Текст книги "Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии ХVI века"

3
Одевание

Святая Муза сделала божком

Амура, но нагим, без одеянья.

Его одену я своим пером,

И эту моду встретит ликованье.

Надежда – шляпа, лента – прелесть в нем,

Плащ – это хитрость, а камзол – желанье,

Печалью пояс завяжу узлом,

Спесь – наконечник, щелки глаз – терзанье…[9]9
  Пер. А. Лукьянова. Оригинал: The sacred Muse that firste made love devine / Hath made him naked and without attyre / But I will cloth him with this penn of myne / That all the world his fashion shall admire / His hatt of hope, his band of beautye fine / His cloake of crafte, his doublet of desire / Greife for a girdell, shall aboute him twyne / His pointes of pride, his Ilet holes of yre.


[Закрыть]

Сэр Джон Дэвис, «Дурашливые сонеты» (Gullinge Sonnets, 1584)

После того как умыты лицо и руки, надето чистое нижнее белье, расчесаны волосы и почищены зубы, пришло время одеться.

Все его платье

Мужская одежда имела большое общественное значение, куда большее, чем женская. Одеждой мужчина демонстрировал свое положение в обществе, что в Англии эпохи Тюдоров имело серьезные последствия. Законы ограничивали мужчин в праве носить некоторые ткани и цвета, разрешенные только определенным социальным слоям, так что бездумное одевание могло привести к проблемам с законом. В начале нашей эпохи в памяти людей еще был свеж статут 1483 года. Ношение «золотой парчи» и пурпурного шелка дозволялось только членам королевской семьи, а бархатную ткань могли носить только те, кто обладал достоинством не ниже рыцарского. Слуги мелких фермеров, рабочие и их жены по закону могли тратить не более двух шиллингов за ярд[10]10
  Ярд равен ок. 0,91 м.


[Закрыть] на любую ткань для одежды. Даже если определенные фасоны платья не были запрещены законом, они свидетельствовали о профессии человека. В то время эту идентичность яростно защищали. Внешний вид мужчины на публике также говорил о его платежеспособности. В то время, когда не было формальной банковской системы и большая часть торговых операций проводилась в кредит, хорошо одетому человеку было проще получить товары и услуги. Тем, кто искал работу, нужно было рекламировать свои навыки и умения в рабочей одежде, подобающей соответствующей отрасли.

Как и нижнее белье, вся одежда по современным меркам была ужасно дорогой. Расходы на шитье одежды были огромны, особенно при обработке сырья. Взять, к примеру, овец. В эпоху Тюдоров овцы были хоть и не совсем миниатюрными, но все же куда меньше тех животных, что пасутся на современных полях. Изображения овец с пастухами, кости забитых животных, найденные во время археологических раскопок, вес забитых туш, записанный в счетах крупных хозяйств, – все это указывает на меньший вес животных. В стадах той эпохи ягнята-двойни были редкостью, а в наши дни, когда попадаются даже тройняшки, редкость – это скорее одиночные особи. Стада паслись на открытом воздухе на возвышенных пастбищах и зимовали на пахотных землях без всякого дополнительного кормления, за счет которого современные овцы откармливаются и жиреют. В результате настриг с одной овцы был и меньше, и легче. Прямо сравнивать вес руна некорректно: современное руно стрижется в одну кучу и взвешивается вместе. В записях же эпохи Тюдоров часто упоминается лишь самая качественная шерсть со спины и задних ног, которая взвешивалась перед продажей. Но все же руно XXI века весом 12 фунтов[11]11
  Фунт равен ок. 0,45 кг.


[Закрыть] и 1,5 фунта руна XVI века – это далеко не одно и то же.

В конце мая, когда становилось теплее, пастухи вели свои стада вниз к ручьям и прудам. Там они могли помыть своих питомцев и отвести их на чистые пастбища, где они бы высохли. Стрижка была массовым мероприятием, к ней привлекались все местные рабочие. Благодаря современным электрическим машинкам для стрижки профессиональные стригали из Австралии и Новой Зеландии за рабочий день стригут много сотен овец; столь же умелым и трудолюбивым людям XVI века, вооруженным парой ручных стригальных ножниц, в лучшем случае удавалось постричь тридцать. После того, как руно сострижено, его нужно рассортировать, свернуть и упаковать для продажи. Производство ткани начиналось с расчесывания шерсти: так ее очищали от травы, веток и другой грязи, распутывали узлы или спутавшиеся волосинки. Все это делалось вручную, трудом многих женщин и детей. Затем шерсть пряли с помощью простого веретена. К концу эпохи все чаще использовали прялку. Эту работу также в основном выполняли женщины и дети. Чтобы один ткач не сидел без дела, требовался труд двенадцати напряженно работающих умелых прях. Лишь немногим женщинам удавалось совершенно избежать прядения. Более того, это занятие стало синонимом незамужнего семейного положения (отсюда изменение значения слова spinster)[12]12
  Прядильщица, старая дева (англ.). – Прим. перев.


[Закрыть]. Прядение, как и выпечка хлеба и варение пива, было одним из основных женских занятий. Оно снабжало дом шерстью и приносило в семью несколько пенсов.

Само ткачество было в основном мужской работой. Перед тем как начинать ткать, нужно было осторожно заправить нити в ткацкий станок (каждую из длинных нитей надо было продеть по всей длине будущего рулона ткани через различные части станка и аккуратно намотать на ткацкий навой). Обычно работали с куском ткани длиной 22 ярда, хотя закон предписывал незначительные различия в размерах для различных типов тканей. На изготовление одного куска ткани уходило до шести недель. После этого большинство тканей нуждались в дополнительной «отделке». Многие ткани нуждались в стирке или валянии (этот процесс был направлен на склеивание волокон), чтобы ткань стала более плотной и не пропускала ветер и дождь. Красильщики красили либо волокна – перед плетением, либо уже готовые рулоны ткани. Влажные полотна ткани растягивали, чтобы высушить и придать разрешенные законом размеры (ткань неподходящего размера могли конфисковать, а за каждое небольшое отклонение была предусмотрена система штрафов). Волокна поднимали, расчесывая поверхность ткани ворсянками, и стригли ее, чтобы она становилась гладкой и ровной.

Всем многочисленным работникам, занятым каждый своей операцией, нужно было зарабатывать на жизнь, и каждый немного прибавлял к стоимости конечного продукта. Это была сложная отрасль, для функционирования которой нужны были инструменты и оборудование, требующие значительных капиталовложений, и квалифицированные рабочие, способные заниматься этой работой. Волокна, пряжа и ткань перемещались из мастерской в мастерскую, неоднократно покупались и продавались.

Поскольку одежда была очень дорогой, нужно было хорошенько подумать, прежде чем выложить с трудом заработанные деньги. Те немногие предметы одежды, которые были доступны, выполняли множество функций. В первую очередь это защита от холода, ветра и дождя. Покупателю нужна была износостойкая одежда, которая будет служить до тех пор, пока у него не появится возможность заменить ее. Кроме того, его одежда должна была быть социально приемлемой, чтобы у него не было неприятностей из-за «непристойности» неподобающего наряда и чтобы он не стал объектом шуток и сквернословий из-за своей экстравагантности. Вместе с тем одежда должна была соответствовать тому образу, который он хотел явить миру, чтобы выглядеть респектабельно и привлекательно и демонстрировать свою групповую принадлежность. Его самооценка, образ в социуме и телесный комфорт были завязаны на нескольких драгоценных предметах гардероба.

Самым желанным предметом одежды многих мужчин была мантия. Она могла быть короткой, примерно до колена, или длинной, до лодыжек. Обычно мантии свободно ниспадали с плеч. Их носили как верхнюю одежду. В эпоху Тюдоров сосуществовало несколько разных видов мантий, но все больше предпочитали более длинные мантии с длинными и прямыми рукавами. Из-за свободного кроя это объемное одеяние было неудобным при работе руками. Кроме того, на его изготовление уходило много ткани. Мантия не была повседневной одеждой сельских рабочих или кузнецов; ее носили те, кто ведет больше сидячий образ жизни и располагает дополнительными средствами. Она была частью повседневного гардероба адвокатов, клириков, олдерменов, педагогов и большинства дворян. Считалось, что молодым мужчинам подобало носить мантии покороче, которые давали больше свободы движения; авторитетные и солидные люди предпочитали длинные мантии. Успешный и зажиточный кузнец или рабочий также мог иметь воскресную мантию.

О том, насколько желанными были мантии, можно получить представление из записей Филиппа Хенслоу. Он занимался театральным бизнесом, а также держал ломбард. Мантии составляли значительную часть заложенного имущества. Например, 13 мая 1594 года он «одолжил мистеру Бардесу 3 фунта и 10 шиллингов за мантию из шелковой ткани в рубчик, украшенную бархатом, на шерстяной подкладке», а двумя днями позже – «13 шиллингов за мужскую мантию с подкладкой из черного сукна». Такие мантии высоко ценились, их легко было продать, при этом в крайнем случае без этого предмета гардероба можно было обойтись. Первая из этих мантий, изготовленная из тяжелой шелковой ткани с бархатными полосками, нашитыми по подолу, спереди и вокруг воротника, с подкладкой из хорошей легкой шерсти, была предметом роскоши даже для зажиточного ремесленника, что подтверждает и сумма залога. Вторая мантия, которая была намного проще и дешевле, все же была довольно солидной для такого ремесленника, поскольку была сшита из сукна – одной из самых дорогих шерстяных тканей, доступных на рынке.

Когда люди приступали к составлению завещания, мантия зачастую оказывалась единственным упомянутым там предметом одежды. В конце концов, мантия подходила почти каждому, а с учетом того количества ткани, которая шла на ее изготовление, ее всегда можно было порезать и использовать для чего-то другого. Кроме того, мантия часто было предметом одежды, к которому его владелец питал наибольшую эмоциональную привязанность, поскольку она воплощала его положение и успех в этом мире. Особенно это касалось простых ремесленников, которым удалось занять пост олдермена или мэра. Официальной униформой таких должностных лиц считались мантии особого цвета, из определенной ткани и с определенной отделкой. Их было принято носить на все официальные мероприятия, и даже когда нужно было просто выйти по делам. В Эксетере мэр носил мантию и плащ из ткани scarlet (этим словом в переводе с английского – «алый» обозначали либо высококачественную шерстяную ткань, либо алый цвет, или то и другое, поскольку большая часть таких тканей красились в алый цвет). Цеховые старосты, располагавшиеся ступенькой ниже, носили фиолетовые мантии, а олдермены – багровые. Чем ярче оттенок, тем дороже обходится производство мантии, поэтому в этой иерархии различимо очень четкое визуальное представление структуры муниципальной власти. В некоторых городах мантию был обязан носить не только мэр, но и его жена. В 1580 году в Винчестере вышло постановление, что все мэры должны немедленно купить женам алые мантии. Их можно заметить и на некоторых портретах жен мэров, а также в завещаниях и описях имущества из других городов. Наша культура слегка насторожена к мужской моде. Мы ценим легкую небрежность в повседневной одежде, особенно у мужчин. Поэтому порой трудно понять, как мужчины эпохи Тюдоров наслаждались официальной одеждой и добивались права ее носить, считая ее подлинным символом успеха, который можно носить с гордостью.

Простые мантии были доступны значительной части населения, так что они были довольно распространенной, если не сказать вездесущей одеждой. Зато детали ткани, подкладки, покроя и отделки мантий означали практически бесконечное количество социальных градаций. Мантия из фриза была очень скромной по сравнению с мантией из сукна, а мантия из сукна блекла на фоне мантии из дамаста. Например, Ричард Бретт служил бейлифом в Молдоне в графстве Эссекс, то есть занимал определенное положение в органах местной власти. Однако его шерстяная мантия имела подкладку из овчины – одного из самых дешевых мехов, который, по закону и из-за его стоимости, разрешалось носить мужчинам незнатного положения. Ричард был обеспечен, у него было три отдельных дома и земельные участки, перечисленные в его завещании. Он мог позволить себе более изысканную и яркую мантию, если бы захотел, но вместо этого предпочитал скромное и сдержанное одеяние. Стивен Кэйтролл был младшим священником в приходе Лайер де ла Хей в Эссексе. В его завещании от 1567 года обе его мантии названы «длинными» – такой фасон считался атрибутом духовенства.

Под мантией мужчины носили дублеты и плундры – короткие мешковатые брюки. В самом начале правления Генриха VII они точно повторяли контуры тела. Дублеты были функциональной одеждой. Они служили дополнительным теплым слоем в верхней части тела и поддерживали плундры. Тогда было не принято выставлять дублет напоказ. В формальных ситуациях, например в церкви, на рынке или другом публичном мероприятии, их обычно не было видно. Если у мужчины не было мантии, он носил поверх дублета плащ. Дублет носили открыто только во время тяжелой работы.

Плундры, которые шли в комплекте с ранними дублетами, были длиной от талии до пальцев ног. Сверху, на линии талии, на них располагался ряд парных отверстий, которые позволяли крепко или, наоборот, свободно привязать дублет к плундрам. Такое привязывание было своего рода искусством. Два идеально связанных во всех местах предмета одежды смотрелись прекрасно – до тех пор, пока вам не придется сделать шаг; ежели связать их слишком свободно, то придется краснеть за выставленные напоказ плундры. Те, кому во время работы приходилось много копать или нагибаться, часто полностью распускали завязки (или шнурки) на спине, полностью затягивая лишь передние. Правда, в горизонтальном положении спина в таком случае оголится до ягодиц. Это хорошо видно по картинам Брейгеля Старшего с изображениями фламандского крестьянства. Правда, полы рубашек добавляют немного скромности их внешнему виду. Передние шнурки, завязанные посвободнее, помогали предотвратить натяжение во время ходьбы или бега. Поэтому большинство мужчин в основном полагались на боковые крепления для поддержки плундр, и расположенные там шнурки завязывались выше и туже, чем остальные. Эти аккуратные приспособления можно разглядеть на всех молодых аристократах, изображенных на иллюстрациях рукописей XV века. Я сама видела, как современные мужчины надевают реконструированные плундры и как сложно бывает им добиться баланса в креплении. Интересно отметить, что после того, как они открывали идеальный способ привязывания, почти никто не развязывал плундры и дублет, их стали надевать и снимать как единый костюм, похожий на комбинезон.

Полностью закрывающие ноги плундры давят на колени сильнее, чем брюки. Те могут свободно скользить вверх-вниз по лодыжке, когда люди садятся или встают на колени. Но, когда ступня и нога оказываются в одном предмете одежды, такая легкость движения достигается иным способом. Поэтому обтягивающие плундры часто были немного мешковатыми в коленях, где ткань натягивалась, чтобы приспособиться к движению. Молодой человек, желавший показать себя во всей красе, мог придать плундрам более изящный вид и одновременно продемонстрировать свои икроножные мышцы, если надевал подвязки сразу под коленом. Тем самым мешковатость ограничивалась областью колен, а плундры становились обтягивающими, гладкими и тугими в нижней части ног. На лицевой стороне вокруг переднего отверстия был привязан небольшой кусок ткани, служивший аналогом современной застежки-молнии. Это был гульфик. У большинства мужчин это был просто скромный покров. Тогда он редко раздувался или выпячивался. Плундры изнашивались гораздо быстрее, чем дублеты, плащи и платья, поскольку на них приходились самые интенсивные двигательные нагрузки. При ношении современных реконструированных плундр становится понятно, что особенно при этом страдают две области: ступни и отверстия для шнурков вокруг талии. Их ремонт достаточно прост и дешев, и для него не требуется большого количества ткани. Вероятно, поэтому у большей части фактически изношенных плундр заменялись ступни или же их носили с обрезанными ступнями. В монастырском музее в Вюртемберге, в Германии, есть пара прочных, натурального цвета льняных плундр, изготовленных приблизительно между 1495 и 1529 годами. У них отсутствуют ступни, при этом видно, что когда-то плундры покрывали всю ногу и были сильно изношены.

Большая часть цветных изображений мужчин эпохи Генриха VII содержится в иллюстрированных рукописях. Эти роскошные, похожие на драгоценности творения рисуют мир, населенный красочно разодетыми молодыми мужчинами в обтягивающих плундрах, которые стали прообразом моды «мужчин в трико». Но эти образы всегда были идеализированными. Часто они стремились изобразить священное совершенство, гармонию, а физическая красота символизировала внутреннюю чистоту и благочестие. Цвета также имели символическое значение: зеленые плундры, например, указывали на юношескую силу, а красные обозначали страсть. Другие иллюстраторы сознательно стремились изобразить ливрейные цвета и геральдику определенных королевских и аристократических домов. Некоторые из изображенных нарядов и вовсе были чистой фантазией, имеющей мало общего с настоящей одеждой, и были олицетворением экзотического, чужеземного, исторического и мифического.

Письменные источники рассказывают другую историю. Анализ завещаний первой половины XVI века показывает, что лишь немногие оставляемые в наследство плундры были ярких цветов. В этой выборке завещаний преобладают завещания наиболее состоятельных членов общества, при этом горожан, а не деревенских жителей. Наиболее часто упоминаемым цветом плундр был черный, а вторым по популярности – белый. Яркие цвета изредка встречаются в завещаниях аристократии. Разумеется, не все в завещаниях упоминали свои плундры, а те, кто это делал, обычно не упоминали цвета (исследование Марии Хэйворд показало, что цвет упоминается лишь в 44 случаях из 247). Возможно, все остальные плундры не были окрашены специально и имели кремовый, бежевый, серый или коричневый оттенки, характерные для различных пород овец или натурального цвета льна. Скорее всего, ткань также влияла на то, как выглядели плундры. В 1520 году, когда семья Лестрейндж приобрела плундры для мальчика – помощника на кухне, они купили ярд «ворсистой шерсти». В 1558 году Роберт Дадли снабдил своих поварят руссетом – домотканой шерстяной коричневой тканью. Оба этих вида тканей дешевы, достаточно прочны, имеют небольшое количество ворса и сотканы свободно, так что могут тянуться; при всем желании, из-за толщины ткани из них не может получиться гладких, глянцевых, элегантных плундр.

О том, что произошло с дублетом, плундрами, плащами и мантиями к середине XVI века, можно понять по портретам Генриха VIII, который взирает на нас, стоя в полный рост, широко расставив ноги. Большинству мужчин было не по карману огромное количество ткани, уходящее на пошив такой широкой мантии в складку. Но можно создать подобный эффект, если раскрыть свою скромную мантию, чтобы были видны надетые под ним слои. В результате дублеты и плундры стали популярнее среди самых разных социальных слоев. Закон также стал уделять больше внимания деталям мужского костюма. Генриху VII было достаточно просто повторить сумптуарные законы, которые были приняты его предшественником; его сына куда больше заботила доработка и обновление этих постановлений. Через год после восшествия на престол он выпустил первые из четырех статутов об одежде. Больше всего внимания в нем уделено верхушке общества, – тем, кто непосредственно окружал самого короля. Но эти правила повлияли почти на каждого мужчину. Подавляющему большинству людей, работающих на земле – пастухам, рабочим и мелким фермерам, – было запрещено носить любые импортные ткани. А из местных шерстяных тканей им дозволялось довольствоваться лишь самыми дешевыми. Например, разрешалось носить сукно, только если оно стоило меньше двух шиллингов за ярд, а плундры должны были быть сделаны из ткани дешевле 10 пенсов за ярд.

Постановления об одежде затрагивали ряд вопросов, которые беспокоили последующих Тюдоров. Одной из таких забот, очевидно, был платежный баланс. В надежде сократить отток денег из страны правительство дозволяло покупать импортную одежду лишь малой доле населения. Поощрение производства местного текстиля было направлено на поддержание мануфактур, а также на стимулирование рыночного спроса. Это было особенно важно для дешевых тканей, не пользующихся большим спросом за рубежом. Носители власти определенно считали себя обязанными защищать рабочие места и создавать новые. Наряду с движением национальных наличных средств, серьезное беспокойство вызывали также личные задолженности. Роскошные зарубежные ткани были предметом вожделения и толкали англичан на необоснованные финансовые риски. В преамбулах сумптуарных законов делались попытки сдержать разрушительные желания побаловать себя текстильной роскошью. Но, пожалуй, еще важнее этих опасений было то, что в статуте 1533 года именуется «низвержением блага и разумного порядка в понимании и различении людей согласно с их сословиями, выдающимися званиями и положением». Моды и монархи могли меняться, но это всегда оставалось главной заботой.

Без сомнений, для многих такие постановления не составляли большой проблемы. Большинство людей в любом случае с трудом могли позволить себе купить даже самую дешевую ткань. Но что делать, если вам, например, кто-то оставил в наследство хорошую суконную мантию? Может статься и так, что на местном рынке поношенной одежды окажутся наряды из чуть лучшей, пусть и довольно поношенной ткани, некогда принадлежавшие более состоятельным людям. Ввозившаяся из Ирландии шерсть стоила очень дешево и была вполне по карману большинству трудового люда, однако закон запрещал рабочим ее носить.

Ценовые ограничения повлияли и на цвет одежды. Ярко-красные, насыщенные черные, темно-синие и изумрудно-зеленые цвета требовали больших затрат на производство, из-за чего цена достаточно скромных тканей превышала норму, разрешенную законом. Самым дешевым вариантом были неокрашенные ткани. В средней ценовой категории можно было найти ткани, окрашенные бледно-голубым красителем, полученным из вайды, приглушенным оранжево-розово-красным, полученным из марены, и горчично-желтым – из резеды.

Более дешевые ткани, как правило, были менее «законченными» и изготавливались из более ворсистого руна, так что закон принуждал сельских рабочих выглядеть определенным образом. На то, чтобы рабочие придерживались разрешенных законом тканей, также были весьма практические причины. Фриз – толстая ткань с поднятыми ворсинками на одной стороне, сделанная из грубой шерсти и сотканная довольно свободно. Она теплая, удерживает много воздуха между волокнами и позволяет воде стекать по ней, особенно если ворс расположен вертикально вниз. Грубые, дешевые руна, которые использовались для ее изготовления, содержат большое количество песиги – длинных, толстых и жестких волос, которые позволяют овцам оставаться сухими под дождем; подшерсток овец короче, мягче, сильнее вьется и лучше удерживает тепло тела. Поэтому плащ из фриза был немного лохматым, и, поскольку его не очень хорошо красили (песига не так хорошо впитывает краску, как подшерсток), он обычно оставался натурального серого или коричневого цвета. Из фриза получались отличные плащи. Руссет можно окрасить более успешно: она немного мягче, чем фриз, и у нее больше складок, однако она больше пропускает влагу. Поэтому такая ткань лучше подходила для дублетов и плундр и хуже – для мантий и плащей. Холстина использовалась для дублетов, износостойкость которых важнее тепла. Например, тем, чья работа была связана с постоянным перетягиванием веревок, лучше было иметь холщовый дублет. Холстину редко красили. Изначально она была бежево-серого цвета и постепенно бледнела под солнцем и дождем до кремово-белого. Так что фриз, холстина и руссет преобладали в гардеробе самой большой части населения.

Моряки сильно выделялись на фоне своих покрытых шерстью сухопутных собратьев. Они не носили плащи из фриза и плундры из руссета. Моряков легко было отличить в любой толпе не только по материалу, но и по покрою их одежды. В описях имущества моряков встречается «морская мантия». По покрою она была больше похожа на халат по колено. На акварелях Джона Уайта, изобразившего моряков рядом с коренными жителями Нового Света, эта мантия представляет собой плотный, долгополый наряд с длинными рукавами, напоминающий халат. Он скрывает все, что находится под ним. Спереди такую мантию застегивали на все пуговицы или просто надевали через голову. Туго плетенный холст лучше защищал от ветра и воды, чем другие мужские костюмы. В Музее Лондона хранится предмет одежды, который вполне может быть одной из этих морских мантий, сделанной из просмоленной льняной ткани. Пропитка холста льняным маслом – еще один метод изготовления водонепроницаемой ткани для мужчин, которые сталкиваются с какими-либо превратностями погоды. В братстве мореплавателей также была популярна кожаная одежда. Обычно это были жакеты без рукавов, известные как колеты, но иногда встречались и кожаные дублеты и крайне редко кожаные плундры. Мартин Фробишер, знаменитый капитан, который руководил поисками Северо-Западного прохода в Азию, на картине 1577 года изображен в очень дорогой кожаной колете и бриджах, специально выбранных для того, чтобы подчеркнуть и увековечить его опыт мореплавания.

Но с течением времени закон менялся. К 1533 году, когда были приняты четвертые статуты Генриха VIII, правила стали гораздо более детальными. Они изменились вместе с экономическими и социальными реалиями. Ткань для плундр простолюдинов теперь могла стоить до двух шиллингов за ярд. Кроме того, можно было носить даже привозную холстину или бумазею. Это было очень кстати на фоне роста цен и того, что в Англию ввозилось огромное количество льняного полотна. Вероятно, это просто стало признанием произошедших изменений и свидетельством того, что закон отстает от жизни. Но в то же время закон усложнился. Мужчины-простолюдины были поделены на две группы: крестьян, которым разрешалось носить одежду по два шиллинга, и их слуг и учеников, которые должны были ограничиваться ценой 16 пенсов за ярд.

Новые правила также отдавали дань новой моде. Теперь плундры на уровне бедер разделились на два предмета одежды. Нижний из них, который надевали на стопу, визуально оставался практически таким же, как и нижняя часть прежних плундр: его могли называть чулками, плундрами или нижними плундрами. Верхний же был более плотным, и его называли также плундрами и бричзами. Из-за разреза на коленях уже не было потребности в том, чтобы ткань тянулась: верхнюю и нижнюю часть новомодных плундр надевали внахлест, что позволяло свободно двигаться. Поэтому бричзы делали из самых разных тканей, кроили и украшали по вкусу. Мне больше всего нравятся желтые вязаные бричзы из шелка, которые носил курфюрст Август Саксонский примерно в 1552–1555 годах. На мой взгляд, они воплощают в себе причудливость моды того времени и изящное мастерство ремесленников. Нижний слой сделан из кожи и доходит до нижней части бедер, совсем как у популярных ранее плундр полной длины: это гарантирует привычную удобную посадку и прочную основу для деликатной верхней ткани. Вязка очень тонкая: должно быть, на нее ушли недели напряженной работы. В подражание фасонам с накладными галунами, в ней оставили отверстия, разрезы, в которые вставили прозрачную желтую шелковую подкладку в форме броских буфов. Спереди – полноразмерный выпуклый гульфик. Согласно счетам, у курфюрста, как и у Генриха VIII, было несколько пар подобных плундр.

Большие выпуклые гульфики считались неприемлемыми в одежде людей, занимающих скромное положение в обществе. Они ассоциировались с властью и господством, с мужской самоуверенностью. Поэтому, наверное, неудивительно, что еще одной группой населения, которая носила заметные и вызывающие гульфики, выпяченные на всеобщее обозрение как символ агрессии и смелости, были солдаты. Молодой и ярко разодетый рубака-франт, меч которого громко бился о свисавший с пояса баклер (маленький кулачный щит), мог безнаказанно щеголять в самом эксцентричном гульфике. При этом на изображениях ремесленников и земледельцев нет заметных гульфиков. Но по крайней мере некоторые мужчины-простолюдины носили маленькие тканые гульфики из саржи. Три таких гульфика были найдены в земле на Уоршип-стрит (Лондон) среди других фрагментов одежды.

Эдуард VI так серьезно относился к одежде, что лично составил проект билля об ограничениях в одежде 1552 года. Елизавета I за свое правление выпустила несколько прокламаций, по которым можно составить представление об изменениях в моде, о доступных импортных товарах и озабоченности смешением различных социальных групп. Первые следы озабоченности «чудовищным и возмутительным великолепием» мужских плундр прослеживаются в сумптуарном статуте 1562 года, вышедшем спустя четыре года после восшествия Елизаветы на престол. Вопиющими и неподобающими к ношению где-либо за пределами королевского двора признаны и новые двойные гофрированные воротники, потому что то, что по последней моде приличествовало лорду, нелепо смотрелось на плотнике. Фраза «подражая лучшим из вас» (aping your betters, «обезьянничание») приняла визуальную форму на гравюре 1570 года. На ней изображены обезьяны, наряженные в одежду среднего класса, которые стирают и крахмалят рафы (гофрированные воротники). Притворяясь теми, кем они не являются, незнатные люди унижали самих себя, а также обесценивали то, чему подражали.

Социальная стратификация считалась естественной, а одежда только подчеркивала это расслоение. Одежда должна была визуально указывать на положение человека в обществе – чтобы показать не только уровень его доходов, но и род его занятий, будь он ремесленником или человеком свободной профессии, господином или слугой, землевладельцем или арендатором, отцом или сыном. Зная, кто этот человек, вы понимали, как с ним общаться, насколько сильно нужно выказывать ему уважение, надо ли перед ним кланяться или снимать головной убор. Вести ли с ним дела, просить ли его о помощи или нанимать ли в работники? В обществе, где большинство мужчин были вооружены, а к чести относились очень серьезно, ошибки могли быстро перерасти в насилие. Судебные протоколы изобилуют случаями перебранок и поножовщины из-за вопросов почтительности и чести. Возьмем записи коронера в сельском округе графства Сассекс всего за два месяца в 1596 году. 13 апреля Джеффри Кинг убил Томаса Хорна, ударив его посохом по голове. 9 мая Джон Альмон забил до смерти человека, который не пропустил его вперед на улице. В тот же день Ричарда Норриса ударил ножом в лицо Ричард Рамнаи, а 31 мая Уильям Фёрнер убил Ричарда Каймбера ударом в живот ножом.