Текст книги "Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»"

Чтобы выйти из затруднительного положения, немецкой политике ничего другого не оставалось, как искать друзей там, где их можно было найти, не отказываясь от шанса соглашения с Великобританией. Важнейшим побудительным мотивом заключения «антикоминтерновского пакта» с Японией была угроза, исходящая от Советского Союза. Она являлась в той же мере актуальной для Японии, как и для Европы. Другим аспектом был как таковой прорыв изоляции.

В Советском Союзе Гитлер видел принципиального противника как Германии, так и европейской культуры. Как он писал в уже упомянутом Меморандуме о четырехлетнем плане летом 1936 года, победоносная агрессия СССР означала бы величайшую катастрофу человечества со времен заката Римской империи. На этом факте основывалась в его глазах правдоподобность аргументации по отношению к Англии. В «новой» системе европейского равновесия, по немецкому представлению, Германия с Францией и Великобританией находились на одной и Советский Союз – на другой чашечке весов. С тем чтобы не подвергнуться опасности с этой концепцией полностью зависеть от доброй воли Великобритании, Германия должна была «оптировать», как того непрестанно требовал отец. В расчет принимались, согласно положению вещей, преимущественно Италия и Япония, до тех пор, пока Англия не «объяснилась» и в некоторых кругах говорилось лишь о «bolshevik bogey», выдвигаемой Гитлером якобы с единственной целью вымогать английскую благосклонность. С таким отношением отец столкнулся, когда разъяснял Идену, британскому министру иностранных дел, только что подписанный антикоминтерновский пакт:

«Я указал на то, что пакт не направлен против кого-либо, кроме как против мирового коммунизма, и что присоединение Англии также не встретило бы препятствий. Я натолкнулся на полную неспособность Идена понять, о чем идет речь. (…)Коммунистическую опасность в Англии видеть не желали»[143]143
  Ribbentrop J.v.: a. a.O., S. 112.


[Закрыть].

Естественно, антикоминтерновский пакт заключал в себе также политический момент, и он был хотя бы потому антирусским, что Москва являлась носителем идеи Коминтерна. Адольф Гитлер и отец надеялись на создание с антикоминтерновским пактом определенного противовеса против России, так как Советский Союз находился в то время и политически, а не только идеологически, в противоположности к Германии.

Отец:

«Также и принимая во внимание Англию, для нас не имелось другого пути, кроме как продолжать антикоминтерновскую политику. Лишь в качестве потенциально сильного партнера мы могли помочь приобрести решительное влияние английским кругам, видевшим будущее своей страны в сближении с Германией наилучшим образом обеспеченным. Была избрана возможно более свободная форма антикоминтерновского пакта, (…) с тем, чтобы сохранить дипломатически и дальше свободу рук для возможного союза с Англией.

Целью немецкой внешней политики было убедить Англию, что при выборе между возможным по стечению обстоятельств союзом (Германии) против Англии и германо-английским союзом последний был бы (для Англии) предпочтительным курсом»[144]144
  Ribbentrop J.v.: a. a.O., S. 113.


[Закрыть].

Обращаясь в прошлое, позволительно задать вопрос: не являлся ли «последний» действительно «предпочтительным курсом» в смысле сохранения Британской мировой империи? Я могу заключить об этом как «очевидец», в мое время в Лондоне я неоднократно слышал из отцовских уст, что также и антикоминтерновская политика в то время все еще имела в качестве конечной цели достижение соглашения с Англией. Бесплодные усилия в этом направлении в 1933–1936 годах привели, со стороны Германии, к постановке несколько других акцентов в отношении пути, на котором был достижим союз с Англией, но цель оставалась неизменной. Поэтому пакт не содержал обязательств по поддержке, предусматривались лишь консультации. Германской политике не оставалось ничего иного, кроме укрепления немецких позиций с помощью союзов и демонстрации уверенности, что она ищет английской дружбы в качестве ценного партнера, не пренебрегая английскими интересами. С такой установкой отец приступил к работе в Лондоне.

Когда он, оглядываясь на прошлое, пишет, что тогда «в Англии не желали видеть коммунистическую опасность», то эта констатация относится к Советскому Союзу и потенциальной угрозе Европе, исходившей от него. Коммунистическая партия Великобритании действительно не играла никакой роли во внутренней политике.

Необходимо констатировать, что Гитлера до этого времени нельзя было упрекнуть ни в какой выходившей за рамки обыкновенного порядка вещей внешнеполитической акции. Устранение дискриминирующих определений Версальского договора являлось юридически обоснованным и, сверх того, политико-военной необходимостью, которую видели, к примеру, также и в Англии. Введение двухгодичного срока службы французским правительством – вместо разоружения, предусмотренного Версальским договором, – и в первую очередь военный союз Франции с Советским Союзом на «другой стороне» также являлись шагами, игнорировавшими Версальскую систему договоров. В глазах Гитлера российская угроза вследствие этого значительно возрастала, в особенности за счет привлечения к договорам Чехословакии.

В результате заключения франко-русского военного союза в 1934–1935 годах, имевшего, по словам отца, «длительную моральную поддержку» в Великобритании, создавалось положение, при котором, если бы Англия, вооружившись, присоединилась окончательно к силам, направленным против Германии, окружение рейха было бы практически завершено. Англия, обладавшая полной свободой действий в этом отношении, могла бы до времени оставить рейх «в неясности». Такой сценарий являлся скверным, но вполне допустимым, если бы не удалось выработать единую европейскую политику и вместо этого возникли бы направленные друг против друга блоки с включением СССР. Прояснение ситуации для немецкой политики рассматривалось отцом как его вторая важная задача в Лондоне.

Здесь необходимо упомянуть еще один в высшей степени важный факт тогдашней международной политики, а именно враждебную установку в отношении Германии тогдашнего президента Соединенных Штатов Франклина Делано Рузвельта. Однажды утром друзья по Westminster School встретили меня с серьезными лицами, выразив очень трогательно сочувствие к большой беде, постигшей мою страну. Быстро выяснилось, что школьные товарищи сожалели о катастрофе, уничтожившей дирижабль «Гинденбург» в Лэйкхерсте, на посадочной площадке дирижаблей в Нью-Йорке 6 мая 1937 года. Это несчастье привело к большим жертвам. Одной из причин катастрофы явился отказ американского правительства продавать Германии невоспламеняющийся гелий, который в те времена можно было приобрести только в США. Поскольку дирижабли с давних пор не имели никакого военного значения, данное поведение американского правительства представляло собой уже в 1936 году исключительно недружелюбный акт по отношению к Германии.

Расскажу здесь еще об одном личном переживании в непосредственной связи с установкой американского президента в отношении Германии, относящемся по времени также к 1937 году. Несколько лет назад мы, моя жена и я, были приглашены друзьями в США в штате Нью-Йорк в большое общество. Моей жене достался сын президента, Эллиот Рузвельт, в качестве кавалера за столом. После еды случилось так, что я подсел к жене и Рузвельту. К моей неожиданности, он говорил о моих родителях любезнейшим образом; отец говорил по-английски лучше, чем англичанин. Оба были исключительно милы к нему. На мой вопрос, откуда он знал моих родителей, он рассказал, что свадебное путешествие в 1937 году привело его с женой в Европу. При этом он познакомился в Баварии с родителями, пригласившими его к обеду в чудесный отель в окрестностях Мюнхена[145]145
  Речь шла об отеле «Императрица Элизабет» в Фельдафинге, считавшемся до войны одним из лучших отелей.


[Закрыть].

На следующий день отец позвонил ему, спросив, не хотел ли бы он познакомиться с Гитлером. Гитлер охотно принял бы его на Оберзальцберге. Он, однако, не желая принять приглашение без согласия отца-президента, позвонил отцу. Тот разъяснил, познакомиться с Гитлером явилось бы, конечно, интересным опытом в жизни; такое знакомство, однако, абсолютно не согласуется с его политикой – сыну следует немедленно отправиться в Англию. Он безотлагательно последовал желанию отца.

Заметьте, мы говорим о лете 1937 года. Германия все еще усиленно хлопочет о долгосрочном соглашении с Великобританией, Гитлер отказался по всей форме от Эльзас-Лотарингии и признал превосходство Великобритании на море в морском соглашении. В ноябре 1937 года Рузвельт будет держать свою печально известную «карантинную речь», в которой он атакует не только Японию и Италию, но и Германию. В «карантинной речи» Рузвельт, президент самого могущественного в мире государства, отчетливо дал понять, что он готов заниматься направленной против Германии политикой. Рузвельт поставил рейх – безо всякого повода – в один ряд с державами, действительно уже изменившими территориальный статус-кво в мире – Италией и Японией. К роли президента Рузвельта я еще возвращусь.

Таким образом, оба могущественнейших в мире государства, то есть США и Советский Союз, и с ними еще и Франция со своими союзами «Малой Антанты», открыто выступали против Германии. Рейх поддерживал лишь свободные дружеские отношения с Италией и Японией. Все-таки он не был больше полностью изолирован. Приписывание Гитлеру в этом положении «поэтапных планов» завоевания некоего «мирового господства», что не устают утверждать немецкие историки, является не чем иным, как пропагандистской интерпретацией истории, и не имеет ни малейшего отношения к реальности![146]146
  К примеру, тезис о «поэтапных планах» Гитлера для достижения мирового господства разделяет историк Андреас Хильгрубер (Hillgruber, Andreas: Hitlers Strategie, Politik und Kriegsführung 1940‑1941, 1965 [докторская диссертация]).


[Закрыть] Как раз обратное соответствует действительности! Политика Гитлера определялась исключительно слабой и угрожающей позицией рейха в его центральноевропейском положении. Здесь находится ключ к политике Гитлера с 1938 года.

Ко времени коронации британская политика еще не «объяснилась». Без сомнения, какая-то часть «ruling elite» могла видеть в возобновлении военного противоборства с рейхом экзистенциальную угрозу империи. Однако другая часть усматривала в повторном издании Первой мировой войны, то есть в новом подавлении рейха, прямо-таки нечто вроде страховки будущего империи. К указанному времени Англия оставляла немецкое руководство в неясности относительно своих намерений. Но Германия, если бы в Восточной Европе дошло до осложнений, во всяком случае, не могла с уверенностью исходить из нейтралитета Великобритании. Для того, однако, чтобы готовность Германии к обороне против Советской России обещала шансы на успех, необходимо было в соответствии с этой точкой зрения по-новому упорядочить политические отношения в Восточной Европе. Рейх в качестве сильнейшей, вернее, единственной державы, которая могла сопротивляться русским, должен был в этом случае выступить с требованием руководства антисоветскими силами.

Особенно опасный момент представляла Чехословакия, уже тогда считавшаяся «авианосцем»[147]147
  Выражение принадлежит французскому министру авиации Пьеру Коту.


[Закрыть] для военно-воздушных сил, в первую очередь Советского Союза, которые были бы задействованы против рейха. Чешское правительство при Бенеше попробует в мае 1938 года втянуть Францию в военное столкновение с рейхом в надежде привлечь на свою сторону Великобританию и Советский Союз. Его политика по отношению к судетской немецкой этнической группе на государственной территории Чехословакии поднимала значительные проблемы, которые рейх в долгосрочном плане не мог игнорировать. Вместо «второй Швейцарии», которую обещало союзникам в 1918 году чешское руководство, возникло централизованное государство, управлявшееся из Праги. Ни словаки, второй упомянутый в названии государства народ, ни немцы, второй по численности в государстве народ, не обладали влиянием, которое, собственно, полагалось им по праву.

Поскольку европейское соглашение с Великобританией не могло быть достигнуто, возникал вопрос, какую политику в отношении рейха будет преследовать британское правительство, если будет предпринята определенная реорганизация политических отношений в Восточной Европе. В отчетах отца такая постановка вопроса проходит красной нитью. Организация Восточной Европы в духе немецкой политики, направленной на нейтрализацию советской экспансии, была необходима. Никак не удастся обойти признание того, что опасение Гитлера в отношении русского колосса, как стало очевидным позднее, не было ни «пустым страхом», ни «ложной иллюзией»[148]148
  Цитата из «Валленштейна» Шиллера.


[Закрыть].

Итог миссии – предостережение от Англии

Отец ответил на – здесь уместно слово – роковой вопрос о будущей английской политике в посольском отчете, датированном 28 декабря 1937 года, за «основным отчетом» пятью днями позже последовали «выводы»[149]149
  Основной отчет (A 5522); упомянут в ADAP, Serie D, Band 1, Dok. Nr.93, как «ненапечатанный» или «утраченный». Об отыскании см.: Thompson, Laurence: The Greatest Treason – The untold Story of Munich, New York, New York 1968 из Ribbentrop, A. v.: a. a.O., S. 59 f.


[Закрыть]. В них он приходит к ясному результату: при установлении нового порядка в Восточной Европе рейх должен считаться с враждебностью Великобритании, не исключающей возможность войны. Великобритания не испугается при случае вновь вступить в войну с рейхом. Нужно исходить из того, что английский правящий слой, «the leading elite», ни в коем случае не является слабым и декадентским, но жестким и воинственным; отец даже вписал от руки слово «героическим», подстраиваясь к манере говорить Гитлера. Следует внимательно прочесть этот отчет с его вносящим предельную ясность анализом английской политики в отношении Германии в то время, когда Гитлер едва восстановил обороноспособность рейха. Сочетая перевооружение с повторными предложениями всеобщего ограничения вооружений или пакта дружбы с Англией, он во внешней политике не предпринял никаких агрессивных шагов.

Проблематика для Великобритании заключалась в выборе между возобновлением похода против постепенно крепнувшего рейха или признанием Германии в качестве сильнейшей державы на континенте, чреватом мнимым риском для Британских островов. Такая постановка задачи выбора не вынуждалась немецкой политикой. Она являлась следствием предрасположений внутри английской элиты. Отец откровенно представляет в отчете эту английскую точку зрения, разделявшуюся британскими противниками соглашения с Германией, прежде всего, в Foreign Office. Большевистская экспансия в качестве противовеса Германскому рейху в Англии оценивалась неадекватно. Английская политика сконцентрировалась на узком понятии «Balance of Power» (баланса сил), унаследованном от прошлых столетий, отказываясь понять, что структуры глобального господства уже собираются сместиться на другие континенты.

Отсюда отчет отца Гитлеру по итогам полуторагодичной деятельности в качестве немецкого посла в Лондоне звучал в своей сути, то есть в отношении наблюдавшегося им хода размышлений английского руководства[150]150
  Bundesarchiv PA/AA, R 28 895a (BRAM); напечатан в: Ribbentrop, A. v.: a. a.O., S. 61‑74; процитирован по оригинальной копии Форин офис. «Во время Нюрнбергского процесса и долгое время позже документ считался утраченным (см.: указатель под ADAP, Serie D, Band 1, Dok. Nr. 93) и был якобы […] впервые обнаружен в делах британского Форин офис. В коллекции документов ADAP он, следовательно, не цитируется. Лишь с 1994 года документ снова находится во владении Политического архива Министерства иностранных дел».


[Закрыть]:

«Основной вопрос для Англии, видящей, разумеется, в сохранении мира наилучшую гарантию сохранения империи, остается, однако, по-прежнему следующий: будет ли возможно прийти с Германией к соглашению, обеспечивающему мир во всем мире и поддержание европейского равновесия. Допустимо, что в английском правительстве имеются личности (что к ним принадлежат Чемберлен и Галифакс, я должен, исходя из своего опыта и наблюдений, подвергнуть сомнению), еще и сегодня верящие в возможность дружеского соглашения с Германией, а именно на следующей основе:

Возврат нескольких немецких колоний и отказ от диктата в решении австрийского вопроса, что могло бы подготовить мирное присоединение, а также улучшение положения судетских немцев, возможно, вплоть до культурной автономии, за это, впрочем, повторение гарантии Германии о ненападении на соседние государства и обязательство решать все проблемы с ними только путем мирных переговоров, в остальном, однако, ясное соглашение о по меньшей мере качественном ограничении воздушных вооружений по образцу германо-английского морского соглашения, например запрет на бомбардировки, ограничение по бомбардировщикам, и, вероятно, в количественном отношении, через рассекречивание и, наверно, урезание бюджета.

Это был бы, по моему мнению, приблизительный максимум того, что эти люди, в принципе верящие в соглашение с Германией (то есть те, кто не видит в наличии в Германии так называемого экспансионистского национал-социалистического мировоззрения самого по себе непреодолимого препятствия для германо-английского соглашения вообще), представляют себе под договоренностью с Германией (…)

Характерный признак английского правящего слоя сегодня по-прежнему материальный эгоизм, сознание власти и, как важнейший, воля к господству и, в принципе, такой же героический[151]151
  Слово «героический» было добавлено задним числом.


[Закрыть] взгляд на жизнь, как и у нас, все еще тот же самый взгляд на жизнь, что, в конечном итоге, создал Британскую империю и столетиями ее сохранял. Избитые фразы вроде «нация лавочников» (nation of shopkeepers), принципиально, по-моему, никогда не являлись верным изображением характера английского правящего слоя. Английская элита будет сегодня так же, как и раньше, бороться до последнего, то есть вплоть до войны[152]152
  Выделено автором.


[Закрыть], как за существенные материальные интересы, так и за господство в мире до тех пор, пока наличествует шанс выигрыша. Она никогда не вступит в противоборство необдуманно. Всегда она тщательно взвесит соотношение сил и, в крайнем случае, отложит решение. Появятся однажды лучшие шансы на стороне Англии – она будет бороться. (…)

Обобщая, необходимо сказать о дальнейшем развитии немецко-английских отношений, что мы не имеем права предаваться большим иллюзиям, поскольку, как это следует из отчета, долговременному взаимопониманию между обеими странами противостоят, согласно положению вещей, значительные трудности принципиального характера. Особенная приветливость и тепло, с которыми в последнее время неизменно обращаются со мной и моими сотрудниками англичане, не должны, по-моему, вводить в заблуждение, поскольку признаков действительно серьезного поворота английской политики к соглашению в нашем смысле в настоящее время не наблюдается. Если Англия продолжит также и в будущем блокировать Германию, то не может возникнуть никакого сомнения в том, что обе страны окончательно разойдутся. Все же мне представляется верным, что наша будущая политика в отношении Англии останется и дальше нацеленной на соглашение. Отсюда посольство будет постоянно работать в направлении германо-английского взаимопонимания. Однако эта работа не должна привести к тому, что через нее пострадают наши дружеские связи. В этом смысле посольство в полном согласии также и в этом году неизменно учитывало в английской работе ось Берлин – Рим, так же, как и наше антикоминтерновское отношение с Японией в качестве постоянных факторов нашей внешней политики».

Предупреждение было сформулировано отчетливо. Английская элита описывается здесь как жесткая, обладающая сознанием власти, трезво калькулирующая и готовая к бою. Отец отвергал распространенное в годы Первой мировой войны в Германии клише английской «нации торговцев», выступившей будто бы против «героизма» немцев. В то время проводились параллели с войнами между Римом и Карфагеном, причем роль Рима была уготована Германскому рейху. Основываясь на собственных наблюдениях, немецкий посол рекомендовал отныне крайнюю осторожность – и прямо-таки пророческими словами:

«(…) Английскому правительству вполне по силам представить, как английскому народу, так и доминионам приготовление к войне таким образом, как если бы британские жизненные интересы находились под угрозой. Естественно, для такой пропаганды требуется определенное время, прежде чем она подействует. Особую роль играет сейчас в этой связи кошмарный призрак возможной бомбардировки Британских островов».

Пять дней спустя после составления отчета «Германское посольство в Лондоне A 5522» Риббентроп написал относящиеся к нему «выводы», датировав их 2 января 1938 года, и отослал в тот же самый день из своего имения Зонненбург под Бад-Фрайенвальде весь меморандум Гитлеру в Берлин. В отличие от ранее цитированных неопубликованных посольских отчетов Риббентропа и припрятанного до 1968 года основного отчета, «выводы», о которых мы сейчас поведем разговор, были привлечены Нюрнбергским трибуналом в качестве «доказательства» против Риббентропа. Но только пункт 5 со страницы 9 из 10-страничного отчета был зачитан вслух Риббентропу, так сказать, как изобличающий документ. Полностью «выводы» к «A 5522» были опубликованы в 1949 году в Документации Международного суда и в 1950 году – в Актах по Германской Внешней Политике.

В «выводах» от 2 января 1938 года, предназначавшихся только для Гитлера, – в отличие от вышеупомянутого отчета «A 5522» и прочих посольских отчетов из Лондона, одновременно посылавшихся министру иностранных дел Нейрату, – Риббентроп подчеркивает еще настойчивее английское стремление окружить Германию. Здесь он разъясняет подробно причины, побудившие Чемберлена послать своего министра иностранных дел Галифакса в ноябре 1937 года в Германию. В отличие от отчета «A 5522» «выводы» находятся в Политическом архиве Министерства иностранных дел в Берлине не в оригинале, а только в копии. Они исходят из того, что стоит и дальше пытаться прийти к соглашению с Англией[153]153
  IMT, Band. XXXIX, Dok. Nr.075-TC, S. 91‑98 (S. 94–98), и ADAP, Serie D, Band I, Dok. Nr. 93.


[Закрыть]:

«(…) Что касается Англии, то наша политика должна быть, по-моему, и дальше направлена к соглашению при полном соблюдении интересов наших друзей. Англия должна также и дальше утверждаться нами в мнении, что соглашение и взаимопонимание между Германией и Англией все же в конце концов возможно. Такая перспектива могла бы, например, в случае локального конфликта Германии в Средней Европе, не касающегося Англии кровно, тормозить возможные намерения вмешательства со стороны английского правительства. (…) На вопрос, может ли германо-английское соглашение тогда вообще еще быть найдено, следует, по моему мнению, ответить следующим образом:

Если Англия со своими союзниками окажется сильнее Германии и ее друзей, то, по-моему, рано или поздно она обязательно нанесет удар[154]154
  Выделено автором.


[Закрыть]. (sic) Если, напротив, Германии удастся организовать союзную политику таким образом, что германский блок противопоставит английскому большую или равную силу, то было бы возможно, что Англия все же лучше попробует прийти к соглашению. (…)

Недвусмысленная английская уступка в нашем смысле в австрийско-чешском вопросе могла бы разрядить обстановку в Европе. Однако по своему прежнему опыту я считаю такой поворот маловероятным и полагаю, что Англия, самое большее, допустит однажды такое решение, будучи принужденной к этому волей обстоятельств. В точке зрения, что на пути официальных переговоров с Англией эта проблема не может быть решена, меня укрепляет тот факт, что Чемберлен как во внутренней, так и во внешней политике (с Францией) находится в системе, бесконечно затрудняющей принятие кардинальных решений.

Стоит однажды фронтам застыть, лишь из ряда вон выходящие потрясения власти или события в Европе или мире (большевизация Франции, крушение России, серьезные перемены у наших друзей) способны подтолкнуть политическое развитие в другом направлении. Политику, однако, на таких допущениях строить нельзя. Поэтому, по моему мнению, следует продолжать начатую линию нашей внешней политики.

В заключение я хочу подытожить свою точку зрения в следующих ключевых словах:

1. Англия отстает со своим вооружением[155]155
  Подчеркивания в этом перечислении обозначены в IMT как «подчеркнутые от руки».


[Закрыть] – отсюда она старается выиграть время.

2. Англия верит, что в соревновании с Германией время работает на Англию, – использование больших экономических возможностей для вооружения – время на расширение союзов (например, Америка).

3. Поэтому посещение Галифакса нужно рассматривать как разведку и маскировочный маневр – друзья немцев в Англии также играют по большей части лишь отведенную им роль.

4. Англия и ее премьер-министр не видят, по-моему, после визита Галифакса никакой приемлемой для них основы соглашения с Германией – они считают национал-социалистскую Германию способной на все, так же как и мы не доверяем англичанам – поэтому они боятся, что однажды будут принуждены сильной Германией к неприемлемым для них решениям – чтобы встретить такую ситуацию во всеоружии, Англия со своими военными и политическими мероприятиями готовится, на всякий случай, к противоборству с Германией.

5. Отсюда мы должны извлечь следующие выводы:

1. Напоказ и далее взаимопонимание с Англией при соблюдении интересов наших друзей.

После:

2. Сколачивание потихоньку, однако со всем упорством[156]156
  Из переданных курсивом предложений Папен и Шпици сконструировали «Заметку для фюрера», у Папена она приведена в книге «Der Wahrheit eine Gasse» [ «Улочка правды»] (München 1952) на странице 423, у Шпици – на странице 222 в книге «So haben wir das Reich verspielt» [ «Так мы профукали рейх»]. Она выглядит в указанных местах следующим образом: Германское посольство Лондон, 2.1. 1938
  Заметка для фюрера
  Напоказ и далее взаимопонимание с Англией. Сколачивание потихоньку, однако со всем упорством, блока против Англии. Только таким образом мы можем иметь дело с Англией, неважно, дойдет ли еще когда-то до соглашения или до конфликта.
  Риббентроп
  Шпици, очевидно, попросту, без проверки, перенял фальшивку Папена – типичный пример! Сверх того, лейаут заметки у него иной, чем у Папена.


[Закрыть] блока против Англии, то есть практически укрепление нашей дружбы с Италией и Японией – далее привлечение всех государств, интересы которых прямо или косвенно соответствуют нашим, – тесное и конфиденциальное сотрудничество дипломатов трех великих держав с этой целью.

Только таким образом мы можем иметь дело с Англией, неважно, дойдет ли еще когда-то до соглашения или до конфликта. Англия будет жестким и острым противником в этой дипломатической игре.

6. Особенный вопрос, вмешается ли в случае конфликта Германии в Средней Европе Франция и, таким образом, Англия, зависит от обстоятельств и времени, когда такой конфликт возникнет и закончится, и от военных соображений, которые здесь обозреть не представляется возможным. Я хотел бы изложить фюреру некоторые соображения по этому поводу устно.

Таково после тщательной проверки всех обстоятельств мое видение ситуации. Я работал с давних пор на дружбу с Англией, и ничто меня не обрадовало бы так, как если бы она осуществилась. Когда я просил фюрера, чтобы он послал меня в Лондон[157]157
  Ср. утверждение переводчика Шмидта о мнимом разочаровании Риббентропа по поводу назначения в Лондон, так как он якобы хотел стать министром иностранных дел. Schmidt, Paul: Statist auf diplomatischer Bühne, Bonn 1949, S. 331 f. Также и Папен утверждает в книге «Der Wahrheit eine Gasse» на странице 423: […] Сам Риббентроп противился отъезду в Лондон […]. «Показательные примеры “правдивости”» господ Папена, Шмидта (переводчик) и Шпици!


[Закрыть], я был настроен скептически, пойдет ли дело, но, принимая во внимание Эдуарда VIII, казалось, требовалась последняя попытка. Сегодня я больше не верю в соглашение. Англия не желает иметь вблизи могущественную Германию, которая была бы постоянной угрозой для островов. За это она будет биться. (…) Каждый день в будущем – неважно, какие тактические интермедии соглашения с нами будут разыгрываться, – когда бы наши политические соображения не определялись бы принципиально мыслью об Англии как о нашем опаснейшем противнике, стал бы прибылью для наших врагов[158]158
  В IMT обозначено как «подчеркнутое от руки».


[Закрыть],[159]159
  В Политическом архиве Министерства иностранных дел находится машинописная копия с копии оригинала. Интересно, что на последнем слове документа невооруженным глазом видны следы подчистки как на оригинальной копии, так и на ее перепечатке. Выражение «враги» не подходит вне всякого сомнения к отцовской манере писать, и не только в отношении формулировки, но и по смысловым связям!


[Закрыть]. Подп. Р.»[160]160
  IMT Band XXXIX, Dok. Nr.075-TC; ADAP, Serie D, Band I, Dok. Nr.93.


[Закрыть].

Необходимо еще раз указать на то, что речь здесь идет об абсолютно конфиденциальном отчете немецкого посла в Лондоне главе государства (даже копия не направляется министру иностранных дел); другими словами, о самых что ни на есть тайных размышлениях о немецкой политике. Желание немецкого правительства поставить отношения с Великобританией на долгосрочную, солидную и дружескую основу, не ущемляющую британских интересов, следует из документа однозначно.

В основе большого английского меморандума лежала констатация: программа равновесия сил осталась, как с незапамятных времен, основным принципом британской политики в Европе – это отец подчеркивал Гитлеру уже летом 1936 года. Каждое изменение баланса к невыгоде островной нации подтолкнуло бы английский правящий слой к дипломатическому и, в конечном итоге, также и военному вмешательству. В этом месте следует указать на интересный и, как мы увидим, значимый феномен. Беспристрастный читатель, прочтя отчет, сделает вывод: Гитлер был недвусмысленно проинформирован своим лондонским послом в отношении английской политики и должен был знать, какой риск его ожидает. Немецкий посол в Лондоне ясно указывает в отчете, что при попытках установления нового порядка в Восточной Европе немецкая политика должна исходить из того, что она натолкнется на ожесточенную враждебность Великобритании и с ней также и Франции, которые, возможно, выступят против рейха с оружием.

Германский посол в Лондоне подробно обосновывает свое убеждение, начиная с многовекового принципа равновесия, господствовавшего над внутриевропейскими разногласиями, как минимум, три столетия и обеспечивавшего Великобритании роль арбитра в Европе. Приверженность к нему Великобритании привела, в конечном итоге, к Первой мировой войне. Он изображает «ruling elite» как жесткую и властную; готовую к борьбе за свои положение в мире и материальные интересы. Он сознательно прибегает к терминологии Гитлера, чтобы быть ясно понятым, добавляя от руки слово «героический» в характеристику английской правящей элиты. В понимании, что народ поведет себя так же, как его правители, оценка английской элиты была часто затрагиваемой темой в разговорах между родителями и мной. В этом отношении они очень интересовались моими впечатлениями и опытом в Вестминстере. Также и формулировки отца в отчете: нужно считаться с тем, что Англия «нанесет удар» и правящий слой будет «бороться до последнего, то есть вплоть до войны», абсолютно недвусмысленны и однозначны.

Удивительно и заслуживает отдельного исследования, что уже перед войной о моем отце утверждалось, будто бы он ложно осведомлял Гитлера о политике Англии, представляя английскую правящую элиту слабой, декадентской и дегенерировавшей и потому не способной, а также и не желающей бороться за империю и ее позицию в мире. Повторение и вдалбливание общественности этого никак не доказуемого утверждения в качестве твердо установленного принадлежит между тем к стандартному репертуару многочисленных мемуаристов и предвзятых историков, прежде всего в Федеративной республике.

Отец письменно изложил по этому поводу в Нюрнберге определенное мнение:

«Пробыв несколько месяцев в Лондоне, я направил ему (Гитлеру) подробный отчет о своих впечатлениях. В нем я выражал убеждение, что Англия сильна, правящий слой героический и что основным направлением английской внешней политики по-прежнему остается «Balance of Power» (баланс сил). Эти факты лежали в основе всех дальнейших отчетов, сделанных мной для Адольфа Гитлера в течение моего посольского времени. Представленный обвинением в Нюрнберге меморандум от 2 января 1938 года обобщает мои отчеты и подтверждает их. Долг посла на таком важном посту, как Лондон, естественно, учесть все возможности в затребованном главой государства сообщении о будущей позиции Англии; вывести отсюда заключения являлось делом фюрера.

Я упоминаю это из-за пропаганды, которая велась против меня во время и после войны, внутри страны и за границей, я будто бы ложно информировал фюрера о силе и намерениях Англии. Среди прочего мне говорится: бывший имперский министр финансов граф Шверин фон Крозиг составил записку, в которой можно прочесть, что я ставил фюрера в известность об Англии неправдиво, неверно и неполно. Все обстоит как раз наоборот, и я тем более удивляюсь высказываниям графа Шверина, что именно ему я объяснял: Англия, по моему убеждению, будет воевать, я в этом смысле докладывал фюреру еще из Лондона»[161]161
  Ribbentrop J.v.: a. a.O., S. 113f.


[Закрыть].

Я отлично помню Шверина фон Крозига. Мы познакомились на охоте в Судетах. Он был единственным министром, приглашенным отцом на эту охоту. Охотничье угодье арендовалось Министерством иностранных дел, с тем чтобы иметь возможность предложить поохотиться иностранным гостям, прибывавшим с официальным визитом. Я потому так хорошо помню эту охоту – она должна была состояться в ноябре 1939 года, – что мой полк был расквартирован в протекторате около Пльзеня, то есть совсем недалеко. Некий добрый «вышестоящий» дух, желая угодить родителям, пожалуй, в первую очередь, матери, распорядился о предоставлении мне двухдневного отпуска. Подобные вмешательства «сверху» в мою солдатскую жизнь я не ценил: всегда имелась опасность, что кто-либо из командиров – и вполне по праву – такого не одобрит и это могло неприятно отразиться на службе.