Текст книги "Энциклопедия юридическая в 15 томах. Том 9 (М-Н)"

В 1949 г. окончил Московский юридический институт. С 1949 по 1952 г. обучался в очной аспирантуре того же института. В 1952 г. подготовил и защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Субъекты советского права». В 1968 г. – докторскую диссертацию на тему: «Акты высших органов Советского государства».

Свой трудовой стаж начал в 1947 г. в качестве секретаря судебного заседания народного суда Кировского района г. Москвы. С 1952 по 1954 г. работал старшим преподавателем Московского юридического института, с 1954 по 1955 г. – в Румынии в качестве советника в Бухарестском университете. С 1955 по 1958 г. – старшим преподавателем юридического факультета МГУ им. М.В Ломоносова. С 1958 г. работал во Всесоюзном институте юридических наук, который вначале был переименован во Всесоюзный научно-исследовательский институт советского законодательства, а с 25 ноября 1991 г. – в Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. Занимал должности старшего научного сотрудника, заведующего сектором совершенствования законодательства, заместителя директора института по научной работе, руководителя проблемной группы по изучению развития законодательства зарубежных стран, руководителя отдела конституционного законодательства. В настоящее время – главный научный сотрудник отдела теории законотворчества и систематизации законодательства. В 1971—1978 гг. был заместителем руководителя кафедры теории государства и права АОН при ЦК КПСС.

А. В. Мицкевич является одним из крупнейших специалистов в области теории государства и права, ему принадлежит более 200 печатных трудов по вопросам общей теории права и государства. Среди них монографии: «Субъекты советского права» (М., 1962); «Акты высших органов советского государства» (М., 1967). Большое участие он принял в написании и редактировании ряда коллективных монографий: «Правотворчество в СССР» (М., 1974); «Советское законодательство: пути перестройки» (М., 1989) и др. Кроме того, он участвовал в подготовке более 10 учебников и учебных пособий по теории государства и права и основам законодательства.

При его активном участии разрабатывались фундаментальные проблемы советского правоведения, касающиеся теории социалистических правоотношений, форм советского права, правового регулирования и профилактики правонарушений, правотворчества и систематизации законодательства, создания собрания действующего законодательства СССР, собраний законодательства союзных республик, а так же Свода законов Советского государства.

А. В. Мицкевич рассматривал правотворческую деятельность общества и государства как сложный многофакторный процесс, подразделяющийся на два этапа: формирования права и правотворческую деятельность государства или с его санкции других лиц. Социальной силой формирующей право признавал совокупность социальных (экономических, политических, идеологических) факторов, обусловливающих сущность и содержание правовых норм, непосредственно создаваемых государством. Правотворчество, по его мнению, представляет собой форму государственного руководства обществом, завершающую процесс формирования права и отражающую социальные факторы этого процесса в виде возведенной воли классов, стоящих у власти, в общеобязательные правила поведения – нормы права. В числе основных видов источников права признавал законы, нормативные правовые акты органов государственного управления, обычай, судебную практику и судебный прецедент, юридическую науку, нормативные акты общественных организаций и договор.

Участник Великой Отечественной войны. Награжден орденом и медалями.

ПН. Т. 4. С. 129.

МИШИН Август Алексеевич (18 августа 1924 г. – 20 августа 1993 г.) – доктор юридических наук, профессор.

В 1948 г. окончил Московский юридический институт.

В 1951 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Центральные органы власти – орудие диктатуры монополистического капитализма».

В 1963 г. – докторскую диссертацию на тему: «Высшие органы власти буржуазного государства (политико-правовой анализ структуры, полномочий и функций)».

С 1954 г. работал на юридическом факультете МГУ. с 1965 г. – на кафедре государственного права.

Сферу его научных интересов составляли вопросы конституционного (государственного) права. Он известен не только в нашей стране, но и за рубежом как большой специалист в области американистики.

Автор более 200 научных работ, в том числе: «Государственное право США»; «Принцип разделения властей в конституционном механизме США» (М., 1984); «Конституция США: политико-правовой комментарий» (М., 1985) (в соавт.); «Конституционное право зарубежных стран» (М., 1986, 2000).

Участник Великой Отечественной войны. Награжден орденами и медалями.

ПН. Т. 4. С. 131.

МН

МНИМАЯ ОБОРОНА – в теории уголовного права оборона против воображаемого, а не действительного посягательства.

МНИМАЯ СДЕЛКА – сделка, совершенная по соглашению сторон лишь для виду и без намерения породить юридические последствия.

МНОГОГРАЖДАНСТВО – принадлежность лица одновременно к гражданству двух и более государств. Может возникать как по рождению, так и в результате приема лица в гражданство другого государства, если он одновременно не утрачивает прежнее гражданство. Конституция РФ 1993 г. (п. 1 ст. 61) устанавливает: «1. Гражданин РФ может иметь гражданство иностранного государства (двойное гражданство) в соответствии с федеральным законом или международным договором РФ. 2. Наличие у гражданина РФ гражданства иностранного государства не умаляет его прав и свобод и не освобождает от обязанностей, вытекающих из российского гражданства, если иное не предусмотрено федеральным законом или международным договором РФ». Некоторые конституции прямо указывают на непризнание за гражданами данного государства гражданства (Кыргызстан).

МНОГОЖЕНСТВО (многомужество) – одновременное состояние в брачных отношениях с двумя или более лицами.

МНОГОПАРТИЙНОСТЬ – один из основных конституционных принципов организации политической жизни в современных демократических государствах. Принцип многопартийности означает, что государство признает и гарантирует право граждан объединяться в политические партии, равенство всех политических партий перед законом, свободу их деятельности.

МНОГОСТОРОННИЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ДОГОВОРЫ – договоры, в которых участвуют более двух субъектов международного права в качестве самостоятельных сторон договора. Многосторонние международные договоры можно подразделить на: а) универсальные, представляющие интерес для всего международного сообщества (их участниками являются все или почти все государства); б) региональные, представляющие интерес для государств отдельного региона; в) договоры коллективной самообороны, заключенные в соответствии со ст. 51 Устава ООН.

МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЙ – уголовно-правовые понятия, характеризующие совершение одним лицом двух и более преступлений.

МО

МОВЧАН Анатолий Петрович (24 мая 1928 г. – 1 января1998 г.) – доктор юридических наук, профессор.

В 1949 г. окончил Московский юридический институт.

В 1952 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Реакционная сущность позиции американо-английского империализма в вопросах международной защиты прав человека». В 1974 г. – докторскую диссертацию на тему: «Проблемы кодификации и прогрессивного развития международного права».

В качестве члена-советника советских (российских) делегаций участвовал в переговорах с рядом стран. Принимал участие в работе советской делегации на XV, XVII, XVIII, XX и XXVIII сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. С 1967 по 1972 г. работал директором отдела кодификации международного права в Секретариате ООН в г. Нью-Йорке. С 1974 г. – в Институте государства и права АН СССР (ныне – РАН) в должности заместителя директора, а затем – главного научного сотрудника Института. А. П. Мовчан вел большую работу по подготовке научно-практических рекомендаций для Президиума АН СССР и МИД СССР, активно участвовал в работе Комитета ООН по правам человека.

Сферу его научных интересов составляли широкий спектр вопросов международного права, проблемы в области морского, космического и воздушного права.

К числу наиболее известных работ ученого относятся: «Кодификация и прогрессивное развитие международного права» (М., 1972); «Международное воздушное право» (кн. I, 1980; кн. II, 1981) (в соавт.); «Права человека и международные отношения» (М., 1982), «Права человека и международные отношения» (М., 1982); «Мировой океан и международное право» (М., 1986) (в соавт.); «Международный правопорядок» (М., 1996).

ПН. Т. 4. С. 132—133.

МОДЕЛЬНОЕ ПРАВО – это форма правового регулирования на международном уровне, предполагающее разработку типовых законов в качестве модели для национальных нормативных актов по определенному вопросу. Модельное право является одной из тенденций развития современного права на глобальном и локальном уровнях является его универсализация и унификация. Влияние этих процессов усиливается в условиях обострения борьбы с международной преступностью, терроризмом, возникновения новых проблем миграции трудовых ресурсов, создания международных проектов, направленных на координацию политики в области образования, научно-технической деятельности, средств массовой информации и охраны окружающей среды. Другим фактором, ускоряющим процессы универсализации и унификации, является активная и разноплановая деятельность доминирующих авторов международного права, таких, например, как Европейский Союз, Всемирная торговая организация, Международная организация труда, Европейский суд справедливости и т. д.

В настоящее время действуют немало договоров, предусматривающих принятие модельных норм как инструмента координации и сближения национальных законодательств (например, Резолюция №1377 (2001) Совета Безопасности ООН по борьбе с терроризмом, ст. 26 Договора создании Экономического союза (1993), ст. 56 Договора о Таможенном Союзе, Рамочное решение Совета Европейского Союза №2003/80/ПВД (2003) об уголовно-правовой охране окружающей среды и др.). В первых этапах истории Содружества независимых государств именно в этом направлении развивалось законодательство его стран-участниц (Постановление межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ «О разработке программ модельного законодательства СНГ» от 17.02.1996 г.). Так, на основе модельного права разработаны унифицированные международные нормы, обеспечивающие права и свободы человека и гражданина, экономическое сотрудничество, безопасность в СНГ, ратифицирован рекомендательный акт «О согласованных принципах регулирования гражданства», модельные законы «Об образовании», «О правовом регулировании миграционных процессов на территории СНГ», «О правовом регулировании охраны труда», «О милиции (полиции)», «Об информатизации, информации и защите информации», «Об аудите», «О рынке ценных бумаг», Модельный гражданский кодекс, Экологический кодекс и многие другие нормативно-правовые акты [1].

Можно ли считать модельные нормы «полноценными» правовыми актами? Пока сложно определенно ответить на данный вопрос. С одной стороны, модельная норма является только частью правовых актов, в которых определяется содержание будущих норм. Кроме того, он «не содержит отсылки: какой конкретно субъект может или должен применять его в своей правотворческой деятельности» [2]. В отличие от обычных законодательных актов, модельные нормы не могут быть применены непосредственно, например, при квалификации преступления нельзя воспользоваться Модельным уголовным кодексом СНГ. C другой стороны, в модельных нормах содержание будущих правовых норм, как правило, прописывается подробно, имеются статьи, главы, части и т.д., что позволяет неоднократно использовать их в качестве матрицы [3]. Важнейшее преимущество модельных норм состоит в том, что они рассчитаны на опережающее регулирование, поскольку регламентируют вопросы, не разработанные ни в международном, ни в национальном законодательствах. В ряде случаев, они используется государствами не только с целью унификации собственного законодательства, но и с целью его совершенствования. Будучи глобальными стандартами или инструментами их создания, модельные нормы помогают обнаружить деформации действующего локального законодательства, создать средства борьбы с влиянием консервативных и конъюнктурных факторов.

Назначение норм модельного права состоит и в том, что они утверждают принципы равенства и консолидации между действующими законодательствами. Что позволяет, как пишет Е. В. Шестакова, строить новую регламентацию не чисто эмпирически, по методу проб и ошибок, и не в условиях полного правового вакуума, а сознательно, опираясь на заранее установленные принципы, позволяющие рассчитывать на вполне определенный результат. А при появлении правовых отношений, пока не оформленных законодательно, появляется возможность опираться на уже разработанные модельные положения закона [4].

В настоящее время правоведами разработана классификация законодательных актов, направленных на обеспечение интеграционных процессов: регламенты, директивы, «законы-рамки», конвенции, модельные законы. Однако однозначные различия между этими видами законодательных актов не проводятся и принято считать, что в своей совокупности они составляют инструменты модельного законодательства или модельного права. Нередко применяются широкие трактовки понятия «модельный закон», включающие в себя самые разнообразные законодательные акты. Так, например, в «Большом юридическом словаре констатируется, что «модельный закон – это законодательный акт типового характера, содержащий нормативные рекомендации, а также варианты возможных правовых решений (иногда и прояснения к возможным вариантам, примеры) тех или иных вопросам определенной сферы общественных отношений» [5].

Отсутствуют и достаточные объяснения отличий модельных актов от других международных правовых норм. В частности, вариант объяснения, предлагаемый Ю. С. Безбородовым, вряд ли можно считать убедительным: «Международная модельная норма предусматривает право или обязанность принимать закон в рамках национальной правовой системы или заключать договор определенного содержания. Ее «модельность» выражается в том, что, будучи моделью поведения ее участников (как и любая другая норма), она является моделью будущих международных или внутригосударственных актов (норм)» [6]. Из этого определения следует, что понятие модельной нормы излишнее, так как оно не отражает нового явления, а является другим названием понятия международной нормы. Итак, приведенные выше примеры показывают, что, несмотря на практическую востребованность решения проблем разработки, ратификации и имплементации модельных норм, их теоретическая проработка далека от завершения и требует активизации научных исследований.

Думается, что трудности формирования теоретических оснований модельного права носят объективный характер, обусловленный тем, что оно является «экспериментальной площадкой», на которой отрабатываются принципы функционирования актуального права. Кроме того, модельное право является чрезмерно зависимым от современных политических процессов. Нередко оно выполняет функцию символического выражения лояльности и формирует позитивные ожидания от внедрения результатов глобализации. Заметим, что последние не противоречат интересам, так называемых, «ядерных государств» и их национальных элит, но вызывают настороженность или протестные настроения у всех остальных акторов международного права. Учитывая эти обстоятельства, целесообразно отказаться от попыток создания теории модельного права, основанной на прескриптивных определениях и констатация в пользу дескриптивных средств познания, направленных на поиск смысла данного явления и понимание того, как обстоят дела «на самом деле». Предлагаемый подход к исследованию модельного права имеет критический, рефлексный характер, что позволяет, во-первых, обнаружить ряд противоречий реализации модельного права и, во-вторых, положить описания выявленных противоречий и методы их решения в основание теории модельного права.

Большинство проблем возникают непосредственно в процессе внедрения модельного права и имеют, в большей мере, производный характер, связанный с особенностями юридической техники той или иной правовой системы. В частности, несмотря на то, что модельное право достаточно гибко и позволяет любому государству корректировать текст модельного закона в соответствии с особенностями национального права, эффект от его внедрения зависит от возможности адаптации и изменения локального законодательства, а также судебной практики в соответствии с новыми правовыми стандартами. Однако в действительности законодательства отдельных государств оказываются настолько неразвитыми, а иногда и просто неправовыми, что необходимо сначала установить различия между ними, и только затем ставить вопрос об их унификации.

Существенным препятствием внедрению модельных норм является консервативный настрой политических элит, заинтересованных в формировании национальных законодательств на основе собственных правовых традиций и частных экономических интересов. Показательным примером данной особенности имплементации модельного права является формирование единого правового пространства стран СНГ. Как справедливо пишет Е. В. Шестакова, «уяснение и вступление в правоотношения норм модельных законов происходит в странах СНГ по-разному, так как степень и масштабы использования результатов модельного правотворчества в решающей степени определяются теми, кто их применяет» [7]. Так, если России и Белоруссии рассматривали формирование СНГ как необходимое условие всестороннего сотрудничества, то Украина и Молдавия – способ обрести национальную независимость. В конечном итоге Украина так и не ратифицировала Устав СНГ, сосредоточившись на скрупулезном отстаивании своей «незалежности».

Одной из причин того, что модельные нормы полностью или частично не выполняются, является отсутствие обязательных юридических процедур разработки, согласования и применения. Так, например, вследствие того, ответственность за принятие законопроекта имеет коллективный характер, он может на этапе утверждения отправляться на доработку бесконечное количества раз. Не добавляет «веса» модельным актам и то, что в них не предусматриваются санкции за их нарушение, не формулируются цели, задачи и конкретные сроки их ратификации национальным правительством. Отсутствие классификации модельных норм на сопостовимые с законами и подзаконные акты, неопределенность принципов их иерархии зачастую приводя к их дублированию. Перечисленные выше процедурные недостатки приводя, в конечном счете, к тому, что даже после похождения необходимых внутригосударственных процедур обсуждения, согласования, ратификации и вступления модельных актов в силу как части национального законодательства до их практической реализации часто дело не доходит, так как страны не выполняют взятых на себя обязательств [8].

Примером «сбоя» имплементации модельных законов является использование модельного Гражданского кодекса государствами-участниками СНГ. Как известно, его разработка велась объединенными усилиями специалистами всех стран. В его содержании был отражен опыт Европейского сообщества, была проведена соответствующая международная экспертиза. В результате проект Гражданского кодекса получил всеобщую поддержку. Однако в гражданские законодательства большинства стран СНГ были приняты только три части, а Гражданские кодексы Республики Казахстан и Кыргызской Республики ограничились первой частью.

Ключевой проблемой в развитии модельного права является толкование его нормативно-правовых актов. К традиционным противоречиям толкования в данном случае добавляется следующие:

– аргументация со ссылками на правовые, культурные, политические и языковые особенности формирования национальных законодательств;

– абстрактность модельных законов, проявляющаяся в том, что в их содержании фиксируется общее, но не определяются особенности конкретных отношений правовых субъектов;

– отсутствие реально существующих предметов ведения или их аналогов;

– отсутствие определенности понятий, оценочных категорий, концептуально-теоретических элементов модельных актов, признаков и функций модельных актов, что существенно затрудняет применение их на практике [9].

Действенным средством решения проблем толкования модельных норм могли бы стать надгосударственные судебные органы. Хотя в позитивном праве принято считать, что судьи должны применять нормы, а не их истолковывать, очевидно, и то, что прежде чем норма будет применена, она должна быть истолкована. Отказ судам в компетенции толковать текст закона приводит к правоприменительной дилемме, остроумно сформулированной М. Тропером: «Следовательно, вопрос о природе толкования должен ставиться иначе: является ли акт толкования действительным в силу своего содержания (например, если он раскрывает истинное значение текста) либо, наоборот, в силу того, что он исходит от компетентного органа (независимо от своего содержания)?» [10]. Если исходить из того, что действительность не задается вышестоящей нормой, а является процессом создания нижестоящих норм, то авторитетный судебный орган, кроме толкования модельных норм, априори абстрактных и неопределенных, мог бы решать следующие задачи имплементации модельного законодательства:

– осуществлять функцию наднационального арбитра, рассматривающего ссоры между государствами и хозяйствующими субъектами разных стран;

– налагать санкции за несвоевременное и ненадлежащее исполнение норм, созданных на основе модельного законодательства;

– контролировать взаимное информирование о текущих изменениях в национальной нормативно-правовой базе;

– накапливать эмпирическую базу для научных исследований и последующего создания теории модельного права.

Несмотря на то, что в разных правовых семьях юридический «вес» судебных прецедентов оценивается по-разному, накопленный опыт судебной практики мог бы стать средством превентивного разрешения противоречий модельного законодательства и сохранения исходного равенства национальных и межгосударственных интересов.

Как отмечалось выше, модельное право отнюдь не является политически и ценностно нейтральным явлением. Во-первых, в силу различия правовых систем национальные государства имеют неодинаковые возможности участия в создании норм модельного права и, поэтому, по-разному пользуются результатами их внедрения в юридическую практику. Во-вторых, доступ к преимуществам модельного права, в правило, предопределены степенью включения конкретного государства в сферу геополитических интересов стран «ядра глобализации». В-третьих, несмотря на имеющееся право вносить коррективы в содержание модельных норм, немногое государства им пользуются, так как отсутствует механизм преодоления противоречий в их толковании и процедурах применения. В-четвертых, многосторонние модельные законы не имеют реальных политико-экономических и общекультурных основ и, поэтому, практически нелегитимны. В-пятых, несовпадение декларируемых целей и методов внедрения модельного права оказывает влияние на сложившиеся представления о границах «национальных интересов».

Внутренняя логика развития модельного права обусловлена процессом трансформации правовых ценностей. В этом процессе можно выделить тенденции, которые конгруэнтны с общими принципами функционирования модельного права: во-первых, количественный рост правовых ценностей, во-вторых, плюрализация, в-третьих, интернационализация и замещение общекультурного содержания правовых ценностей их утилитарным предназначением. В текстах модельных норм ссылки на ценностные основания не фиксируются. Это дает право предположить, что модельное законодательство не гарантирует справедливости как базовой правовой ценности. В его рамках справедливость трансформируется в принцип локального действия конкретного правового субъекта. Отсюда следует, что справедливость, косвенным образом представленная в модельных нормах, получает значимость как бы «задним числом». Хотя принято ожидать, что справедливость должна быть исходным установлением правового разума, результатом желания и воли к признанию жизненной важности разумной саморегуляции и, только потом, представляться вовне как общее требование.

Справедливость как идея или установочно-оценочный принцип действия указывает на противоречие в аксиологических основаниях модельного права, а именно дилемму между его назначением и справедливостью, изначально являющейся ограничением развития глобальной правовой коммуникации. Например, ссылаясь на требования справедливости, многие государства отказываются от ратификации модельных норм, ведь они оказываются более «жестокой рамкой», ограничивающей их деятельность, чем локальные правовые нормы.

Попытки выйти из круга проблем порождают множество производных дилемм: либо тратить ресурсы на достижение всеобщего понимания справедливости, либо прагматично решать насущные локальные проблемы; либо стремиться к созданию новой международной организации, которая бы контролировала выполнения обязательства разумной саморегуляции, либо делегировать функцию правотворчества наиболее развитому государству (союзу государств). К сожалению, в настоящее время модельные нормы, как правило, принимаются без учета ценностных ограничений. В связи с этим вызывает тревогу невнимание научного сообщества к проблеме влияния модельного права на существо права, его реализацию как справедливого права.

Думается, что развитие модельного права может стать препятствием на пути возрождения архаичного правила талиона, о котором не принято говорить, но которое фактически применяется в виде санкционированного оправдания насилия. Если процессы разрушения достижений международного право не будет противопоставлено динамичное и эффективное модельное право, то пророческой можно будет считать мысль Н. Н. Алексеева о том, что когда философия научится опознавать и определять фактические ценности действовавшего и действующего права, то «велико будет удивление, а может даже ужас, когда во всей исторической наготе предстанет перед человеком все то, чему, в конце концов, служит созданное им историческое право. С очевидностью откроется, что лежащие в основе его ценностные предпосылки не только не соответствуют идее ценностного порядка и ценностной иерархии, но и в значительной степени совпадают с отрицательными ценностями, покрывают собой прямое зло» [11].

Ссылки на источники

1. Шестакова, Е. В. Модельное законодательство: теоретико-правовые аспекты и практика применения: Автореф. …канд. юр. наук / Е. В. Шестакова. – М., 2006. – URL: http://law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1228666

2. Безбородов, Ю. С. Международно-правовые модельные нормы и акты: соотношение категорий / Ю. С. Безбородов // Правоведение.– 2004. – №3. – С. 134.

3. Там же. – С. 135.

4. Шестакова, Е. В. Теоретические и практические аспекты применения модельного законодательства в странах СНГ / Е. В. Шестакова // Право и политика: научный юридический журнал. – 2005. – №4. – URL: http://www.yurclub.ru/docs/international/article20.html

5. Большой юридический словарь / Под. ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. – М.: Инфра, 2008. – URL: http://eknigi.org/gumanitarnye_nauki/148467-bolshoj-yuridicheskij-slovar.html

6. Безбородов, Ю. С. Международное модельное право: Дис. …канд. юр. наук / Ю. С. Безбородов. – Екатеринбург, 2003. – С. 16.

7. Шестакова, Е. В. Теоретические и практические аспекты применения модельного законодательства в странах СНГ / Е. В. Шестакова // Право и политика: научный юридический журнал. – 2005. – №4. – URL: http://www.yurclub.ru/docs/international/article20.html

8. Там же.

9. Шестакова, Е. В. Модельное законодательство: теоретико-правовые аспекты и практика применения: Автореф. …канд. юр. наук / Е. В. Шестакова. – М., 2006. – URL: http://law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1228666

10. Тропер, М. Свобода толкования у конституционного судьи / М. Тропер // Российский ежегодник теории права. №4. 2011 / Под ред. д-ра юрид. наук А. В. Полякова. – СПб: ООО «Университетский издательский консорциум», 2012. – С. 197.

11. Алексеев, Н. Н. Основы философии права / Н. Н. Алексеев. – СПб.: Лань, 1999. – С. 223.

Пантыкина М. И.

МОДЖОРЯН Лидия Артемьевна (23 июня 1911 г. – 1998 г.) – доктор юридических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР.

В 1938 г. окончила Московский юридический институт.

В 1941 г. защитила кандидатскую диссертацию на тему: «Институт военной оккупации в его историческом развитии». В 1955 г. – докторскую диссертацию на тему: «Институт военной оккупации и проблема народной войны».

С 1940 г. вела преподавательскую деятельность. Многие годы преподавала в МГИМО, в последние годы жизни работала в Дипломатической академии МИД на кафедре международного права.

Сферу её научных интересов составляли проблемы международного права. Основные направления научной деятельности: субъекты международного права; право вооруженных конфликтов; нейтральные и постоянно нейтральные государства; международные организации; международное морское право.

Автор нескольких десятков научных публикаций, в том числе: «Субъекты международного права» (М., 1958); «Колониализм вчера и сегодня» (М., 1967); «Правовое положение дипломатического корпуса» (М., 1971); «Геополитика на службе военных авантюр» (М., 1974); «Идеология и практика международного сионизма» (М., 1978); «Сионизм как форма расизма и расовой дискриминации» (М, 1979); «Международный сионизм на службе империалистической реакции: Правовой аспект» (М., 1984); «Терроризм: правда и вымысел» (М., 1986); «Терроризм на море: Борьба государств за безопасность морскогосудоходства» (М., 1991).

Л. А. Моджорян исследовала проблемы права вооруженных конфликтов, правового статуса субъектов международного права. Ряд её работ посвящен разоблачению подрывной деятельности международного сионизма, его несовместимости с ведущими принципами международного права.

Л. А. Моджорян раскрывала происхождение и реакционную сущность международного сионизма, использование американским империализмом сионистских организаций для ведения подрывной деятельности против стран социализма и вербовки агентуры в иностранных государствах. Показала незаконность американо-израильского «стратегического сотрудничества», которым правящие круги США поощряют политику агрессии и геноцида Израиля. Обосновывала вывод о противоправности созыва сионистскими организациями международных конференций, преследующих цели срыва мирного сосуществования и подрыва доверия народов друг к другу. Дала критический анализ исследований на Западе, авторы которых пытаются доказать, что только ведущая роль «мирового еврейства» может обеспечить всеобщий мир. Подчеркивала справедливость осуждения XXX-й сессией Генеральной Ассамблеи ООН международного сионизма. Л. А. Моджорян показала, что отработанная годами практика «устрашения» и «устранения» неугодных лиц применяется США и их стратегическими союзниками в отношении целых народов и государств.