Текст книги "Император 2025. Изначальные. Книга первая"

Глава 6. Яна

1.

Посол, понравился с первого взгляда. Высокий. Широкоплечий. Его темно-русые волосы были подстрижены ежиком. Иронично смотрящие глубокие глаза как будто знали, кто здесь кто, и говорили мне: «Не переживай, все будет хорошо».

Я вручил ему пакет. Он коротко поговорил с мистером Фредериком и подошедшим к ним мистером Моррисом. Фредерик о чем-то спорил и размахивал руками, а посол спокойно что-то объяснял. К нам с Яньлинь подошел парень лет двадцати, коренастый, рыжий, с улыбкой в сорок пять зубов, и сказал, что мы гости посольства США, а он закреплен за нами как гид и водитель.

Он был готов отвезти нас в гостиницу. Объяснил, что она совсем близко. А вечером будет торжественный ужин в честь счастливого освобождения граждан США из плена негодяев-моджахедов. Парень, конечно, забыл, что США этих моджахедов и обучили, и вооружили в те времена, когда СССР воевал на территории Афганистана. Это вам смог бы рассказать даже пятилетний мальчишка в нашем гарнизоне, но я не стал портить ему настроение, уж больно искренне он улыбался, и даже разрешил ему взять один рюкзак. Сумку взяла Яньлинь, а я все остальное. Мистер Фредерик помахал нам рукой и что-то сказал, но я не расслышал. Яньлинь проговорила, идя позади меня:

– Он сказал, что вечером увидимся.

«Ничего себе… Она по губам прочитала или слух такой тонкий?» – не успел подумать я.

– По губам прочитала, – как будто читая мои мысли, проговорила она.

Гостиница оказалась на самом деле совсем близко. Выехали из посольского комплекса. Проехали пятьсот метров, завернули за угол и подъехали к большому серому зданию в английском колониальном стиле. Не подходя к стальным, с кожаными вставками стойкам ресепшн с мужчинами в белых кителях, как у морских офицеров, мы прошли к лифтам. Мне было любопытно до безумия, но пришлось сохранять важное лицо и идти за провожатым. Лифт открылся, и нам заулыбался парень в такой же одежде морского офицера.

– Вам какой этаж, дама и господа? – спросил он на английском с картавым акцентом.

– Восьмой этаж, пожалуйста, – ответил наш провожатый.

Лифт бесшумно скользнул вверх и через несколько секунд пиликнул, раскрывая двери. Я поймал себя на мысли, что первый раз в жизни еду на лифте.

– Восьмой этаж, – возвестил парень.

Мы вышли. Большой холл, толстые ковры, мягкие диваны. Отделанные мраморными плитами стены. Какие-то растения в каменных кадушках. В коридоре веяло шиком и комфортом, который я видел только по телевизору. Наш провожатый открыл одну из дверей и рядом – вторую.

– Ваши номера восемьсот два и восемьсот три. Они совмещены через бассейн. Отдыхайте. К восемнадцати я заеду за вами. Развернувшись, он собрался идти к лифту.

– Одну секунду, – задержала его Яньлинь. – Какой дресс-код на ужине у посла?

– Ой, а я и не знаю, – смешался наш провожатый, виновато и искренне улыбнувшись, и этим еще больше расположил меня к себе. – Но я обязательно узнаю и позвоню вам в номер, – обратился он уже ко мне.

– Не нужно беспокоить Растислава, – заявила Яньлинь. – Звоните мне. Я жду звонка от вас. И узнайте план вечернего мероприятия, пожалуйста.

Вот так. Четко. Ясно. Откуда эта тоненькая, хрупкая пятнадцатилетняя девушка знает о таких вещах? Я бы поперся на ужин в том, в чем был сейчас, и в жизни бы не подумал о каких-то правилах в одежде. Да ладно. Потом спрошу.

С умным видом молча кивнул и потащил свой рюкзак с сумкой в номер. Закрыл дверь. Поднял взгляд и обалдел. Холл номера был как наша трехкомнатная квартира в гарнизоне. В центре лежал ковер с длинным ворсом, абсолютно белый. Диваны, шкафчики были со вставками какого-то камня, желто-янтарного цвета, громадная люстра под потолком из хрусталя, две статуи из мрамора держали в руках подносы, а на них лежали настоящие свежие фрукты.

Я прошел дальше и зашел в ванную комнату. Там, кроме самой ванной, огромной, как бассейн, были приспособления в виде бочки и большой овальной стеклянной кабинки. Унитазов было два. Правда, только один унитаз был как обычный унитаз, а второй – без крышки. «Забыли, наверное, крышку поставить или бракованный», – удивился я.

Спальня, кабинет, гостиная. Большой телевизор с видеомагнитофоном по размеру был как четыре наших «Электрона». Толкнул еще одну дверь. Не открывается. Повернул защелку – открылась. Зал был как половина спортзала у нас в школе, практически все пространство занимал бассейн с голубой водой и подсветкой. Круто-о-о-о! Внутри – каменная глыба, с которой падал каскадом большой водопад и несколько водопадиков поменьше. В этот момент дверь напротив, с обратной стороны бассейна, открылась, и в ней появилась Яньлинь.

– Хороший номер у меня, – задумчиво сказала она. – У тебя, видимо, такой же.

Она обошла вокруг бассейна и прошла мимо меня в мой номер.

– Да. Такой же, но цветовая гамма другая. Но жить мы будем в моем.

– Эй. Я чего-то не понял. Ты это о чем? Почему я должен жить в твоем номере?

– Потому что это безопасно, – просто ответила она. – А еще мои окна выходят на старый город, и снайперам выбрать позицию будет сложно, а окна твоего номера смотрят на высотные здания, и позиции там – просто загляденье. Перетаскивай вещи, а я пока пойду, помоюсь быстренько. Потом ты сходишь в ванную. Только закрой шторы и включи там везде свет у настенных светильников, люстры не включай.

Я не стал спорить. Она была права, если рассматривать ситуацию с точки зрения моей безопасности, только вот почему меня нужно защищать? Откуда кто-то может знать о том, что я именно тот, кого ждали дедушки-учителя? «Ладно. Пойду, на самом деле, сделаю, как сказала Яньлинь, а потом подумаю», – решил я.

Прошелся по всем комнатам, закрыл и поставил контрольные метки на все окна и балконные двери. Входную дверь снизу заклинил, вбив четыре клинышка в небольшую щель между дверью и порогом. Все занавески и тяжелые шторы закрыл. Свет включил у торшеров и настенных бра. Забрал свои вещи и пошел в номер Яньлинь. Дверь из моего номера в бассейн закрыл на щеколду со стороны бассейна и заблокировал стулом. В этом номере мебель была светлее, с бледно-розовыми вставками. Я вошел в гостиную, бросил вещи и, завалившись в кресло, глубоко вздохнул.

Действительно, Яньлинь была права. Утечек информации могло быть масса, и если знать, что искать, то все прямые и косвенные факты сходились на мне. «Нужно быть наготове, а понадобится это или нет – будем смотреть, – думал я, одновременно прикидывая, как включается телевизор. – И что так долго делает в ванной Яньлинь? Уснула она там, что ли?»

Решил постучаться и спросить, все ли у нее в порядке, встал из снотворного кресла и снова ошалел. Да что ж сегодня за день такой? Или это у меня уже миражи с видениями? Нет, конечно, Яньлинь мне нравится, и даже очень. Но… Чтобы она мне привиделась голой, на коленях, с какой-то белой шелковой тряпкой-рушником? Это уже перебор.

Я моргнул. Еще раз моргнул. Не пропадает. Смотрит на меня. Даже не моргает. «А грудь у нее очень даже красивая», – пронеслось в голове, но от смущения не задержалось. Я у своей родной сестры тоже видел. Тоже, конечно, ничего. Но у Ирки все было другое, а у видения Яньлинь – особое.

«Видимо, я сплю. Вот кресло, зараза. Усыпило все-таки!» Со всей мочи ущипнул себя за руку. Уй, бли-и-ин! То, что я не сплю, понял не из-за боли. Я увидел, как с сарказмом блеснули глаза у Яньлинь. Блеснули и снова стали серьезными. Она заговорила. На русском. Ни разу не слышал, чтобы она даже пыталась говорить по-русски. Монотонно и немного нараспев:

– Подойди, Воин. Сядь напротив меня на колени…

Я подошел, сел и посмотрел ей в глаза: они блестели, излучая тепло и покой.

– Прими мою добровольную и вечную клятву, Воин.

Я молчал, и она молчала. Что-то мне подсказывало, что я должен ей ответить. В голове как будто высветились письмена. Почему-то на санскрите. Символы ясны, а сложить их не могу. Отвечаю, но голос звучит словно и не мой:

– Готов принять твою добровольную и вечную клятву, жрица.

– Я, жрица храма священного леса Ласточек, отрекаюсь перед богами от храма Жизни. Добровольно и навечно даю клятву тебе, Воин. Примешь ли ты мою добровольную и вечную клятву? – пропела Яньлинь.

В голове зазвенел колокольчик: «Прими. Прими. Прими!»

– Принимаю твою добровольную и вечную клятву, жрица.

В голове снова звучит, журчит колокольчик.

– Больше я не жрица. Прими мое имя. Яньлинь – Ласточкин Лес.

– Принимаю твою добровольную и вечную клятву, Яньлинь, Ласточкин Лес.

По лицу и телу Яньлинь прошла волна облегчения. Я энергетически почувствовал это. Колокольчик зазвучал радостнее и громче, выводя какую-то незнакомую мелодию.

– Я счастлива. Я счастлива. Я счастлива… Клянусь быть рядом с тобой и в битве, и в змеиной яме. Клянусь защищать тебя от врага, явного и не явного. Клянусь умереть за тебя, не задумываясь ни на миг, по твоему приказу или без него, если так будет угодно богам. Клянусь принадлежать тебе душой, телом и поступками. Клянусь идти за тобой след в след и не сбиться с пути. Клянусь слышать тебя во тьме и в тумане. Клянусь в этом перед богами прошлого, настоящего и будущего.

Колокольчик пропал. А голос Яньлинь снова стал обычным.

– Воин. Прими от меня в дар мой пояс жрицы. Прошу. Сожги его прямо сейчас у меня на глазах, чтобы разорвать мою связь со Священным Лесом.

Я взял у нее из рук шелковый пояс. Подошел к своей сумке, достал зажигалку, которую мне подарил Александр Всеволодович. Осмотрелся и нашел то, что искал. Большое блюдо с фруктами, которое стояло на журнальном столике. Вывалив фрукты на диван, вернулся к Яньлинь. Она так и сидела на коленях. Раньше и не замечал, а тут обратил внимание. Волосяного покрова на теле Яньлинь не было, а ласточки летали по всему телу. Татуировки ласточек были у нее вокруг груди, спускались вереницей, чередуясь – одна-две-одна-две – к животу, обходя вокруг очень красивого пупка, – я никогда не видел такой идеальной и четкой формы. А на плечах ласточки летели ниже.

Усилием воли я оторвал глаза от обнаженной Яньлинь. Гормоны бушевали так, что я думал, меня сейчас разорвет. Сердце стучало как колокол, и я ощущал его даже в животе. Посмотрел в глаза Яньлинь и понял – она ждет. Не просто ждет. Она жаждет этого и боится. Я аккуратно положил пояс, на котором теперь различил вышитых разными по цвету нитками ласточек. Чиркнул зажигалкой. Подождал, когда разгорится ткань, захлопнул крышку. Ткань горела тяжело, медленно. Ласточки как будто шевелились и смещались от огня.

«Ну уж нет, – подумал. – Где тут бар? Должен же быть бар в таком номере». Пооткрывал дверцы у шкафов в гостиной. Нашел. Спирт, конечно, был бы лучше, но ром тоже горит хорошо. Открыл бутылку и плеснул в блюдо. Полыхнуло. Яньлинь вздрагивала и неотрывно смотрела на то, как корежится в блюде пояс с ласточками. То ли от рома, то ли от огня ткань пояса из белой превратилась в розовую, потом алую. Чем больше разгоралось пламя, тем ярче становился цвет. Наконец, прогорел последний кусочек, и на блюде осталась жирная зола. Я поднял блюдо и пошел в ванну. Смыл остатки в раковину, а блюдо смял и положил в урну. Потом выкину.

Вышел из ванной и не застал Яньлинь в гостиной. Дверь в бассейн была открыта, а из нее лился веселый смех и слышались всплески воды.

– Растик! Иди сюда. Раздевайся и ныряй. Вода – отличная.

Я зашел в зал бассейна. Яньлинь кувыркалась в воде. Я разделся до трусов. Ну не готов я их снимать! Хотя, пока я был рабом, а она изображала из себя мальчика Ляна, видела меня во всех вариантах, и все время голышом. Но тогда я был уверен, что смотреть там не на что. А сейчас. Ну в общем, лучше мне как-то задом, задом и в воду, решил я. Только бы она была очень холодной. «Что ж за день такой! Не везет и не везет» – вода оказалась теплой. И Яньлинь тоже была уже рядом, смотрела на меня внимательно. И я уж начал подумывать, как мне лучше утопиться.

– У тебя же никогда не было женщины! – утвердительно проговорила она.

Я мотнул головой и насупился еще больше.

– Мне вообще еще нет пятнадцати лет, какие женщины? А последние два года я был рабом в горах Афганистана, кстати, вместе с одним мальчикам, которого звали Лян, не знаете его случайно? – жестко ответил я, начиная злиться на свои реакции.

– Не злись, Расть. Вообще ты выглядишь точно не на четырнадцать лет. И даже не на пятнадцать. Ну а если серьезно, то сегодня и навсегда у тебя есть девушка и защитница, а еще у тебя есть бывшая жрица храма, где девочек с трех лет учили обращаться с мужчиной. А Ляна я, конечно, помню, и как он постоянно мыл бессознательное тело одного застенчивого воина после тренировок у Сруба и Бо, кстати, во всех местах мыл, – и она так плотоядно улыбнулась, что мне стало снова не по себе.

Что-то зазвенело сразу в нескольких местах. Телефон. Я облегченно выдохнул. И сказал, стараясь не дать голосом петуха:

– Телефон звонит. Это по вечернему плану. Тебе нужно поднять трубку.

Яньлинь, по всей вероятности, такой подставы от меня не ожидала. С трудом вышла из образа и, гордо вскинув голову, прошлепала к ближайшему телефонному аппарату. Я посмотрел ей вслед и не увидел тату из ласточек, которые у нее точно там были – и на лопатках, и на пояснице, и на ягодицах. Они пропали. Так не может быть, но так было.

«Нужно посмотреть спереди», – подумал я, и от одной этой мысли снова раздались бухающие удары сердца во всем теле. «Поплаваю-ка я пока да побыстрее», – и поплыл брасом к дальнему бортику.

В переводе на русский Яньлинь означает «ласточкин лес», то есть вместилище ласточек, их дом. По ее словам – а она вернулась одетой в банный халат – по телефону ей сообщили, что на ужин к послу мы должны прийти в определенной одежде. Я – в брюках, рубашке и легком пиджаке. Допускались шейные платки и легкие туфли. Цветовая гамма – черно-белая. Яньлинь должна была быть одета в вечернее платье.

Вот же досада! Я понятия не имел, как носить этот самый строгий костюм с галстуком, а тем более с платком. Единственной близкой к этому определению была синяя школьная форма и пионерский галстук – в той, прошлой жизни. Я запаниковал.

– Одевайся, – кинула на ходу Яньлинь, а сама, прошуршав халатом, промчалась в спальню.

По движениям и голосу было видно, что она раздосадована. Почему я раньше не замечал ее настроений? А теперь прямо чувствую каждое изменение. Неужели что-то повлияло на наше общение при ритуале клятвы? И почему она, поклявшись служить мне, ведет себя так, как будто это я ее подчиненный? Сейчас выйдет, и я ей все скажу.

2.

Из комнаты вышла Яньлинь. На ней были брюки, майка, рубашка поверх брюк и легкие туфли без каблуков. Черные как смоль волосы собраны в пучок и заколоты длинной иглой. «Похоже на оружие, – подумал я. – И все же, она очень красивая!»

Проходя мимо меня, Яньлинь внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Само собой, метательная игла – стилет. А ты тоже подумай, как вооружиться, так, на всякий случай. – И после паузы приблизилась и легко поцеловала меня в губы. Фух! Ну я же только успокоился – и снова… Я срочно двинул в бассейн, где раздевался.

– Расти, не надевай походные вещи. Я тебе в гостиной положила вещи, которые надо надеть, – послышался голос из спальни.

«Как мама, – пронеслось у меня в голове. – Даже в голосе интонации похожи». Надевать мокрые трусы не хотелось – уже вытерся. Я подумал, что сейчас быстро прошмыгну в гостиную и возьму из сумки все новое. И трусы, и футболку. Так и сделал. Но все произошло так, как всегда в моей жизни… Я влетел в гостиную по направлению к сумке, а между мной, абсолютно голым, и сумкой стоит Яньлинь и легко улыбаясь, держит трусы и футболку. Я затормозил пятками, чтобы не впечататься в нее, и остановился, слава Богу, в метре. Она протянула мне вещи. Подождала, пока я надену трусы и тихо сказала:

– Расть, я не раз уже видела тебя обнаженным. Прекрати так реагировать. То, что ты иногда не можешь совладать с физиологией, меня не смущает. Мне это даже лестно. Спасибо тебе за это. И поверь, это легко решаемо, но только не сейчас – сейчас нам нужно срочно идти искать одежду. Благо далеко идти не нужно. Все магазины есть в гостиничном комплексе.

Я быстро натянул джинсы и футболку, которые достала Яньлинь. На ноги – кроссовки. На пояс перевесил два подсумка с мультититулом, фонариком и телескопической шпагой. Достал и повесил на шею цепь с амулетом – подарком дедушки Бо. «Пусть теперь всегда будет со мной», – решил. Хотел засунуть в карман часы, но уж больно они массивные и тяжелые. Нет, нужно купить что-то попроще. «Здесь же наверняка есть и часовой магазин. „Командирские“, конечно, здесь не купишь, но что-нибудь выберу».

Яньлинь терпеливо ждала, пока я одевался, и задумчиво посматривала на меня своими раскосыми глазами с длиннющими ресницами.

– Красивая она все-таки, очень красивая, – снова засмотрелся я.

Сделав вдох-выдох, прогоняя энергию по всему телу к конечностям, пошел к выходу. Пока Яньлинь закрывала дверь, я оторвал от футболки две недлинные нитки и приладил одну вверху, возле косяка, а вторую – на дверь своего номера. Если кто захочет без нас зайти, обязательно потревожит нитки, и я буду знать, что кто-то приходил в гости. Яньлинь, увидев, что я делаю, кивнула. Мол, правильно делаешь. От ее одобряющего взгляда стало тепло. «Влюбился я, что ли? Или на меня так действует любое женское тело?» – удивленно подумал я.

Мне ведь уже почти пятнадцать. А выгляжу я на все восемнадцать. Два шрама: один над правой бровью от виска, подарок от Красной пещеры, второй – от уха и почти до подбородка – результат показательных выступлений Исмаил-хана, для его внучка Арслана. Мертвых уже. Пока я жил в «Гнезде Черных Аистов» и в пещере, о внешности не задумывался, а попав в гостиницу, полчаса простоял в ванной, рассматривая себя в зеркале. Это был я, но в то же время изменилось все. Во-первых, я вырос. Рост стал где-то 180 сантиметров или около того. Черные волосы торчали ежиком. Шрамы придавали лицу то ли злое, то ли упрямое выражение. Ямочка на подбородке стала глубже, а губы, наоборот, из пухлых превратились в твердые. Карие глаза посветлели. Почему? Не знаю. По всему телу давно уже росли волосы. Усы и борода – почему-то рыжие – делали меня старше. Я еще ни разу не брился, но, разбирая наборы с туалетными принадлежностями, видел там инструменты для бритья. Подумал: «Может, сбрить эту поросль?» Уж больно мне не понравился цвет усов.

– Мы сначала идем по магазинам, – взяв меня под руку, сказала Яньлинь. – А потом в парикмахерскую. Я уже записала нас к парикмахеру и на маникюр с педикюром.

Задавать вопрос, что такое маникюр с педикюром, я не стал. Записала – значит, нужно. Спустились в холл. Справа от стойки с мужиками в белой форме с одной и с другой стороны шли магазины с прозрачными витринами. Первый же оказался магазином часов и аксессуаров. Яньлинь потащила меня туда. Она походила возле витрин, пока я стоял с разинутым ртом, и принесла три коробки.

– Примерь.

Я надел первые – тонкие золотые часы на кожаном коричневом ремешке с часовой и минутной стрелками. Круто. Вторые были в стальном корпусе с тремя головками и разными циферблатами. По кругу шла градусная сетка. Тяжелые. Третьи – прямоугольные, черные, блестящие – из керамики. Тоже вау!

Яньлинь наблюдала за моими попытками скрыть эмоции. Надо сказать, что за прошедший день я нарушил все постулаты, которым меня учил дедушка Бо. Держать лицо у меня получалось не лучше шимпанзе, увидевшего связку бананов. Хотя, наверно, у него бы это получилось лучше. Яньлинь повернулась к продавцу и на арабском сказала:

– Мы купим все три, упакуйте.

И снова пошла к витринам. Уже с ручками, заколками для галстука, запонками. Яньлинь, похоже, ощущала себя как дома. Она что-то обсуждала с продавцом. Рассматривала. Крутила со всех сторон, а потом снова направилась ко мне в сопровождении продавца. На черной бархатной подушке лежали три ручки: две перьевых и шариковая. Одна была в виде дракона, золотая. Вторая – в виде мифического змея, видимо, серебряная. А третья – черная с золотыми вставками, безо всяких украшений. Я бы выбрал последнюю.

– Тебе нравится?

– Да, но больше всего – третья.

Яньлинь повернулась к продавцу и сказала, что мы покупаем все три, плюс запас чернил и стержней. Продавец, кивнув, достал еще один черный бархатец. На нем лежали три пары запонок и три зажима-заколки. В отличие от ручек, они все были из золота – белого, желтого и розового, разными были только расположение и количество камней. Я выбрал из белого золота с тремя красными камушками, посаженными в ряд.

– Вот эти – сказал я.

– Тогда вот эту заколку, – ответила Яньлинь, кивая.

Продавец пошел упаковывать, а я спросил, как мы все это оплатим без денег. Она хитро улыбнулась и пояснила, что у нас по картам гостя отеля неограниченный кредит во всех магазинах этого комплекса.

– Думаю, правительство США не обеднеет, – заявила она непринужденно. И я не стал задумываться дальше.

– Яньлинь, поможешь мне выбрать подарки маме, папе и сестре? Ира же нас в Москве встретит, правда, я так и не понял, почему не мама с папой.

Она кивнула.

Александр Всеволодович сказал, что мои родные через две недели после угона самолета были оповещены, что со мной все хорошо и через два года я вернусь, закончив обучение в закрытой школе. Всё это время не переживал, а сейчас вот занервничал.

«Как там мама, папа? – задумался и посетовал: – Ну вот, как только свободное время появилось, снова становлюсь обычным среднестатистическим нюней. Как раньше было, так и сейчас». Вспомнил о родителях, и комок в горле застрял и аж скребет.

Яньлинь внимательно осмотрела меня, как будто в первый раз видела, и повернулась к витринам. Я подошел ближе к ней. Маме, папе и Ире выбрали часы. Папе – черные Rado, маме и Ире – золотые из коллекции Chanel. В парфюмерном магазине долго выбирали ароматы и, наконец, Яньлинь остановилась на нескольких флаконах одеколонов, духов и туалетной воды. И себе, и моим родным, и мне.

В магазине сумок и чемоданов купили по деловому портфелю, а также по большому жесткому чемодану черного цвета. Туда можно было бы засунуть наши рюкзаки, сумки, и еще половина места осталась бы свободной. Чемоданы были на колесах, тяжесть не ощущалась. По словам продавца, их невозможно было продырявить и порезать, все это он сопровождал показом. Поджигал зажигалкой, пытался проткнуть или порезать кожу. Ну да. У него не получилось. Маме и Ире мы купили по набору сумочек, а папе – шикарную сумку из черной кожи. В подарок получили несколько кожаных поясных ремней и четыре пары женских перчаток. Из одежды в качестве подарков набрали свитеров из тонкой шерсти, шарфов и теплых домашних пижам для мамы и Иры.

Дошли до магазинов, где продавали костюмы, рубашки и вечерние туалеты для дам. Мне все выбрали быстро и отдали чуть подшить брюки, отпарить и выгладить рубашку. Рубашек купили три – по настоянию Яньлинь, а туфли я даже не выбирал. Подошел. Померил и сразу понял: мои. Черные, из тонкой мягкой кожи, они совершенно ничего не весили, так бы и пошел в них. Ценник у них был вовсе не демократический, как сказал продавец – пожилой улыбчивый араб. Сначала я даже подумал, что это какой-то код модели туфель, а когда понял, что это цена – аж засвистел про себя. Четырнадцать тысяч долларов. Но возвращать даже не подумал. Что мое, то мое.

Яньлинь исчезла в соседнем зале для дам. Я заскучал. Все выбранные нами вещи должны были доставить к номеру в 16:30. Тут на секунду из соседнего зала выглянул араб и скороговоркой сообщил, что госпожа Яньлинь задержится, а я могу идти в парикмахерскую, где меня уже ждут. Нужно только сказать, что я из восемьсот второго номера. Так я и сделал.

Парикмахерская оказалась большой, но людей было мало. Я подошел к стойке, за которой стояла девушка, и на английском сказал, что записан и что я из восемьсот второго номера. Пароль сработал, и девушка расплылась в широчайшей улыбке.

– Расслабляющая ванна, расслабляющий массаж, тонизирующая ванна, тонизирующий массаж, маска для всего тела, стрижка, бритье, маникюр и педикюр, – быстро прочитала она заказ.

Я с умным видом кивнул. Девушка, продолжая улыбаться, нажала на кнопку, и где-то в глубине раздался мелодичный звон. Ко мне подошла еще одна девушка, видимо китаянка или тайка, и, поклонившись, пошла вглубь зала.

Мы зашли в просторную комнату, девушка указала на большую каменную ванну посредине. Я разделся до трусов и собрался уже залезть в нее. Но девушка замахала руками, показывая на трусы: мол, сними. Да и ладно. Странно, но этой девушки я вообще не стеснялся. Скинул трусы и плюхнулся в теплую воду, вытянулся. Включилась музыка, забулькали воздушные пузырьки на стенках ванной. Девушка добавила из ковша горячей воды и подлила в ванну какое-то ароматическое масло. Тянуло в сон. Закрыл глаза и заснул.

Очнулся от того, что меня накрыло таким выбросом энергии, что аж тело выгнуло дугой, а воду наполовину выплеснуло из ванной. Придя в себя, тут же догадался, что со мной делала эта девушка, она была голой и улыбалась. Я немного смущенно ей улыбнулся в ответ и встал из ванной, а она уже показывала мне на массажный столик.

Потом был расслабляющий массаж с маслом, который делался током. «Ну Яньлинь, я тебе отомщу… Или все же поблагодарю». То, что было в ванной, повторилось еще два раза, от этого мне реально стало легче. Голова прояснилась. Не стало отрывочных, рваных мыслей. Пока меня массировали, в ванной поменяли воду, и я плюхнулся в нее, не задумываясь. Ох, горячая! Еле удержал себя, чтобы не выпрыгнуть обратно от неожиданности, хотя отнюдь не боялся кипятка.

Привык чуть и просидел минут десять. Вода пахла цитрусами и сандалом. Девушка постоянно подливала воды, но не горячей, а ледяной, поэтому через некоторое время я оказался в холодной воде, в которую подкидывали ледяные шарики. Я снова перелег на массажный стол, где меня сначала натерли горячим маслом, а когда кожа начала гореть, вытерли ледяной губкой и снова натерли уже пахнущим ментолом маслом. Жжение прошло, и тело наполнилось легкостью и силой. Энергия гуляла по венам вместе с кровью так, что я подумал, не наркотик ли в этом масле.

Такой массаж в корне отличался от того, что делал мне дедушка Бо. Тот был для восстановления перегруженных мышц и поднятия уровня восприятия систем акупунктуры. Никто и не пытался делать его так, чтобы было приятно. А этот заставлял мышцы наполняться обновленной энергией и вводил в состояние эйфории. Таких ярких и незамутненных ощущений я еще не испытывал.

После окончания массажа я чуть полежал один, послушал музыку, льющуюся из колонок в потолке. Потом в комнату вошли три девушки в одинаковых халатиках и начали обтирать меня губками с запахом сандала. Закончив, они поставили стульчики с двух сторон стола и один в ногах. Уселись на них и начали обрезать мне ногти на руках и ногах, чистить их, полировать пилками и кусками разных камней. Одни плоские камни были шершавые, а другие – гладкие. В комнату тем временем вошла еще одна девушка с бритвенным набором в руках. Намылила мне лицо. Сбрила опасной бритвой мои усы и бородку. Приложила сначала пропаренную мягкую тряпку, а потом втерла какой-то крем.

Когда все закончилось, и я остался лежать один в комнате, вошла девушка, встречавшая меня у стойки, и пригласила одеться. Ее я и не подумал стеснялся и, отвернувшись, быстро натянул трусы, джинсы и футболку, разве что, комплексуя из-за своих зарубцевавшихся шрамов на спине и боках. Организм требовал движения. Хотелось бегать, прыгать, кричать и петь.

«Вот это да! Нужно посещать такие парикмахерские все время. Прилетим в Москву – нужно сразу найти такую же», – подумал я.

Девушка подвела меня к стойке с надписью, «Ресепшн». Возле большого зеркала стояло кресло. Рядом с ним – белый мужчина лет тридцати с небольшим, который внимательно меня рассматривал.

– Хай, – сказал я ему.

Но он не ответил. Жестом пригласил присаживаться в кресло. Я сел. Меня укрыли цветной накидкой и начали стричь, только ножницами, а не машинкой. Мужчина все время что-то бурчал и приговаривал, от чего создавалось впечатление, что он немного не в себе. Несмотря на то, что он бухтел про себя, мне удалось разобрать некоторые слова на французском. Этому языку меня учил Александр Всеволодович. Я обратился к парикмахеру по-французски, и он как-то по-детски обрадовался, всплеснул руками и затараторил.

Из льющегося потока слов было понятно, что он француз. Жил в Париже. И уже почти полгода не разговаривал на родном языке. Он много говорил о Франции и говорил так, что мне захотелось побывать и в Лувре, и в Версале. Подняться на Эйфелеву башню и сходить на представление в Мулен Руж. И много еще куда. За этим легким трепом стрижка закончилась. Мне еще раз помыли волосы. И отпустили восвояси с обязательным условием, что я снова вернусь к нему стричься. Парикмахера звали Филипп, и он оказался приятным человеком, даже написал мне адрес салона, где он работает в Париже, чтобы, если я приеду туда, обязательно зашел его навестить. Я пообещал, чтобы не расстраивать его, и пошел к ресепшн. Расписался на счете и отправился в номер. Часы показывали 15:10.

Интересно, а где Яньлинь? Я задал этот вопрос мужикам в белой форме, которые стояли под двенадцатью круглыми часами, показывающими время в разных городах мира. Один из мужиков сказал, что госпожа Яньлинь час назад прошла в зону СПА, из которой я только что вышел.

– Что ж, подожду. Пока поем чего-нибудь.

Как только я присел за столик ресторана, рядом материализовался услужливый официант. Красивый ресторан. В центре зала фонтан с каменными чашами. Играет легкая музыка. Занято всего три столика, один из которых – мой.

Я специально сел напротив зеркала. Сделал заказ и принялся осматривать свое отражение. Выглядел я лучше, ухоженнее и увереннее. Даже несмотря на шрамы, лицо расслабилось, складка на лбу расправилась. «Эх, зря я сбрил усы и бороду. Пусть и рыжие», – думал, ожидая еду. И продолжал рассматривать отражение. Глаза смотрели иронично, даже с долей солидности. И все же я расстроился: «Кто же к мальчишке будет относиться серьезно и разговаривать на равных? Теперь мистер Фредерик будет считать, что со мной и вовсе не о чем говорить, да и Моррис тоже. Ну был какой-то мальчуган. Ну бегал, стрелял. Так мальчуган ведь».

От этих мыслей захотелось взвыть. Ни на какой ужин к послу идти не хотелось, а множество новых вещей теперь вызывало только негатив, даже есть расхотелось. Официант сервировал стол и спросил, что нести в первую очередь. Я зло бросил: «Все», – и отвернулся. Стало противно от своего поведения. Официант причем? Вспомнилось, как часто повторял дедушка Бо: величие большого человека видно по тому, как он обращается с маленькими и стоящими ниже его людьми. «Вот зачем вспомнил? Теперь еще хуже стало. Придет официант – извинюсь».