина дорог с засильем заправочных и сервисных станций на подъезде к Оксфорду были тут ни при чем. Это у нее на душе скребли кошки, и она сама была во всем виновата.

А Дарси был такой, как всегда.

Он добродушно и удивленно посмотрел на нее, и Элен была готова отхлестать себя по щекам за своенравие.

– Знаешь что? – сказал Дарси. – Давай остановимся и чего-нибудь выпьем.

Неподалеку находился крошечный деревенский кабачок. Дарси прекрасно разбирался в различных сортах пива, а Элен обычно с интересом наблюдала за немногочисленными посетителями – автомеханиками и сельскохозяйственными рабочими.

– Возьмем «Уитшиф»?

– Давай.

«Это уже лучше, – подумала Элен. – Надо еще хоть немножко побыть на нейтральной территории».

В баре оказалось неожиданно много народу: шло состязание между любителями игры в дротики. Однако Элен с Дарси удалось найти в углу свободный столик, и они сели лицом к лицу. Элен попробовала крепкое пиво и улыбнулась Дарси.

– Чисто английский вкус. Наконец-то я дома!

– И надеюсь, навсегда. Элен, там ничего плохого не случилось?

Она покачала головой. Нет, ничего такого не случилось. Просто она была раздосадована на мир, на Дарси, а главное, на саму себя. Элен оглядела маленькое помещение, посмотрела на темные полки, уставленные оловянной посудой, на начищенные медные ручки насосов для пива.

Это-то ей было понятно…

– Мне кажется, мы не будем с тобой вечно проводить время в пабах. Смотреть на окружающих, почти ни о чем не разговаривая, но при этом быть вместе.

Она впервые упомянула про их общее будущее. Они серьезно и торжественно посмотрели друг другу в глаза, сознавая всю важность взаимных обещаний.

Дарси полез в карман.

– Я хочу дать тебе вот это…

На столе среди бумажных кружочков со следами пролитого пива лежала бархатная голубая коробочка. Элен нерешительно смотрела на нее, понимая, что в ней…

– Ну, открой же! – приказал Дарси.

Внутри лежало кольцо. Огромный кроваво-красный рубин, обрамленный бриллиантами, – так делали в старину.

– Боже мой! – выдохнула Элен, уставясь на невероятный драгоценный камень.

Он настолько не подходил к ее облику, что она не могла даже представить, как это она будет его носить. Она даже дотронуться до него не смела!

Дарси вынул кольцо из бархатного гнездышка и приподнял левую руку Элен. Холодное, массивное кольцо легко наделось на средний палец, Элен нехотя вытянула руку, чтобы можно было как следует рассмотреть подарок.

– Это кольцо виконтессы, – объяснил Дарси. – Я точно не знаю, сколько поколений его носило, но оно очень старое.

И прибавил:

– Какие у тебя крошечные ручки! Такие тоненькие, маленькие пальчики… Нужно будет уменьшить для тебя это кольцо.

Элен подумала о надменных, роскошных женщинах, которые, должно быть, носили этот рубин с чувством, что он принадлежит им по праву, и у нее упало сердце.

– Дарси, – жалобно проговорила она. – Я не могу это надеть.

– Моей жене полагается его носить, – Дарси говорил тоном, не допускающим возражений, и Элен впервые почувствовала в его голосе властные нотки.

Ей и в голову не приходило, что Дарси будет настаивать на продолжении семейных традиций, но теперь это было совершенно ясно. Дарси сложил ее пальцы в кулак.

– Доставь мне удовольствие, поноси его сегодня, – попросил он, – а завтра я отвезу кольцо к ювелиру, пусть переделает. Неужели ты не понимаешь, милая? Я горжусь тобой, Элен, и по-своему горд за свою семью. Я хочу, чтобы ты носила наше фамильное кольцо. Сделай это для меня.

Элен молча кивнула, но в ее глазах стояли слезы. Она чувствовала, что посетители кабачка с любопытством пялятся ей в спину.

– А твои родители знают об этом? – Элен подняла кулак, словно вызывая всех на бой.

– Пока нет. Я хотел, чтобы мы вместе им сообщили. Но прежде я, конечно, хотел поговорить с твоей матерью. Или с Грэхемом, он ведь у вас старший мужчина в семье.

Дарси слегка подтрунивал над своим желанием делать все, как положено, и Элен благодарно улыбнулась ему, она внутренне немножко расслабилась.

– Грэхем захочет убедиться, что ты позволишь мне жить той жизнью, к которой я привыкла, – Элен осушила свою кружку. – Давай поедем в Мер, – сказала она и торопливо поправилась. – Домой… Если ты торчал в Хитроу целых два дня, то у тебя, наверное, скопилась куча дел.

Когда она увидела Мер, все почти вошло в свою колею. Приземистый серый дом, окруженный живой изгородью из тисовых деревьев, стоял непоколебимо, как скала. Дарси, быстренько пробормотав «извини», поспешил к своему управляющему.

– Я немного побуду тут, – сказала Дарси Элен, – по пути назад ты меня заберешь.

Элен прислонилась спиной к каменной стене амбара и посмотрела на ферму, уже окутанную вечерней мглой. Опрятные дворы уже опустели, однако возле длинных коровьих хлевов еще сновали люди.

Элен прикрыла глаза и попыталась себе представить, как она будет проходить по этим дворам года через два – через три.

Может быть, ей захочется нарвать каких-нибудь трав в огороде или понадобится отнести больному ягненку бутылочку теплого молока?..

Она будет ждать, когда муж вернется домой, будет прислушиваться: не едет ли «ленд ровер», не топают ли сапоги Дарси по чисто вымытым булыжникам, которыми вымощен двор? Может, у них уже будет ребенок, наследник, у которого будет отцовский взгляд и волосы Оливера…

Нет! Это все в прошлом! Элен ужасно напугала неуместная мысль об Оливере. Она жена Дарси! Хозяйка поместья.

Элен охватили страх и неуверенность, у нее закружилась голова, она покачнулась. Каменный амбар за ее спиной был прочным, но весь остальной мир вдруг ужасно исказился. А затем – непонятно с какой стати – Элен вспомнила свой сон. И вновь почувствовала приятное спокойствие, точь-в-точь как в Венеции. И отчетливо увидела лицо Тома. Элен застыла.

«Что я наделала? – прошептала она. – И что я делаю сейчас?»

Она открыла глаза и увидела Дарси, он шел к ней, возвращался домой с таким видом, с каким он будет возвращаться всегда, когда они поженятся, до глубокой старости… Элен схватила его за руку и судорожно сжала ее, ощущая под пальцами теплую, шершавую кожу. Дарси обнял ее за плечи и ввел в дом, в котором горел желтый абажур.

Они тихо поужинали в дубовой столовой, ели простую пищу. Еду подавала вежливая, ненавязчивая миссис Мейтленд. За ужином Элен старалась держать стиснутый кулак в кармане, чтобы кольцо не попадалось ей на глаза.

После ужина они пили кофе в маленькой столовой. Молчание постепенно становилось напряженным.

– Элен, – наконец спросил Дарси, – ты останешься со мной на ночь?

Она затаила дыхание. Элен знала, что это неизбежно. Ей отчасти хотелось припасть к нему и предложить в обмен на его самоотверженную любовь хотя бы то, что она в состоянии ему дать… Но другая, более сильная часть ее «я» требовала, чтобы он подождал… и позволил ей подумать.

Элен тихо прошептала, прижавшись лбом к его лбу и опустив глаза:

– Я бы хотела немножко подождать. Ты не возражаешь?

Дарси улыбнулся, но лицо его было печально.

– Я буду ждать, сколько захочешь. Могу подождать, пока мы поженимся… если ты хочешь, чтобы это было так…

Они никогда не заговаривали на эту тему, но молчаливо признавали тот факт, что она спала с его братом.

«Он этого не заслуживает, – думала Элен, глядя, как на его лице подрагивают крошечные жилки, а руки гладят ее руки. – Он хороший, великодушный, а я – нет».

– Когда мы поженимся? – спросил он.

– После того, как я сдам экзамены, – от волнения голос ее прерывался. – Разве обязательно что-нибудь затевать раньше? Понимаешь, я ведь три года так упорно занималась, и теперь хочу посвятить подготовке все свое время. А потом, после…

– Ну, конечно! Конечно, сначала надо сдать экзамены. Неужели ты думаешь, я не могу подождать до июня? Я люблю и хочу тебя, но я желаю, чтобы ты была счастлива и спокойна, мне не нужно никаких жертв с твоей стороны.

Дарси обхватил руками ее лицо и поцеловал в закрытые веки.

– У тебя такой усталый вид! Завтра мы поедем к твоим родным, а пока я отвезу тебя в Оксфорд. Не беспокойся больше ни о чем. Не надо ни о чем беспокоиться.

– Ты счастлива, дорогая?

Элен и ее мать мыли посуду после чаепития. Дарси и Грэхем сидели в гостиной маленького домика и смотрели по телевизору футбольный матч. Дарси проявил совершенно неожиданный интерес к игре, чем привел в восторг брата Элен.

Элен смотрела в окно на прямоугольный садик, который теперь, после смерти ее отца, пришел в некоторое запустение. В голове у нее была пустота.

– Да, – ответила она. – Да, конечно.

До чего странно видеть тут Дарси… видеть, как он пьет чай из таких знакомых чашек и рассматривает их с Грэхемом фотографии, стоящие на пианино.

Дарси вел себя решительно. Он настоял на их приезде сюда, и как только они с Элен уселись рядом на диван, взял ее за руку и сказал, обращаясь к ее матери:

– Миссис Браун, я хочу жениться на Элен, и она, к моему величайшему удивлению, тоже не против. Вы дадите нам свое благословение?

Элен очень любила его за простоту и за то, что он хочет делать все честь по чести, но ей вдруг показалось, что жизнь кончена.

Придя в себя от изумления, миссис Браун отреагировала именно так, как предполагала Элен. Она испытала радость и облегчение. Теперь ей не нужно будет беспокоиться за дочь; больше того, теперь дочь приобретет такое положение, что сможет позаботиться о них. Узнав о том, кто такой Дарси, миссис Браун была потрясена, но она твердо верила, что ее дочь заслуживает именно такого мужа.

Теперь, оставшись наедине с дочерью в кухне, она обняла Элен.

– Знаешь, я и удивлена, и нет. Я всегда знала, что тебя ждет какая-то особенная судьба. Я так горжусь тобой, Элен! Папа тоже гордился бы. Если б он только дожил до этого…

Мгновение они молча сжимали друг друга в объятиях. Потом миссис Браун осторожно спросила:

– А что означает обретение этого титула и все такое прочее? Что от тебя потребуется?

– Сначала быть просто женой фермера. Во всяком случае, пока он не вступит в свои права наследника. А потом, наверное, мы должны будем поддерживать в порядке Монткалм. Это целое дело… как, впрочем, и любое другое, только выглядит чуть привлекательней, – Элен подумала, что ее голос звучит как-то чересчур глухо.

– И потом у вас будут дети. От вас наверняка будут этого ждать.

– Да, – прошептала Элен. – И дети тоже… Миссис Браун убрала чашки и блюдца.

– Мне неважно, будешь ты графиней или уборщицей, лишь бы была счастлива. Хотя, конечно, лучше быть графиней, – мать хихикнула, словно юная девица, и порозовела от удовольствия, произнеся это звучное слово. – Ты только представь себе! Но я даже не надеялась, что ты когда-нибудь приведешь к нам домой такого очаровательного молодого человека. По-моему, он очень добрый. А для того чтобы понять, как он тебя любит, достаточно посмотреть на его лицо. Я уверена, он сделает тебя счастливой!

– Да, – снова прошептала Элен, не в состоянии избавиться от унылого чувства, что жизнь кончена.

Потом Дарси повез их обедать. Они пошли в итальянский ресторан, расположенный неподалеку в торговом центре. Еда оказалась отвратительной, жалкой пародией на обеды Элен в Венеции, когда она была в таком приподнятом настроении и ей снились эротические сны…

«И куда все подевалось?..» – думала, оглядываясь по сторонам, Элен.

Однако никто, похоже, не замечал, что у Элен совсем не подходящее такому событию настроение. Дарси был спокоен и чувствовал себя вполне непринужденно, а мать Элен с восторгом принимала знаки его внимания. Грэхем слегка осоловел от вина и, тараща глаза, – он был похож на сову в очках – судя по всему, уже готов был относиться к Дарси как к неофициальному старшему брату.

На обратном пути в Оксфорд Дарси сказал:

– Мне понравилась твоя семья.

«Потому что мои родственники не очень требовательны», – подумала Элен и ужаснулась своей язвительности.

– Они совсем не такие, как твои мама с папой, – откликнулась она.

– Да, – осторожно произнес Дарси. – Тебе в этом повезло, правда?

Элен вдруг поняла, насколько счастливее был бы Дарси, родись он в обычной семье, где на него не возлагалось бы столько надежд… и где его потом не заслонял златокудрый Оливер… Элен потянулась к его руке, лежавшей на руле автомобиля, и пожала ее.

– Приезжай завтра на весь день в Мер, – попросил он.

– Дарси, мне нужно поработать. И воскресенье как нельзя лучше для этого подходит, ведь по воскресеньям всегда так тихо.

Он согласился так покорно, что Элен чуть было не пообещала ему все-таки приехать в Мер.

В конце следующего дня Элен возвращалась домой из своей тихой коричневой обители под названием «библиотека». Длительные занятия успокоили ее, вселили в нее некоторую уверенность в том, что новая жизнь рано или поздно войдет в свою колею. Элен распахнула дверь в комнатенку на верхнем этаже, где она обитала, и остановилась как вкопанная.

На подоконнике сидел Том Харт.

– Ну, наконец-то вернулась… – протянул он.

У Элен перехватило горло, она чуть не задохнулась. Ей предстало живое воплощение итальянского сна. Лицо его было в тени, но она все равно знала его вдоль и поперек, каждую черточку. И эти гибкие руки и ноги, и перекатывающиеся на плечах мускулы, и удлиненный торс – все ей было знакомо…

Он смотрел на нее в упор, и под пристальным взглядом этих темных глаз она, как и во сне, почувствовала себя голой. Ей даже показалось, что она краем глаза увидела, как лениво колышется тонкая белая занавеска.

– Почему ты так покраснела? – спросил Том. Легкий, ироничный голос был непереносимо знакомым. – Я мог бы сидеть на лестнице, но поскольку дверь была открыта, мне это показалось довольно глупым. А тебя не было целую вечность…

Том оглядел комнату. Голова его оказалась на свету, и Элен уже не в мечтах, а наяву смогла разглядеть смуглое, красивое лицо, скептически опущенные вниз углы чувственного рта…

– Что ж, у тебя тут вполне респектабельно, – подразнил он. – Детали дамского туалета не валяются, где попало… Да, и уверяю тебя, что я не листал твой дневник и не просматривал твои письма.

Том улыбнулся, и в его лице появилось очаровательное лукавство, в который раз изменившее знакомые черты.

– Вряд ли тебе это показалось бы интересным, даже если бы ты и просмотрел их, – Элен чувствовала себя очень скованной. – Я веду тихую, мирную жизнь.

Инстинкт приказывал ей защищаться, вновь отгородиться стеной отчуждения, которая рухнула во время ее сна.

Том насмешливо поднял брови.

– Тихую, мирную? И при этом не больше и не меньше, как только что обручилась с виконтом? Что же тогда, по-твоему, бурная жизнь?

Элен села как можно дальше от Тома.

– Кто тебе рассказал? – спросила она.

– Пэнси.

Наступила минутная пауза. У Элен возникло неприятное чувство, будто она насквозь прозрачная и Том может заглянуть прямо в ее душу, увидеть все гораздо яснее, чем это видно ей самой.

– Элен, ты счастлива? – спросил Том.

Она знала, что как бы страстно она ни уверяла его в своем счастье, он непременно поймет, что это ложь. Элен посмотрела на Тома, готовая к самообороне, однако сознавая, что ему ничего не стоит уязвить ее.

– Я очень счастлива, – слова прозвучали пискляво и вызывающе.

На лице Тома появилось явное разочарование. Элен вдруг ощутила, что ей хочется убежать от него и в то же время она мечтает припасть к нему и сказать: «Нет, я не счастлива!»

Возможность была упущена.

Том встал и протянул ей прямоугольный предмет, аккуратно завернутый в коричневую бумагу и перевязанный шнуром. Когда он снова заговорил, голос его звучал легкомысленно.

– Поздравляю. Вот, мы называем это подарком на обручение.

Конечно, сама идея обручения была для него забавным анахронизмом. В душе Элен вскипело прежнее раздражение, которое всегда вызывал у нее Том, но она молча взяла сверток и повертела его в руках.

– Ну, посмотри же! – велел Том.

Элен потянула за шнур и развернула бумагу. Сначала она увидела молоток, потом завернутый в бумажку гвоздик и петельку. Нахмурившись, Элен отбросила еще один сдой обертки и увидела на заднем плане бирюзовое море, а на переднем – вазу с букетом летних цветов. Это была маленькая картина, та самая, которая висела у Тома над камином.

Элен подняла ее повыше и снова поразилась тому, как можно скупыми мазками так точно передать игру света и теней.

Затем она повернулась к Тому. Углы его рта опять были опущены вниз, он хмуро смотрел на нее.

– Я не могу это взять, – пролепетала Элен. – Ты не должен расставаться с такой прекрасной вещью.

Том плотно прижал ее руки к раме картины.

– Это теперь твое, – заявил он. – Я же хотел подарить тебе… и Дарси… что-нибудь… хотел отблагодарить вас за то, как вы помогли мне вытянуть спектакль… за Оливера. Я заметил, что во время банкета ты любовалась этой картиной, и понял, что ты будешь любить ее так же, как я. А разве может быть лучший повод для подарка, чем помолвка? Тем более, что ты выходишь замуж за Дарси! Все сходится просто идеально, – в его голосе снова зазвучала насмешка. – Так что давай сейчас повесим картинку и выясним, как она будет тут смотреться.

Том подошел к камину, огороженному маленькой железной решеткой, и молча убрал разбросанные конспекты и приглашения на давно прошедшие факультетские вечера. Он прижал картину к дымоходу, наклонил голову набок, оценивая впечатление, и вбил гвоздик.

Они стояли рядом, плечом к плечу, и смотрели на картину.

Она смотрелась прекрасно на голой стене. Комната, казалось, стала светлее, и в ней запахло цветами и соленым морским воздухом.

– Спасибо, – еле слышно проговорила Элен.

Испугавшись, что он ее не услышал, она протянула руку, дотронулась до мягкого рукава его ярко-голубой кожаной куртки и хотела поцеловать Тома в щеку. Однако он повернул голову, и ее губы слегка уколола щетина на его подбородке. Она ткнулась в уголок его рта и отпрянула, словно ее ударило током.

Том слабо улыбнулся, то ли в ответ на ее «спасибо», то ли на что-то еще.

– А теперь, – сказал он, – я думаю, мы должны отпраздновать это событие и сходить куда-нибудь пообедать.

– Я не могу…

– Ты взяла мою картину, – холодно напомнил ей Том. – Так хотя бы дай мне возможность угостить тебя обедом, это будет мое прощание с любимым произведением искусства.

Элен поняла, что не может ему отказать.

Том повез ее в Вудсток, и они сидели с бокалами в саду, где стоял густой запах сирени и мокрой травы. Элен было не по себе, но она четко осознавала, что ее депрессия прошла. Вечерние запахи, ощущение травы под ногами или мостовой – все это воспринималось обостренно и казалось удивительно драгоценным. Самые обычные вещи становились значительными, будь то негромкое бормотанье у открытого окна или свет фар, мелькавший на дороге.

– Тебе тут не холодно? – его голос тоже, похоже, изменился.

– Нет, – тихо ответила она. – Здесь чудесно. Том наклонился и взял ее руку, лежавшую на колене. Он слегка покачивал ее и насмешливо глядел на Элен.

Первым ее желанием было отобрать руку, пусть лежит себе спокойно.

– Тут должно быть кольцо, – услышала она свои слова. – Кольцо виконтессы. Дарси взял его, чтобы уменьшить, оно для меня слишком большое. Там такой огромный рубин, примерно как шарик для гольфа, и штук десять бриллиантов. У меня такое ощущение, что я тут абсолютно ни при чем…

Ее голос повис в тишине. Том все еще держал ее за руку, но смотрел на сад, словно думая о чем-то другом.

– Ты помнишь, как мы встречали Новый год? – вдруг спросил он.

Теперь-то Элен отдернула руку, словно обожгла ее.

– Да, живо. Тогда столько всего случилось!

– Мне не давали пощечину за поцелуй с двенадцати лет, когда я пытался обнять Элен Лу Портер на утреннем воскресном киносеансе. Оправившись после шока, я даже нашел это волнующим.

– Я была расстроена, – попыталась оправдаться она. – Мы ведь только что видели Оливера…

– Я не желаю сейчас говорить об Оливере.

Элен болезненно сжалась под его мрачным взглядом, чувствуя, что он чего-то от нее ждет. Она принялась нагромождать новые слова, чтобы еще больше отдалиться от Тома.

– Я помню, как я побежала спрятаться в бильярдную, а оказалось, что и Дарси там прятался…

– А уж о Дарси я тем более не желаю сейчас говорить.

Наступила хрупкая тишина.

У Элен возникло ощущение, что, скажи она хоть что-нибудь, и все переменится к лучшему. На столик упала тень. Это был официант.

– Вы готовы сделать заказ, сэр?

Лицо Тома чуть заметно дрогнуло, когда он брал со стола меню.

– Да, пожалуй. С чего мы начнем, Элен? Здесь превосходно готовят утку…

Момент был упущен.

Когда Том вел ее по ресторану, с ним поздоровались две компании. Он театрально расцеловал одну женщину в обе щеки и обменялся шутками с другой компанией, в которой Элен заметила довольно известного актера, снимавшегося в телесериалах.

Наконец они подошли к своему столику, скромно стоявшему в углу. Том комически вздохнул, усаживаясь напротив Элен.

– Дела, дела…

За едой они старательно придерживались нейтральных тем. Том расспрашивал Элен о Венеции, она рассказывала ему – сперва довольно сдержанно – о картинах, фресках и дворцах эпохи Возрождения. Потом от вина и вкусной еды ее язык слегка развязался, и, вдохновляемая ласковыми наводящими вопросами Тома, она принялась описывать ему впечатление, которое на нее произвел этот странный, чувственный город.

– Это похоже на очень яркие сны, которые человек видит прямо перед пробуждением.

Слово «сны» резануло ее, но на сей раз Элен не покраснела.

– Да, на меня Венеция тоже так действует. Я начинаю казаться самому себе невыносимо грубым, – Том улыбнулся, явно довольный, что ее лицо оживилось. – Скажи, а ты не наткнулась на одну церковь на такой маленькой площади? По-моему, это храм Святого Захария. Там еще алтарь Беллини: мадонна и четыре евангелиста…

– Да! О да, я ее видела однажды днем, ближе к вечеру, привратник стоял в луче света и держал в руках массивный ключ: он собирался закрывать церковь и был похож на самого Беллини. Я все собиралась вернуться и еще раз осмотреть эту церквушку, но так и не собралась.

– Я тебя свожу туда. Больше всего на свете мне хочется осмотреть ее вместе с тобой, – Том сказал это очень тихо, но с таким видом, будто это было что-то само собой разумеющееся. Встретившись с ним взглядом, Элен заметила в его глазах вызов и прежнюю насмешку. Она не стала колебаться.

– Это невозможно.

– Из-за Дарси?

– Конечно, из-за Дарси. Я собираюсь за него замуж.

– Элен… – Том накрыл ее руки своей теплой ладонью. – Неужели ты действительно выходишь за виконта Дарси? Или это хорошо продуманный розыгрыш?

Элен напряглась. Она вздернула подбородок и вызывающе посмотрела на Тома в упор.

– Это была бы не очень смешная шутка, не так ли? Да, я намерена выйти замуж за Дарси. Я люблю его.

«Ври больше!» – грустно сказал ее внутренний голос.

Том медленно поднес ее сомкнутые руки к губам и, поцеловав каждый палец, отпустил.

– В таком случае, – сказал он, – я желаю вам обоим большого счастья.

Он махнул рукой официанту, который скромно стоял в стороне.

«Они, должно быть, считают нас любовниками», – уныло подумала Элен.

Говорить им было больше не о чем, да и вообще пора было уходить.

По дороге в Оксфорд они почти все время молчали. Но потом, подъезжая к Порт-Медоу, резко завернули за угол и оказались у горбатого моста, перекинутого через Айзис.

– Погляди-ка!

Элен затаила дыхание. Впереди светилась огнями бродячая ярмарка, она до самого последнего момента не была видна за поворотом дороги и придорожными ивами. Ослепительно яркие огни сияли в темном, пустом пространстве, словно мираж. По лугам разносились мелодичные звуки музыки и крики зазывал.

Том резко затормозил. Они вышли на ночную дорогу и, опершись о решетчатый бордюр, принялись вглядываться вдаль. Мир казался совершенно безлюдным, окутанным мглой и туманом, поднимавшимся от реки, однако впереди виднелись карусели, опоясанные бриллиантовыми ожерельями огоньков, красных, голубых и зеленых, а в отдалении упорно раздавалась веселая музыка.

– Это все не на самом деле, – выдохнула Элен. – Это какая-то призрачная ярмарка. Или сцена из фильма Феллини.

– Не Феллини, – поправил ее Том, – а скорее, из раннего Антониони.

Они залились веселым смехом, и напряжение между ними исчезло. Лицо Тома вдруг оживилось, в нем мелькнуло детское предвкушение радости.

– Чего же мы ждем?

Они перемахнули через бордюр и побежали к сплетенным бусам огней, среди которых медленно вращались разноцветные спицы колеса обозрения, похожего на гигантскую звезду.

Ярмарка оказалась вполне реальной. Они бродили между палатками, вдыхая соблазнительный запах леденцов, горячих сосисок, примятой травы и растительного масла, а со всех сторон их окликали хозяева аттракционов.

– Сюда, сюда! Попытайте счастья!

– Каждый раз выдается приз! Попадешь в красное «яблочко» – выиграешь для своей подружки этот чудесный чайный сервиз?

– Хочешь попробовать? – Том вложил ей в руки деревянные шарики.

Впереди кружились небрежно намалеванные клоунские физиономии с широко разинутыми ртами.

– Ладно, тогда смотри, как у меня получится. Посмеиваясь друг над другом, они начали кидать шарики в цель. Элен оказалась более метким стрелком. Она выиграла розового плюшевого мишку и протянула его Тому.

– Том, я… я хочу подарить тебе это.

– Элен, я буду хранить его вечно. А теперь позволь мне немного отыграться и потешить мою мужскую гордость в тире.

Он тащил ее от одного аттракциона к другому, они стреляли, катали шары, обручи: Они были везде почти единственными посетителями, и у Элен даже закралось шутливое подозрение, что это Том все организовал специально для нее, решив устроить такое необычное послеобеденное развлечение.

– Ладно, хорошенького понемножку, – наконец сказал Том. – Пора и покататься.

В середине ярмарки стояла карусель. Огромная, сохранившаяся еще, наверное, с викторианских времен, она была украшена разноцветными огоньками, зеркальной мозаикой, стеклышками и нарисованными цветами. Сами лошади с поднятыми в беге ногами, раскрашенными золотой краской гривами и внимательными глазами были насажены на шесты в виде переплетенных ячменных колосьев и кружились под громкую органную музыку.

Том и Элен восхищенно замерли возле ступенек. Через некоторое время карусель остановилась, музыка стихла и была еле слышна.

– Ну, какую выбираешь? – спросил Том, и Элен подбежала к белой лошадке в золотистых яблоках, стоявшей с краю, на ее шее красовалась нарисованная цветочная гирлянда и было написано: «Скакун». Том помог ей взобраться в высокое седло, Элен взяла поводья. Он уселся сзади и обхватил ее за талию.

Лошади опять медленно закружились, то приподнимаясь, то опускаясь, постепенно сливаясь в один бело-золотой вихрь. Элен почувствовала, как сидящий сзади Том шевельнулся, затем его губы прикоснулись к ее уху.

– Не очень-то это похоже на выезд на охоту в Монткалме со сворой гончих псов. Но на мой вкус, это гораздо забавнее. А ты как думаешь?

– Да, конечно! – крикнула она. Деревянная лошадь ныряла вверх-вниз, гремела музыка… Элен пришла в неописуемый восторг, она уносилась на крыльях счастья куда-то ввысь. На несколько драгоценных минут весь окружающий мир слился в одно бессмысленное пятно, осталась только эта разрисованная лошадка в коконе света.

Один раз Элен обернулась и увидела белозубую улыбку Тома: он улыбался ей в ответ. Она прислонилась к нему спиной, он крепче обнял ее за талию. Ничего более важного сейчас для нее не существовало.

Однако скоро, даже слишком скоро движения «Скакуна» замедлились, огоньки под каруселью перестали кружиться и замерли. Том снял Элен с лошади и поставил на притоптанную траву, Элен покачнулась и чуть не упала на него. Том рассмеялся и крепко обнял ее, не давая ей упасть.

– Я считаю, мы должны напоследок прокатиться на чертовом колесе. Ты не против?