Текст книги "Проблемы сердца и органов кровообращения. Как справиться с сердечными недугами"

3. История сердца и кровообращения в культуре и медицине

Разумеется, невозможно назвать точную дату начала истории сердца. Вероятно, она совпадает с датой начала истории человечества. Аналогичным образом история жизни любого человека тесно связана с развитием его собственного сердца. Один из первых органов, развивающихся у растущего эмбриона, – это сердце с его системой сосудов; именно оно с самого начала приводит в движение кровь еще не рожденного человека.

Еще наши предки, даже в те времена, когда они жили в пещерах, понимали разницу между жизнью и смертью. Эта разница основывалась на так называемых признаках жизни, которые помогали отличить спящего человека от мертвого. Наверняка важное место среди этих признаков занимали дыхание, движения, а также температура тела и кровоснабжение кожи. Однако если нашим предкам уже была известна тайна дыхания в форме движения грудной клетки, они могли знать и о сердцебиении, которое они ощущали в своей собственной груди при малейшем напряжении. В ходе своего развития, длившегося несколько тысячелетий, медицина смогла найти только еще один существенный и быстро выявляемый признак жизни – кровяное давление.

Тот факт, что значение сердца как источника жизни было известно людям в древние времена, подтверждают обычаи каннибалов и древние церемонии жертвоприношения. Когда люди поедали сердца животных и других людей, чтобы обрести силу и мужество их бывшего владельца, они исходили из представления о том, что и то, и другое находится в сердце. Также задолго до наших дней ацтеки вырезали сердца пленников и приносили их в жертву своему богу как самую драгоценную часть добычи.

Одно из первых письменных свидетельств понимания значимости сердца мы находим в эпосе о Гильгамеше, возраст которого насчитывает более 4500 лет. В этом произведении сердце связывается с божественной сущностью человека. В более древних индийских рукописях мнения о сердце более разнообразны. Согласно Ведам, сердечная чакра – Анахата – является средним из семи центров энергии и соответствует небесному городу Брахмапутре. Из этого города проистекает как духовная, так и чувственная жизнь, и он является местом, в котором можно ощутить свою связь с Божественным. Древние египтяне считали сердце домом совести, и по этой причине после смерти сердце взвешивала богиня Маат. Сердце вырезали из тела и заменяли его каменным жуком-скарабеем, который считался символом единства и бога Солнца. Этот обычай – погребение сердца как самого важного органа отдельно от тела – сохранился и до наших дней в некоторых дворянских семьях Европы, например, в роду Габсбургов. Баварский королевский дом Виттельсбахеров погребает сердца умерших членов семьи в часовне Черной Мадонны в Альтеттинге.

Древние греки считали сердце средоточием чувств и страстей, Платон называл его домом смертной души, а Аристотель – органом ощущений и душевных переживаний. Наконец, Библия говорит о сердце словами, хорошо знакомыми нам в переложении на современные языки. Многие известные крылатые фразы происходят именно оттуда. В библейской трактовке сердце однозначно является центром человека, вокруг которого сосредоточено все остальное. Можно сказать, что Библия в определенном смысле установила собственный язык сердца, о котором следует поговорить отдельно. В любом случае, наше Священное писание совпадает со священными книгами других народов в том, что сердце является домом как любви, так и ненависти, вожделения, страсти и скорби. Христианская традиция последовательно продолжает рассматривать сердце как центр человека и его спасения и даже развивает это воззрение. Сердце Иисуса становится центральным символом спасения, хорошо знакомым нам по сакральным изображениям и произведениям искусства Средиземноморского региона.

Движение сторонников Сердца Христова развилось в западных монастырях, а в восточном христианстве особую роль приобрела безмолвная Сердечная (Иисусова) молитва. Сердца святых сохраняются и почитаются как реликвии, например, сердце святой Терезы Авильской, с которым связана следующая необычная история. В своих записях Тереза рассказывает о потрясающем видении, во время которого явившийся ей ангел пронзил ее сердце пылающей золотой стрелой. После этого видения она заболела так сильно, что в течение нескольких месяцев была прикована к постели. В ее сердце, которое с 1582 года сохраняется как реликвия, кардиологи обнаружили рубец, оставшийся после инфаркта, который помогает найти медицинское объяснение ее видению, имевшему место в XVI веке.

Движение сторонников Сердца Христова достигло кульминации своего развития в XVII веке, однако его следствия сохранились до наших дней, о чем красноречиво свидетельствует, например, церковь Сакре Кёр (Сердца Христова) в Париже. В 1928 году папа Пий XI учредил праздник Сердца Христова. Кроме того, сотни молитв способствуют сохранению символики сердца до наших дней.

В то время как для религии и народного восприятия сердце во все времена оставалось родиной чувств и домом души, его значение в истории культуры претерпевало существенные изменения. Подобно пульсовой волне, которая имеет моменты напряжения и спада, развитие истории познания сердца и его оценки также переживало разные времена в человеческой культуре. В начале нашей эры молодое христианство как религия любви было тесно связано с сердцем. Однако как только христианство одержало победу и начало распространяться, наступили времена политики силы. Еще совсем недавно подвергавшиеся гонениям христиане сами превратились в тиранов, которые естественным образом тяготели к политическим структурам власти, а не прислушивались к голосу собственного сердца. Именно эта бессердечная позиция привела к тому, что молодое, но уже далеко не невинное христианство хладнокровно уничтожило гностическое движение.

Тысячелетие спустя религия сердца снова приобрела существенное влияние, найдя свое проявление в чистой, исходящей от сердца вере катаров и альбигойцев. Наступило время миннезингеров, и придворная любовная поэзия, которая была ориентирована исключительно на духовно-душевную сторону этого чувства, снова возвеличила сердце. «Песнь песней», которая в наше время воспринимается как своеобразное исключение из основного текста Библии, была наилучшим образом понятна именно представителям той эпохи. Когда же тамплиеры начали возвеличивать женское начало в лице Девы Марии, государственная и церковная власть с новой силой обрушилась на эти движения сторонников сердечной любви и объявила их еретическими.

Аналогичные ситуации имели место и в Новое время, когда эпоха Просвещения, ориентированная на рациональное начало человека, сменила средневековье и оттеснила на задний план эмоциональное начало, а вместе с ним и сердце. Романтизм, наступивший на рубеже XVIII–XIX веков, снова привел к победе сердца над разумом. Однако к середине века XIX расцвет внимания общества к сердцу снова миновал. Наступила эра науки, которая принесла в жизнь технику, а всему остальному – в первую очередь всем сердечным делам – отвела весьма скромное место. Крайняя ориентированность науки на человеческий разум способствовала небывалому развитию мозга, которое сопровождалось усилением бессердечности общества. В итоге наука естественным образом встроилась в те структуры принуждения и управления, которые в наше время удручают сердце и усложняют жизнь.

История сердца в медицине, напротив, представляется довольно скромной, если не принимать во внимание древнюю, скорее эзотерическую медицину античности и шаманство, которое практиковали наши предки. Для кардиологии – медицинской науки, изучающей сердце и его проблемы, – история начинается с Уильяма Гарвея (1578–1657) и его революционного открытия – кровообращения. Вместе с тем, это открытие и, таким образом, начало новой науки сопровождалось несколько щекотливыми обстоятельствами, о которых ученые охотно умалчивают. Дело в том, что Гарвей достиг результата не путем научных размышлений и соответствующих экспериментов, а руководствуясь аналогиями, то есть методом эзотерики и религии, который представляется науке весьма подозрительным. Гарвей называл сердце первоисточником жизни и солнцем маленького мира, тогда как Солнце заслужило имя Сердца мира. Вероятно, по причине использования этого метода, полностью соответствовавшего методам Парацельса и чуждого всякой научности в более позднем ее понимании, медицина на протяжении более двух столетий не признавала открытие Гарвея. Еще в 1841 году известный мюнхенский врач Рингсайс высмеивал это открытие и утверждал, что оно направило по ложному пути всю терапию сердечных болезней.

Только в конце XIX века консервативная позиция медицинского сообщества поколебалась. Существенного прогресса добился русский врач Коротков (1874–1920), который с помощью пневматической манжеты итальянца Рива-Роччи[3]3
  К его чести надо заметить, что врачи до сих пор обозначают кровяное давление аббревиатурой RR. Так, «RR 120/80» обозначает нормальное кровяное давление с верхним показателем 120 и нижним 80. О значении этих показателей речь пойдет ниже, в главе, посвященной кровообращению.


[Закрыть] впервые измерил давление того самого кровообращения, существование которого отрицалось так долго. После этого практика измерения кровяного давления получила очень быстрое распространение, возможно, самое впечатляющее во всей истории медицины. Пожалуй, не существует другого медицинского показателя, который измерялся бы так часто и так прочно укоренился бы в общественном сознании. Практически каждый современный человек знает свое кровяное давление. Даже те пациенты, которые не могут назвать свой вес, нередко знают две магические цифры – показания своего давления. В наши дни во многих аптеках установлены приборы, позволяющие автоматически измерить давление, а в «стране повышенного давления», США, даже во многих магазинах. Мы, врачи, во всем мире сегодня неосознанно просим прощения у Гарвея, когда с помощью показателей кровяного давления контролируем состояние органов кровообращения пациента – только в США это происходит около одного миллиарда раз в год.

Мы также в обязательном порядке прослушиваем сердце, используя для этого все более совершенную технику. Так, с помощью стетоскопа мы прослушиваем тона сердца, наблюдаем его сокращения с помощью фонокардиографов и приборов для ЭКГ… Однако помогает ли все это нам лучше понять язык сердца? Не слишком ли мы увлеклись нашими совершенными приборами и кажущимся всемогуществом; не позабыли ли мы при этом самое простое и самое естественное? Мы можем восстановить просветы забитых известью сосудов сердца с помощью катетера и снять спазмы с помощью нитроглицерина. Мы можем обойти пораженный участок сосуда с помощью шунта благодаря тому, что прекрасные хирурги научились пересаживать в сердце участок вены бедра. Замена изношенного сердца на новое стала повседневной операцией; мы даже изобрели приборы, которые на время выполняют необходимую работу за наше сердце. В самом же крайнем случае у нас наготове есть сердце павиана, которое мы с поистине научным мастерством извлекли из его груди. Или лучше использовать слово «вырвали»? Или «вырезали»? Нет, самым любимым нашим словом стало «оперировать»! И мы действительно прекрасно оперируем – в самых разнообразных областях. Для этого у нас достаточно времени, денег и желания. Но если человек хочет поделиться тяжестью, которая лежит у него на сердце, он вряд ли сможет найти врача, который будет готов его выслушать. Поскольку врачам не хватает времени или денег, а в худшем случае – у них просто нет желания слушать. Мы можем спокойно признаться себе в том, что медицина уверенно идет по пути прогресса, но этот путь не является путем сердца.

Мы можем профессионально прослушать сердце, но мы больше не слышим его, мы перестали понимать его язык. Пациенты по-прежнему приносят нам свое сердце, но либо они больше не хотят раскрывать его перед нами, либо мы не позволяем им это сделать. Мы должны (и готовы) прослушать их сердце и вылечить его, и благодаря нам они могут меньше прислушиваться к своему сердцу, не говоря уже о том, чтобы слушаться его.

Чтобы слушаться своего сердца, нам в первую очередь надо снова научиться слушать. Помимо стремления к этому, нам необходимо заново изучить язык сердца. С помощью техники мы сможем лучше постичь только механические аспекты сердца. Медицинская техника предполагает разумное, хладнокровное и даже бессердечное использование. Для того же, чтобы научиться понимать истинный язык сердца, нам не нужно ничего, кроме самого сердца – широкого и открытого.

В первой половине нашего столетия существовало направление психосоматики, возникшее под влиянием психоанализа, которое изучало язык органов тела, в том числе и сердца. Наиболее известным представителем этого направления был Георг Гроддек, которого называли «шаманом в халате врача». Это направление перестало развиваться после открытия медикаментов, создатели которых обещали найти более простой путь решения проблем. Наше общественное сознание, ориентированное на науку, тяготеет к тому, чтобы оставаться на поверхности, отдавать предпочтение функциональным средствам и, таким образом, не приближаться к сути, к центру или сердцу основных вопросов и проблем.

Некоторые факты свидетельствуют в пользу того, что сейчас у нас появился еще один шанс, поскольку мы приблизились к очередному поворотному пункту, в котором снова становится возможной открытость сердцу и его потребностям. Прошлое научило нас тому, что не следует пренебрегать разумом и всеми результатами научных исследований, если мы стремимся к глубинам целостного восприятия. Однако время от времени холодный разум должен оставаться в стороне, уступая внутренней логике мифов, народных мудростей и образного языка Библии. После нашего экскурса в историю сердца это не покажется трудным. Как мы уже знаем, наука не так уж давно заинтересовалась сердцем, в то время как мифология, поэзия, народная медицина и эзотерика имеют тысячелетний опыт изучения сердца. Поэтому ошибочно полагать, что они не смогут дать нам как минимум равноценную или даже более глубокую и важную информацию.

Я желаю моим читателям и себе самому такой открытости и стремления к постижению нового при изучении языка сердца. Однако прежде чем мы окончательно отправимся в мир сердца, я остановлюсь на некоторых соображениях, которые помогут нам в будущем.

4. Симптомы как выражение душевной реальности

Мы стремимся к более всеобъемлющему пониманию сердца, чем традиционная медицина, не пренебрегая при этом результатами ее исследований. Следовательно, мы должны беспристрастно посмотреть на эти результаты. И потому, если мы хотим использовать для наших целей глубоко исследованные картины симптомов, для начала нам следует отказаться от их традиционной оценки (или обесценивания). В соответствии с распространенными воззрениями, симптом сигнализирует о плохом, неприятном дефекте нашего организма, который поразил его в результате злосчастной ошибки в нас самих или в окружающем мире и который следует устранить как можно скорее. Однако наши намерения сводятся не к простому устранению этой ошибки, а к работе с ней – ведь по недостатку в работе нашего организма мы сможем понять, чего нам действительно недостает. Отделенный от традиционной негативной оценки, симптом может стать указателем и помощником на пути нашего развития. Обычно мы объединяемся с врачами в борьбе против симптома. Но таким же образом мы можем мысленно перейти и на его сторону и уже оттуда начать изучение вопроса о нарушениях в нашем организме и о том, чего же нам на самом деле недостает. Это и есть поиск ответа на классический вопрос врача: «На что жалуетесь?» Обычно пациенты в ответ рассказывают о своих симптомах, ведь последние наилучшим образом демонстрируют то, чего не хватает человеку.

Мы также можем лишить понятие симптома негативной окраски, признав тот факт, что все – без исключения – люди имеют те или иные симптомы. Таким образом, вопрос заключается не в том, имеются ли у человека симптомы, а только в том, насколько они тяжелы. Таким образом, нам остается лишь один маленький шажок до понимания того, что каждый человек болен. И это факт, который признают все религии[4]4
  Еще более красноречивым свидетельством этого факта является определение здоровья, данное ВОЗ; согласно этому определению, здоровье – состояние, свободное от физических, душевных и социальных проблем.


[Закрыть]. Именно поэтому человеку необходим Спаситель, который избавит его от его «болезни». Именно эта идея скрывается за учением о первородном грехе. Слово «грешить» является своеобразным ключом к пониманию проблемы, поскольку оно традиционно связано с отделением от Бога, а исходное значение греческого слова «грешить» – «промахнуться, не попасть в точку». Наш приход в этот мир противоречий при рождении означает отделение от Единства или, иными словами, от нашей главной цели – той самой «точки», которая почти во всех культурах символизирует Единство. Особенно отчетливо эта символика проявляется в центральной точке мандалы. Даже в математике точка является неизмеряемым символом.

Такое истолкование отчасти лишает понятие греха его моральной оценки. Будучи существами этого полярного, пронизанного противоречиями мира, все мы отделены от Единства, естественного райского состояния, и поэтому грешны. Это не плохо и не несправедливо – напротив, это необходимо для нашего развития. Полярность в мире противоречий является обязательным противоположным полюсом единства и нашим единственным шансом на познание. Познание, в свою очередь, является предпосылкой того, что со временем мы более осознанно обретем Единство. Наше полярное сознание не в силах постичь Единство мироздания, поскольку оно постоянно оперирует противоположными понятиями. Мы не поняли бы, что такое «высоко», если бы не было понятия «низко»; «бедность» была бы бессмысленна без «богатства». Каждое из основных понятий обретает значение только благодаря своей противоположности. Эти противоположности находятся в состоянии взаимозависимости, как две стороны одной медали. Поэтому в полярном мире познание целого требует знакомства с обоими полюсами. Иначе познание в полярном мире невозможно. Поэтому тот факт, что Ева попробовала яблоко с Древа познания Добра и Зла в раю, было не ужасной ошибкой, а лишь закономерным началом пути развития. Нет, разумеется, это была ошибка, но необходимая, поскольку она помогла человеку обрести недостающее – познание, и закономерным образом привела его в мир противоречий, к отделению от райского Единства.

Подведем итог: все мы грешники, отделенные от Единства, и у всех нас есть симптомы, и в полярном мире иное невозможно[5]5
  Более подробное толкование понятия полярности и темы «Добро и Зло» вы найдете в книге: Детлефсен Т. и Дальке Р. Болезнь как путь. Мюнхен, 1986 (T. Dethlefsen u. R. Dahlke. Krankheit als Weg. München, 1986).


[Закрыть].

С прагматической точки зрения мы должны признать, что симптомы всегда были как минимум спутниками человека. Мы несем их с собой по жизни независимо от того, ценим мы их или нет. Многие люди позволяют симптомам десятилетиями сопровождать их, не задумываясь об их смысле. Опыт психотерапии подтверждает, что подобное отрицание симптомов не облегчает, а усложняет жизненный путь. В нашем путешествии по земной жизни мы собираем и несем с собой многое. Да, мы хотим иметь как можно больше, даже все, поскольку полагаем, что это сделает нас счастливыми. Однако жизнь людей, облеченных властью и богатых, наглядно демонстрирует иллюзорность таких представлений. Несмотря на это, очень многие люди пытаются обрести единство и целостность, бесконечно увеличивая свое имущество. Если бы им пришлось безвозмездно отдать какую-то часть своего имущества, они бы субъективно ощущали, что им недостает ее. Аналогичным образом обстоит дело и с симптомами, которые мы собираем на нашем жизненном пути. Мы так же ощущали бы, что нам не хватает их для достижения целостности, если бы нам пришлось безвозмездно отдать их. И именно поэтому большинство людей цепляется за свои симптомы, как за ценное имущество. Стремление к целостности или совершенству слишком глубоко укоренилось в нас, поэтому мы не готовы просто отдать какую-то часть нашего имущества.

Приобретая дом, мы показываем, что до сих пор нам недоставало собственного домашнего очага. Точно так же, приобретая симптом, мы демонстрируем, что до настоящего времени мы испытывали недостаток в нем (и в связанном с ним аспекте жизни). До сих пор эта жизненная тема была «не ко времени», но теперь, наконец, время пришло – и мы покупаем дом или приобретаем симптом. И то, и другое – несомненное благо для нас, хотя поначалу это кажется очевидным только в первом случае. Из нашего нормального жизненного опыта мы, конечно, знаем, что имущество, например дом, также может превратиться в тяжкий груз, а симптом, напротив, может оказаться благом, если он помогает нам открыть глаза на существенные моменты или в решающий момент берет на себя управление кораблем нашей жизни. Каждый врач может вспомнить нескольких пациентов, которые, например, благодарны инфаркту миокарда за все то, чему они научились с его помощью. Это снова всего лишь вопрос оценки, ответ на который в нашем обществе является весьма односторонним и всегда направлен против инфаркта. Однако принятая нами оценка симптомов не является чем-то само собой разумеющимся. Многие народы, тесно связанные с природой, знают о «болезнях посвящения», о которых люди нередко мечтают. Например, шаманом может стать только тот, кто пережил соответствующее болезненное состояние. В нашем обществе до недавнего времени также было хорошо известно, какую ценность для дальнейшего развития человека имеют болезни, пережитые в раннем детстве.

Каким бы ни было наше отношение к симптомам, они в любом случае являются нашими спутниками, и от них гораздо труднее избавиться, чем от любого материального имущества. Да, от них так же трудно избавиться, как от собственной тени в солнечный день, и для этого есть серьезные причины. Разумеется, существуют простые способы якобы избавиться от тени – например, уйти с солнечного места. Однако стоит вам снова выйти на свет, и тень возвращается на свое место. Аналогичным образом дело обстоит и в ситуации с симптомами. На некоторое время можно минимизировать их с помощью подавляющих медикаментов, присоединившись к популярной и приносящей выгоду игре: симптом, внешне изменяясь, путешествует от органа к органу, а пациент – от специалиста к специалисту. Если же подойти к проблеме с точки зрения глубинной терапии, то симптом обнаружится снова – возможно, внешняя форма его проявления изменится, но информация, которую он несет, останется прежней. По сути, симптом представляет собой проявление нашей душевной тени.