Автор книги: Ручир Шарма
Жанр: Экономика, Бизнес-Книги
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Свежие лидеры
Французский президент Шарль де Голль однажды сказал: “Великий лидер – это порождение воли и исключительного периода истории”. В этом состоит базовая связь между кризисом и многообещающими новыми реформаторами. Чем серьезнее кризис, тем большее потрясение испытывает народ и тем охотнее люди поддержат свежего лидера, даже если перемены разрушат старый порядок.
Первое серьезное испытание в период послевоенного благополучия произошло в 1970-е, когда значительная часть мира почувствовала свою беззащитность перед лицом стагфляции – стагнации в экономике вкупе с высокой инфляцией, вызванной целым рядом обстоятельств, включая избыточные расходы “государств всеобщего благоденствия” и резкий рост цен на нефть, срежиссированный картелем ОПЕК и нефтедобывающими странами. Широко распространившееся ощущение развала страны подготовило народы многих стран к поддержке идеи радикальных перемен и привело к появлению провозвестников свободного рынка: Маргарет Тэтчер в Великобритании, Рональда Рейгана в США и Дэн Сяопина в Китае. Как это часто бывает в кризисный период, мрачные времена мешали заметить перспективность этих лидеров: Рейгана многие наблюдатели сначала ставили невысоко – как бывшего актера, Тэтчер не внушала доверия, будучи дочерью бакалейщика, а Дэн казался безликим членом коллективного руководства. Китай образца 1978 года был слишком потрясен недавними буйствами толпы во времена “культурной революции”, чтобы возлагать серьезные надежды на какого бы то ни было лидера.
Страдания, причиненные кризисом, могут заставить многие страны требовать перемен, но не все из них будут приветствовать жесткие реформы. Некоторые потянутся к популистам, обещающим легкий путь к процветанию и возврат национальной славы. Именно это объясняет успех Уго Чавеса в Венесуэле и Нестора Киршнера в Аргентине после латиноамериканского кризиса 1990-х. Другие поддержат истинных реформаторов, как США, Великобритания и Китай поддержали Рейгана, Тэтчер и Дэна в 1980-е.
Все трое пришли к власти в тот момент, когда престиж их стран начинал падать после десятилетия, в которое народ стал не без оснований бояться, что страна сдает позиции глобальным конкурентам. В основе кампаний Тэтчер и Рейгана лежали обещания дать отпор социализму как внутри страны, так и за рубежом. Кроме того, оба ставили задачу выйти из унизительного положения 1970-х, когда Великобритания погрязла в долгах и была первой развитой страной, вынужденной обратиться за экстренной ссудой в МВФ. Британские консерваторы открыто жаловались, что их зарегулированное “государство всеобщего благоденствия” стало более левым, чем даже такое социалистическое государство, как Франция. Американцы, пораженные недугом правления Джимми Картера, боялись стать объектом нефтяного шантажа со стороны картеля ОПЕК. Дэн, со своей стороны, развернул свои прагматичные реформы отчасти потому, что, побывав в Сингапуре и Нью-Йорке, увидел, что эти капиталистические страны намного обогнали Китай. Опасение отстать – общий кризис национального статуса – дало всем этим странам мощный толчок к проведению реформ.
Для поколения Рейгана, Тэтчер и Дэна удивительным было то, что в совершенно разных экономических ситуациях все они начали преодолевать кризис с помощью сходных реформ. Медленный рост и высокая инфляция 1970-х в разной степени обусловливались сложными государственными мерами регулирования, и решение, предложенное этим поколением лидеров, создало базовый шаблон для введения свободного рынка. В США и Великобритании этот шаблон включал в себя ослабление централизованного управления экономикой, сокращение налогов и бюрократического бремени, приватизацию госкомпаний и отмену контроля над ценами при одновременной поддержке политики центральных банков, которая играла ведущую роль в обуздании инфляции. В Китае речь шла о том, чтобы позволить крестьянам обрабатывать собственную землю и открыть границы для международной торговли и инвестиций. Результаты деятельности этих лидеров до сих пор вызывают разногласия, но их реформы, бесспорно, внесли динамизм в стагнирующие экономики. Когда в 1980-е стали восстанавливаться США и Великобритания, и в особенности когда начался подъем в Китае, выработанные схемы реформ были взяты за основу новым поколением реформаторов.
К 1990-м под влиянием новой концепции свободного рынка многие развивающиеся страны начали открывать свою экономику для внешней торговли и притока внешних капиталов, и некоторые из них оказались в сложном положении, сделав слишком большие займы у внешних кредиторов. Порожденный заимствованиями валютный кризис разразился в 1994 году в Мексике, в 1997–1998-х прокатился по Восточной и Юго-Восточной Азии, а в последующие четыре года перепрыгнул в Россию, Турцию и Бразилию. Следуя круговороту жизни, кризис снова подтолкнул народы к поддержке реформ. Банкротства и экономический хаос 1998 года привели к тому, что на сцену вышло новое поколение реформаторов: Ким Дэ Чжун в Южной Корее, Луис Инасиу Лула да Силва в Бразилии, Эрдоган в Турции и Путин в России.
Теперь, когда Путин и Эрдоган цепляются за власть, это легко забыть, но именно эта четверка заложила основы растущего профицита государственного бюджета и торгового профицита, снижения задолженности и спада инфляции, что привело к самому сильному подъему всего развивающегося мира. В течение пяти лет, предшествовавших 2010 году, этот подъем фактически избавил бедные страны от страха перед трудными временами, и 97 % развивающихся стран – сто семь из ста десяти стран, по которым есть нужная информация, – начали догонять США в терминах подушевого дохода. Этот показатель в 97 % выглядит особенно внушительно, учитывая, что в предыдущие полвека среднее значение этого показателя – доли развивающихся стран, в которых рост подушевого дохода опережает рост дохода в США, – для любого пятилетнего периода составляло 42 %. Более того, те три страны, которые отставали в период 2005–2010 годов, были маленькими: Ямайка, Эритрея и Нигер. Все достаточно большие развивающиеся страны догоняли США, и лидеры Южной Кореи, России, Турции и Бразилии внесли самый большой вклад в то, что стали называть “подъемом остальных”{24}24
Fareed Zakaria, The Post-American World and the Rise of the Rest (New York: Norton, 2008).
[Закрыть].
Поколение Кима – как до этого поколение Рейгана – для продвижения своих реформ опиралось на всеобщее ощущение кризиса и униженное состояние нации. Я добавил имя Ким Дэ Чжуна к этому поколению, потому что он был, вероятно, самым впечатляющим проводником перемен в этой группе. Ким окончил всего лишь профессионально-техническое училище и к тому же был выходцем из бедных южных провинций, которыми центр долго пренебрегал. Харизматичный популист, он стал одним из ведущих борцов с диктаторскими режимами, правившими в Южной Корее в 1970–1980 годы, и в этот период неоднократно оказывался в тюрьме. В 1998 году, на пике азиатского финансового кризиса, Ким наконец выиграл выборы – это была первая победа оппозиционного лидера в послевоенной Корее. Он принялся не только наводить порядок в финансах, но и разрушать тайные связи между политиками, госбанками и ведущими конгломератами, которые позволили корейским компаниям влезть в серьезные долги, растаявшие в кризис, и даже поощряли их к этому. Его правительство создало новое агентство, обладавшее полномочиями закрывать наименее стабильные банки и принуждать остальные поддерживать резервы на уровне, покрывающем их кредиты. Ни один из лидеров этого поколения не сделал больше для реформирования базовой структуры экономики страны, чем Ким, и это одна из причин, почему Южная Корея и сегодня продолжает оставаться экономически сильнее России, Турции и Бразилии.
Тем не менее достижения остальных членов четверки тоже были внушительны для их времени и места. Назначенный преемником Ельцина в разгар кризиса рубля 1998 года, Путин затем победил на президентских выборах 2000 года, пообещав восстановить в России сильную власть. Под влиянием таких советников, как Кудрин и Греф, он предпринял серьезные созидательные действия в правильном направлении. Он направил существенную часть прибыли от продажи нефти в резервные фонды и заключил сделку с новым классом российских олигархов, дав им полную свободу в ведении бизнеса, при условии, что они будут держаться в стороне от политики. Чтобы снизить размеры коррупции, связанной с замысловатой системой налогов, собиравшихся многочисленными государственными агентствами, он сократил число налогов с 200 до 16, заменил многоуровневый подоходный налог невысоким единым налогом и уволил всех налоговых полицейских, многие из которых погрязли в коррупции. Снижение налогов фактически привело к увеличению доходов и помогло Путину сбалансировать бюджет. В отличие от Кима он мало что сделал для повышения конкурентоспособности банков и компаний или создания производственных отраслей, но он – впервые после развала Советского Союза – поставил национальные финансы на твердую основу.
Эрдоган пришел к власти в Турции два года спустя, на фоне валютного кризиса и в разгар бушующей гиперинфляции. Как и Путин, Эрдоган поставил экономику своей страны на более стабильную основу, тоже руководствуясь советами компетентных финансовых советников, таких как министр экономики Али Бабаджан. Эрдоган тоже ездил в Лондон и Нью-Йорк, произносил речи об интеграции своей страны в западный мир, заявляя, что именно это является основной задачей его правительства и что демократические принципы свободного рынка “могут быть основой и мусульманского общества”. Он с исключительной ответственностью подошел к управлению финансами страны: реформировал расточительную пенсионную систему, приватизировал проблемные госбанки, провел закон о более плавной ликвидации обанкротившихся компаний и дал клятву поддерживать бюджетный профицит. Какие бы упреки ни вызывала более поздняя деятельность Эрдогана и Путина, трудно отрицать положительное влияние их ранних реформ: в последовавшее за ними десятилетие турки, как и россияне, увидели многократный рост подушевого дохода, превысившего десять тысяч долларов. Обе страны перешли – по крайней мере, на время – из категории бедных стран в средний класс.
Дорогу свежим лидерам открывает тот тип кризиса, который способствует изменению образа мыслей. Это может быть переход от всеобщего удовлетворения к серьезному потрясению, как в случае с азиатским финансовым кризисом 1997–1998 годов, который мобилизовал на реформы не только корейцев, но и индонезийцев и другие народы. Или же такой кризис может возникнуть в результате тлеющего недовольства, вызванного долговременным снижением экономического роста. Все, кроме одного, из упомянутых выше реформаторов и потенциальных реформаторов – от Тэтчер 1980-х до Путина – появились в странах, которые на протяжении предыдущего десятилетия проигрывали конкурентам: их доля в региональном или глобальном ВВП снижалась. Исключением стал Эрдоган в Турции, которая не уступала своим соседям просто потому, что в других странах этого региона бушевал еще худший экономический кризис.
Не все разделяют изложенную мной точку зрения. Одно из возражений сводится к тому, что Путин и Эрдоган проводили реформы вынужденно, потому что без этого не могли получить ссуды от МВФ, и, следовательно, неверно говорить, что они хоть когда-то были убежденными реформаторами. Однако суть в том, что кризис очень часто вынуждает лидеров проводить реформы, потому что они убеждены в их необходимости, потому что этого требует народ или потому что на этом настаивают кредиторы. Каждому побывавшему в начале 2000-х в Москве или Стамбуле или послушавшему выступления таких убежденных турецких и российских реформаторов, как Бабаджан или Кудрин, было ясно, что Путин и Эрдоган находятся под давлением не только МВФ, но и собственных народов, а также последствий болезненного кризиса. Турция и Россия были готовы к переменам, а Путин и Эрдоган были лидерами, способными провести реформы, потому что были популярными харизматичными фигурами и понимали остроту момента.
Другое возражение заключается в том, что Россия и Турция были захвачены общим для развивающегося мира подъемом 2000-х, поэтому в их устойчивом росте нет особых заслуг Путина и Эрдогана. Однако, хотя удача в виде глобального подъема и сыграла свою роль в успехе этих лидеров, их экономическая политика весьма отличалась от политики Чавеса в Венесуэле и Киршнера в Аргентине. На протяжении цикла экономика России и Турции развивалась гораздо успешнее, чем экономика Венесуэлы и Аргентины: рост был более значительным, а инфляция намного ниже.
То же сочетание везения и правильной политики привело к успеху последнего члена этого поколения – Лулу да Силва в Бразилии. Победив на выборах в 2002 году, он пришел на смену Энрике Кардозу, который начал было обуздывать гиперинфляцию. Но изменить мировоззрение бразильцев и произвести поворот удалось именно Луле благодаря его харизме и популярности. Первый выходец из рабочих среди бразильских президентов, Лула в девятнадцать лет получил производственную травму (потерял палец), и противники характеризовали его так: “псевдонеграмотный и девятипалый синий воротничок”. Многие ожидали, что он возобновит щедрые социальные выплаты, которые за десять лет до этого дали старт гиперинфляции. Страх инвесторов перед Лулой был так велик, что одна лишь перспектива его победы на выборах привела к резкому падению бразильской валюты и фондового рынка, и сам по себе этот кризис стимулировал первые реформы Лулы.
Лула назначил главой Центробанка бывшего руководителя FleetBoston по имени Энрике Мейреллес, который поклялся усмирить инфляцию и сдержал свое обещание, подняв процентные ставки выше 25 %. При Луле экономический рост Бразилии ускорился благодаря международному росту цен на сырьевые товары. Следуя примеру великих предшественников, он соединил базовое понимание того, что нужно стране для возрождения, с умением общаться с народом, необходимым для пропаганды трудных реформ, и таким образом сумел вывести страну из крайне сложного положения.
Следующее мировое потрясение связано с глобальным финансовым кризисом 2008 года. Это был самый глубокий кризис со времен 1930-х, и всякое событие такого масштаба непременно должно было повлечь за собой призывы к переменам. И действительно, кризис вызвал повсеместные антиправительственные выступления – как в форме протестного голосования, так и в форме уличных беспорядков. В демократических государствах избиратели выразили недовольство правительствами. В 2005–2007 годах граждане тридцати крупнейших демократий мира, включая двадцать крупнейших развивающихся стран, проголосовали за сохранение у власти правящей партии на двух выборах из каждых трех. В 2010–2012 годах, по мере того как глобальное замедление экономики распространилось на развивающийся мир, уровень неприятия удвоился и граждане на двух выборах из каждых трех проголосовали против правящей партии. Это антиправительственное движение отстранило от власти правящие партии по всей Европе, а также в Чили, Мексике и Филиппинах, а позже – в Индии, Индонезии, Италии и других странах. Хотя оценивать новичков еще рано, но следующие влиятельные лидеры, скорее всего, выйдут из рядов реформаторов, выбранных для решения проблем, которые проявились вследствие событий 2008 года.
Устаревшие лидеры
Каждый посткризисный переход сложен по-своему, однако просматривается общая тенденция: проведение реформ наиболее вероятно, когда у власти находится решительный новый лидер; с течением времени эта вероятность снижается по мере того, как лидер переносит фокус внимания на свой след в истории или на обогащение родных и друзей. Упрощенно это правило можно представлять себе так: существенные преобразования наиболее вероятны в первый срок лидера у власти, менее вероятны – во второй и совсем маловероятны позже, когда у лидеров иссякают реформаторские идеи, или популярность, необходимая для их реализации, или и то и другое. Конечно, бывают и исключения – Ли Куан Ю правил Сингапуром более тридцати лет и все это время неустанно проводил реформы, – однако общее правило справедливо.
Так “выдохлись” многие известнейшие реформаторы. Рейган пал жертвой “проклятия второго срока” – повторяющегося цикла скандалов, падения популярности и оппозиции в Конгрессе, который мешает американским президентам проводить реформы после своего первого срока на посту. Хотя некоторые сомневаются в реальности этого “проклятия”, известный историк Майкл Бешлосс считает, что в этом что-то есть, раз ни одному президенту не удалось в ходе второго срока пребывания у власти выполнить задуманное – по крайней мере за двести лет, прошедшие со времен Джеймса Монро.
Даже влияние Дэн Сяопина, которого не ограничивали ни продолжительность срока, ни выборы, существенно снизилось после примерно двух сроков пребывания в должности. Он пришел к власти в 1980-м и правил в качестве партийного и военного руководителя до тех пор, пока народные требования политических свобод – в дополнение к предоставленным Дэном экономическим свободам – не вызвали в 1989 году протесты на площади Тяньаньмэнь. После кровавого столкновения Дэн ушел с партийного и военного постов, но остался в качестве неформального “высшего руководителя”, продолжая проводить политику экономического прагматизма и политических репрессий. То есть человек, который был, возможно, главным экономическим реформатором XX века, занимал ведущие официальные должности в течение всего лишь девяти лет – поразительный индикатор того, как быстро выдыхаются даже лучшие лидеры. С тех пор Китай строго следует правилу полностью пересматривать свое руководство каждые десять лет.
Хотя у Лулы и Кима хватило мудрости не сражаться за сохранение власти, даже Лула начал демонстрировать самоуверенность и самодовольство, типичные для стареющих режимов. В 2009-м, когда глобальный финансовый кризис опустошал многие страны Запада, но еще не добрался до развивающихся, Лула, у которого заканчивался второй срок, принялся ликовать по поводу того, как хорошо Бразилия справилась с кризисом. Он нравоучительно замечал, что финансовый катаклизм 2008 года “вызвали не чернокожие, не коренные народности и не бедняки. Этот кризис был посеян и выращен иррациональным поведением некоторых белокожих и голубоглазых людей”{25}25
Jonathan Wheatley, “Brazil’s Leader Blames White People for Crisis,” Financial Times, March 27, 2009.
[Закрыть]. Ему не приходило в голову, что кризис ударит по Бразилии и множеству других развивающихся стран в последующие годы, уже после того как сам он – в соответствии с бразильскими законами – уйдет в отставку 1 января 2011 года.
К сожалению, Эрдоган и Путин не выказали подобного уважения к законодательным ограничениям своей власти. Оба пребывают на высших постах уже четвертый срок – весьма редкое событие для ведущих стран мира – и представляют собой яркие примеры засидевшихся лидеров. Еще совсем недавно, в 2006 году, готовность российского руководства ограничивать расходы и прислушиваться к базовым советам о том, как сохранить подъем, включая необходимость диверсификации ради ослабления зависимости от нефти, производила сильное впечатление. Однако вскоре после этого политика изменилась: правительство стало расходовать Резервный фонд, созданный для сохранения прибыли от продажи нефти, и тратить большие средства на подачки народным массам, включая солидные прибавки к пенсиям быстро растущему множеству пожилых граждан. Это угрожало стабильности российского бюджета, которой удалось достичь с таким трудом.
Между тем в Турции критики режима называли Эрдогана “очередным Путиным”, который превращается в диктатора и теряет интерес к реформам, наступая на гражданские свободы и жестоко подавляя инакомыслие. Придя к власти в 2002 году как лидер исламистской Партии справедливости и развития, Эрдоган взял хороший старт, и до самого конца его первого срока в 2007 году Турция считалась одним из ведущих реформаторов развивающегося мира. Эрдоган получил всеобщее признание благодаря тому, что открыл возможности для составлявших большинство религиозных мусульман, которые долгое время не могли занимать руководящие должности. Это введение большинства в основное русло привело к резкому подъему, который сделал Эрдогана популярным не только среди практикующих мусульман, но и среди некоторых представителей старой секулярной элиты – “белых турок”.
С каждыми новыми выборами Эрдоган получает все бóльшую поддержку в законодательных органах, но вместе с тем растет и его самонадеянность. К своему третьему сроку, начавшемуся в 2011-м, Эрдоган оттолкнул от себя светскую часть общества агрессивным насаждением мусульманских социальных норм: борьбой с ночными клубами, алкоголем, курением, выпивкой и публичными поцелуями. Как и Путин, Эрдоган прилагал много усилий к пробуждению национальной гордости – в его случае это реализация проектов, призванных возродить исламское величие Турции времен Османской империи, включая строительство самой большой в мире мечети. Это еще больше оттолкнуло светских турок. Два года спустя планы Эрдогана по превращению популярного стамбульского парка в торговый комплекс в духе Османской империи привели к мощным протестам среднего класса; тем самым Турция пополнила ряды развивающихся стран от Египта до Бразилии, где средний класс выступает против стареющего правительства.
Аналитики, бросившиеся объяснять этот всплеск волнений летом 2013-го, устремили внимание прежде всего на протестующий средний класс, а не на стареющие режимы, против которых протест был направлен. В The Washington Post описали феномен “ярости среднего класса”, ставшего “более требовательным”. Автор статьи в The New York Times, сидя в роскошном ресторане в предместье Стамбула, рассуждает о восстании “нарождающихся классов” и “образованных обеспеченных людей”, извлекших максимум преимуществ из тех режимов, которые теперь отвергают. Политэкономист из Стэнфордского университета Фрэнсис Фукуяма углядел “революцию среднего класса”, инициированную технически подкованной молодежью. Все это были интересные и хорошо изложенные наблюдения, но не рост среднего класса был предвестником волнений. Да, средний класс увеличивался в странах, охваченных протестами, но и во многих других странах он тоже увеличивался. За предыдущие пятнадцать лет в двадцати одной из крупнейших развивающихся стран доля среднего класса в населении страны росла в среднем на восемнадцать процентных пунктов и слегка превысила половину{26}26
Global Emerging Markets Equity Team, “Tales from the Emerging World: The Myths of Middle-Class Revolution,” Morgan Stanley Investment Management, July 16, 2013.
[Закрыть].
Однако протесты возникли и в тех странах, где средний класс рос особенно быстро, например в России (на шестьдесят три процентных пункта), и в тех, где он рос весьма медленно, как в ЮАР (на пять процентных пунктов). Самые сильные волнения произошли там, где рост среднего класса происходил со скоростью, близкой к средним восемнадцати процентным пунктам: в Египте (четырнадцать пунктов), в Бразилии (девятнадцать пунктов) и Турции (двадцать два пункта). Иначе говоря, нет прямой связи между ростом среднего класса и подъемом протестного движения среднего класса.
Общим для всех этих протестных движений была их направленность: все они были обращены против стареющих и самонадеянных режимов. Экономический подъем, охвативший развивающиеся страны в 2000-е, убедил многих национальных лидеров в том, что именно им страна обязана своим успехом. Они пускались на разнообразные уловки (удлинение срока полномочий, смену должностей), чтобы удержаться у власти. В 2003–2013 годы в двадцати ведущих развивающихся странах средняя продолжительность пребывания правящей партии у власти выросла вдвое: с четырех до восьми лет. В большинстве этих стран это вполне устраивало процветающее большинство, пока к концу этого десятилетия экономический рост в развивающихся странах не стал резко снижаться.
Первые волнения разразились в 2011-м, когда произошел резкий всплеск забастовок шахтеров ЮАР. Позже в том же году прошли протесты против Сингха в Индии и Путина в России, где некоторые из демонстрантов несли лозунги, сравнивавшие Путина с пресловутыми пожизненными диктаторами типа Муаммара Каддафи в Ливии и Ким Чен Ира в Северной Корее. К 2013 году в семи из двадцати ведущих развивающихся стран – в России, Индии, ЮАР, Египте, Турции, Бразилии и Аргентине – вспыхнули политические волнения. Причем все эти протесты были направлены против режимов, господствовавших долее восьми лет и не справившихся с экономическими проблемами посткризисного мира.
Можно предположить, что даже сильные лидеры, засидевшись во власти, теряют реформаторский импульс. Конкретный временной расклад нередко зависит, по крайней мере частично, от состояния экономики. Когда в середине 2003 года Нестор Киршнер стал президентом Аргентины, страна пыталась выбраться из тяжелой четырехлетней экономической депрессии. У Киршнера, завзятого популиста, был, однако же, увлеченный реформами министр экономики Роберто Лаванья, который помог аргентинцам, затянув пояса, преодолеть последние годы депрессии. Но в 2005 году, как только экономическое положение страны укрепилось, Киршнер отправил Лаванью в отставку и снова свернул влево. Это был очень красноречивый жест – точно такой же, как санкционированный Путиным уход Кудрина в 2011 году. Когда президенты начинают отправлять реформаторов в отставку, это настораживает.
Фондовые рынки очень чутко реагируют на процесс старения режима. С 1988 года в крупных развивающихся странах выборы общенационального масштаба проводились девяносто один раз, при этом было выбрано в общей сложности шестьдесят семь новых лидеров, из которых пятнадцать пробыли на посту два полных срока. Последние по определению составляют политически успешную группу, возглавляемую людьми, подобными Путину, Эрдогану, Луле и Сингху. Но с течением времени национальные фондовые рынки начинают все более критически оценивать их управление экономикой. В целом эта группа лидеров в свои первые сроки обеспечила своим странам плюс 16 % к среднемировым темпам роста фондовых рынков развивающихся стран, а во второй срок превышения практически не было. Одни из самых низких результатов были достигнуты при Эрдогане в Турции, когда во время его второго срока (2007–2011 годы) фондовый рынок страны отставал от средних по развивающимся странам значений на 18 %, при Дональде Туске – во время его второго срока (2011–2014 годы) фондовый рынок в Польше отставал на 6 % и при Сингхе в Индии – в его второй срок (2009–2014 годы) отставание составило 6 %.
По мере старения режима рынок чутко реагирует на отмирание реформ. Стандартный срок властных полномочий составляет около четырех лет, однако на деле его протяженность сильно варьируется, особенно в парламентских системах, где премьер-министр может проводить досрочные выборы. Чтобы определить, в какие моменты рынки имеют тенденцию отворачиваться от действующих премьер-министров и президентов, я снова обратился к 91 результату общенациональных выборов, прошедших с 1988 года, и выделил тридцать трех лидеров, которые пробыли у власти хотя бы по пять лет. Оказалось, что для этой группы лидеров в целом в течение первых трех с половиной лет их пребывания у власти медианная среднерыночная доходность имела тенденцию расти быстрее, чем среднее значение для развивающегося мира, а именно: за первые три года и пять месяцев правления нового лидера превышение составляло более 30 %. Возможно, еще показательнее то, что почти все это превышение (90 %) над средним показателем развивающегося мира достигалось за первые два года нового режима. Однако через три с половиной года рынок начинал дрейфовать. Это кажется серьезным подтверждением той гипотезы, что наиболее вероятный период проведения благотворных для развивающейся экономики реформ приходится на политический “медовый месяц” – первые годы лидера у власти. Рынки, разумеется, имеют тенденцию к росту, когда у инвесторов есть основания полагать, что экономика в будущем будет расти, а инфляция – снижаться.
Стоит отметить, что тот же анализ для развитых стран не показал явной связи между состоянием фондового рынка и старением политических лидеров. Это не означает, что в богатых странах лидеры не играют никакой роли; это означает лишь, что политика играет более важную роль в развивающихся странах, где институты слабее и новые или старые лидеры могут оказать более явное влияние на экономику, а потому и на настроение на рынках.
Редкий лидер понимает, что самый надежный способ оставить о себе добрую память – уйти в отставку после периода успешной деятельности. Многие президенты мечтают умереть на посту и начинают хвататься за власть, меняя сроки полномочий, перемещаясь с одной высокой должности на другую или назначая вместо себя родственника или близкого друга. В России Путин продлил свои полномочия, перейдя с поста президента на пост премьер-министра и обратно. Эрдоган пошел сходным путем: не сумев изменить правила, чтобы получить возможность баллотироваться на должность премьер-министра в четвертый раз, он в 2014 году участвовал в президентских выборах и победил. Вступив в должность, он объявил, что тысячекомнатный дворец стоимостью в шестьсот миллионов долларов, который он строил в качестве новой резиденции турецких премьер-министров, станет вместо этого резиденцией президента. Как Путин и многие другие до него, Эрдоган мог бы сохранить безупречную репутацию и остаться в истории как величайший послевоенный лидер нации, если бы с достоинством ушел в отставку после двух сроков. Вместо этого он погряз в конфликтах. Как сказал Ральф Уолдо Эмерсон, каждый герой рано или поздно надоедает.
Когда лидер не может отказаться от атрибутов власти и воспринимает себя и страну как двуединую сущность, это плохой знак для страны. Боливийский социалист Эво Моралес два срока руководил довольно сильной экономикой, а недавно сумел изменить конституцию так, что теперь может баллотироваться в третий раз, и это плохой знак. А нынешние лидеры Бразилии, Малайзии, ЮАР и Венесуэлы были назначены своими предшественниками и часто продолжают их политику. Иные унаследовали власть от родственника или супруга – именно поэтому на амбициозную жену перуанского президента Ольянты Умалы смотрят как на его возможную преемницу, и именно таким путем пришла к власти президент Аргентины Кристина Киршнер.
Если маловероятно, что стареющие режимы дают народу надежду на экономические реформы, то для молодых режимов верно обратное. Рассмотрим еще раз волнения лета 2013 года: в то время в одиннадцати из двадцати одной крупнейшей развивающейся страны правящая партия была у власти менее восьми лет и ни одно из этих правительств не вызвало массовых протестов. Единственным спорным случаем является Египет, где “арабская весна” последовательно смела два режима подряд, но в 2013 году протесты были направлены против военного правительства Абделя Фаттаха ас-Сиси, которого все считали новым воплощением диктаторского режима Мубарака. Коротко говоря, представители среднего класса по всему миру выступали с протестами против режимов, казавшихся им отмирающими, а новым режимам они часто предоставляли возможность проявить себя. И среди этих новых режимов было несколько свежих лидеров, которые, по крайней мере, пытались провести серьезные экономические реформы, – например лидеры Мексики, Филиппин и Пакистана. В этих странах молодые, образованные и только что разбогатевшие средние классы не имели оснований созывать друзей в Твиттере и выходить на улицы. У них – как и у сторонних наблюдателей – были основания полагать, что при новом лидере возможны изменения к лучшему.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?