Текст книги "Собиратели голов"

Глава 12

Как явствовало из рассказа Корня, тенденция к объединению дикарей наметилась задолго до нападения федеральных хэдов на Ставродар. По крайней мере, вожаки некоторых кланов вели такие переговоры уже давно, не особенно, правда, их афишируя. То, что произошло с городом, лишь ускорило неизбежное.

Рассеянные, запуганные, зачастую враждующие между собой кланы диких начали сливаться друг с другом и вырабатывать единую стратегию борьбы против хэдов.

Прежняя политика «каждый сам за себя» худо-бедно оправдывалась, когда за тресами охотились небольшие и разрозненные отряды пятнистых. Тогда, разбегаясь врассыпную, еще был шанс спастись. Когда же за решение проблемы иссякающего трес-трафика взялась единая государственная (а если быть точнее – столичная) хэдхантерской корпорация, ситуация изменилась.

Федералы действовали по-новому. Сначала разместили в Ставродаре крупную базу охотников за людьми. А потом началось… Несогласованные, бестолковые метания по лицензированным маршрутам конкурирующих коммерческих хэдхантерских групп, стремившихся урвать побольше живого товара, остались в прошлом. Их сменили планомерные, хорошо продуманные и организованные, тщательно, с математической точностью выверенные рейды и облавы. Тотальная зачистка диких земель была теперь делом времени.

Стало ясно, что в одиночку уже не выжить никому. Недалекие вожди, ратовавшие только за безопасность своего клана, не удержали власть. На смену им пришли новые вожаки – молодые, дерзкие, уставшие жить в постоянном страхе, жаждавшие не спасения любой ценой, а изменения мира вокруг себя. Готовые не бежать, а драться за перемены. Драться вместе. До смерти. Или, если повезет меньше – до ошейника треса.

– От которого, впрочем, при желании всегда можно избавиться через ту же смерть, – заметил Корень. – Если очень захотеть.

Борис слушал его, и в очередной раз поражался человеческому долготерпению. Удивительная получалась ситуация: чтобы объединить людей и сподвигнуть их на настоящую борьбу, потребовалось легализовать в стране завуалированное рабство, узаконить охоту на человека и отловить почти всех, чтобы до оставшихся, наконец, дошло…

Но, видимо, где-то что-то лопнуло. Капнула последняя капля. Упала на чаши невидимых весов последняя песчинка. Хрупкое равновесие нарушилось.

Зерно ярости попало в благодатную почву отчаяния и сразу же дало всходы. Процесс пошел с удивительной скоростью. Как, впрочем, бывает всегда, когда люди подсознательно уже готовы к переменам. Забыв о междоусобицах, похерив привычную пассивность, положив на осторожность, кланы объединились. Появился Союз – разбросанная по необъятным диким землям, но при этом спаянная железной дисциплиной организация, имевшая единую цель и единую армию. Союз стал реальной силой. Сила притянула к себе сомневающихся и смяла противящихся.

Жалкие остатки дикарей, так и не признавших власти Союза или страшившихся новой структуры больше, чем хэдхантерских тресовозок, отступили в буферку. Но вскоре вслед за ними в сторону Ставродара двинулись егеря – небольшие мобильные группы Союза. Бывшие беглецы и жертвы сами стали охотниками.

Конечно, отряды плоховооруженных голодных оборванцев не шли ни в какое сравнение с мощью столичной хэдхантерской машины. Но в разгорающейся партизанской войне неравенство сил сглаживалось отчаянием и ненавистью обреченных дикарей и растущим замешательством в рядах хэдов. Такого отпора пятнистые не ожидали.

Засады, диверсии, дерзкие нападения, внезапные обстрелы, исчезающие патрули и часовые… Тот, кто до сих пор прятался, спасался бегством и сопротивлялся, только будучи загнанным в угол, начал сам терроризировать хэдов.

В этой странной войне захватить диких живыми удавалось крайне редко. При угрозе пленения члены Союза либо сами кончали жизнь самоубийством, чтобы не становиться тресами, либо им в этом помогали соратники. Что в принципе лишало смысла охотничье-боевые операции хэдхантеров.

Добычи у хэдов становилось меньше. Зато жертв – больше. К естественному страху смерти прибавлялись вполне обоснованные опасения не набрать нужного количество групповых трес-баллов. Как сообщали диким пленные, хэдхантерские генералы, не выполнявшие норму по отлову живого товара, вынуждены были продавать в трес-рабство целые подразделения своих неудачников-подчиненных.

Среди пятнистых, контролировавших Ставродар и его окрестности, воцарились уныние и подавленность. Хэдхантерская армия испытывала все признаки деморализации. Участились случаи дезертирства. Бывшие хэды, скрывая свое прошлое, примыкали к диким. Впрочем, когда дезертирство начало принимать массовый характер, этой неприятности нашли эффективное противодействие.

Пятнистых стали метить татуировками. С помощью специально запрограммированных тату-машин на лицо, а также на открытые участки головы и шеи наносился сложный рисунок в виде косых крестов, стилизованных под букву «Х». Хэдхантер не смог бы избавиться от этих меток, как в свое время Наташка избавилась от тату-клейма треса на своей груди. Всю кожу с головы бритвой не срежешь…

Дикие сразу окрестили хэдхантерский крест на свой лад. Нецензурным словом из трех букв. Однако сами хэды относились к этому знаку иначе.

– Со слов пленных мы знаем, что процедура татуирования проходит в торжественной обстановке, – пояснил Корень. – Все обставляется как посвящение, этакая инициация, окончательный и бесповоротный прием в хэдхантерское братство. Кресты на роже преподносятся, как знак отличия, которым его обладатели будут гордиться всю оставшуюся жизнь. Но, по большому счетов, хэдов просто клеймят так же, как тресов. Формально оставаясь свободными, они уже никуда не могут деться от исполнения контрактных обязательств.

Борис подумал, что обмануть салагу, мечтающего любой ценой заполучить хорошооплачиваемую работу хэдхантера, которая к тому же дает уверенность в будущем и гарантировано бережет от трес-рабства, совсем нетрудно. Он сам через это прошел. К счастью, тогда обходились без татуажа. А сейчас…

Сейчас попасть с хэдхантерской меткой на морде в плен к диким означало верную и мучительную смерть. Дезертирство прекратилось. Но добычи у хэдов больше не стало.

– Теперь наша задача – сократить число желающих подставлять свою голову под иглу автотатуировщика, – продолжал Корень. – Хэдхантер – престижная профессия. А нужно сделать так, чтобы ею не гордились, а боялись ее. Нужно, чтобы из трех пятнистых, отправившихся в дальний рейд, возвращалось не более одного, а из двух – не возвращался никто. Охотничьи рейды должны стать адом для хэдов.

Борис подумал о том, что ада без че р тей не бывает. Тот, кто устраивает ад другим, сам неизбежно пачкается в сажу и пропитывается запахом серы.

– А жизнь пятнистых между рейдами мы должны превратить в кошмар, – закончил Корень.

– Резать хэдам головы и развешивать их тела у дорог – это тоже часть тактики устрашения? – спросила Наташка.

– Да, – кивнул Корень. – Вначале мы просто вешали трупы, а когда хэдхантерам начали ставить метки… В общем, их головам нашлось применение.

– Какое? – наморщила лоб Наташка. – Что такого в этих головах. Почему вы с ними так носитесь?

Корень улыбнулся:

– Голова с хэдхантерскими крестами – универсальное платежное средство Союза.

– Чего? – вытаращил глаза Борис. Эва как дикарь загнул!

– «Ушастая валюта» – так мы его называем.

Судя по словам Корня, в дикарском Союзе действовало некое подобие экономического устройства, основой которого с недавних пор стали сушенные головы хэдхантеров. Расчет велся просто. Одна голова, к примеру, обеспечивала дополнительный полумесячный паек за счет Союза.

– Союз пытается, конечно, по мере возможностей прокормить всех своих членов, – пояснил Корень. – Но сами понимаете, что значит распределительная система. Рядовому бойцу и даже старшому егерской группы мало что достается. Зато «ушастая валюта» позволяет добывшему ее охотнику урвать из общих запасов свой кусок хлеба и даже намазать на него немного масла.

Как следовало из дальнейшего рассказа старшого, хэдхантерские головы давали право не только на дополнительную кормежку. За пару голов можно было пользоваться любой свободной женщиной Союза, а с небольшой доплатой (еще плюс одна голова) – взять понравившуюся подругу в жены и уже не делить ее с другими удачливыми охотниками. Хотя «валютный» курс был «плавающим»: в зависимости от количества пищи в общаке, свободных женщин в пределах досягаемости и добытых голов он мог меняться.

– А если эту… «ушастую валюту» приносит женщина? – поинтересовалась у Корня Наташка.

– Обычно она меняет ее на харчи, – ответил Корень и улыбнулся. – Не волнуйся, если возникнет такая потребность, у симпотяги вроде тебя, проблем с мужиками не будет.

Последнее замечание не понравилось Борису, но старшой продолжил свой рассказ, и Борис цепляться к словам не стал. Он молча слушал дальше.

За три хэдхантерские головы можно было приобрести ствол и разжиться противогазом. Впрочем, тот, кто умудрялся добыть «трешку», сам обычно предлагал на обмен и продажу трофейное оружие, снаряжение и боеприпасы.

Пять голов даже пришлому чужаку без клана, роду и племени гарантировали полноправное членство в Союзе и привилегированный доступ к общаку. «Пятера» была своеобразным аналогом гринкард, обеспечивавшей любому бродяге гражданство в преуспевающем дикарском обществе. Разумеется, если голова обладателя «пятеры» не была украшена хэдхантерской татуировкой. В противном случае она сама быстро стала бы «ушастой валютой».

Насколько понял Борис, Союз представлял собой еще более убойную смесь, чем рабовладельческий капитализм, зиждущийся на трес-трафике. Это был поистине гремучий коктейль первобытного коммунизма, милитаризированного социализма и дикого… дичайшего капитализма, в котором роль капитала выполняли не рабы-тресы, а головы охотников за рабами.

Разумеется, печатного станка, штампующего заветную «ушастую валюту», у дикарей не было. И тут уж никак не схитрить. Хэдхантерское татуировку не подделаешь в полевых условиях и без специальной техники. Руководство хэдхантерской корпорации само позаботилось о том, чтобы избавить зарождающуюся товарно-денежную систему диких от опасности «фальшивомонетчества».

Пополнять личные «кошельки» и «валютные запасы» Союза можно было только одним способом. Выходить на охоту. Раз за разом. Снова и снова. Мотивация к этому была не просто сильная. Зверская.

Хэдхантеры стали хэдами в самом прямом смысле. Слово это обрело новый, зловещий оттенок. Пятнистые в глазах диких егерей были уже не людьми и даже не врагами, а ходячими головами, которые можно и должно было добыть и обменять на еду, оружие, удовольствия… Раньше хэды считали узников тресовозок по головам: «Сколько настреляли?» «А столько-то и столько голов». Теперь счет татуированным хэдхантерским головам вели другие.

Все перевернулось вверх ногами, все усложнилось. Роли поменялись. Или нет, не совсем так. Просто охота теперь была не односторонней. Теперь шла хитрая, изощренная взаимная охота. Охотники гонялись за добычей, добыча охотилась на охотников.

Неуловимые мобильные егерские группы рыскали вдоль границ буферки, выходили к Хуторам и даже к пригородам Ставродара. И рано или поздно находили своих жертв.

Дележка шла просто. Кто кого убил, тот на то и мог претендовать.

– За несправедливое распределение добычи со старшого группы – особый спрос, – объяснил Корень. – Конечно, если найдутся свидетели и если злоупотребление будет доказано.

В Союзе, как выяснилось, использовалась жесткая система штрафов. За провинности строго наказывались и рядовые бойцы и руководители групп. За легкие проступки можно было потерять от одной до трех хэдхантерских голов. За тяжелые – лишиться собственной головы.

– Кстати, чтобы вы были в курсе: любое нарушение приказа и неповиновение старшому во время охоты расценивается как тяжкий проступок, – предупредил Корень.

И продолжил рассказ…

Все добытые головы пятнистых свежевались, снятая кожа вываривалась, высушивалась, набивалась песком или мелкой галькой. На территорию, контролируемую Союзом, егерские группы, как правило, возвращались с «ушастой валютой», уже готовой к использованию. Половина хэдхантерских голов шла в союзный «общак». Остальные становились собственностью егерей. Точно так же делились и прочие трофеи: оружие, снаряжение, боеприпасы. Если охотник погибал, его добыча уходила в «закрома» Союза.

Слушая Корня, Борис поражался, насколько сильно все это напоминает хэдхантерскую систему личных и групповых трес-баллов, через которую он сам прошел не так давно. Дикие избрали простой и эффективный путь противодействия пятнистой угрозе. Они начали использовать против хэдов их же методы.

Хэдхантеры объединились в мощную корпорацию – и дикие создали свой Союз. Хэдхантеры охотились на рабов-тресов – и дикие, отказавшись от пассивного отступления, развернули массовую охоту на охотников. Хэдхантеры поощряли отличившихся ловцов трес-баллами – и дикие ввели мощный стимул в виде «ушастой валюты». Наконец, и у тех, и у других действовала своя система штрафов.

– И кому такое в голову могло прийти! – пробормотала Наташка.

Борису покосился на чернявую. Показалось, или в ее словах, действительно, прозвучало нечто похожее на восхищение? Что ж, тут, наверное, было чем восхищаться.

Корень хмыкнул:

– Уловила суть, да, Натаха? Нам здорово повезло. Во главе Союза стоит великий человек. Наверное, раньше Союз не возник только потому, что не было вожака, способного вдохнуть в него жизнь. Но когда прижало по-настоящему, вожак отыскался.

– И кто он такой? – заинтересовалась девушка.

Корень на миг смутился:

– Честно говоря, я его не разу не видел. Я ведь только старшой мобильной группы. Одной из многих. Когда создавался Союз, все базары Дед перетирал.

– Дед? – переспросил Борис.

– Наш бывший бугор. Пахан. Вожак клана. Натаха его знает.

Чернявая кивнула. Видать, правда, знает.

– Он и сейчас поддерживает связь с Ваном, – закончил Корень.

– С кем, с кем? – не понял Борис. – С Иваном?

– С Ваном. С главой Союза. Его так зовут – Ван.

– Странное имя. Он что, китаец?

Корень пожал плечами:

– Может быть. Я не в курсе, а Дед не особо распространяется на эту тему.

Что ж, в конце концов, это и не важно. Национальная принадлежность сейчас мало кого волнует. А китайцев до кризисов расплодилось по всему миру – мама не горюй. Мигранты легальные и нелегальные. Всякое тогда было. Неудивительно, что эти ребята могли затесаться и среди диких.

– Кстати, «ван» по-китайски значит «князь», – заметила Наташка.

Борис усмехнулся. Какие познания, однако, кроются в милой чернявой головке!

– Новый князь нового мира, – задумчиво проговорила она.

На поясе Корня пискнула и захрипела рация. Передовой дозор доложил, что вышел к Хутору и ничего подозрительного не наблюдает.

– Скоро будем на месте, – посерьезнел старшой группы.

Марш-бросок завершался. Ликбез тоже, надо полагать, закончился.

Война-охота продолжалась…

Часть вторая

Глава 13

Борис лежал под пластом свежесрезанного дерна, сжимая в руках древко трофейного копья. Наверное, все-таки с арбалетом или луком в засаде чувствуешь себя увереннее. Но увы… Ни того, ни другого у него не было. Да и обращаться с этим оружием еще нужно уметь. Борис таким умением похвастать не мог.

Вот если бы ствол нормальный раздобыть. Да чтоб боеприпасы к нему… Ага, помечтай! У старшого и то в калаше только три боевых патрона. И пустой подствольник.

Да уж, три патрона на всю егерскую группу! Курам на смех! А что делать? С боеприпасами, судя по словам Корня, у диких больша-а-ая напряженка.

Борис чуть шевельнулся под тяжелым одеялом из травы и влажной земли. Не-а, не обернуться, не посмотреть назад. Никак. Ни назад, ни вбок. Только узкая щель впереди, прикрытая пучком травы. Вот в нее и пялься…

– Берест, хватит ерзать! – донесся сзади строгий окрик Корня. – Опять маскировку собьешь. Запарились уже поправлять!

Сам Корень и двое его арбалетчиков прятались за разрушенной Хуторской оградой. У них, в случае чего, есть хоть какой-то шанс затеряться во дворах. Если, конечно, успеют добежать от внешнего ограждения до центра Хутора. У рукопашников же, залегших на открытом месте перед оградой, не будет никакой надежды, если что-то пойдет не так. Им светит или смерть, или – что более вероятно – трес-рабство. Хэдхантеры, говорят, сейчас убивают реже, чем раньше. Не из-за пробудившейся внезапно гуманности, конечно – из банальной меркантильности. Трес стоит дорого. Труп не стоит ничего.

Лежать под толстыми пластами чернозема было неудобно. Чувствуешь себя, как покойник в могиле. Тонкие коричневые и белесые корешки щекочут лицо. Мелкие земляные комочки проникают под одежду. Чешется голова. Пахнет глиной, грязью и пылью.

Но надо лежать под травяным одеялом без движения. Лежать и терпеливо ждать.

Высланный вперед дозор доложил о патруле. Одинокий хэдхантерский броневик направлялся в их сторону и мог появиться в любую минуту. Через неприметную снаружи щель между надрезанным грунтом и козырьком дерна, Борис смотрел перед собой.

Чистое поле. Старая трасса, тянущаяся от Ставродара к Хутору. У трассы – двое. Расстояние приличное. Не разглядеть кто. Но Борис знает. Наташка это. И Гарик.

Приманка…

Когда Борис узнал о планах Корня устроить ловлю на живца и использовать в качестве наживки Наташку, первым побуждением было прибить, на хрен, старшого группы. Он еле совладал с собой, вовремя вспомнив, чем чревато неповиновение во время охоты. И вот, пожалуйста…

Двое у дороги. Стоят. Ждут.

А вот напряглись. Вглядываются куда-то. Куда – отсюда не видно. Кажется, что-то заметили?

Заметить они могли только одно. Патруль.

– Ну-ка, всем умереть! Живо! – послышалось сзади.

Снова голос Корня… Борис нервно улыбнулся. «Умереть живо» – та еще команда. Впрочем, сейчас не до шуточек.

– Не шевелиться!

Хэдхантерских касок с шлемофонами в группе не было, рация – только у старшого и у дозорных, так что Корню приходилось сейчас орать из-за разваленной ограды. Пока еще кричать можно. Хэды пока не услышат. А вот шевелиться, действительно, уже не стоит: оптика у пятнистых мощная. Могут засечь любое подозрительное движение.

Так, началось…

Два человека у трассы резко сорвались с места.

Побежали. Гарик сейчас был без камуфляжа, в яркой красной майке. Неприкрытая рыжая шевелюра тоже издали бросалась в глаза. Да и Наташку трудно не заметить.

Бегут быстро. Часто оглядываются.

Похожи на молодую пару, с голодухи влезшей в пригородные Хутора и «случайно» нарвавшуюся на патруль. Такое бывает…

Ради двух человек хэды вряд ли станут вызывать из города вертушку или наземную подмогу. У патруля достаточно сил, чтобы самостоятельно справиться с перепуганной парочкой.

Ага, вот и они, голубчики…

Клюнули!

По трассе, со стороны города, мчится маленький приземистый броневичок-разведчик.

Беглецы бегут к Хутору, где ждет засада. Оба хорошо играют свою роль. Очень убедительно изображают панику. Впрочем, не только в игре тут дело. Не столько даже в ней. По сути, и нет никакой игры. И Наташка, и Гарик хорошо знают, что их ждет, если они не успеют добраться до Хуторской ограды.

И Наташка, и Гарик несутся со всех ног. Но это ничего не значит: патрульные броневики ездят быстрее.

Что за хрень?! Борис прикусил губу. Гарик споткнулся, упал. Наташка остановилась, помогла подняться. Специально разыграно? Нет? Ох, не переигрывали бы вы, ребята. Не задерживались бы понапрасну, не теряли бы драгоценных минут.

Патрульный бронемобиль уверенно сокращал дистанцию.

«Ну же! Ну…» – мысленно торопил Борис. До Гарика ему, по большому счету, дела не было. А вот за черноволосую девчонку он переживал как за себя.

Девушка-приманка – стопроцентная гарантия, что хэды бросятся в погоню. Они и бросились. Молодые рабыни высоко ценятся на трес-рынке. Но если эти двое не успеют добежать до Хутора, приманка станет добычей.

Борис хотел пойти в приманку с Наташкой вместо Гарика. Старшой запретил. Гарик был лучшим бегуном в группе. Наташка была единственной девчонкой среди них. «А ты, Берест, хорошо дерешься. В засаде от тебя будет больше проку», – сказал Корень.

Вопрос был решен. Борис уже уяснил, что на охотничьих вылазках слово старшого – закон. Не подчинишься – пустят в расход. Особенно если ты еще не полноправный член Союза, а так, сбоку-припеку у егерской группы. Дикие – не хэды. Им людей в рабство на трес-биржах не продавать. Они используют людей на благо Союза, руководствуясь старым добрым принципом: от каждого – по способностям. Владеешь луком или арбалетом – будешь стрелком. Хорошо бегаешь – иди в приманку. Умеешь драться – сиди в засаде простым рукопашником. Сиди и не рыпайся. А начинаешь качать права и ломать заведенный порядок – умри. Не мешай группе делать дело. Это Корень уже успел объяснить. Популярно так и доходчиво.

Гарик вырвался вперед. Теперь бежит не оглядываясь. Оторвался от Наташки. Бросил! Оставил! Если что – уже не поможет. Вот ублюдок! Но бегает, гад, действительно, быстро. Красная майка лидера, мать твою!

Чернявая сильно, очень сильно отставала.

Последний рывок до спасительной Хуторской стены! Тут уж каждый сам за себя.

Борис хорошо знал тактику хэдов. Скорее всего, патрульные устроят сафари – охоту с брони. Так и есть! Из люков лезут пятнистые фигуры. Одна, две, три… Негусто. Но больше сейчас и не нужно.

Броневик быстро приближался. Вот когда пригодилась маскировка, на которую потрачено уйма времени. Борис вспомнил придирчивость старшого и неторопливую аккуратность стрелков, заживо хоронивших соратников-рукопашников в неглубоких окопках-могилках, вынесенных за Хуторскую ограду и тщательно обложенных свежесрезанным дерном.

Патрульный бронемобиль прыгал по кочкам за спиной Наташки. Амортизаторы не могли полностью погасить толчки, и пятнистые пока не стреляли. Хэды не хотели понапрасну тратить боеприпасы. Но они не могли и не понимать также, что в Хуторе охота за двуногой дичью усложниться.

Бронемобиль почти нагнал Наташку. Хэды подняли автоматы с подствольными ампулометами. Начать решили с отставшей беглянки.

Стрельбы Борис не услышал: пневматические подствольники производят мало шума.

Чуть заметно дернулся калаш в руках одного хэда.

Мимо.

В руках другого…

Опять – «молоко».

Наташка метнулась в сторону, и…

В руках третьего…

И словно наткнулась на проволоку, натянутую над землей. Упала, перекатилась через спину. Замерла в траве – скрюченная, с поджатыми коленями и согнутыми в локтях руками, скованная параличом.

Поза зародыша. Поза боксера.

Борис видел такое не раз. Мгновенное действие хэдхантерского парализатора надолго превращает человека в тугой комок напряженных мышц и жуткой боли.

Суки! Борису пришлось подавлять желание вскочить и броситься со своим копьецом на броневик и автоматчиков. Нельзя. Рано. Пока еще рано.

Хэдхантерская машина не остановилась и не сбавила ход. Зачем? Подстреленную добычу можно подобрать и позже, а пока… Пока машина гналась за Гариком. Хэды на броне что-то кричали. И, кажется, снова стреляли.

Но на этот раз шприц-ампулы пролетели мимо. Гарик оказался более удачливым.

Он успел.

По скрытым от глаза и подпертыми снизу дощатым мосткам парень перебежал через небольшой, но довольно широкий и глубокий ровик перед проломом в Хуторской стене. Ров был вырыт за одну ночь и хорошо замаскирован. Вынутая из него земля лежала по ту сторону ограды, так что с этой стороны ничего и не заподозришь. Сверху ров, как и засадные лежбища рукопашников прикрывали куски дерна наложенные на решетку из прочных ветвей. Узкий проход-мостик обозначали неприметные прутики.

Нужно было знать, где и как пробежать, чтобы не провалиться. Гарик знал. И Наташка тоже знала. Хэды не знали.

По сути, это была старая добрая «волчья яма». Когда-то с их помощью охотились наши далекие предки. Причем, охотились не только на волков, но и на зверюг покрупнее. Теперь же, когда время повернулось вспять, и охоту устраивали дикари нового века, жертвами ее становились хэдхантерские бронированные мамонты на колесах.

Собственно, у водителя броневика не было выбора. Вроде бы разбросанные в беспорядке, а на самом деле – продуманно разложенные куски бетона и груды кирпичей из разбитой ограды препятствовали движению машины. Самый легкий и простой путь к пролому в хуторской Стене лежал через замаскированный ров, по которому только что пробежал Гарик.

Бронемобиль пронесся в каких-то паре метров от Бориса. Наложенные сверху куски дерна чуть сползли. Но даже если под зеленым холмиком и обнажилась часть его спины, это уже не имело значения. Скорость и азарт погони были слишком велики. Хэды ничего не заметили.

Не успели заметить.

Броневик на полном ходу влетал в приготовленную для него ловушку. Замаскированные доски и настил из ветвей, поддерживавших слой дерна, с хрустом подломились под колесами.

Миг – и машина утонула в земле.