Текст книги "Черноголовка – Норильск, далее везде… История стройотрядного движения"

***

Все больше и больше черноголовцев по летам ехало в Норильск и вообще на Север, на Дальний Восток, в Сибирь… Все больше и больше появлялось приличной соцлагерной мебели и отечественных автомобилей в Черноголовке…

Научник прибарахлялся…

Олег Ефимов55
  Олег Николаевич Ефимов, к. хим. н.


[Закрыть]__ Черноголовка. Начало. Стиль жизни

Я чувствую определенную неловкость при написании этих обрывочных воспоминаний. Все-таки о начале Черноголовки много и документально точно написал ее основатель Федор Иванович Дубовицкий. У меня на пути к моему 90-летию сохранились в памяти только обрывочные, часто немного смешные эпизоды из жизни Черноголовки 60-х годов. Они относятся к стилю жизни научной молодежи тех лет, когда первопроходцы, молодые кандидаты наук– первые завлабы успели обосноваться в новостройках и формировали свои коллективы.

Я приехал в 1962 году, когда была застроена левая сторона Первой улицы с гостиницей, где нас обычно и размешали. За перелеском начинались здания Филиала Института химической физики (ФИХФ), расположенные в двух параллельных зонах (первая и вторая площадки). На второй только что был сдан 2-хэтажный корпус 2/2, тогда в просторечии корпус «химкинетики», позднее в обиходе после нашего переезда в 5-тиэтажный корпус – «старой химкинетики». Никакого забора у нас не было так же как и охранника при входе. Режим работы был в основном свободным и мог определяться приходом и уходом шефа (завлаба). Моим шефом был молодой кандидат наук, последний аспирант академика Н. Н. Семенова и его любимец Александр Евгеньевич Шилов, он же затем профессор и академик. Мое положение и осложнялось, и облегчалось тем, что у Александра Евгеньевича была лаборатория еще и в московском Институте химической физики (ИХФ). Вскоре он был назначен и заведующем большим отделом кинетики и катализа наших Институтов. Короче говоря, на первых порах я был предоставлен самому себе. Но все-таки вначале я был представлен лично Федору Ивановичу Дубовицкому. У меня осталось впечатление покупки лошади на ярмарке. Федор Иванович деловито осмотрел меня с ног до головы, я приготовился открыть рот и показать зубы. Федор Иванович остался доволен и сказал, что один альпинист у него уже есть. Я удивился его догадке, но он высказался в том роде, что виден молодец по походке. Первым был Вадим Васильевич Бразыкин, мастер спорта и серьезный ученый, с которым мы потом сблизились. Впрочем, в недалеком будущем появились и другие собратья по спорту – Игорь Фомич Щеголев (тоже будущий мастер спорта и академик) и Анатолий Гесельевич Рабинькин, мой друг и напарник на горных восхождениях.

Впрочем, это только к слову. На самом деле условия для занятий спортом были отличные, всюду лес для бега и лыжных гонок. К тому же Федор Иванович затеял строительство спорткомплекса с футбольным полем, беговой дорожкой, гимнастическим городком, теннисными кортами, волейбольной и баскетбольной площадками. В лесу проложили освещенную трассу. Тренируйся на здоровье. Зимой мы занимались охраной обширного лесного заказника от браконьеров. У нас жили лоси, которые приходили даже в поселок. Для кормежки кабанов мы построили лесную кормушку. Для зайцев рубили молодые осинки. Вокруг них было много лисьих следов. Белки в Институте спускались на руки за орешками. По инициативе Александра Евгеньевича в Институте появились олени, которые после строительства институтского забора так и живут по настоящее время на территории института и успешно размножаются.

Итак, что же с наукой. Это был интересный период, когда физики и химики вдруг почувствовали тягу к биологии. Вот ведь тайны атома приоткрылись, бомба испытана, а в науках о жизни еще столько загадок. Химики превращают инертный азот (с лат. не поддерживает жизни) в ценнейший аммиак при сотнях температур и давлений, а какие-то бактерии запросто делают это при обычных условиях. Идея раскрытия этой загадки была достаточно безумной, чтобы ею заняться. Ну и подход был вполне советским, собрать группу молодых выпускников вузов и озадачить как в сказке – пойди туда, не знаю куда и сделай то, не знаю что, но только чтобы было как у бактерий. Не буду описывать историю этой эпопеи, но только спустя примерно 7 лет я был отправлен (не пугайтесь!) на Лубянку (тогда площадь Дзержинского) в Государственный Комитет по изобретениям и открытиям для оформления диплома на Открытие. Я не был главным действующим лицом в этой работе (хотя свой вклад в это внес), но бюрократическая морока досталась мне. Два года на это ухлопал. Вслед за этим Александр Евгеньевич стал членкором и академиком, часть тружеников вполне заслуженно попала в список на Госпремию, часть не попала (не хватило квоты), и возникло новое научное направление биомиметика. Ныне Президент Курчатовского центра М. Ковальчук нашел новое название природоподобные технологии и получил на это дело большое финансирование. Работы участников нашего Открытия азотфиксации теперь упоминаются редко, среди соавторов иных уж нет, а те далече. В Черноголовке остался я один. Но не будем о грустном. В те времена нам казалось, что светит Нобелевская, тем более что Александр Евгеньевич сотворил еще пару вполне достойных открытий. Время распорядилось по-своему. По сути для меня открылась редкая возможность придумывать и делать, что мне захочется. Как говорил советский астрофизик Иосиф Шкловский Академия хорошее место для удовлетворения своего любопытства за государственный счет. Большие идеи рождаются там, где их не планируют. Увы в новые времена такое вольномыслие не оценили, Академия попала в опалу и работает по инструкциям чиновников Минобра.

Собственно, мой фрагментарный рассказ для этой книги о стройотрядах Черноголовки написан, чтобы показать какую роль в нашей тогдашней жизни играла личная творческая инициатива. Знаменательно, что этот стиль поддерживался и академиком Н.Н.Семеновым и Ф.И.Дубовицким. Теперь они стоят на центральной площади Черноголовки. Рядом с ними стул, можно залезть и присоединиться к первопроходцам.

Расскажу еще один забавный случай. Мне нередко случалось сталкиваться с нехваткой реактивов и материалов. В этих случаях Н.Н.Семенов охотно подписывал письма в разные закрытые Институты, где меня любезно принимали и безвозмездно помогали. У Ф.И.Дубовицкого это выглядело еще веселее. Выслушав просьбу (в самых общих чертах), он брал трубку «вертушки» (правительственная связь) и звонил знакомому руководителю «ящика» (кстати, академику). Звучало это примерно так: «Здравствуй, Ваня (условно), это я Федя. Будь другом, тут к тебе приедет от меня парнишка (ко мне: „как тебя величать?“), сделай ему, что он попросит. Это по твоей части». Через день я был уже в Ленинграде и стоял со справкой о доступе в соответствующем отделе «ящика». А еще через пару дней приезжал груз, который надо было открывать ночью и в сильный мороз на собственный страх и риск. В общем, весело.

К отпускам за свой счет Федор Иванович относился спокойно и разумно. Для отъезда в экспедицию на Памир или Тянь-Шань я ссылался на указ Ворошилова о военно– прикладных видах спорта 1936 г. Действительно был такой. А вот к первому Норильску он отнесся особо. Вольности вольностями (кстати Федор Иванович по другим делам был строг, его боялись и уважали), но в главном как повысить достаток ученых он понимал – зарплату просто так не поднимешь. Пусть едут – там заработают, а потом рвения к науке только прибавится. На банкет по возвращении из Норильска он охотно пришёл, а потом и подходящий случай подвернулся. В Черноголовке прохудилась сливная канализация на очистных сооружениях. Надо было перестроить насосную. Подрядчики быстро сделать не брались и заламывали большие деньги. Тогда Федор Иванович вызвал к себе руководителей стройотрядов и дал задание по принципу «Я Вам —Вы мне». Я тоже попал в эту стройку века. С утра я бежал на очистные, где почти все работы делались вручную. Такого ударного труда не случалось даже в Норильске. После обеда как старший научный сотрудник я был уже на работе. И так пару недель без передышки. Задание было выполнено. Федор Иванович свысока глядел на подрядчиков – вот как я Вам нос утер.

Стоит вспомнить и о благах, которые доставались Черноголовке по инициативе Ф. И. Дубовицкого и просто сотрудников. В 60-х в Институте был свой магазин, куда привозили продукты из Москвы. В голодные годы, когда на прилавках нашего Гастронома валялись засохшие плавленые сырки, была организована доставка продуктовых заказов и раз в неделю с саночками мы ехали забирать их и радовать домочадцев мясными вырезками, сгущенкой и тушенкой.

Можно много рассказывать о культурных делах: в Доме ученых или в актовых залах Институтов собирались замечательные артисты, барды, проходили выставки художников – модернистов. Работал удивительный киноклуб, куда привозили зарубежные картины. Я помню приезды известных режиссеров Ролана Быкова с «Андреем Рублевым»  (реж.А.Тарковский) и Василия Шукшина с фильмом «Странные люди». Быков был в ударе, изображал скомороха и пел матерные частушки. Шукшин скромничал и заметно смущался. После показа возникали бурные споры с участием ученых и режиссеров. Все это было похоже на клуб Дома Ученых «Под интегралом» в Новосибирском Академгородке, прославившийся своим вольнодумством. Впрочем, подобная ситуация была и в других наукоградах.

Немалое значение имели и встречи с выдающимися учеными. На семинаре академика А.Б.Мигдала, мы стояли не только в проходах, но и сидели на подоконниках. Он производил необыкновенное впечатление своими парадоксальными мыслями и особым чувством юмора. Завораживали ярко синие глаза академика на странном слегка сплюснутом лице. Вообще теоретики из Института теоретической физики им. Ландау заметно лидировали в нашей тогдашней жизни. Академик В. Е. Захаров привозил известных поэтов, он и сам писал стихи. Было и поэтическое объединение, в котором блистала Людмила Денисова «Тереза Дюпон». Одним из ее поэтических героев был и сам Дубовицкий в поэме о Царе Федоре. Федор Иванович сердился, но терпел.

К началу движения стройотрядов Черноголовка была готова всем стилем своей жизни – поиском приключений, творческой инициативой, в путь «за туманом и за запахом тайги», но потом, конечно, и за деньгами. В этих поездках рождалась дружба, которая затем сохранялась на многие годы и нередко переходила в научное сотрудничество. По крайней мере с десяток научных работ я выполнил с моими друзьями по стройотрядам. Они же нередко приходили мне на помощь и в жизни. Беда в том, что все хорошее когда-то проходит и остаются в утешение добрые воспоминания.

Вячеслав Соляников66
  Вячеслав Маркович Соляников, д. хим. н.


[Закрыть]__ Черноголовка. 60-е

…Наш институтский поселок возник в 1957 году на северной окраине деревни Черноголовка; юные сотрудники новорожденного Ногинского Научного Центра охотно приняли это неординарное название и в разговорах между собой величали часто этот самый Центр просто «деревня».

Это вступление к вопросу: почему «бригадный бум», начатый первой бригадой Норильск-69, двинулся именно из нашей «деревни», а не из иного людного места?

Первый наш «путеводитель» бригады – мастер Никритин П. И. (норильчане, местные, эту фамилию произносили как «Некрытин»), отбывший срок зэк в Норильске и оставшийся там доживать, как-то рассказал нам, что ребята на заработки приезжали к нему и в прежние годы. Видимо, это были студенты Красноярских ВУЗов, точно неизвестно. Но вот этот девятый, совсем не айвазовский, бригадный вал из Черноголовки; почему?

«Шестидесятники», молодые поэты, чьи смелые стихи слушали на заполненных московских стадионах; это было ново и свежó. Уверен: что-то от этого было в повадке бригады Норильск-69. Для понимания этого важен учет следующих обстоятельств.

– Несомненно высокое качество в целом именно нашего поколения, «хлебнувшего» войны порою с голодом, холодом, бедностью и разными тревогами, в том числе воздушными. Но в 1945 году мы пошли в школу: без учебников и тетрадей, зато без бомбежек и без страха за довоевавших до победы героев-отцов, многие из которых в это время уже возвращались домой. Победительное настроение было тогда довлеющим, страха перед будущим не было, потом это отпечаталось на наших судьбах. И сам возраст важен: Юрий Кукин – известный советский бард 60-х годов написал в песне, посвященной памяти погибшего друга: «Тридцать лет – это время свершений, Тридцать лет – это возраст вершины…».

Бригада Норильск-69 почти нацело состояла в этом цветущем возрасте (не путать с юмором И. Ф. Горбунова: «Я теперя в цветущем возрасте; матушку, выходит, схоронил»). Были здоровье и спортивность, была, конечно, и потребность физического труда на фоне ежедневных интеллектуальных упражнений в новых лабораторных корпусах.

– Очень важное обстоятельство – отмена по ходу пятидесятых многих запретов, запоров, замков сталинского периода. Образно говоря, дышать становилось легче, прежде всего старшему поколению, нашим родителям. И это облегчение, оно и нам передавалось, побуждая к активным действиям, стимулируя их. Словом, тесто подходило.

– Созданию удивительно теплой атмосферы бригады Норильск-69 способствовало (многолетнее иногда) знакомство между собой ее будущих мастеров лопаты, лома, шпуги и «гитары».

К примеру, я до 1969 года дружески общался в «деревне» примерно с десятком будущих собратьев по бригаде Норильск-69. Области общения – лаборатория, спортзал, коммунальная квартира, художественная самодеятельность. Полагаю, что бригада Норильск-69 (37 человек) фактически являла модель гармонического сообщества близких по духу, менталитету и возрасту людей.

Тут я называю пару ключевых слов: Любовский Рустэм.

Химики хорошо знают: в пересыщенном растворе вещества в химическом стакане достаточно иногда только стеклянной палочкой потереть о донышко стакана. А можно малюсенький кристаллик вещества бросить в раствор – поехало: лавинообразный процесс кристаллизации с мгновенным помутнением раствора, выпадением осадка и нагревом раствора. В вышеупомянутом растворе, в Институте химической физики, битком набитом энергичными тридцатилетними чудаками, Рустэм Брониславович потерся сам и бросил идею: съездить на Север на заработки. И поехало… первой – бригада Норильск-69, а за ней другие; но о тех других я помолчу. Другой такой, как Норильск-69, не было. Доказательство? Пожалуйста.

Бригада Норильск-69 несколько раз отмечала свои юбилеи, в том числе 50-летний, 4 года назад. Ни одна иная бригада крупных любителей денег на это и близко не сподобилась. Бог им судья, каждому свое. Нет-нет, мы были совсем не против денег. Мы в 69-м порадовались (в меру!) хорошему заработку. Но мы не разевали заранее ртов, как щука, летящая на добычу. Потенциальные деньги не компостировали нам мозгов, не мешали дружно жить, трудно и весело работать и в мокрую стынь с промокшими ногами, и в жаркие июльские дни с комаром и мошкой под незаходящим норильским солнцем.

*****

Пятьдесят лет назад старый товарищ мой, классный волейболист, яркий ученый и редкой скоромности человек, Коля Денисов на мое любопытство: «Ну, как тебе там было?» (это вдвоем, под рюмочку; он недавно из Приморья, работал там, типа Норильск-69) неохотно обронил: «Да-а… неинтересно: лом, лопата… все уже было…», разговор ему явно «не по резьбе». Я понял. Помолчал под пластинку Шопена (выделял Н. Т. Денисов этого композитора) и припомнил, как уютно сидели мы в уголке стола Норильского ресторана, не спеша разговаривали, время от времени осторожно наполняя две маленькие рюмки душистым, мягким коньяком. Прощальный банкет, завершение эпопеи Норильска-69.

Черноголовка 60-х

Л. Денисова, В. Соляников

 
1. Если ты задумал жить всерьёз,
    Принимай условие:
    От Москвы всего в полсотне вёрст
    Есть Черноголовия.
 
 
2. Там налево – лес, и направо – лес,
     И – внезапно – огоньков весёлый ряд…
     Мириады звёзд с высоты небес
     Молча на тебя глядят.
 
 
3. Нету в жизни счастья без борьбы,
    Побеждают смелые.
    Вырастают дети, как грибы,
    Крепкие и белые.
 
 
4. Синеокие, черноглазые,
    Деревенские ребята-молодцы.
    Очень умные, очень разные,
    Ну, почти как их отцы.
 
 
5. Нарушают зимний наш уют
    Ветерки весенние.
    Летом нас увидит крайний юг,
    Или – крайний Север.
 
 
6. А когда опять мы вернёмся в лес,
    К Первой улице, началу всех начал,
    Мириады звёзд с высоты небес
    Глянут; и опять – смолчат.
 

Пояснения В. Соляникова к песне « Черноголовка 60-х»

Начну с конца. Первая улица она и сейчас, и всегда будет Первой, на ней встали первые дома Черноголовки. К моменту нашего отъезда в Норильск, перпендикулярно Первой обозначилась Вторая улица коттеджей, мест обитания нашего научного начальства. Эту Вторую быстро переименовали в «Тупик советской науки»; улочка действительно упиралась в забор, окружающий наш институт, ИХФ.

Звёзды, см. куплеты 2 и 6, существенная деталь жизни Черноголовки в 60-е – 70-е годы. Тишь, тёмный лес вокруг уютного посёлка и бесконечное звёздное небо – незабываемо…

Сейчас звёзды не видны и, похоже, не нужны.

5-й куплет: Юг, Север – после эпопеи 1-й Норильской (69 г.). География поездок бригад быстро расширялась.

3, 4 куплеты: дети, важнейшая деталь бытия сотрудников ИХФ того времени; они – же сильный стимул тех поездок (в частности, заработок Норильска – 69 позволил мне купить, не напрягаясь, пианино для сына, ученика второго класса муз. школы).

О происхождении песни: вокальный ансамбль ИХФ, обозначаемый аббревиатурой ССССР (четыре Славы – Грачев, Сизов, Харитонов, Соляников и один Рустэм – Любовский) завершал в 1973 году активную фазу своего существования выступлением на праздничном вечере института.

Хотелось к этому финалу написать песню и её исполнением завершить наши выступления.

Сроки поджимали, я попросил помощи у Людмилы Николаевны Денисовой (моей однокурсницы на Химфаке МГУ, поэтессы, чьи стихи обожали в молодой Черноголовке). Люда согласилась. Совместно сделали текст песни: ею написаны все нечётные, мною чётные куплеты песенки. Ансамбль ССССР песню разучил, отрепетировал, исполнил. Первое исполнение «Черноголовии» осталось единственным.

Павел Любовский__ Взгляд на Черноголовку представителя первого рождённого здесь поколения

Каждый может себе представить чувство, когда после длинного и непростого трудового дня возвращаешься к себе домой, где тебя ждут домашние, где тепло и уютно, где безопасно и комфортно. Где за порогом квартиры или дома остаются тревоги, разочарования, напряжение и противостояния, где царит атмосфера беспечности и взаимоуважения, где всё аккуратно, пусть в меру, но, точно, уютно. А теперь представьте себе, что такое пространство есть в реальности, только размером с небольшой город. И город этот называется Черноголовка. Северо-восточная окраина Подмосковья, где до Владимирской области двадцать километров лесом, а там уже, можно сказать, тайга начинается до самого Крайнего севера и сама Черноголовка со всех сторон обнесена лесом. Откуда, поехав по Щелковскому шоссе на юг (на местном черноголовском по Щелчку), через пятнадцать минут ты выкатываешься из этого леса в районе Биокобината, и попадаешь в городскую цивилизацию, которая раньше меньше, а сейчас уже всеобъемлюще, обступает тебя со всех сторон, и плавно переходит в грандиозный мегаполис, с таким же дорогим сердцу названием Москва. Помню, что в те очень далёкие года, когда меня возили в Москву на автобусе, и это было настоящим путешествием, я, сидя на первом сидении автобуса, с нетерпением ожидал, когда же появится Москва. И встречал её два раза. Сначала, когда показывались первые высотки посёлка Восточный, считая, что это уже Москва, а потом уже, когда появилась МКАД, а за ним завод «Хроматрон». Уверен, что каждому черноголовцу знакомо это уютное ощущение, когда зимним вечером, конечно уже в темноте, ты выходишь из 320-го автобуса и по заснеженной дороге, по скрипучему снегу, вдыхая чистый морозный черноголовский воздух не спеша идёшь к себе домой. И суета Большого города с его вечно спешащими гражданами остаётся где-то далеко в прошлом. Ты даже не вспоминаешь её в тот момент, когда проходишь по заснеженной и затихшей Черноголовке. Мне много где довелось побывать в пределах нашей необъятной страны. По сочетанию факторов нет больше такого великолепного города как Черноголовка. Тот интеллектуальный потенциал, который был заложен в фундамент менталитета черноголовских жителей и которой в нарицательные 90-е, как и вся наша страна, подвергся серьёзному испытанию и с достоинством его прошёл, то географическое расположение вблизи от столицы, но уже в лесу, практически на опушке бесконечной русской тайги при отсутствии проходящей где-то поблизости железной дороги, а так же при отсутствии каких бы то ни было производственных мануфактур в радиусе двадцати километров – это те факторы, которые определили в прошлом и определяют уже будущее существование неизменной в своём нынешнем совершенствовании Черноголовки. Её будущее, с заложенным в основании потенциалом, лежит только в развитии города, как научно-учебного кластера. И глядя в это будущее из настоящего, опираясь на прошлое, можно констатировать, что процесс этот начался.

Что ж до прошлого, то есть, конечно, что вспомнить тем, кто родился в той ещё советской небольшой Черноголовке. Моя память более-менее стабильно воспроизводит события с середины 70-х годов: детский садик, сначала №30, одноэтажный красный, а годом спустя №54 рядом за забором, уже большой двухэтажный. Куда сотрудникам институтов было удобно приводить по утрам, по дороге на работу, своих детей и забирать их вечером. Откуда летом и осенью после прогулки мы частенько приносили домой белые грибы, которые собирали на необъятной, как нам тогда казалось, лесной части садика. Весенние ручьи на Первой улице, вернее по её аппендиксу от гастронома до наших девятиэтажек, которые заканчивались морем, точнее огромной лужей между домами №24, №25 и началом «Колбасы». Кораблики мы делали из сосновой коры и устраивали соревнования, чей быстрее доберётся до этой лужи.

Построение у гостиницы на Первой улице перед первомайским забегом (фото из архива А. Жаркова)

Тогда посёлок оканчивался за нашими домами. Дома быта (КБО) и домов по улице Центральная ещё не было. Там были очистные сооружения. Зимой мы ходили на горку у гастронома. Катались на картонках по ледяной, подозреваю, заливавшейся кем-то из старшего поколения дорожке с выкатом почти на проезжую часть. По вечерам жизнь на этой горке буквально кипела. А в самом гастрономе, у левой его стены, где был буфет, можно было купить сок: абрикосовый, виноградный или томатный, который наливали из стеклянных конических сосудов, похожих на огромные морковки с краником и марципан или хотя бы булочку с изюмом. В молочном отделе, который был в правой части гастронома, мы сдавали принесённые бутылки из-под кефира и сметаны, (молоко в полулитровых тетраэдрических пакетах родителям выдавали на работе за вредность) и, конечно, доплатив какую-то сумму деньгами, покупали то, что наказывали родители. Летом гоняли на великах и сами по себе по всему посёлку, и участвуя в соревнованиях 9 мая по трассе на Первой улице.

Вообще со всевозможной «движухой» во все времена в Черноголовке было всё отлично. Туча спортивных секций, море всевозможных кружков, неимоверное количество инициатив в виде собраний, гуляний, приглашения знаменитостей, формальных и неформальных объединений. На мою долю выпало невероятное по наполнению моей детской жизни участие в горнолыжной секции, которая появилась в посёлке в 1977 году, вместе с появлением тренера – Анатолия Алексеевича Татаринова, который возглавлял её до 1986 года. К тому времени уже была намыта Песчанка – горка высотой 25 метров, появление которой было организовано поколением наших родителей. Тогда Ближнее озеро было не очень глубоким. В 1975 году на нём был установлен земснаряд, проложены трубы через лес к месту будущей горки, и в течение нескольких лет его работы Черноголовка получила два уникальных объекта: озеро, где мы проводили значительную часть своего лета, и горку, на которой катались кто на чём, а мы, члены горнолыжной секции, на горных лыжах, соответственно. «Шеф», а именно так назвали нашего тренера первые и самые старшие его ученики, не сильно отличавшиеся от него по возрасту, возился с нами практически всю неделю. Тренировки зимой были почти каждый день, а по воскресеньям поездка в Парамоново, откуда родом и сам Шеф, и где у секции, вернее горнолыжного клуба Черноголовки, членами которого были многие научные сотрудники посёлка, был свой дом. В этом доме мы проводили все свои зимние каникулы.

Зима с 79-го на 80-й год выдалась морозной. Нас, по обыкновению, привезли в Парамоново 28 декабря. Но уже через день эвакуировали обратно, так как морозы в ночь на 30 декабря опустились до -50С. Так что Новый год мы встретили дома, а когда морозы поутихли и стало всего -30С нас 2 января привезли обратно, потому что такая температура в те годы не считалась стихийным бедствием. И мы проводили на горе по сумме двух тренировок около четырех-пяти часов. Вот только ноги белого цвета, с трудом извлечённые из горнолыжных ботинок и абсолютно ничего не чувствовавшие, отогревали на большом электрическом кубе, пока они не приобретали естественный телесный цвет. И процесс этот был весьма болезненным.

1980г. Парамоново. Соревнования на кубок Президента горнолыжного клуба. На старте Любовский Павлик

В Новый год в те времена многие черноголовцы поднимались на крыши девятиэтажных домов. Потому что оттуда был виден салют в Москве. По всему горизонту были видны разноцветные всполохи. Всё действие продолжалось минут десять. Мы кричали ура и вообще весьма радовались жизни. У взрослых-то всё спокойно было, а у нас и подавно.

Конечно, для всех черноголовцев опорой и объектом устремлений был лес. Тайга, начинавшаяся сразу за нашими домами, приобщила всё население посёлка к прогулкам, походам за грибами и ягодами и походам уже обычным с палатками и едой на костре. Вообще в те годы хождение в лес не представлялось каким-то знаменательным или специальным событием. Поэтому мы ещё младшеклассники спокойно были отправляемы родителями за грибами и ягодами, так как это тогда входило в рацион, по крайней мере, праздничного стола. Белые и другие благородные грибы мы сушили, а чернушки солили в десятилитровых железных ведрах или в пятилитровых бидонах. Тогда пластика в обиходе ещё не существовало. За ягодами ходили на полигон или к сторожке лесника на Дальнее озеро. Когда в конце семидесятых годов научным сотрудникам раздавали дачи, кому-где, нам досталась в Мелёже, уже во Владимирской области, рядовые будни разбавила повинность на дачных грядках. Хотя, думаю, там мы не так много времени проводили, потому что летняя жизнь была наполнена поездками с секцией в спортивные лагеря. Мне довелось побывать в Коломне, в Анапе и на Чегете. А также зимой на сборах «Зона России» пару раз со своим другом и одноклассником Сеней Соловьёвым, его братом Ефимом и сестрой Машей, которые так же отбирались туда, выигрывая очередные областные соревнования. В Анапе мы были как раз летом в олимпийский 1980 год. Тогда Олимпиада как-то не сильно нас интересовала, а вот фильм «Приключение Электроника», вышедший как раз летом этого года, мы смотрели всей секцией в комнате хозяйки дома, у которой мы жили в Анапе. Вот это был фильм! А ещё тогда же в Анапе наш второй тренер Александр Викторович Болдырев, Александр, как мы его звали, сводил нас, человек 15—20, в кинотеатр на фильм «Пираты XX века». Вот это было событие. Кинотеатр, куда мы пришли минут за пятнадцать до начала сеанса, был точно такой же, как в Черноголовке.

Кинотеатр в Черноголовке. 70-е годы (фото из архива А. Жаркова)

А народу перед кассами – не то, что в вестибюле, а на улице толпой стояли. И вот Александр как-то туда влился в эту толпу, а через некоторое время появился с билетами… Внутри зала мы расселись на ступеньках. Но это для нас было не важно. Важно, что мы там были и смотрели пиратов.

Первомайская демонстрация на площади школы №82 (фото из архива А. Жаркова)

В школе наш класс – 1«В», вплоть до 10«В», был очень дружным. Потому что практически в неизменном составе мы пришли туда всей своей группой детского сада. А большинство наших родителей работали в институтах Черноголовки и хорошо знали друг друга. По рассказам папы (автора-составителя этой книги), он ходил в класс моего старшего брата Максима и читал им книгу. Я до сих пор помню их класс практически всех поимённо. Так уж устроено, что младшие запоминают старших, а наоборот редко. И вот некоторое время назад в нашей поликлинике мы с папой встретили Свету Новикову. И на вопрос, что она помнит о жизни класса, первым делом вспомнила, как папа приходил к ним и читал повесть Гавриила Троепольского «Белый Бим чёрное ухо». В нашем же классе, если не с первых лет, то со средней школы, внеклассная жизнь была на высоте. Всевозможные конкурсы, чтения, КВНы, вечера. Опять же с кем-то из родителей поездки на ВДНХ или ещё куда. А постарше уже опять же в походы. Школа наша 82-я специально была спроектирована так, чтобы было где разгуляться ученикам. Мало того, что два крыла рекреации по четыре этажа, так забеги можно было устраивать через коридоры кабинетов физики и химии, а там на первый этаж мимо столовой и через раздевалки обратно на этажи рекреаций. Разве что только мимо кабинета завуча, Соколовой Раисы Максимовны, на втором этаже шли быстрым шагом.

В начале восьмидесятых годов, когда начались экономические трудности в стране, группа товарищей, во главе опять же с папой, организовала еженедельную доставку продуктов, как это тогда называлось – заказы. Более-менее внушительный список продуктов, за которыми в Москву ездили некоторые из сотрудников институтов. Нашей с братом Максимом обязанностью было хождение за этими заказами, стояние в очереди, чтобы их получить. Конечно, поход туда к КОНу (Корпусу Общего Назначения) вместе с друзьями был каждый раз очень занимательным мероприятием. Потому что поиграть в снежки или во что-нибудь ещё, мы успевали каждый раз. Совмещали приятное с полезным. В этих заказах иногда были глазированные сырки. Их вкус устойчиво ассоциируется у меня с детством. Но с момента окончания выдачи заказов, когда в стране уже всё стало плохо, исчезли из моей жизни и эти сырки. И появились много позже, наверно в конце 90-х годов. Но я их сознательно не покупал много-много лет, чтобы не разочароваться в этом своём дорогом мне детском впечатлении. Но пришло когда-то время их опять попробовать, и радость была весьма велика. Вкус был тот самый, из детства!