Автор книги: Рустэм Любовский
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
А в межсезонье тренировки наши часто проводились в Спорткомплексе, тоже одном из знаковых сооружений посёлка. Потому как не каждый город тогда мог похвастаться наличием такого здания. В вестибюле тогда стоял аппарат с газированной водой. Такие еще стояли рядом с гастрономом. За копейку он наливал тебе простой газированной воды, а за три копейки уже лимонад. Кто-то придумал просверлить в трёхкопеечной монете дырочку, привязать к ней верёвочку, и тогда можно было доить аппарат до бесконечности. Обратно уже монетку нельзя было вытащить, какая-то блокировка не давала это сделать, но поднять и опять уронить монетку внутри самого автомата было достаточно, чтобы он выдавал очередную порцию сладкого напитка. Ну, конечно, лафа быстро закончилась, так как не одни мы были такие умные. Руководство спорткомплекса тоже увидело внутри аппарата монетки с верёвочками. Так уж совпало, что произошло это, когда была моя очередь дёргать за верёвочку. Потом ходили с родителями к руководству спорткомплекса, чтобы меня восстановили в правах на посещение занятий.
Ещё, конечно, не может не обратить на себя внимание хитросплетение улиц на карте Черноголовки. Это мы, местные жители, которые оперируют устоявшимися названиями, как-то: Дом быта, Старый рынок, Скобки, Спорткомплекс, Дом Учёных и прочее, – обозначающими район города, понимаем, что и где находится. Лидером среди топонимов, конечно, является «Колбаса». Это длинная «хрущёвка» с четырнадцатью подъездами. Улица Центральная, появившаяся вначале восьмидесятых, находится на окраине Черноголовки, а единственный многоэтажный район в Заречье, появившийся в конце нулевых годов, как бы в противовес старому городу, никоим образом не помогает ассоциировать эту улицу с центром города. Оригинальное расположение практически у всех улиц города, где они могут раздваиваться, как Первая или Лесная, или прерываться, а потом вновь появляться, где лидером, без сомнения, является Школьный бульвар. Попробуйте найти на карте дом №1 и №2 по этой улице. А также совместить в пространстве дом №13 и №14 по этой же улице. Сейчас с навигатором это легко, а вы попробуйте сделать это, выйдя на местность из автобуса, как это было ранее, и поспрашивать направление у местных. Весьма будете удивлены.
Спортивная площадка у Ближнего озера, где всегда было полно детворы (фото из архива А. Жаркова)
В рамках этой книги не стоит задача подробного описания жизни той далёкой по времени Черноголовки. Пробегусь по значимым понятиям для черноголовцев тех времён моего возраста. Дальнее озеро, которое теперь называют Северное, как и Южное озеро мы называли Ближним, куда мы периодически ездили купаться. Освещёнка – уникальное сооружение. Бетонированная кольцевая дорожка в лесу, освещённая фонарями. Все поколения наших земляков знают и любят этот уникальный объект.
Баскетбольная и гимнастическая площадка, так же, как и футбольный стадион – места паломничества спортсменов всех возрастов. Пятёрка – пятикилометровая кольцевая трасса в лесу. Её можно бежать с аппендиксом, а можно без него, и тогда это будет где-то на километр меньше. Полигон – лиственная часть ближайшего к Черноголовке леса, куда мы ходили за белыми, подосиновиками, лисичками и другими грибами, где на самом деле находится военный полигон, на котором в военные годы испытывали авиабомбы, откуда и такое большое количество воронок и от которого, в своё время, был отрезан кусок территории для образования Черноголовки. Казематы – хвойная часть леса, куда мы ходили за чернушками и свинушками, где располагались тогда три действующих подземных каземата лаборатории горения и взрыва ОИХФ, где проводили соответствующие исследования. Демонстрация – шествие с флагами 9 мая к обелиску погибшим воинам в д. Черноголовка и 7 ноября торжественный сбор у школы №82. Вместе с Новым годом – это были самые радостные праздники. И многое, и многое ещё.
Праздничная майская демонстрация по Первой улице к школе №82 (фото из архива А. Жаркова)
На время нашего поколения, как и на другие поколения людей в свои времена, выпало интересное и очень насыщенное событиями время. Мы хорошо помним время жизни в СССР, поэтому можем сравнить, каким оно было тогда и каким оно стало потом в 90-е годы, и как оно через нулевые пришло к нынешней ситуации. Каковы были взаимоотношения между людьми тогда и как они трансформировались с течением времени. Но глядя уже на своих повзрослевших детей, могу с уверенностью сказать, что для них и поколения, рождённого уже в нынешнем тысячелетии, Черноголовка, без сомнения, является любимым родным городом. И да будет так на все времена!
Норильск
Рустэм Любовский_ Так начинался Норильск
Первые норильские бородачи Первого норильского стройотряда. Костя Фирюлин, Слава Грачёв, Рустэм Любовский. 1969г.
77
Рустэм Брониславович Любовский, д. физ.-мат. н.
[Закрыть]Когда в 1963 году я, окончив институт, по распределению попал в Черноголовку, там была всего одна улица Первая, застроенная двухэтажными домами, и та пока только с одной стороны.
Однако темпы роста молодого Академгородка были довольно лихие. Вскоре появились четырех– и девятиэтажные дома в соответствии с увеличением количества работников и научных сотрудников во вновь появившихся институтах. Летние отпуска, как правило, жители Черноголовки проводили на дачных участках, либо в туристических походах или в альплагерях.
НОРИЛЬСК ВОЗНИК СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО.
В 1968 году в соседней с нами лаборатории в институте появился новый сотрудник физтеха Женя Гусаченко, из разговора с которым я узнал, что студенческий отряд физтехов в этом 1968 году ездил в Норильск строить на вечной мерзлоте многокилометровый водопровод для снабжения города нормальной питьевой водой. При этом Женя сказал, что за проделанную работу им хорошо заплатили – по 600 руб. Это была по тем временам довольно большая сумма, которая превосходила нашу заработок в институтах раза в три-четыре за тот же срок.
Я задумался. А что если?… Только как!? О Норильске я знал очень мало. Знал, что находится за Полярным кругом за 69 параллелью, а это значит, что, если да, то там круглые сутки будет светить солнце; знал, что это одно из крупнейших месторождений меди и никеля в СССР и очень многих сопутствующих материалов. А ещё в те времена по радио часто передавали песню, в которой сообщалось, что в Норильске «девять месяцев зима, а остальное – лето».
Дома я рассказал жене Римме об этой идее. Она тоже нашла её довольно привлекательной, но как быть? Получив поддержку семьи, я утром в лаборатории рассказал об идее группе сотрудников. Поговорили, посудачили, но вопрос как? – оставался всё также открытым. На том и разошлись.
Утром иду на работу, а навстречу – Володя Веретенников – сотрудник одной из соседних лабораторий. Подходит ко мне и, улыбаясь, говорит:
– Это правда, что ты собираешь команду летом ехать в Норильск? – Я от неожиданности рот раскрыл:
– А ты откуда это знаешь?
– А мне Света Буравова – наша сотрудница сегодня утром рассказала. (Её муж Лев Буравов был одним из участников нашей вчерашней беседы).
– Да, Володя, это правда, мы вчера обсуждали этот вопрос, но как его решить, пока нет никакой идеи.
– А у меня есть: мой старший брат в школе учился с парнем, который сейчас живёт в Норильске и работает там директором одного из заводов.
От неожиданности «у меня в зобу дыханье спёрло». Вот это ДА, вот это удача!
– А ты ему можешь написать письмо о нашем желании?
– А почему нет? Могу.
– Пиши, Володя, не откладывая, – сказал я ему на прощание и пошёл, вдохновлённый неожиданным разворотом событий, прикидывая в уме состав бригады из надёжных и хорошо знакомых мне парней.
Эта беседа проходила в начале февраля 1969 года. Прошёл февраль, март, апрель. Май близится к концу, а ответа всё нет и нет. Я уже начал свыкаться с мыслью, что, видать, судьба такая. И вдруг в конце мая звонит Володя и говорит:
– Пришла огромная телеграмма, около 150 слов. Приглашают! Приходи забери и создавай команду.
Ясное дело, через 5 минут я был в его лаборатории…
Телеграмма была подписана и.о.замдиректора Норильского горно-металлургического комбината имени А. П. Завенягина Королевским
Эта телеграмма явилась тем самым маленьким снежным комком, который привел в движение многодесятилетнюю лавину стройотрядов черноголовцев в Норильск и по всему Союзу.
Телеграмма, в первую очередь, активизировала действия 36 человек, записавшихся в отряд уже много месяцев назад и бывших в полном неведении, что планировать, если поездка не состоится. На общем собрании, проходившем в КОНе (корпусе общего назначения), сначала определили день отправления квартирьеров (их, пожелавших ехать, было 4 человека – Вартан Бостанджиян, Олег Ефимов, Юра Тумашов и Рустэм Любовский). Решили, что весь отряд прилетит 17 июня, а квартирьеры полетят на три дня раньше. К сожалению, в соответствии с пришедшей телеграммой пришлось отказать записавшимся ранее в отряд поварихам – Вале Абаляевой и Саше Зварыкиной («Жить будем в благоустроенных общежитиях и питаться в столовых»).
Помню, лето в тот год в Москве было очень теплым, и мы четверо, даже не подумав, что за Полярным кругом может быть иначе, летели в летних рубашках с коротким рукавом. Норильский аэропорт Алыкель встретил нас северным ветром и снежной пургой! От самолета в здание аэровокзала не шли, а быстро-быстро бежали. Позвонив из будки аэропорта (тогда мобильников и в помине не было) условно знакомому нам другу Веретенникова – директору механического завода Лоскутову Ю. А. и получив от него приглашение, мы через полтора часа добрались до его квартиры.
В ней было два человека: хозяин с большой умной овчаркой и его друг главный редактор местной газеты «Заполярный железнодорожник». Юрий Алексеевич (хозяин) сразу заявил нам, что о работе мы будем говорить завтра утром в редакции газеты, а сегодня о жизни и исчез в кухне. Оттуда он вышел с миской черной икры и бутылкой хорошего коньяка. А у нас с собой тоже было – хороший коньяк, вино и московские сладости. Уходили мы в гостиницу поздно вечером, а рано утром были в редакции, где нас уже ждал вчерашний знакомый (ни фамилии его, ни имени не помню). Нам на выбор было предложено два варианта – город или тундра. Все дружно выбрали тундру.
– Тогда вам надо ехать на трамвае к зданию железнодорожного вокзала к генералу Новгородову Михаилу Дмитриевичу, он вас будет ждать, – последовал ответ.
В жаркую погоду спать в вагоне было душно. Вылезали на крышу, комаров сгонял ветерок
(Маленькая заметка, которая запомнилась на всю жизнь). Ожидая трамвай, мы разговорились с местной женщиной, спешившей на работу. За десять минут ожидания мы успели рассказать, кто мы, откуда, зачем приехали и узнать немного о жизни в Норильске. В пришедший заполненный вагон наша незнакомка вошла в первую дверь, а мы во вторую. Расстались. Ждем кондуктора. Вдруг слышим громкий женский голос: «Ребята из Москвы, я вам всем билеты взяла. Не покупайте». Это было очень неожиданно, непривычно, но очень приятно. О подобной приветливости и гостеприимстве норильчан я в дальнейшем неоднократно слышал от многих черноголовцев, приезжавших в Норильск уже после нас.
В большом здании трехэтажного вокзала мы сразу направились в кабинет директора, который нас уже ждал. Генерал Новгородов Михаил Дмитриевич, среднего роста с военной выправкой человек, поговорив с нами минут 15—20, вызвал своего заместителя по первой части Норильской ж. д. от Норильска до Дудинки (95км) Пилипенко В. Е. и сказал:
– Вот, передаю в твое распоряжение на 40 дней отряд работников института академии наук Москвы. Обеспечь их работой и всем, что необходимо для жизни. А вам, парни, – пусть ваш старший, если будут проблемы, обращается ко мне. Помогу решить.
После беседы с Новгородовым М. Д. квартильеры – Тумашов Ю., Бостанджиян В., Ефимов О. отправляются в кабинет его заместителя Пилипенко В. (справа). Слева позади главное здание Управления ж. д. Норильска
Не теряя времени, после короткой беседы у Новгородова мы отправились в контору Пилипенко, которая находилась невдалеке от вокзала. Здесь наш новый начальник объяснил нам, что работать мы будем в 75 км от Норильска на станции «Тундра», куда сейчас нас отвезут на вызванной дрезине вместе «со всеми необходимыми для жизни» принадлежностями.
Поскольку стало ясно, что никаких обещанных столовых и уютных общежитий там не будет, то загрузили дрезину на весь отряд спальными принадлежностями и кухонным инвентарем. Выхода нет – готовить будем сами по очереди. Часа через три хорошо груженная дрезина вместе с нашей четверкой сверху отправилась в сторону Дудинки на 75 км в тундру.
Ехали мы долго: дорога Норильск-Дудинка была одноколейной, и нашей дрезине приходилось иногда уступать на полустанках путь встречным очень длинным товарным составам. Если в Москве уже было теплое лето, то здесь, в тундре, похоже, была ранняя весна. Вся тундра была в снегу, особенно много его было возле деревянных снегозащитных заборчиков, расставленных почти по всей дороги. Непривычным было видеть солнце утром с одной стороны, а вечером с другой – мы за полярным кругом. Теперь нам предстоит все 40 дней жить при солнечном свете.
Ужин в вагоне ресторане – самые приятные часы для общения и отдыха
Станция «Тундра» – это небольшой поселок из шести деревянных домов и магазина.
Местный начальник о нашем прибытии был уведомлен и сразу отвел нас в выделенную нам большую пустую комнату для всего отряда. Наша задача состояла в том, чтобы оживить ее и сделать двухъярусные деревянные стеллажи для прибывающих. Инструменты и материал нам привезли на следующий день.
С этим мы вполне успешно справились, и, когда через несколько дней приехал отряд, каждый из приехавших попытался поскорее выбрать себе место на стеллаже, чтобы, перекусив привезённым сухим пайком, скорее отправиться в сонное Царство. Дорога всё-таки ОТ Черноголовки ДО «Тундры» была довольно длительной. Несмотря на то, что солнце Полярной ночи (шестьдесят девятая параллель за полярным кругом) ярко светило в окна, в зале очень скоро наступила полная тишина.
Никто не предполагал, что через 2 часа надо будет быстро вставать и бежать на работу: на станции стоял длинный состав с щебёнкой, который надо было довольно быстро разгрузить, и четверо рабочих во главе с нашим будущим мастером Петром Михайловичем Никритиным. Эта первая рабочая ночь в тундре оказалась удивительно запоминающейся по тем событиям, которые нас ожидали.
Станция «Тундра».1969 г.
В. Абаляева и В. Петинов едут на колесном ходу в магазин за товаром
Через 15—20 минут весь отряд в новой рабочей одежде собрался перед составом. Мастер быстро поставил задачу: взять кувалду или лопату, распределиться вдоль вагонов и при очень медленно двигающемся составе отбивать крючки на нижней крышке вагона. При этом крышка открывается и из вагона сыпется щебень. Коллега с лопатой следит, чтобы щебень не попадал на рельсы.
При неудачном или несвоевременном открытии крючка щебень может высыпаться на рельсы и вагон может сойти с них. Что, естественно, у нас и произошло вскоре после начала работы. Для нас, начинающих, это было настоящей трагедией, но не для мастеров! Вагон стоял на куче щебня в 20—25 см от рельса. Тихо посоветовавшись о чем-то, рабочие принесли специальный инструмент, называемый, кажется, «лягушой», и через час вагон стоял на рельсах, а еще через полтора часа пустой состав укатил с одноколейной дороги, освобождая путь другим поездам. Так неожиданно интересно и впечатляюще запомнился наш первый рабочий день в тундре.
Авария: иногда при подъёме полотна рельс балластером отрывались шпалы. Очень трудно было на четвереньках вытаскивать их оттуда
Так начинался Норильск.
Вячеслав Соляников__ Толковый Норильско – железнодорожный словарь 1-ой черноголовский бригады 1969 года
«Балластёр» – на бригадном сленге «шелешпер». Мощная железнодорожная машина. Электромагнитами вытаскивает и кладёт на грунт рельсы вместе с пришитыми шпалами. Скорость извлечения равна скорости движения балластёра по рельсам.
«Балластёр» – Мощная железнодорожная машина с электромагнитами
«Бровка» – край насыпи железнодорожного полотна. Мы её делали из щебенки. Оформление бровки знаменовало обычно окончание работы на данном участке. Работа это серьёзной не считалась.
«Вагонка» – небольшая тележка на рельсах для доставки рабочего инструмента на место работы бригады.
«Гитара» – она же реже «дружба» – совковая лопата– инструмент для двоих. Один – на черенке, другой – на проводе, т. е. уздечке, крепящийся двумя концами в ушах двух отверстий по бокам совка. Первую «гитару» сделал и показал в работе с Толей Дьячковым Валентин Лазарев – сотрудник столярной мастерской в ОИХФ. Инструмент очень производительный в умелых руках, он сэкономил много наших сил.
«Вагонка». Четверо в черных шапках (В. Петинов, М.Г.Шпуга, Ю. Петров, Ж. Тонков) везут, беседуя, шпалы, а пятый – Вартан Бостанджиян, еле видимый, в белой шапке толкает «вагонку» – что довольно тяжело
«Гитара» – она же реже «дружба» – совковая лопата – инструмент для двоих. Один музыкант стоит внизу (Вартан Бостанджиян), второй – наверху (Юра Тумашов), наслаждается концертом Володя Петинов
«Гондола» – грузовой вагон для сыпучих материалов. Разделён на отсеки, открываемые ударами кувалд или железнодорожного молотка поочередно по двум запирающим крюкам, после чего щебёнка компактно высыпается рядом с железнодорожным полотном.
«Далдыкан» – быстрая холодная симпатичная и чистая речка, место купание бригады в жаркие дни. «Дед Далдыкан» – кратковременный позывной Володи Мартемьянова. Автор позывного Петинов Володя.
«ЖСК» – на сленге «жеска» – железнодорожная электростанция. Тяжеленный металлический трескучий сундук, запитывающий одновременно четыре шпуги, инструмента для уплотнения щебёнки под шпалами.
Сдева: В. Щеголев (в центре) восхищается работой шпалоподбойщиков В. Бостанджияна и С. Грачева. Справа: В. Филипенко и В. Бостанджиян раздвигают костылем рельс, чтобы удалить зимние вкладыши
«Земляки» – Боярченко Валерий и Домашнев Игорь, термин появился после совместной их службы в Армии. Саша Столин служил с ними, но почему-то «земляком» не считался; географический казус.
«Рихтовка» – или рихтование, горизонтальное выравнивание участка железнодорожного полотна бригадой в 8—15 человек, вооружённых ломами. Работа требует идеальной слаженности действий, синхронности рывка ломов для смещения полотна железной дороги.
«Секция» – электричка на норильском языке.
Самая громогласная шпалоподбоечная машина. Второй слева – будущий известный академик Игорь Фомич Щеголев
«ШПМ – шэпээмка», ласково, – «дракошка». Самая шипящая и громогласная шпалоподбивочная машина по производительности примерно на два порядка превосходит шпугу (см. ниже).
«Шпуга» – фамилия Михаила Георгиевича, члена нашей Первой норильской бригады. Володя Рубцов присвоил фамилию Михаила Георгиевича в качестве названия подбойнику, ручному лопатообразному, обитому листовым железом инструменту для уплотнения сыпучих материалов под шпалами. Народ-языкотворец перенёс это название и на электровиброподбойники. Термин «шпуга» стал нерукотворным памятником нашей бригаде. За несколько лет после 1969 года он стал общеупотребительным на Норильской железной дороге (длина её около 300 км).
«Щебёнка» – родное после Норильска слово, правильно – щебень. В Норильске щебень – дробленая отработанная порода, продукт производства горнодобывающих предприятий.
Самый необходимый материал в работе. Часто возникали проблемы. Приходилось обращаться к начальству
Укладка запасного пути для разъезда встречных составов: С. Грачёв, В. Бостанджиян, И.Ф.Щёголев
Вячеслав Соляников__ Мой Норильск (воспоминания)
У Марины Цветаевой есть небольшое эссе «Мой Пушкин». Я читал его когда-то и думал: законное название. Великий поэт способен не просто оценить написанное другим великим поэтом, но и проникнуть в тайну самого процесса сотворения.
Моё заглавие, на первый взгляд, чистое нахальство. Норильска – города я практически не видел, был в нём один раз – один час времени, и то по делу.
Но… Мы много там работали, отремонтировали 8 км норильской железной дороги. В сделанное вложили часть души и все силы, которые имели в тот период жизни с условным названием «Норильск». Те полтора месяца – незабываемы. И каждый из нас, составляющих Первую норильскую бригаду, имеет право на рассказ с названием «Мой Норильск». Полагаю, я тоже.
Начало было таким
Ранней весной 1969 года мы с Рустэмом Любовским шли домой из Дома ученых в Черноголовке. До этого года наше с ним общение сводилось к участию в вокальном самодеятельном квартете, который сами мы скромно называли иногда ССССР (четыре Славы – Грачёв, Сизов, Харитонов, Соляников + Рустэм Любовский). Идя домой, мы беседовали о чём-то, как вдруг Рустэм предлагает мне: " Слушай, поехали летом на Север! Поработаем бригадой, заработаем на жизнь…» Не помню, употребил ли он тогда слово «Норильск», но я понял, что его предложение не просто слова; в Рустэме чувствовался разведчик-первопроходец, нащупывающий пути реализации намеченной им какой-то операции.
Я легко дал согласие, не шибко веря, впрочем, в реальность предложенного мероприятия. Но Рустэм Любовский, как и Донбасс, порожняки не гонял. И в июне 14 дня 1969 года вечером институтский автобус доставил нас в аэропорт Домодедово; ночь мы провели высоко в небе, спустились и сели в заснеженной Хатанге на другой стороне полуострова Таймыр: Норильск не принял самолёт по погодным условиям.
И только тут я понял, что влип! "Куда ты попёрся, м.н.с.– дурачок, чего тебе было надо в этих снегах и по окна заснеженных избах? Сидел бы дома, играл бы на гитаре…» Примерно такой оптимизм объял меня в то время. Но… Объявили срочную посадку, полетели обратно до Норильска. Чуть меньше часа лёта и вылезаем из самолёта в Норильске.
Тёмные рваные быстро летящие облака, неуютный ветер, снег и сверху и под ногами; внизу снег мокрый и раскисший, идти неловко. Я потом в песне к фильму о нашей норильской эпопее так написал: «Норильск. Утро холодное, Норильск. Снежное крошево, ветер непрошенный. Так мы приехали в Норильск.»
Из аэропорта нас, бригаду черноголовских авантюристов, по железной дороге доставили на станцию «Тундра». Несколько одноэтажных, почерневших деревянных, типа изба, строений. Рядом железнодорожный путь.
День приезда в «Тундру» почти не помню, может быть из-за того, что не спал в самолёте. Не помню, где и что мы ели (а ведь ели), как получали рабочую одежду – тоже не помню. Весь спектр туалетных подробностей, ну хоть убей, не помню. Зато хорошо запомнил небольшое происшествие во время первой поездки по железной дороге.
В вагоне – столовой, со столиками по бокам, мы, несколько человек, готовились разливать чай. Потом как-то получилось, что я остался в вагоне один на один с пустыми кружками на столе. За несколько минут движения я понял, что такое Норильская Ж. Д. Вагон сотрясался, шарахался в стороны внезапно и сильно. Кружки при особо сильных толчках слетали со стола, как выстреленные. Я ударился бедром о столик, но собрал кружки в одну группу на столе, охватил их руками и, присев за стол, стал ждать. Кто меня вызволил из этой ситуации – не помню.
Запомнилась первая ночёвка в Тундре на полу какого-то служебного помещения: тепло от печки, яркий свет лампочки, негромко скворчит радио, так его никто и не выключил.
Мне везло в «моём Норильске». Я много интересного увидел за те трудные неповторимые полтора месяца. Непосредственным свидетелем ярких нескольких событий был я, два из них произвели особо сильное впечатление на меня. В обоих случаях главные герои– норильские железнодорожники.
Вот случай номер один. Символично, что произошло описанное ниже в самый первый рабочий день. Ранним утром этого дня я проснулся от толчка Рустэма. Он был уже одет. Скомандовал: «Вставай и быстро одевайся» и принялся будить ещё кого-то. Накануне вечером меня предупредили, что завтра я дежурный и встать мне придётся пораньше. Непонятна была только потребность быстроты. Куда торопимся?
Тепло одетые в новую рабочую одежду вышли мы, несколько человек, на утренний морозец. Разобрали штыковые лопаты, одели верхонки, новенькие рабочие брезентовые рукавицы. Подошли к железнодорожным путям, где была группа местных людей во главе с мастером Петром Михайловичем Никритиным (имя это я узнал уже гораздо позже). Они оживлённо переговаривались, порой спорили, проходя мимо стоящего состава. Иногда приседали, что-то разглядывая под вагонами, опять шли и громко говорили, оживлённо жестикулируя. Я в этой лексике ничего не понимал: какой-то спецязык с редким вставлением «крепких» слов. А приглядевшись, я… не знаю, как описать это впечатление. Картина – «чёрный квадрат» отдыхает заодно с Малевичем. Несколько гондол (см. толковый словарь) состава, оказывается, сошли с рельсов. Оторопело глядел я на этот сюрреализм, производящий на меня дикое впечатление: вагоны, стоящие не на рельсах, а рельсы рядом с колёсами лежат.
Привыкнув несколько к реальности ситуации, я стал думать примерно так: и причём тут я и мое оружие, лёгкий штык – лопата? И вообще, что может сделать десяток людей в такой нелепой, чудовищной, как казалось ситуации?
Потом нам, новичкам, объяснили задачу: наши действия сводились к расчистке путей: из-за ошибки при разгрузке гондол щебёнка накрыла рельсы и …авария. На карачках мы примерно в течение часа очищали путь. Тут мастера ж.д. пустили в ход лягуши, горбатые стальные переносные штуки, действия которых сводились к следующему: их под нужным углом пришивали (прибивали) к шпале перед колесом сошедшего вагона. После чего мастер жестами руки, профессиональными сигналами давал на расстоянии команду машинисту. Тот осторожно двигал состав в нужном направлении, колесо сошедшего вагона наезжало на лягушу (она повыше рельса) и съезжало с нее прямо на рельс. При этом с самого начала операции состав расцепили в нужных местах и слегка растащили вагоны. Честно скажу: это было одно из самых удивительных зрелищ моей жизни.
С тех пор прошло 53 года. Черти что творят люди в науке, в технике, но то впечатление от спокойствия, умелости и особого изящества в действиях мастеров, от слаженности их работы – непоколебимо и незабываемо.
Та авария, насколько я помню сейчас, была ликвидирована за 2 с половиной часа. Тогда я понял, что мы (бригада) будем здесь заниматься серьезным делом и несколько «окреп духом».
Второе событие имело тоже аварийное начало, произошло оно в утро нашего отъезда. Руководство дороги организовало для нашей бригады прощальный банкет в ресторане Норильска. Состоялся он вечером накануне нашего авиавылета.
На столах – марочный коньяк, шампанское, дорогие вина. Закуска – мечтательная (других слов не подберу), включая салат из свежих огурцов (овощи в Норильск летают на самолётах, цена их ого-го…). На банкете присутствуют три ж.д. представителя: такой привычный нам и обязательный Пётр-мастер и «двое в штатском» – начальник норильской дороги генерал Новгородов М. Д. и кто-то из руководства в светлом костюме с простым лицом. Рустэм, представляя последнего, назвал фамилию и в шутку объяснил, что это есть «главщебёнка», именно он обеспечивал нашу работу этим дефицитным материалом.
Оба начальника вели себя просто и достойно. Новгородов открыл банкет, заполнив свою рюмку смесью шампанского и коньяка один-к-одному, и, объяснив громко, что эта смесь называется «Дружба», сказал тост за наше здоровье и нашу дружбу в будущем. На банкете он был недолго, а вот человека, номинированного как «главщебёнка», я увидел вновь и понял только утром перед нашей посадкой в секцию (так в Норильске зовут электричку). Так вот, перед этой самой посадкой минут за 20 до прихода секции выясняется, что двое наших забыли в покинутых вагончиках: один – весь заработок более чем в 1000 руб, а другой – билет на самолёт.
Начальник норильской железной дороги генерал Михаил Дмитриевич Новгородов приехал в гости к нашему отряду
Вагончики, наше жильё, стоят в километре отсюда и хорошо видны невооружённым глазом, но секция придёт вот-вот, а садиться в следующую – опоздаешь на самолёт. Положеньице – квадратный Малевич опять отдыхает. Что делать?! И вдруг к нашей отчаявшейся группе быстрым шагом подходит «главщебёнка». Выяснив в чем дало, он, подняв горизонтально руку и отходя с ней от нас, скомандовал: «Подойдет секция – влезайте и срывайте «Стоп-кран», сошлитесь на меня (называет фамилию… не помню). Горизонтально поднятой рукой он тут же остановил видавший виды проезжавший ГАЗ-51. Оробевшему молодому шофёру негромко сказал: «Вот этих двоих (один из них был Саня Столин) отвези, куда тебе скажут. Дождись и быстро с ними назад».
С замиранием сердца следили мы за «газоном», подъезжавшим к недавно бывшими нашими вагончикам, когда подошла секция. Мы вошли, кто-то прямо в тамбуре сорвал стоп-кран. Стали ждать. Трое в железнодорожной форме явились через пару минут и задали нам вопросы вежливо и строго. Услышав «фамилию», отступили назад и переглянулись. Минуты через четыре подлетел газон, двое наших, мысленно радостно воя, кинулись в наши объятия. Потом показался волшебник («главщебёнка»). Он, видимо, что-то выяснял с шофёром газона. Не входя в вагон и не повышая голоса, что-то коротко сказал троим в форме, те облегчённо вздохнули, развернулись и ушли. Секция, как ни в чём не бывало, продолжила путь в аэропорт. Мы группой, обалдевшей от радости, ввалились в почти пустой вагон и какое-то время, приходя в себя, молчали, думая.
Наш подарок начальнику ж.д. генералу Новгородову М. Д. – фанату футбольного клуба «Спартак» Москва, с автографами любимой команды
Позже Столин рассказал, что 2-ая черноголовская бригада, которая только прибыла из Черноголовки, уже заняла наши вагончики. Уже горел костёр, который сжигал всякий оставшийся хлам. Сашины рабочие штаны с 1000 рублей в кармане чудом не успели сгореть.
Поясню описанное. Норильская дорога – важнейшая деталь всей таймырской жизни. Она связывает порт Дудинку с предприятиями Норильска. Роль порта в жизни Таймыра грандиозна. Морем и по реке Енисей сюда в короткий судоходный период везут всё необходимое для жизни и работы: сельхозпродукты, промтовары, оборудование и машины для производства… – всё, вплоть до пищевого этилового спирта (водку возить накладно – в ней много воды). Соответственно, перебросить всё это по местам призвана железная дорога, иных дорог на вечной мерзлоте не сделать. В то же время надо перебросить всё, что произведено на Таймыре, в порт. Отсюда напряженный ритм работы ж.д. и великая ответственность, но и большие полномочия руководства дороги, которое, как мы успели понять в день отъезда, известно живущим там в лицо и пофамильно.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?