Текст книги "Распутница"

Глава 36

– Когда черное крыло пролетит над тобой – или, хуже того, заденет твое лицо, – ты всегда должна ждать беды. Но ты достаточно сильна, чтобы справиться с нею, когда настанет время. Выходи сражаться с этой бедой, вооружившись светом того яркого огня, который сияет из глубины твоей души. Ты слышишь мою мысль – да, слышишь. И когда настанет время, ты вспомнишь, как…

– А-а-а! – услышала Триста собственный крик. Сев, она почувствовала, что все ее тело, и даже платье, мокро от пота.

Но теперь она все поняла – и это стоило понять. Нет, на этот раз ее не поглотит огонь. Нет и нет! Потому что это ее место – милое ее сердцу, место, где она многому научилась. А снаружи ее ждет байю,[11]11
  Заболоченный лиман на юге США.


[Закрыть] темно-зеленый или янтарно-золотой под лучами солнца. Он существовал всегда, с начала времен, и всегда будет. Всегда будет таким же. Байю – кипарисовые болота и «качающаяся трава», как индейцы называют эти опасные места. Теперь Триста знает, зачем она пришла сюда – конец пути определяется в его начале.

Она вся тряслась и была мокрая как мышь, завитки волос облепили ей лицо, шею и плечи. В этот момент с искаженным от ярости лицом в комнату ворвался Фернандо.

Даже ему Триста показалась настоящей ведьмой – Медузой или… Да что случилось с этой дрянью?

Прежде чем Фернандо успел прорычать свои вопросы или для собственного успокоения несколько раз ударить Тристу по лицу и груди, он, к своему ужасу, услышал, как она прошептала:

– Это… это болотная лихорадка! Видишь? Видишь, что она делает? Мне нужно… мне нужен мой медицинский саквояж… Если я умру, то и вы все умрете! Мне все равно! Все ра…

Фернандо не рискнул подойти к ней поближе, чтобы ударить. Триста дрожала всем телом, а на ее бледном лице красными пятнами выделялись скулы. Впору поверить, что она говорит правду. Проклятая шлюха! Это очень на нее похоже – перезаразить всех!

– Я принесу тебе эту твою дрянь! Но ты останешься здесь. Ты меня слышишь? Только скажи мне, что нам нужно делать, а уж я обо всем позабочусь. И черт с ними, с заключенными! Для нас всех будет лучше, если они умрут, – и для самих проклятых шпионов тоже. Ты согласна со мной, querida?[12]12
  дорогая (исп.).


[Закрыть]

Судороги, сотрясавшие тело Тристы, не проходили. Так ее тело реагировало на все то, что случилось. Бои за байю и крошечные городки превращали плодородную землю в пустыню. А потом появился Фернандо в качестве агента генерала Кирби-Смита. Фернандо, который фактически заправлял всем в кровавом шестьдесят третьем году и который был замешан в грабежах и убийствах.

О, Триста хорошо представляет себе, о чем он с улыбкой рассказал генералу Тэйлору, пустив в ход свое испанское обаяние! Она действительно наследница состояния – его сводная сестра, и, как говорят, «вышла замуж» за офицера Конфедерации, который числится в списках убитых или пропавших без вести. Однако она всегда отличалась плохим поведением и вступила на борту корабля в нечестивый брачный союз с одним каролинцем (который также является шпионом Союза), причем не разведясь с первым мужем! Да, без сомнения, она заслуживает расстрела… но, с другой стороны, она может оказаться очень полезной делу Конфедерации – конечно, находясь под строгим наблюдением и контролем. Она теперь не только наследница, но и владелица плантации Акадьенн в байю Теш. Леди с Севера может по крайней мере на время остановить янки и предотвратить их наступление в этой их проклятой «Кампании Красной реки». А благодаря отсрочке, считает генерал Кирби-Смит, они успеют запастись не только хлопком, но и боеприпасами и пленными. А «леди с Севера» пока будет заложницей, и ее покорность будет обеспечивать не только пистолет, приставленный к виску, но и мысль о том, что…

Блейз! О Боже, Блейз! Проклятый глупец! Зачем он рисковал всем, включая собственную жизнь, придя сюда за ней? В лихорадочном сознании Тристы ответ возник сам собой. Потому что он не может без нее, не может ее забыть, как и она его, – несмотря на все то, что уже произошло между ними, и несмотря на все, что еще произойдет. Разве он сам ей этого не говорил?

Они превратили ее наследство, ее плантацию, которую Триста помнила как мирное, спокойное место, в тюрьму и партизанскую базу! В минное поле, которое может взорваться от любого неосторожного движения. И ей придется изображать там хозяйку дома, говорящую с бостонским акцентом! Она это сделает, естественно, не из-за угроз и даже не из-за Фернандо. Из-за ее мужика – как говорят в байю старые люди. Да, ее мужика – пусть она временами ненавидит и клянет его! Придется притворяться – пусть Фернандо со злорадством и показал ей, как пытают Блейза и как его заталкивают в «горячую шкатулку», так со смехом выразились охранники.

– Ты можешь поговорить с ним. Посоветуй ему, чтобы он рассказал нам все, что знает, хотя сейчас ему может и не хватить дыхания!

– Может, я действительно смогу его уговорить? – О Боже! Раньше она могла бы сказать это спокойно.

– Словами или с помощью колдовских чар? – отвратительно засмеявшись, поинтересовался Фернандо. – Ну что ж, попробуй, дорогая Триста, моя сестра, моя шлюха! А? Ты хорошо все помнишь или уже забыла?

– Конечно, хорошо – разве я этого уже не говорила? Пожалуйста, Фернандо, – когда ты мне наконец поверишь?

О да, она сумела стать существом, которое молило и ластилось к нему даже после того, как Фернандо побил Тристу как суку, в которую ее превратил. Время повернулось вспять, но ненадолго – совсем ненадолго.

Вероятно, только тщеславие и самоуверенность Фернандо привели к тому, что он «позволил» Тристе (в ее же собственном доме!) провести несколько минут наедине с Блейзом, чтобы она попробовала его убедить. Фернандо, конечно, знал, что она не посмеет прикоснуться к Блейзу из-за опасения причинить ему еще большие страдания. Сквозь кожу на его спине были продеты крючки, как у воинов сиу во время ритуала «солнечного танца», руки связаны за спиной, ступни ног волочились по земле.

Глаза Блейза были закрыты, но он все же поднял голову, услышав, как Триста невольно ахнула. Затем он открыл глаза, свои золотисто-зеленые глаза, блестевшие лихорадочным блеском, и прошептал слова, которые разрывали ее сердце:

– Понимаешь, все это не важно! Я… все равно должен был найти тебя. Серебристую Луну, которая отражается в серебряных водах… Спасайся сама, слышишь? Не имеет значения… Нет, пожалуйста, любовь моя… не прикасайся ко мне… Я не хочу…

И Триста с болью и ненавистью смотрела, как они били его плетьми. Все его тело представляло собой сплошную рану. Если бы не Блейз, Триста сейчас принялась бы плакать и причитать. Если бы не Блейз и еще кое-что. Оно, это кое-что, поднялось и развернулось в ней, как змея, заставив Тристу почти спокойно сказать, не отрывая взгляда от глаз Блейза:

– Мне ведь не нужно прикасаться к тебе, понимаешь? И тебе ко мне тоже… Мы и так все знаем.

– О Боже! Моя Серебристая Луна, моя Серебряная Ведьма… Ты это знаешь… И знала, всегда знала! Теперь, пожалуйста, иди… Сейчас они начнут… Ради Бога, иди… любовь моя.

«Любовь моя»… Она видела это в его глазах, и он видел это в ее глазах, и наконец…

– Мадам! Вот черный саквояж, мадам. Вы должны приготовить, как мне сказали, лекарство против ужасной лихорадки байю – желтой лихорадки…

– Это одна из твоих экономок, она говорит, что была здесь и раньше! – глядя бешеными глазами, крикнул с порога Фернандо. – Если ты можешь перестать трястись хоть на минуту, черт тебя возьми, то прими сама дозу, а потом дай ей для всех остальных, слышишь? Давай!

Хлопнула дверь.

– Тетушка Нинетт? – все еще дрожащим голосом спросила Триста. – А я думала…

– Тьфу на то, что ты думала! Каждый думает об одном и том же! Бедная тетушка Нинетт! Она, должно быть, уже умерла. Бедная старушка… Ха! У меня десять сыновей и две дочери, а у моей несчастной сестры только одна! Так что – ты ведь должна спешить, да? Ну давай делай побыстрее то, что должна сделать, мадам докторша!

Старая Нинетт нетерпеливо смотрела на Тристу и даже притопывала ногой, напоминая Тристе о временах ее детства.

– Скорее, скорее! Ты хочешь, чтобы твой мужик умер? Сегодня ни еды, ни воды, но я – я дала ему немного. Быстрее! Я ведь взяла ключи!

Да, быстрее! Так, подбавим морфия в горький на вкус эликсир. Он не только снимет всю боль, но в смеси с опиумом погрузит любого, кто это выпьет, в глубокий, почти коматозный сон.

– Потребуется время…

– Да, знаю. Я могу подождать. И ты должна ждать! А до того как этот, плохой, придет, ты должна смешать что-нибудь горькое для себя и дать мне что-нибудь от боли для своего мужика.

Триста не рискнула спрашивать, что еще Нинетт знает и откуда. Это она выяснит позже, когда будет достаточно времени. А также выведает, почему тетушка Нинетт вдруг появилась здесь со всем своим кланом… Ну, это, конечно, дело рук Старухи. Неужели она все еще существует? Неужели она вообще когда-либо существовала реально, а не только в детском воображении? Впрочем, какая разница? Прошлое – это одно, а то, что происходит сейчас, – это другое. К тому же нужно спешить.

Триста нервно мерила шагами крошечную комнату, в которой была заперта. Это помещение слишком напоминало ей «тюремную камеру», в которой она содержалась раньше, подвергаясь пыткам и избиениям. А еще ее насиловали. Тогда казалось, что этому не будет конца. Наверное, так сейчас кажется Блейзу. Фернандо любит мучить людей, он любит мучить даже беспомощных животных. Нет, надо отключиться от мрачных мыслей и думать только о светлом, лучезарном будущем, в котором Фернандо не сможет их достать и не сможет им навредить.

Фернандо! Когда-то в детстве он представлялся Тристе рыцарем в сверкающих доспехах – ее сэром Ланселотом. Но потом она выбрала свою судьбу, выбрала Блейза. Блейз… Да, иногда между ними шли сражения, но каждый раз они заканчивались или приятным перемирием, или победой обоих!

«Я больше не могу ждать!» – отчаянно кричало ее сознание. Открыв дверь, Триста бросилась бежать, желая только одного – быть рядом с ним. Пусть даже в последний раз – но вместе!

«Вот что такое любовь! Вот что такое любовь! – стучало сердце Тристы. – Если я потеряю его сейчас… если я потеряю его снова – я не захочу больше жить, не захочу…»

И тут она наткнулась прямо на Блейза и вцепилась в него обеими руками. Триста обнимала мужа до тех пор, пока его неровное дыхание не подсказало ей, что Блейзу больно, и тогда Триста неохотно отстранилась. Соленая влага ее слез нестерпимо жгла его раны, хотя Блейз ни за что на свете не сознался бы в этом. Особенно сейчас, когда он смотрел в эти серебристые глаза и видел в них страдание.

– Я думаю, мы должны сейчас же ехать! Привет – я твой двоюродный брат Антуан. У меня есть пирога, но они скоро проснутся. Тута я одного плохого парня хлопнул по шее, чтобы он заснул.

После пребывания в «горячей шкатулке» Блейз едва волочил ноги. В норе, покрытой сверху куском ржавого железа, днем было невыносимо жарко, а ночью нестерпимо холодно. В жару он думал о прохладе ее серебристых глаз, а когда замерзал – о тепле ее податливого тела. Триста. Однажды он назвал ее Серебристой Луной. Блейз не знал, когда ему пришло в голову это имя. Может быть, во сне, когда он был немного не в себе?

Сейчас он тоже был немного не в себе, когда держал Тристу за руку и даже вел за собой, потому что из-за слез она ничего не видела.

Черт побери, он ведь весь изранен, но все еще может ходить! Даже бегать, поскольку его исстрадавшиеся мышцы требуют движения. А на поясе у Блейза торчит длинный охотничий нож, который леди, называющая себя тетушкой Нинетт – матерью Антуана, передала ему вскоре после того, как избавила от мучений, казавшихся уже бесконечными.

Но Блейз, который не то хромал, не то бежал, как лань, к ожидавшей их пироге, знал (не понимая, откуда ему это известно), что Фернандо последует за ними куда угодно и как угодно далеко. Он, правда, думал, что Антуан, возможно, знает об этом тоже, судя по тому, что тот то и дело оборачивался, бесшумными гребками посылая лодку вперед по обманчиво спокойной водной глади.

Байю впереди извивался как змея. С Фернандо еще придется встретиться. Не из-за того, что уже произошло на этой проклятой войне, и даже не из-за того, что Фернандо сделал с ним. Из-за Тристы. Его Серебристой Луны, которая светила ему, и только ему.

– Откуда он появится? – коротко спросил Блейз, скрежеща зубами от накатившей волны боли, которой он не мог и не должен был уступить.

– Сзади. Он идет за нами. Идет один, чтобы убить. Из-за женщины, да? Весь кипит от ненависти. Это видит та, чье имя нельзя произносить.

– Старуха? Та, которая мысленно говорила со мной? – Положив голову на колени Блейза, Триста внезапно подняла ее, как потревоженная змея, и едва не перевернула пирогу. – Я не боюсь называть имена! Я… – И она снова начала рыдать, увидев то, что должно случиться, – так лягут кости. – Прошу прощения, кузен Антуан, прошу прощения, Блейз, любовь моя, – тихим голосом сказала Триста. Ее самоуверенность и решительность куда-то исчезли. – Антуан, может быть, мы ненадолго остановимся, чтобы положить мох и паутину на раны моего мужа? Вы оба правы: есть вещи, которые нужно преодолеть. Обычно это делают мужчины, хотя на долю женщин выпадает самое худшее – ждать!

Эпилог
ЭЛЬ КОНДОР ПАСА[13]13
  Кондор пролетел (исп.).


[Закрыть]

Образ жизни в байю и на болотах сложился в древности, почти у начала Жизни – как и в других местах. Но Старые были Всегда и Везде.

Приложив к ранам Блейза сырой мох и паутину, Триста отослала пирогу назад. Несмотря на боль непонимания, Триста знала, что не страх является твоим худшим врагом, а то, что стоит за спиной и вызывает желание оглянуться.

И теперь Триста ждала той развязки, которую предвидела Старуха, – древней как мир схватки двух мужчин из-за женщины. И она, неопытный новичок, с болью понимала, что лучший способ испытать вновь обретенную силу – это не использовать ее, пусть даже твое сердце разрывается на части…

Среди «качающейся травы» был маленький остров. Там они и встретились. Сердце Тристы бешено колотилось в ожидании.

Колотилось оно не зря. Силы соперников были явно не равны, даже учитывая то, что Триста заставила Фернандо выбросить пистолет, нацелив на него свой собственный. Зато Фернандо понравилась идея о том, что она будет безоговорочно принадлежать победителю и навсегда станет его собственностью.

– Какова мать – такова и дочь, а? – протянул Фернандо. Блейз молчал, стараясь сберечь силы. – Ну, я ведь имел вас обеих, не так ли? Любым способом, каким хотел! И вы обе меня любили – будь прокляты ваши черные души! Вы обе меня любили и говорили мне об этом! А теперь, после того как я отрежу яйца твоему последнему любовнику, ты будешь полностью моя и станешь делать все, что я захочу. Ты это обещала, дрянь! Говорила, что меня любишь, а? Говорила?

– Да, да – говорила. Я думала, что люблю тебя, Фернандо. Я… О Боже!

«Блейз, Блейз! Будь осторожен, любимый!» – Я произношу слова только затем, чтобы отвлечь его!

На этот раз Фернандо только слегка порезал ему руку. Но Триста, вздохнув с облегчением, вдруг поняла, что Блейз тоже стал внезапно слышать ее мысли, – по той кривой усмешке, которой он наградил ее, прежде чем полностью сконцентрироваться на Фернандо.

До сих пор Триста никогда не видела Блейза Давенанта в смертельной схватке, не говоря уже о битве на ножах. Совсем недавно его пытали, избивали и чуть не убили, и сейчас Триста с болью замечала, какие усилия Блейз прилагает просто для того, чтобы увернуться от яростных атак Фернандо и не обращать внимания на его насмешки, которые становились все более гнусными. Несмотря на всю свою решимость, Триста чувствовала, что ее щеки пылают.

– Худ-дожник! Думаешь, тот нож, который ты держишь в руке, похож на кисточку? Я вертел как хотел Квантриллом и Кровавым Биллом и снял кучу скальпов! Я слышал, что твоя мать наполовину апачка. Возможно, я и с нее сниму скальп, после того как употреблю несколько раз эту черноволосую шлюху и она мне надоест! Я так уже поступал – ты-то ведь это прекрасно знаешь, а?

Фернандо сделал выпад, и Триста прижала руку ко рту, чтобы не закричать.

На этот раз Блейзу удалось уклониться от удара и одновременно удержать равновесие. Он молчал – даже не ответил на последние грязные, низкие слова Фернандо. Только пристально посмотрел на него.

– Я вспорю тебе кишки, и, пока ты будешь тонуть, я буду брать твою женщину на твоих глазах – вот здесь…

– Не думаю!

Они ходили друг за другом кругами – Фернандо наступал, а Блейз в основном отскакивал назад. И вдруг, застав врасплох даже Тристу, Блейз сделал смертельный выпад. Загнанный в угол леопард всю свою силу вложил в последний отчаянный прыжок. Сжатой в кулак рукой Блейз ударил Фернандо по кисти, которая держала нож, парализовав ее, другой ударил ножом прямо в сердце – или чуть пониже? – и резанул им вверх, а затем еще раз крест-накрест. А потом Блейз вытащил окровавленный нож, и качающаяся трава закачалась еще сильнее. На несколько мгновений вода окрасилась в красный цвет, и болото приняло в свою утробу то, что теперь ему принадлежало.

И Старуха улыбнулась. Внезапно солнечные лучи позолотили зеленые воды древнего байю. Подходя к своему мужчине, Триста всем своим существом ощущала улыбку Старухи. Блейз воткнул нож в сырую, очищающую землю и лег навзничь, прикрыв рукой глаза. Угасающее солнце на миг опалило воду и весь мир кровавым пламенем – и пропало.

Когда-то, давным-давно, они пылали в море кипящей лавы. Но теперь – теперь они заново открыли и наконец поняли друг друга. В другое время и в другом месте.

Несколько мгновений Блейз лежал настолько неподвижно, что Триста в ужасе решила, будто он перестал дышать. Чтобы вдохнуть в него жизнь, она прижала свои губы к его губам.

И ахнула, то ли смеясь, то ли плача, когда Блейз обеими руками крепко прижал ее к себе и прошептал прямо в раскрытый рот:

– Разве не так все это начиналось? Раз уж ты врач, моя прекрасная и ненавистная, приводящая в бешенство и незабываемая любовь, то не лучше ли было бы тебе продолжить начатое… м-м-м… лечение?

Триста была врачом, была его женой, его любовницей – как еще она могла поступить? И не важно, куда они пойдут отсюда и где закончат свой путь, потому что с этой минуты они всегда будут вместе.