Текст книги "Распутница"

Глава 25

Этой ночью все-таки наступил момент, когда они перестали притворяться. Это все равно стало невозможно, когда на сцене собственной персоной появился довольно пьяный сеньор Куэвас, ведя за собой сеньориту с пышными формами. Когда Куэвас увидел, что его кровать уже занята, он, мягко выражаясь, несколько удивился.

– Итак, у вашего Эрардо появился соперник, – проворчал Блейз. – И что вы теперь будете делать?

Тут Триста поняла, что настал ее час. Сейчас она покажет ему, на что способна!

Эрардо Куэвас поставил на шатающийся стол маленькую лампу, которую принес с собой. Никто не успел ничего сообразить, как Триста уже проворно вскочила на ноги. Даже не пытаясь прикрыть свое обнаженное тело, она спокойно прошла через комнату, подняла шаль, небрежно набросила ее на плечи и затем, улыбнувшись, попросила у сеньора Куэваса разрешения взять на время лампу, чтобы дойти до своей комнаты.

Шаль не закрывала практически ничего. «И она прекрасно это понимает, подлая шлюха!» – разъярившись, подумал Блейз, но вынужден был стерпеть ее возмутительную выходку. Нет, но какова наглость! Голая, она продефилировала по комнате с таким видом, будто разодета в шелка, у двери остановилась, послала всем воздушный поцелуй и ушла, не заботясь о том, что может на кого-нибудь наткнуться в коридоре. Эрардо и его временная подружка так и застыли с разинутыми ртами.

Почему обманутый муж всегда смешон? Особенно если он внезапно оказывается один в постели, которую явно стремится занять другая пара? Блейз сейчас пожалел о том, что сдержал свой порыв и не убил шлюху. Тогда бы ему не пришлось оказаться в такой нелепой ситуации. Несомненно, ей уже не в первый раз приходится обнаженной разгуливать перед другими людьми, даже совершенно посторонними. Да будь она проклята!

Пришедшая с Эрардо женщина принялась хихикать в кулачок. Ее любопытные глазки обшаривали комнату, не пропуская ни одной детали, включая валяющийся на полу корсет…

– О, пардон, Блас! – смущенно пробормотал Эрардо Куэвас. – Если бы я знал, что… Если бы вы мне сказали…

– Что сказал? – прорычал Блейз, вылезая из кровати. – Она искала вас, амиго, и должен признаться, что я сделал все возможное, чтобы не уронить вашей репутации.

Так ли это? Потом Блейз будет проклинать свое недомыслие и свою проклятую гордость. Надо было идти к ней и сломать те барьеры, которые она по каким-то причинам специально возвела между ними, пусть для этого даже пришлось бы взломать запертую дверь номера.

А так все превратилось в заурядную сделку с Эрардо. Чтобы удовлетворить свою мужскую гордость, Блейз остался развлекаться с полногрудой и опытной Роситой, а Эрардо через некоторое время дал себя уговорить и отправился за три двери по коридору за теми удовольствиями, которые его там как будто бы ждали.

«Конечно, – думал Блейз, – уж ему-то не пришлось ломать дверь!» Столь же очевидно, что Эрардо встретил теплый прием, иначе он не оставался бы там с ней, сплетясь в жарких объятиях, до полудня или еще дольше. «И сколько еще это будет продолжаться?» – гадал Блейз. Нет, она по натуре шлюха – это очевидно. И следует только пожалеть несчастного Эрардо, а не поддаваться неразумным порывам, которые требуют, чтобы он все-таки взломал эту закрытую, запертую на ключ дверь и застрелил обоих, послав каждую пулю точно в цель.

Как она смеет проявлять такое откровенное бесстыдство? И почему его так называемый друг так быстро дал себя уговорить обменяться партнерами по постели?

Сам Блейз уже давно отделался от прилипчивой Роситы, сделав более чем щедрый «подарок» для ее голодающих (по крайней мере так она говорила) родителей, и теперь расхаживал взад-вперед, как разъяренный тигр. Его мысли все больше и больше сосредоточивались на том бессмысленном акте насилия, который он готов был совершить. Нет, тем самым он только представит себя перед всеми ревнивым дураком и рогоносцем. В конце концов ради Чэрити он вытащил эту дрянь из очень неприятной ситуации. А теперь, раз она так решительно настроена бросать вызов общественному мнению, он может заняться делами, которые его сюда привели, и забыть о существовании этой неблагодарной, плохо воспитанной потаскухи.

Блейз спустился вниз по лестнице и следующие несколько часов провел, слушая рассказы о деятельности Рыцарей Золотого круга. В конце концов, он принадлежал к старой, уважаемой на Юге семье, хотя и был художником и, стало быть, белой вороной!

Лишь к концу дня Блейз встретился с Эрардо Куэвасом, который как раз его искал. С робким, извиняющимся видом Эрардо открыл рот для объяснения, но Блейз же, в свою очередь, попытался решительно, раз и навсегда, объявить своему другу, что эта тема его нисколько не интересует. Почему, черт побери, его должно интересовать, чем занимается эта потаскуха? Считается, что она жена Фарленда Эмерсона. Так вот пусть его и беспокоит ее поведение!

– Блас, amigo,[7]7
  друг (исп.).


[Закрыть] я только подумал… я думал, что вы захотите узнать…

– Все, что я хочу узнать, – это что затевают «мокассиновые змеи».[8]8
  Прозвище тайных сторонников южан в Гражданскую войну 1861–1865 годов.


[Закрыть] Я надеюсь, вам удалось что-то выяснить, прежде чем вы поддались чарам этой… как бишь ее зовут? Ну так?..

Будучи неглупым человеком, Эрардо заметил стальные нотки, звучавшие в нарочито небрежной речи Блейза. Тот явно был в опасном состоянии – как раскаленная добела кипящая лава, готовая извергнуться в любую минуту. Когда Блейз такой, лучше не перечить и заниматься делом. Это самое разумное!

Только сделав свое сообщение и уже собираясь уходить, Эрардо Куэвас вспомнил о том, что хотел сказать.

Дверь уже закрывалась, когда он повернулся к Блейзу и небрежно сказал:

– Ах да, чуть не забыл. Думаю, вы с облегчением воспримете весть о том, что ваша… что леди уже уехала из Сан-Франциско в Монтеррей.

Карета компании «Эббот энд Даунинг Конкорд», движущаяся по разбитой дороге, тряслась невыносимо, а уж о сне в ней нечего было и думать. Состояние и без того расстроенных нервов Тристы не улучшало и соседство Фернандо.

Мари-Клэр плохо себя чувствовала и, кроме того, скучала по детям. Но все равно она не выносила, когда кто-то болеет или умирает, так что ее присутствие только повредило бы. К тому же тетя Чэрити откровенно сказала, что если Мари-Клэр не может справиться со своими истериками, то пусть лучше сидит с детьми и не заставляет себя из одного лишь чувства долга тащиться в Монтеррей.

Фернандо постоянно извинялся за отсутствие жены и, к счастью, не распространялся о запутанных делах Тристы. Во время же казавшегося бесконечным путешествия Фернандо ее не беспокоил, и Триста, закрыв глаза, делала вид, что спит, хотя тяжелые мысли не отпускали ее ни на минуту.

Какой эгоисткой она была, какой бесчувственной, насколько занята собой! Она все воспринимала как должное – любовь и понимание папы, его поддержку, – а он постоянно мучился и ничего об этом не говорил.

Слава Богу, Фернандо большую часть времени молчал, давая ей возможность оставаться наедине с собственными мыслями. Проклятая похоть и страсть к экспериментам заставили Тристу просить, как она предполагала, постороннего человека удовлетворить ее любопытство и взять ее. Да, это ее вина – только ее! И гораздо лучше вообще не думать об этом – и о Блейзе Давенанте, и о том, что он подумал, когда его «новобрачная» уже через двадцать четыре часа ему изменила.

Если что-то и пострадало, так это только его дурацкая мужская гордость, подумала Триста. Она сразу же постаралась отбросить всякие другие соображения, напомнив себе, что Блейз, вероятно, только рад избавиться от жены, являющейся одновременно женой другого. Во всяком случае, Триста твердо решила, что не хочет больше и слышать о Блейзе Давенанте. Особенно после того, как он столь ужасно обращался с ней прошлой ночью, подонок!

Должно быть, она уснула. А когда проснулась, то обнаружила, что карета уже достигла предместий Монтеррея.

Внешне ранчо дель Арройо казалось таким же мирным и полным покоя, как всегда. Только странная тишина окутывала его как туманом, придавая знакомому пейзажу странный, нереальный вид.

И пожалуй, лучше было вовсе не замечать тех перемен, которые произошли за последние несколько лет.

Слышался знакомый ровный шум океана, вид на который открывался с вершины скалы. Там все еще стоял глинобитный дом, построенный одним из первых поселенцев – тех, что пришли в Калифорнию с отцом Униперо Серра.

С веранды можно было видеть поля, простирающиеся до самого океана, там паслись кони, и слышать неумолчный гул волн, разбивающихся о песчаную косу, похожую на полумесяц.

– Он говорил… ну ты ведь знаешь, как он любит море! Он сказал мне, что… что, когда он будет умирать, последний звук, который он хотел бы услышать в своей жизни, – это рокот океана.

Тетя Чэрити выглядела постаревшей и очень усталой. Такой Триста ее еще никогда не видела. В пышных каштановых волосах проглядывали серебряные пряди. Но боевой дух не покинул ее, а язык не щадил ничего, что оскорбляло ее рассудок или вызывало раздражение.

– Ну слава Богу, ты наконец приехала! – Таковы были первые слова, которыми она встретила Тристу. Отведя ее в сторону, Чэрити дала точный и неприукрашенный отчет о состоянии здоровья Хью Виндхэма. Чэрити явно смирилась с тем, что ее брат умирает. Триста же в первые недели никак не могла поверить в это.

Дни и ночи слились в одно смутное пятно. Триста утратила ощущение времени и не хотела его вновь обрести. О, если бы можно было вернуться в прошлое и многое там исправить! Папа не умрет! Она ему не позволит! Она не представляла свою жизнь без папы, он был ее опорой, придавал ей силу, дарил сознание того, что она любима, что она нужна. Почему он не сказал ей, что так болен? Почему он не позволил ей остаться с ним? Триста была врачом и привыкла к разным заболеваниям. Она сама проводила операции, в случае необходимости ампутировала конечности, старалась утешить друзей и родственников умирающего. Но только теперь она поняла, как мало стоят эти утешения и как тяжело свыкнуться с неизбежностью смерти дорогого тебе человека. Когда не остается надежды, не помогут никакие слова. Остается только страдать, глядя на то, как страдает и медленно умирает человек, которого ты любишь.

– Не стоит говорить мне о том, что я уже и так знаю, – в первый же день сказала Чэрити. – Но он будет рад, что ты приехала, а кроме того, ты можешь облегчить его боль. Это все, что ему сейчас нужно, понимаешь? Ради него ты должна быть сильной. Не смей при нем плакать, слышишь? Слава Богу, это глупое создание, на котором женился мой племянник, не приехало. Я ее просто не переношу! А тебе, учти, надо будет обязательно регулярно высыпаться. И не смотри как потерянная – доктор ты или нет? Иногда он тебя не будет узнавать или будет принимать за кого-то еще – ну и пусть. Для него сейчас лучше забыть о настоящем.

Тетя Чэрити была права. Иногда Хью Виндхэм узнавал Тристу и, пытаясь улыбнуться, похлопывал ее по руке худыми пальцами – кожа да кости. А иногда он пребывал, казалось, в другом времени и пространстве и хриплым, едва различимым голосом обращался к людям, о которых Триста совершенно ничего не знала. А когда она давала ему морфий, он часами находился в бессознательном состоянии.

Фернандо приходил и уходил, но явно не мог выдержать у постели больше, чем несколько минут. Он без разговора привозил те лекарства, которые заказывала Триста, но было ясно, что Фернандо под любым предлогом старается вырваться с ранчо. Большую часть времени он проводил в главном доме или в долине – якобы для того чтобы присмотреть, как там идут дела.

– Сколько это будет продолжаться? Черт побери, я привез тебя сюда для того, чтобы ты хоть что-нибудь сделала! Ну и что толку, что ты стала врачом! Женщина-врач! Тебя никто всерьез не воспринимает!

В то утро Фернандо застал ее врасплох. Триста провела бессонную ночь, прислушиваясь к тяжелому, хриплому дыханию отца и его стонам, заставлявшим ее вздрагивать от жалости. О, если бы только она могла разделить с папой его боль!

– Я не знаю… Я чувствую себя такой беспомощной! Он… если бы можно было что-то сделать, я бы сделала! Пожалуйста, Фернандо, не надо!

– Что не надо? Чего ты ждешь? Знаешь, ты никогда не сможешь меня одурачить, даже если заставишь всех поверить в свою невинность! Насколько я могу припомнить, ты вешалась мне на шею, но вдруг решила, что приятнее меня дразнить. Разве не так? Ты меня завлекла, а потом сделала вид, будто я тебя насилую, хотя все время сама этого хотела, ведь так? Ведь так, лживая сучка?

Он схватил ее за плечи и с силой потряс. Нервы Тристы не выдержали, и она протестующе закричала, одновременно пытаясь вырваться:

– Нет! Оставь меня… оставь меня в покое!

– Фернандо! – раздался суровый голос тети Чэрити. – Думаю, что сейчас не время и не место для взаимных обвинений. Тристе нужно поспать, а ты, дорогой племянник, должен через час встретить своего брата. Или ты забыл, что он сегодня утром приезжает из Сан-Франциско?

Триста убежала, скрывшись в относительной безопасности своей крошечной, скудно обставленной комнаты. Какое счастье, что вмешалась тетя Чэрити! В глазах Фернандо было нечто, сильно ее испугавшее.

Почему он так ее ненавидит? Что она ему сделала? Конечно, все дело в ее матери! А когда пришли наконец долго сдерживаемые слезы, Триста стала думать о том, что папа не может, не должен умереть, оставив ее одну, без своей любви и заботы.

Она знала, что переутомилась. Недосыпание может сыграть с вами скверные шутки, вызвав галлюцинации. Но невысказанное желание было таким сильным, что не покинуло ее даже тогда, когда она, все еще всхлипывая, погрузилась в дремоту. Она явственно услышала голос Старухи с болот и даже почувствовала незабываемый запах застоявшейся воды и болотных растений.

– Тебе еще нужно многому научиться, нетерпеливое дитя! У тебя есть Сила, но ты слишком занята поисками правды. Никогда не злоупотребляй своей Силой… Будь осторожна… – А потом, когда знакомый голос утих, до нее донесся тихий, едва различимый шепот: – Ты придешь ко мне тогда, когда это действительно будет нужно, но не сейчас… Еще не время…

И Триста заснула тяжелым сном без сновидений и спала до тех пор, пока ее не разбудила тетя Чэрити.

– Прошу прощения, моя дорогая, я знаю, что ты только вздремнула, но отцу стало хуже. Ему так больно, что я едва могу это выносить! Триста, ты должна…

– Я могу дать ему морфия – сделать подкожную инъекцию. Это по крайней мере облегчит боль. Я пойду к нему прямо сейчас, мой саквояж здесь. – Триста слышала свой голос, произносила еще какие-то слова. К чему эти слова перед лицом страданий и отчаяния? Что хорошего в Силе, если ты не можешь ее использовать даже для того, чтобы помогать и исцелять?

– Да, возьми свой саквояж и морфий тоже… Сколько у тебя еще осталось?

Все еще пребывая в полусне, Триста взяла необходимое и устремилась за тетей. Сердце ее стучало, хотя Триста отчаянно пыталась успокоиться. «Неужели папа умирает? Нет, он не может умереть, не может умереть!» – упрямо твердила одна часть ее сознания, в то время как другая произнесла вслух:

– Я сделала запас, которого хватит недели на две или даже больше. Тетя Чэрити, пожалуйста, если папе станет хуже…

Когда Чэрити резко остановилась, Триста налетела на нее и упала бы, если бы тетка не схватила ее за руку:

– Хуже? Да что может быть хуже этого? Мы обе знаем, что он умирает… и умирает медленно, в страшных муках. Ты разве не слышала, как он вполголоса молился, чтобы все это кончилось? Разве мы позволили бы любимому животному так страдать? Ради Христа, девочка, скажи: ты желала бы себе такой смерти?

Триста не понимала или не хотела понимать, что предлагает тетя Чэрити. Морфий… В определенной дозе он на время облегчает боль и погружает в глубокий сон… А если увеличить дозу, то страдание уйдет навсегда – и наступит забвение.

– Я… я не могу! Меня учили исцелять, учили…

– Если ты не чувствуешь в себе сил освободить его, это сделаю я! Я должна это сделать ради него, ради моего брата Хью! Как он сделал бы это ради меня. Я надеялась, что ты меня поймешь, Триста, но, если тебе не позволяет на это решиться совесть, дай мне выполнить свой долг.

Глава 26

«Выполнить свой долг… Выполнить свой долг…»

Эти слова звенели в ушах Тристы как колокола церковной миссии, основанной еще отцом Униперо Серра.

Все были в черном, даже тетя Чэрити.

– Слава Богу, он умер во сне. Конечно, я сразу позвала Тристу, но он уже отошел…

Никто не ставил под сомнение ее рассказ и ни о чем не спрашивал. Триста, оцепеневшая от горя и чувства вины, оставила все объяснения на долю тети Чэрити.

Триста плакала так долго и так безутешно, что сорвала голос и могла говорить только хриплым шепотом.

– Ради Бога, не принимай все так близко к сердцу! – раздраженно сказала Мари-Клэр. Она прибыла на похороны в новом, с иголочки, черном платье из шелка и атласа, отороченном кружевами. Мари-Клэр не собиралась ни на день сверх необходимого задерживаться в скучном провинциальном Монтеррее. Желание поскорее вернуться в город делало ее мрачной и раздражительной. Мари-Клэр считала, что Триста играет. В конце концов, когда она была в Европе, то не слишком скучала по своему отчиму!

– Теперь, я полагаю, ты отправишься в Бостон со своей дорогой тетей Чэрити? – сладким голосом спросила Мари-Клэр, собирая вещи на следующий день после похорон свекра. – Я слышала, что там разрешают практиковать женщинам-врачам – если ты действительно этого хочешь! Но, если желаешь знать мое мнение: тебе нужно остепениться и завести детей! Я уверена, что Эмерсоны будут просто вне себя от радости…. Да, кстати, а как твой муж? Тебе очень повезло, что он такой джентльмен и такой чуткий, дорогая! Но если ты будешь по отношению к нему так беспечна, то какая-нибудь вертихвостка вполне может увести его от тебя!

Триста почувствовала облегчение, когда Мари-Клэр наконец уехала, как она всем заявила, к своим детям, которые ужасно по ней скучают. Тот факт, что ее муж оказался равнодушен к ее поспешному отъезду и вообще практически игнорировал свою супругу во время ее полуторадневного пребывания в Монтеррее, нисколько не обеспокоил Мари-Клэр. Она была слишком занята собой.

– Я уверена: тебе не стоит объяснять, что я думаю об этой молодой женщине. Пустая, эгоистичная… А, ладно, не обращай внимания! – Говоря это, Чэрити Виндхэм продолжала укладывать вещи в два небольших чемодана, которые привезла с собой в Калифорнию.

На мгновение она подняла голову и коротко взглянула на Тристу. Та сидела на кровати, глядя на тетку своими странными, серебристыми глазами, которые временами казались слишком большими на ее худом лице.

– Знаешь, лучше бы ты поехала со мной! В Бостоне ты могла бы практиковать или обучать других женщин, которые хотят быть врачами и которых мужчины отказываются учить. Для тебя это было бы серьезной практикой.

– Я не могу! – До тех пор пока Триста не выпалила эти слова, она не подозревала, что уже сделала свой выбор. – Тетя Чэрити, разве ты не видишь, что я не могу? На этот раз я должна идти своим путем, без чьей бы то ни было помощи. Я должна что-то сделать сама, обрести уверенность в себе. И я хочу использовать все, чему научилась, хочу быть полезной. На этой войне понадобятся врачи…

– Лучше скажи – сиделки! Ты думаешь, они признают женщину-врача? Ха-ха! Нет, тебя примут разве что как сиделку, но не более того. И тебе придется выполнять распоряжения какого-нибудь дурака, который называет себя врачом только потому, что прочитал несколько книг по медицине. Неужели ты собираешься довольствоваться этим?

На самом деле Триста сама не знала, чего хочет, – она еще не была готова так далеко заглядывать в будущее. Но, как она и сказала Чэрити, нужно по крайней мере попытаться. А перед этим она хочет некоторое время побыть одна – чтобы все обдумать.

– Ты всегда была упрямым созданием, даже в десятилетнем возрасте! – уже сдаваясь, фыркнула Чэрити. – Хотя, – задумчиво добавила она, – раз ты так полна решимости быть независимой и непременно пройти через все жизненные разочарования… Ты помнишь нашу встречу с мисс Элизабет ван Лью, когда мы были в Ричмонде? Вероятно, моя дорогая, если ты готова подвергнуться определенному риску, то могла бы помочь Соединенным Штатам.

– Быть шпионкой? Но это…

– Нет, не шпионкой, моя дорогая! Вовсе нет. Все, что требуется, – это вести наблюдение и очень внимательно прислушиваться ко всему, что говорят. А потом я найду возможность, чтобы ты передавала то, что узнаешь, через курьера. Ты, конечно, можешь лечить – если тебе позволят! А если кому-то не понравится, что ты женщина, ты ведь всегда можешь снова сойти за молодого человека, ведь правда?

Под степенной, чопорной, даже несколько ханжеской внешностью мисс Чэрити Виндхэм скрывается совсем другая личность, с удивлением думала Триста. Интересно, она действительно так предана своему делу и абсолютно безжалостна в достижении своих целей?

– Ты уверена, что не передумаешь и не поедешь со мной? Тебе будет неуютно, пока рядом болтается Фернандо, если, конечно, ты уже не испытываешь к нему нежных чувств! А если испытываешь, то вот мой совет: воспользуйся встречами с ним, чтобы собрать как можно больше информации об обществе, в котором он состоит. «Рыцари Золотого круга» – так они себя называют. Они хотят, чтобы западные штаты перешли на сторону Юга. Это будет серьезным испытанием для тебя, моя девочка!

Чтобы проводить тетю Чэрити на пароход, который отправлялся в Бостон и далее в Европу, Триста решилась поехать в Сан-Франциско.

Триста не знала, радоваться или печалиться тому, что Фернандо вызвался быть их провожатым. Спутник-мужчина всегда полезен. А Фернандо всегда так предупредителен в отношении леди, которых сопровождает! Когда на дороге к перевалу Пачеко карета опасно наклонялась, он даже поддерживал Тристу, чтобы она, не дай Бог, не ударилась. Триста вынуждена была признать, что Фернандо действительно пытается быть к ней внимательным. Но когда тот услышал, что Триста не собирается сопровождать тетю Чэрити дальше в Бостон, его неодобрение стало почти осязаемым.

Неужели Фернандо состоит в каком-то дурацком тайном обществе? Хотя разве не все мужчины обожают подобные вещи? Триста была уверена, что по крайней мере в данный момент тетя Чэрити преувеличивает значение и влияние так называемых «Рыцарей Золотого круга».

– Куда это вы направляетесь? Я вот еду уже от самого Лос-Анджелеса и устала как собака!

Чересчур ярко одетая женщина улыбалась широкой, дружеской улыбкой. Бросив уничтожающий взгляд на своего внезапно ужасно побледневшего спутника, женщина вновь повернулась к Тристе:

– Как я вижу, у вас тоже мужества хватит на троих. Моего первого мужа убили индейцы прямо у меня на глазах; но он, бедняга, хоть пострелял перед этим! Ну, в этой поездке на нас вряд ли нападут эти краснокожие дьяволы. Вот подальше от побережья – там надо держать ухо востро и пистолет наготове! Я всегда вожу с собой двуствольный пистолет – просто так, на всякий случай, знаете ли. – Женщина коротко засмеялась, откинулась на спинку сиденья и заговорщически подмигнула Тристе – к удовольствию тети Чэрити и к досаде Фернандо. – Женщина должна быть в состоянии сама о себе позаботиться. Особенно в Виргиния-Сити, куда я направляюсь. Я слышала, что там очень неплохое местечко и честолюбивая женщина может славно заработать. Вы не туда едете, случайно?

– Я еще не знаю куда! Как вы думаете, в Виргиния-Сити примут женщину-врача? Хорошего врача?

– Об этом, милая, я ничего не знаю – знаю только, что там нужны хорошенькие леди, которые любят карты! Вы умеете играть в «фараона»? В покер? В «двадцать одно»?

Возможно, потому, что Триста почувствовала, как напряглась рука Фернандо на ее талии и увидела, как помрачнело его лицо, она со смехом ответила:

– Не только это! Я могу еще играть в рулетку и в «баккара»! Но до сих пор я ни разу не слышала о Виргиния-Сити!

– Дорогая, это город золотых россыпей, там всего полно! Единственно, чего там сейчас не хватает, – так это женщин! Понимаете, что я имею в виду? Вы не найдете города более безобразного с виду и более безнравственного, чем Виргиния-Сити! Но там есть настоящий театр. Я слышала, что Лола Монтес поставила там свой «Танец паука», а Ада Менкен сыграла роль в «Мазепе» – на коне и все такое. На сцену бросали мешки с золотым песком, а вместе с цветами за кулисы посылали самородки.

Рыжеволосая женщина представилась как Мартина Жерар. Вскоре, обнаружив, что Триста свободно говорит на парижском диалекте и только недавно покинула Францию, она призналась, что немного скучает по родине, несмотря на то что живет сейчас в стране больших возможностей. Лукаво улыбнувшись, она по-французски сказала Тристе, что если та когда-нибудь передумает и не захочет больше заниматься этой скучной медициной, то всегда сможет приехать в «Серебряный башмак» в Виргиния-Сити. Там ей не придется слишком утруждать себя!

– Интересная женщина! – заметила позднее тетя Чэрити. – И настоящий кладезь информации, – добавила она. – Тебе так не кажется, Фернандо?

– Наша дорогая тетя постоянно испытывает мое терпение своими колкостями и сарказмом! – заявил Фернандо вскоре после того, как они проводили мисс Чэрити Виндхэм на пароход, отплывающий в Бостон. – А что касается той дешевой проститутки… Вступив с ней в беседу, ты тем самым признала, что ты ей чуть ли не ровня…

– Ради Бога, Фернандо! – устало запротестовала Триста. – Может быть, мы хоть на этот раз не будем ссориться? Я понимаю, что мы оба по одной и той же причине чувствуем себя очень несчастными – у нас шалят нервы, – но давай пока заключим перемирие. Веришь ты или нет, но я любила папу – твоего отца – больше, чем могла бы любить родного отца. Фернандо, давай постараемся быть друзьями! Хотя бы ради папы… Я уверена, что он бы очень этому обрадовался.

– Вероятно, ты права, – с видимой неохотой согласился Фернандо, а затем в свойственной ему резкой манере спросил Тристу, что она теперь собирается делать.

– Заниматься медициной – где и как смогу. Если бы я только могла познакомиться с нужными людьми…

– Послушай, – грубовато сказал Фернандо, – я знаю, что я старомоден. Но если ты вбила себе в голову дурацкую мысль о том, что можешь заставить все врачебное сословие признать женщину-врача – кто я такой, чтобы тебя останавливать? Если удастся, я даже помогу тебе – только для того, чтобы доказать, насколько ты ошибаешься.

Фернандо тут же предложил представить Тристу своему другу, который тоже был врачом и мог ей помочь.

– Он турок и, на мой взгляд, слишком интеллигентен. Его зовут Али Ювуз, и его дом находится на пути к нашему – в Менло-Парке. Если он дома, я вас познакомлю, а там поступай как знаешь. – Фернандо внезапно расхохотался. – У моего друга Али есть только одна странность, – добавил он, искоса взглянув на Тристу, – он всем предлагает свой турецкий кофе. Он у него густой, как патока, и почти такой же сладкий, причем отказываться нельзя, иначе он обидится. Просто проглоти кофе, как касторку, и улыбнись – тогда он будет счастлив. Может быть, он поможет тебе – если ты еще не выбросила из головы свои глупые амбиции!

На этот раз Фернандо действительно старался быть любезным. Может быть, смерть папы на него повлияла и Фернандо все-таки решил относиться к ней как к сестре? А встреча с его другом и впрямь может быть даже полезной. Какой же смысл отвергать это предложение?

Триста застыла на краю кровати. Весь ужас происходящего только сейчас дошел до нее. Дом Али оказался лечебницей для душевнобольных, а она сама теперь стала его совершенно бесправной «пациенткой»! Звероподобный «санитар» по имени Нордстрем следит, чтобы она не убежала, Фернандо поливает ее оскорблениями. А что будет дальше?

Слезы наполнили глаза Тристы, придав им серебристый оттенок. Потеряв способность к сопротивлению, она ничего не отвечала. Но почему-то именно ее молчание и отсутствие реакции на его язвительные замечания окончательно придали Фернандо решимости.

Она рождена сукой, которая нуждается в дрессировке. Все это время она дразнила его, завлекая полунамеками и скрытыми обещаниями, которые не собиралась выполнять. О, Мари-Клэр много чего рассказала о его якобы невинной сводной сестричке! Да и письма из Парижа от его тещи только подтвердили то, о чем Фернандо и без того догадывался. А венчал все рассказ капитана Мак-Кормика о ее совершенно вызывающем поведении на борту его корабля. Вот почему Фернандо привез ее сюда! Пусть благодарит Бога, что он до сих пор ее не убил, хотя в ближайшее время она, может быть, об этом еще пожалеет!

– Ты не хочешь отвечать или тебе нечего ответить, а? Я был слишком терпелив с тобой, Триста, а ты, видимо, принимала мое терпение за слабость. Ну, сейчас ты получишь урок, который запомнится тебе надолго, – ты слышишь меня? И я заставлю тебя признать, что ты такая, какая есть, – на все согласная шлюха! Дешевая проститутка!

Не важно, как он ее называет. Важно то, что он сделает с ней потом, когда закончит выкрикивать ей в лицо поток проклятий.

– Раздень-ка эту дрянь и как следует свяжи. По крайней мере этот урок она никогда не забудет!

От сильной пощечины Триста упала на колени. Нордстрем одним рывком поднял женщину на ноги и сорвал с нее одежду, оставив ее совершенно обнаженной. Ее руки были туго связаны за спиной – Триста знала, что если бы стала сопротивляться, то их бы сломали. А мучителям это только доставило бы удовольствие, они смеялись бы еще громче, чем сейчас, когда Фернандо принялся дергать и щипать ее за наиболее чувствительные места. Причем он явно наслаждался, причиняя ей боль, – каждым криком Тристы, каждым ее стоном.

Это было само по себе ужасно, но впереди ее ждало еще худшее. Триста оказалась распластанной на кровати лицом вниз, причем бедра и ягодицы были приподняты с помощью матраса, который тщательно скатал Нордстрем. Ноги и руки ее были закованы в металлические браслеты, глубоко врезавшиеся в тело. Тристу начали безжалостно избивать, она корчилась и рыдала от невыносимой боли и унижения. Мучители не отставали даже тогда, когда Триста, забыв о гордости, принялась молить о пощаде, готовая обещать все, что угодно и кому угодно, лишь бы прекратилась эта пытка!

– Ты такая же шлюха, как и твоя мать, ведь правда? Ну-ка, скажи об этом – я хочу услышать, как ты говоришь это вслух!

Боль огнем полыхнула между бедер, заставив Тристу закричать.

– Тебе так нравится? Ты хочешь, чтобы я снова погладил тебя плеткой вон там? – Фернандо захохотал, слыша нечленораздельные звуки, которые издавала Триста, пытаясь повторить те слова, что он заставлял ее сказать. Фернандо снова засмеялся, когда хлестнул ее кнутом там, где, как он знал, это причиняет самую сильную боль. А потом Фернандо принялся насиловать эту надменную гордячку, с наслаждением, снова и снова, заставляя ее издавать громкие крики. Теперь она была готова говорить все, что он хотел от нее услышать, как и подобает прирожденной шлюхе, – абсолютно все! Сука, такая же, как ее мать! Между ними нет никакой разницы!