Текст книги "Рудная черта"

Глава 15

Они опять стояли друг против друга: Черный Князь иного обиталища и обоерукий боец далекой русской Сторожи. Клинки – подняты. Взгляд – глаза в глаза. За спиной Бернгарда маячат фигуры мертвых рыцарей в грязно-белых одеждах и отряхивает перепачканный плащ верный слуга-волох. За спиной Всеволода – никого. Никого – и целое обиталище, куда нельзя пускать темных тварей. Какими бы они не были, откуда бы не шли.

Всеволод чувствовал, как его с головой захлестывает та последняя боевая злость, что уже не страшится смерти, и не признает ни ответственности, ни непосильного долга, обязывающих любой ценой цепляться за жизнь.

Он сам сделал первый шаг к противнику. И остановился, услышав…

Сзади…

Топот, тревожные крики.

Похоже, и у него за спиной тоже кое-кто… кое-что имеется. Но кто и что? И – почему? Всеволод не удержался – бросил быстрый взгляд через плечо.

В галерею вбежали двое. Томас. Федор. В мокрых доспехах (ага, наверху, все еще льет как из ведра) Мечи – наголо. Прежнего тусклого светильника у кастеляна уже нет, зато у Федора в левой руке – яркий факел, видимо, из тех, что хранятся на входе в подземелье. Глаза у обоих – вытаращены, лица – перекошены, рты – раззявлены.

Томас так и встал столбом, увидев пленников склепа, выбравшихся наружу. Русский десятник тоже смешался – но лишь на мгновение. Секунда – и Федор уже стоит возле Всеволода с мечом в одной руке, с факелом – в другой, готовый, если нужно, сражаться и с Бернгардом, и с его умрунами, готовый сжечь и себя, и их. Готовый, но, кажется, не вполне уверенный, что это сейчас, действительно, нужно. Скорее, наоборот – уверенный в обратном.

– Жив, воевода? – прохрипел Федор по-русски. – Ходы не сжег еще? Своды не повалил?

Нескрываемое облегчение прозвучало в каждом из трех вопросов.

– Как видишь, – отозвался Всеволод, не отводя глаз от Бернгарда.

Магистр не атаковал сам и других в бой не гнал. Он словно специально давал возможность воеводе поговорить со своим десятником.

– А волох, выходит, с ними? – было ли удивление в голосе Федора? Или это понимание? Ненависти или осуждения – не было точно.

– Угу, – кивнул Всеволод. – Под руку влез. Помешал, мерзавец, нечисть спалить!

Он осекся, спохватился:

– А вас-то чего сюда опять понесло, Федор? Я же ясно сказал…

– Так беда, воевода!

А Бернгард по-прежнему не предпринимает никаких действий. Наблюдает за ними только. Зато уж как пялится!

– Что стряслось? – спросил Всеволод.

– Ох, стряслось! – Федор тряхнул головой. – Наверху жуть что творится! Штурм! Упыри уже в Стороже! И бьются не за кровь, а за совесть. Грамотно бьются, не так, как прежде. Как будто ведет их кто.

«Черный Князь!» – полыхнула в мозгу очевиднейшая из догадок. Еще один Черный Князь. Значит, магистр не лгал: кто-то из темных Властителей, действительно, прорвался через Проклятый Проход.

– На стенах – бой, – продолжал Федор. – На крепостном дворе – бой. В детинце – бой. Кровопийцы уже в подземелье лезут. А над башнями змей крылатый кружит!

– Что за змей? – удивился Всеволод.

– Не знаю, воевода. Но одно скажу точно: Сторожа падет. Без подмоги крепость не удержать.

Ясно было, какую подмогу Федор имеет в виду: десятник непроизвольно глянул на Бернгарда. Магистр скупо улыбнулся. Даже если он не понимал по-русски, о сути разговора Бергнард не мог не догадываться.

– В общем, решай сам, Всеволод. Видишь, у меня факел. Скажешь – брошу огонь под ноги этим, – Федор кивнул на мертвых рыцарей, все еще топтавшихся в горючей смеси. – Тогда и им, и нам конец, но и тевтонская Сторожа не устоит. А прикажешь примкнуть к Бернгарду – тоже возражать не стану. Только ты уж поторопись. Боюсь, нечисть скоро и сюда доберется, а уж тогда…

– У-у-у-у-у-у!

Речь десятника была прервана протяжным завыванием. Выли где-то совсем рядом, и леденящее душу эхо катилось по подземелью. Громкое, страшное эхо. Знакомое. Так воет не человек и не зверь. Так способен выть только упырь.

Эх, ошибся ты, Федор. Нечисть сюда уже добралась.

Но где оно, это проклятое упыриное отродье?!

Вмиг позабыв о Бернгарде и его рыцарях, Всеволод вертел головой и мечом. Тварей не было видно ни на стенах, ни на сводчатом потолке.

– Лаборатория! – подсказал Бернгард. – Туда лезут! Через дымоход!

Магистр ринулся к алхимической лаборатории. Всеволод, не раздумывая, бросился следом.

Точно! В проеме распахнутой двери, уже мелькали долговязые белесые фигуры. Один упырь, второй, третий, четвертый…

Одного срубил Бернгард. Второго – Всеволод. Третьего насадил на меч подоспевший Томас. Федор, отбросив факел и обоими руками перехватив меч, располовинил четвертого.

Как-то само собой все получилось. Слажено, быстро, четко.

Но вот – снова. Один, второй, третий, четвертый… И с ними – пятый.

Едва покончили с этими – как уже не пятерка, а целая полудюжина лезет из лаборатории в галерею. Вновь замелькала серебренная сталь. Уложили и их.

– Я рад, что ты принял верное решение, русич, – серьезный, без тени насмешки, голос Бернгарда прозвучал над ухом.

Всеволод вдруг обнаружил, что стоит плечо к плечу с тем, на кого недавно направлял клинок.

– Не обольщайся, Бернгард. Считай, что это временное перемирие, – честно предупредил Всеволод.

– Пусть так, – кивнул магистр. – Меня это устраивает.

А из алхимической лаборатории выбирались новые твари. Орудуя мечом у порога, Всеволод заметил: да, действительно, упыри валятся сверху – из дымоходного отверстия в потолке. Падают часто, густо – друг дружке на голову. Прут сплошным потоком…

Он попробовал навалиться на дверь и закрыть лабораторию. Какое там! Этакую волну обратно не впихнуть.

Перед глазами мелькают крепкие когти и острые клыки… Задние упыри подталкивают и выдавливают передних. Передние валятся под серебренными клинками, но все же постепенно оттесняют стоящих на пути мечников, просачиваются между…

Лезут, вроде бы, как обычно – настырно, но в то же время по-новому… более умно, умело, что ли. Иначе как-то. Всеволод не смог бы внятно объяснить как именно, но инстинктивно почувствовал это с самого начала схватки.

Упыри сейчас не стремились любой ценой добраться до вожделенной крови под серебрённой коркой брони, а норовили проскользнуть под клинками, обмануть, обогнуть, зайти со спины, взять в клещи, окружить. Каждая тварь была не сама по себе. Нечисть действовала слажено и организовано. Не как обученная строевому бою дружина, конечно, но и не как неуправляемая толпа. И на мечи кровопийцы кидались не слепо, а лишь когда появлялась хотя бы малейшая возможность дотянуться до врага. Так что приходилось все время быть начеку, отсекая эту самую возможность вместе с руками, ногами, головами.

Да, определенно, прежде такого не было. Прежде упыри перли валом. И если уж проламывались – то исключительно благодаря тупому напору. Сейчас же… Верно сказал Федор: вели их сейчас. Чужая воля вела и распоряжалась упырями.

Х-хук! Х-хук! Всеволод ловко, с выдохом, обрубил очередному кровопийце руки. Отсеченные конечности – гибкие и длинные, будто ползучие гады – забились по полу, царапая утоптанную землю и камень когтистыми пальцами-вилами.

Дернувшиеся тулово упыря Всеволод молниеносным выпадом нанизал на меч. Чуть притянул к себе. Окинул быстрым цепким взглядом издыхающего противника.

Та же тварь, что и всегда. Та, да не та!

Белесое тело. Лысая шишковатая, будто в грибных наростах, голова. Оскаленная пасть. Ненавидящие глаза. Жаждущие утоления неутолимой жажды. Но не безумные и не бездумные, как раньше. В глубине умирающих зрачков явственно читается осмысленное выражение. Более сильное, чем ненависть и жажда. Пробужденное чем-то, кем-то…

Неестественный для такой твари взгляд. Но то ведь сейчас, наверное и не ее вовсе, а чужой разум просматривается в затуманивающемся взоре.

Да, так и есть! Черный Князь! Еще один Шоломонар, ворвавшийся в этот мир.

Всеволод брезгливо стряхнул с меча корчащуюся тварь и обратил оружие против других упырей.

Проклятье! Если здесь, на нижних ярусах замка творится такое, что же тогда происходит наверху?!

Бернгард уже призвал помощь. Молчаливые умруны вклинились между людьми и упырями. Оттеснили одних от других, насколько это было возможно в узкой подземной галерее. Но, похоже, продолжать битву в крепостных подземельях не входило в планы тевтонского магистра.

– Отходим, русич! – Бернгард потянул Всеволода от лаборатории. – Эржебетт оставим здесь. Лидерка закрыта сталью и серебром. Надеюсь, до нее не доберутся…

Всеволод покосился на вход в склеп. Туда упыри, в общем-то, и не рвались. Упыри сейчас наседали на умрунов.

– Там, за поворотом, есть решетка, – продолжал убеждать Бернгард, указывая на противоположный конец галереи. – Ключ – У Томаса. Можно перекрыть проход. Решетка задержит Пьющих. А нам всем нужно подниматься наверх, пока путь свободен. Надо остановить Властителя, иначе Пьющих не одолеть.

– Ну, так поднимайся! Останови, если знаешь как! – отозвался Всеволод.

И пожелал про себя – искренне, страстно: «Чтоб вы там наверху оба… друг дружку… насмерть». О, это был бы самый предпочтительный исход!

Прежде чем Бернгард успел что-либо сказать в ответ, очередная волна многоголосого упыриного завывания пронеслась по подземелью. Вой даже заглушил шум битвы. Причем, на этот раз звук доносился с противоположного конца галереи. Твари лезли в подземелье не только через дымоход алхимической лаборатории. Часть их прорвалась через верхние галереи.

– Ох, не вовремя! – скривился Магистр. – Придется прорубаться с боем.

– Да уж пробьемся как-нибудь! – хмыкнул Всеволод.

С мертвой дружиной это, наверное, будет не трудно.

– Пробьемся, – согласился Бернгард. – Ты, главное, не отставай. И в драку не лезь. Помни – нам нужна кровь Изначальных. Твоя кровь. Не позволяй проливать ее зря.

Ну конечно! Кровь Изначальных – вот о чем больше всего печется магистр.

– Не беспокойся, – хмуро ответил Всеволод. – Специально смертушки искать себе не стану.

Видимо, выцеженное сквозь зубы обещание не удовлетворило Князя-магистра.

– Бранко, присмотри за русичем, – обратился Бернгард к волоху. – Выведи его отсюда живым и невредимым. А я поведу своих рыцарей вперед – расчищать дорогу. Томас, ты перекроешь галерею решеткой. Как выберетесь наружу – сразу ступайте в донжон. Там безопаснее. Я велел Конраду уводить туда людей, если совсем плохо станет. А, судя по тому, что творится здесь, дела наверху неважные.

Волох кивнул. Однорукий кастелян растерянно захлопал глазами. Всеволод лишь сплюнул в сердцах. Его обставляли няньками ну прямо как дите неразумное!

– За мной! – Бернгард, взмахнув мечом, увлекая мертвую дружину во мрак подземной галереи.

Кто-то из умрунов, видимо, по приказу магистра подхватил короткий обрубок факела, рассеченного валашской саблей. Мертвец понес плюющийся искрами огонь, не щадя пальцев в кольчужной перчатке и не чувствуя боли.

Темнота отступала перед неживой дружиной. Быстро, безмолвно, но вовсе не бесшумно за Властителем-магистром следовали мертвые рыцари. Много рыцарей, длинной цепочкой.

Топот ног, звон доспехов…

Закованные в посеребренную броню снаружи и пропитанные серебром изнутри, специально обученные разить нечисть, но сами ставшие нечистью, умершие и поднятые из небытия вновь, подвластные воле своего магистра больше, чем при жизни, и обретшие со смертью неуязвимость, недоступную живым, они бежали, огибая стороной темных тварей, выплеснутых из лаборатории.

Валявшийся в стороне факел Федора освещал мертвую дружину снизу. И вновь по стенам и сводам метались и плясали огромные, чудовищные тени. Тени колыхались, переплетались, сливались друг с другом. И, казалось, по подземелью бежит не отряд воинов, а быстро-быстро ползет единое многоногое, многорукое существо. Гигантская сколопендра, облаченная в броню и ощетинившаяся сталью.

Пожалуй, это была хорошая подмога тем, кто дрался наверху. Но способна ли она переломить ход битвы? Сейчас что-либо сказать на этот счет было затруднительно.

Глава 16

– Русич, пора уходить, – поторопил Бранко.

Ненависть к волоху уже ушла, осталась лишь досада. Все-таки, как ни верти и что ни говори, а была у Бранко своя правда. Не личной выгоды ради и не из страха за свою шкуру пошел он в услужение к Черному Князю-магистру. Да и Всеволод ведь сам только что заключил с Бернгардом союз. Пусть временный, пусть вынужденный, но заключил же!

Так вправе ли он после этого судить волоха?

Ладно. Уходить-то действительно пора… Всеволод шагнул за мертвой дружиной Бернгарда.

Справа и слева двигались с клинками наголо Бранко и Томас…

Стоп! А Федор?! Где десятник?! Почему его не видно среди умрунов?

Да потому что – вон, у дверей лаборатории – упыри обступают Федора со всех сторон. Отсекают, давят, не дают вырваться.

– Федор! – Всеволод резко дернулся вправо.

– Куда! – встревожился Бранко.

Но Всеволод уже ринулся в бой. Удар, удар, удар. Меч высверкивал в факельных отблесках посеребренной сталью и разбрызгивал фонтаны черной крови. Но поздно уже! Не успеть!

Темные твари окружили Федора. Ударили десятника сзади, под шею. В клочья распоров и спадающую на плечи мелкокольчатую бармицу, и кольчужный воротник, и плотный поддоспешник на спине. Выдрав из-под броней и одежд верхние хребетные позвонки.

Упыри свалили дружинника, но не разорвали на месте, не остановились, не припали к хлынувшей крови, не облепили жертву, позабыв обо всем, как случалось прежде. Нет, упыри шли дальше. Косились на пятна живой крови под ногами. Алкали, жаждали. Но шли. Потому что так приказано. Потому что не позволено отвлекаться от битвы. Потому что Пьющие-Исполняющие находились сейчас во власти своего Властителя. И потому что его Власть была сильнее их Жажды.

С диким ревом Всеволод прорубался через толпу нечисти. Смерть Федора придала ему сил. Исступление боя затмило все вокруг и…

Шаг-шаг-шаг. Взмах-взмах-взмах. Вдоль-вдоль-вдоль. Широко, от плеча, – как косой на заливном лугу. По удару на каждый шаг.

И – поперек. И – еще.

Всеволод крутился волчком, полосуя воздух и бледные тела кровопийц косыми рубящими ударами. Рассекая по два-три упыря зараз.

Он был не один. Рядом замелькали кривая сабля Бранко и прямой клинок Томаса.

Все трое уже оторвались от мертвой дружины.

Серебряные умруны растворились во мраке за изгибом подземной галереи, откуда тоже доносится шум битвы. Быстро, увы, удаляющийся шум. Судя по всему, рыцари-мертвецы успешно расчищали путь, а Бернгард, шедший в первых рядах, не заметил потери в арьергарде.

Значит, на помощь надеется не стоит. Значит, остается надежда лишь на себя. На свои мечи.

Всеволод рубил и сокрушался лишь об одном: был бы у него второй меч – проклятая нечисть дохла бы в два раза быстрее!

Увы, второго меча не было. Второй – сломан и валяется под развороченной дверью склепа и придется обходиться тем, что есть.

Засапожник вырвать из-за голенища? Нет, мал слишком – не больше упыринного когтя. И проку от него в рубке с плеча будет немного. А вот если…

Улучив момент, Всеволод отступил на шаг, одним движением срезал пустые ножны с пояса. Ушел от размашистого удара длинной когтистой лапы, пригнувшись, подхватил упавшие ножны левой рукой. Сжал покрепче за переплетение рассеченных ремней.

Вот так-то! Хоть что-то!

Ножны – не боевой клинок, конечно, ими не отбить вражеского меча и не пробить броню. Но сейчас-то враг без мечей и без брони.

Крепкий длинный и увесистый футляр из дерева и толстой кожи, густо, как и все снаряжение сторожного воина, усеянный отделкой из белого металла, приятно отяготил пустующую руку. Так-то оно сподручней. Так оно привычней.

И хотя за небольшую заминку и шаг назад пришлось расплачиваться – сразу две кровососущие твари проскользнули мимо – Всеволод платил охотно и быстро. Резко выбросив руки в стороны – одну вправо, другую влево, он, почти не глядя, достал обоих. Острием меча вспорол шею первому упырю. Второго – который оказался поближе – от души, да с оттягом протянул вдоль хребтины пустыми ножнами.

Первый кровопийца с хрипом и бульканьем осел наземь, второй тоже на ногах не устоял. Ножны не взрезали упыринную плоть, как взрезала ее отточенная сталь с серебряной насечкой, но и безобидным их прикосновение назвать было нельзя. Пупырчатые шляпки серебряных гвоздиков и частые заклепки, выступающие края и кромки металлических полос обивки оставили на бледной спине твари широкий рваный след.

Брызнула черная кровь. Сбитый ножнами упырь, визжа и брызжа слюной, откатился в сторону. Прямиком под меч Томаса.

А Всеволод, привычно орудуя двумя руками, вновь врубался в выплескивавшуюся из лаборатории белесую массу. Он сейчас дрался впереди, принимая на себя основной натиск нечисти. Множа трупы под ногами так, что трудно становилось ступать.

Острый клинок и тупые ножны из-под клинка выписывали круги и разящие полукружья. Мелькали, словно крылья мельницы, которые нельзя остановить и под которые лучше не попадаться. Серебрённый меч рубил противников. Серебрённые ножны – сбивали, отбрасывали, отпихивали, обжигая и помечали белесые тела темными полосами и отметинами, сочащимися кровью.

Упыри выли. Однако натиска не ослабляли.

Вот снова один справа – и меч Всеволода с маху сносит уродливую шишковатую голову. Оскаленная, зловонная пасть, вертясь, брызжа черной кровью и желтой пеной на защитную личину шлема, пролетает перед глазами.

А другая пасть уже раззявлена слева. И слева же тянутся неестественно длинные, гибкие руки. Хрусь! Всеволод сокрушительным ударом ножен перешиб обе конечности у запястий. Приласкал, будто палицей. Когтистые руки обвисают, дергаются – бессильно и беспомощно. Ну, точно – две змеюки с перебитыми хребтами.

На месте изломов – рваная кожа, глубокие вмятины, темные следы от серебрённой оббивки, обломки раздробленной кости, перепачканные черным.

Раненный упырь верещит от боли.

Всеволод замечает первую предательскую трещину, прошедшую по ножнам. Не выдержало крепкое дерево! Вон там, между кожаной обмоткой и металлическими нашлепками. Недолговечное все-таки оружие ножны без клинка!

Но сожалеть об этом некогда.

Справа – очередной противник. И слева… Покалеченная ножнами тварь не отшатнулась. Наоборот – не переставая вопить, лезет вперед. Уповая уже не на когти, а на зубы. Орет от боли, но лезет. Понимает, что для нового замаха у противника времени уже не будет. И что в паре с тем, другим упырем, который справа, шансов одолеть человека – больше.

Да, размахнуться, как следует, Всеволоду не дают. Ни правой, ни левой.

И – не уклониться уже.

Правой рукой Всеволод успевает лишь направить острие на прыгнувшую тварь. Он даже и не колет. По большому счету, упырь напарывается на клинок сам. Меч входит в брюхо нечисти. Низко, над самым пахом. И в следующий миг – идет резко вверх. Заточенное лезвием в серебряной отделке легко вспарывает нутро и грудь твари до самого горла.

Слева – иначе. Всеволод выкидывает левую руку на всю длину. Тычет ножнами в морду вопящего упыря с перебитыми запястьями, прямо в зловонный оскал. И не беда, что ножны заканчиваются тупым навершием. Пусть тупым, зато обитым белым металлом. И вот его-то – промеж зубов, да в глотку нечисти.

Впих-х-хнуть!

А попробуй! А отведай! А обожги свою поганую пасть!

Дикий вопль наседающего упыря разом оборвался. Будто пробку вставили. Кровопийца коротко всхрипнул, давясь серебром. И…

А вот этого Всеволод никак не ждал.

… сомкнул зубы.

С выражением жуткой, нечеловеческой боли на лице. С лютой ненавистью в глазах.

Хруст…

Всеволод едва удержал дернувшиеся из руки ножны. Все же удобной рукояти тут не было, а ременная оплетка, используемая сейчас в качестве оной, уже изрядно забрызгана черной кровью и выскальзывают из потной ладони.

Но – удержал.

Рванул на себя.

Навершие с выступающими краями и изрядным куском ножен застряло в пасти твари. В точности, как наконечник стрелы с зазубренным острием в ране или как рыболовный крюк в жабрах мелкого пескарика. Серебро, конечно, встало нечисти поперек горла.

Выплюнуть смертоносный кус упырь не смог. А из глотки уже вовсю сочилась желтоватая пена и черная кровь. Кровосос больше не хрипел. Шипел только, сухо и часто кашлял, утробно стонал.

Пытался разорвать непослушными переломанными руками собственную пасть и горло.

И медленно оседал на пол.

А битва продолжается. Ножны с обломанным и расщепленным концом, со следами упыриных зубов на дереве, сыромятной коже и металле, снова помогают мечу.

Удар, укол.

Укол, удар.

Клинок, ножны.

Ножны, клинок.

Рубануть, ударить, ткнуть. И снова…

Удар, удар, удар, удар.

Рубящий, дробящий, раздирающий бледную кожу, сшибающий с ног.

И…

Ответный удар упыринной лапы.

Более удачный, чем все предыдущие. Пришедшийся по оружию в левой руке Всеволода. Которое, на самом деле оружием и не было вовсе.

Пучок когтей-ножей с маху обрушился на плоскую поверхность ножен. Не побоявшись жгучего серебра, какая-то ловкая тварь изо всех своих упыриных сил хлестнула гибкой рукой, как плетью с увесистым свинцовым шлепком на конце, как разбойничьим кистенем с шипастой гирькой.

И – разбила. Перебила потрескавшиеся, погрызенные ножны. Футляр для меча, заменявший все это время Всеволоду меч развалился на куски. Щепа, кожа и посеребренные полосы обивки полетели в стороны. Что-то застряло, наколотое на загнутые когти. В кулаке Всеволода осталось одно лишь бесполезное ременное плетенье.

Отдернуть руку упырь не успел. Всеволод с маху захлестнул ее размотавшимся ремнем, резко подтянул к себе, достал мечом, срубил нелюдскую ладонь. А следом снес нечисти полчерепа. Открыл, будто крышку от горшка.

Он все же прорубил в плотных рядах изрядную просеку. Оторвавшись от отставших Томаса и Бранко, Всеволод пробился к Федору, неподвижно лежавшему в кровавой луже.

Нет, конечно, ничем уже не помочь верному десятнику. Мертв Федор! Не испит, но мертв, как камень. Шея разворочена. Голова свернута на спину.

Зато его меч…

Не прекращая боя, Всеволод подцепил носком сапога клинок погибшего десятника, подбросил в воздух, подхватил… Ну, вот и снова у него по мечу в каждой руке!

Эх, размахнись рука, раззудись плечо!

Сквозь безумное исступление боя едва пробивался холодных голос рассудка. И голос этот упрямо твердил одно и то же: все, конец, не устоять больше, не отбиться… Но подхлестнутая отчаянием боевая ярость только нарастала.

Три опытных ратника, противостоявших темным тварям – обоерукий русский воин, однорукий тевтон и волох с двумя здоровыми руками и одной саблей – могли еще некоторое время драться, под потолок забивая подземные галереи изрубленными белесыми телами. Но это ненадолго.

А значит, перед смертью надо хотя бы успеть посечь побольше проклятой нечисти! Чтобы хоть как-то оправдать свою собственную бессмысленную гибель.