Текст книги "Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии ХVI века"

Перина была верхом комфорта. Она украшала постели знати, джентри, богатейших купцов и йоменов. Это были опять-таки набитые мешки, однако ткань, в которой лежали перья, должна была быть соткана особенно плотно, чтобы перья не выпадали. Как и солому, перья достаточно хорошо встряхнуть, поэтому нет нужды сооружать такой сложный тюфяк, как для шерсти. Перины – не только самые мягкие матрасы, но и самые теплые. Когда вы ныряете в них, они сохраняют тепло вокруг вас и под вами. Они особенно эффективны, если класть их поверх другой подстилки. Как и многие другие вещи, они отличаются по качеству. Очень важно, сколько в тюфяке перьев – чем их больше, тем лучше. Маленькие, пушистые, пуховые перья лучше, чем большие, а лучшими считались пуховые перья обыкновенной гаги. Они самые теплые и мягкие. Но так как гаги – морские птицы, на большей части материковой Британии их пух раздобыть тяжело.

При всем многообразии набивных постелей совершенно не обязательно было спать на них. Из чего бы ни был сделан такого рода матрас, от соломы до пуха, его использовали и в качестве одеяла. Вероятно, там, где у людей было несколько матрасов, спали между ними.

Поэтому идеальная кровать эпохи Тюдоров состояла из деревянного каркаса со столбами в четырех углах, массивного деревянного изголовья, толстого навеса из ткани и тяжелых занавесок вокруг. Ее основание состояло из туго натянутых веревок, на которых лежала свежая толстая циновка из камыша; поверх нее – соломенный тюфяк, набитый подмаренником вперемешку с небольшим количеством лаванды. Выше располагался тюфяк с оческами и не одна, а две перины, лучшая из которых лежала на самом верху. Это было настолько мягкое, теплое и комфортное ложе, что даже принцесса не почувствовала бы горошину, спрятанную в нижнем слое матрасов. Ансамбль дополняли простыни из тончайшего хлопка, пуховые валики и подушки в хлопковых чехлах, а также одеяла и покрывало с вышивкой.

С такой кровати, бесспорно, было сложно подняться по петушиному крику. Но многие ли были обладателями такого соблазнительного ложа? Трудно сказать наверняка. Если постельное белье, драпировки и кровати вносились в завещание или опись имущества, тогда мы знаем точно, что человек владел ими под конец жизни. Но если их не было в списке, то нельзя утверждать, что у завещателя не было кровати и постельных принадлежностей. Кровати могут, например, просто относиться к общей категории, которую иногда обозначают как «предметы моего домашнего обихода». Кроме того, лишь немногие люди оставляли завещания.

В целом же можно заметить, что такие кровати гораздо чаще упоминаются в конце эпохи Тюдоров, чем в начале периода, и что ими, вероятнее всего, владели состоятельные люди, а не те, кто был стеснен в средствах. В 1587 году Томас и Сара Тейлор, которые жили в Стратфорд-апон-Эйвоне, были обычной городской четой, довольно зажиточной, но не богатой. Они были женаты более четырнадцати лет, у них выжило пятеро детей – Флоренс, Аннис, Уильям, Джордж и Джоан, и еще четверых они потеряли. Томас зарабатывал на жизнь торговлей тканями и имел небольшую мастерскую в доме на Шип-стрит. Там он валял и резал ткани перед тем, как они отправлялись к красильщику. Это был процесс выделки, превращающий неплотную ткань в более приятную и чистую, лучше защищавшую от влаги и ветра. У Томаса и Сары была одна общая кровать с изголовьем, столбами и занавесками, одна раскладная кровать и еще три других. Поверх деревянных рам они могли положить пять тюфяков из оческов, пять покрывал, пять валиков, четыре подушки, пару одеял и две пары простыней. Этого было достаточно для семьи из семи человек. Но не у каждого домочадца был полный комплект постельных принадлежностей, и, конечно, не оставалось ничего про запас. Вероятно, Томас и Сара делили общую кровать с занавесками, с одним тюфяком из оческов и одним валиком. Они также могли расположиться на одной из пар простыней и двух подушках, а сверху положить покрывало. У троих детей могли быть личные кровати, тюфяк из оческов, валик и покрывала, но двум другим, вероятно, приходилось делить их друг с другом. Поскольку младшей, Джоан, было всего лишь чуть больше года, она, вероятно, спала в чем-то вроде колыбели или с родителями. В любом случае большинству детей приходилось обходиться без простыней.

В то же время у служанки в доме Кэтрин Солсбери, тоже родом из Стратфорда, был только тюфяк из оческов, одеяло и покрывало. В описи имущества Кэтрин по порядку перечислены комнаты в ее доме. В ее личной спальне были обычная и выдвижная кровать, в гостевой комнате тоже стояла полноценная кровать, но в комнате служанки, видимо, кровати не было. Даже в конце века многие по-прежнему спали на полу.

Утренняя молитва

Молитва сразу после пробуждения была очень личным делом. Она читалась лично, без свидетелей и желательно вслух. В эпоху Тюдоров утро всегда начиналось с молитвы, хотя ее язык и содержание претерпевали фундаментальные изменения. Христианство почти безраздельно властвовало в качестве объяснительной модели вселенной. Однако природа христианства была самой жаркой темой и средоточием масштабных конфликтов и сдвигов: от католичества к протестантизму, снова к католичеству и снова к протестантизму, и на протяжении всего периода существовало множество вариантов обеих конфессий, порой одновременно. Из-за них люди готовы были нищенствовать, отправляться в изгнание и даже погибать.

Когда в 1490 году скончался Джон Коллан, ювелир из Йорка, он оставил после себя молитвослов на латыни стоимостью всего 6 пенсов, что тогда примерно равнялось двухдневному заработку трудоспособного мужчины. Цена наводит на мысль, что это была старая книга в очень плохом состоянии или же совсем новая, только что вышедшая из-под печатного пресса Уильяма Кекстона, который отпечатал свой первый молитвослов в том же году. 6 пенсов – справедливая цена за свежий молитвенник, изданный Кекстоном или привезенный с континента. С помощью этой книги Джон Коллан мог читать основные службы суточного круга, произнося на рассвете несколько упрощенный вариант лауд. Возможно, он делал это в уединении каждое утро после пробуждения или же руководил общей молитвой в своем доме. В любом случае он читал латинские слова вслух. Поскольку слова были ему знакомы, ему, возможно, лишь изредка приходилось подсматривать в написанный текст.

К началу XVI века такие относительно недорогие молитвословы стали доступнее. В Британии новые издания печатал Винкин де Ворд, а на континенте создавались специальные издания для английского рынка, которые печатались в основном в Париже и в Нидерландах[5]5
  Совокупность исторических областей на территории современных Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и части Северной Франции. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Благодаря этим новым книгам джентри и состоятельные купцы приобщались к той утренней молитве, которая раньше была прерогативой клира и аристократии. Для всех остальных утренняя молитва состояла в произнесении вызубренных наизусть молитв.

Совет Джона Фитцхерберта, приведенный в начале этой главы, был общепринятым в те времена. В этой книге, написанной прямо перед Реформацией, рекомендуется произносить вслух самое известное латинское благословение: In nomine patris et filii et spiritus sancti, Amen, дополняя его традиционным крестным знамением, а также по желанию дополнять его Отче наш, Аве Мария и Символом веры – перечнем основных христианских догматов. На то, насколько распространенным было такое начало дня, указывает контекст совета Фитцхерберта. Это не выдержка из богословской книги, не отрывок из образовательной литературы для богатых детей: этот совет был адресован домохозяйкам, а сама книга посвящена сельскому хозяйству и методам его ведения.

После разрыва Генриха VIII с Римом утренняя молитва начала меняться. Сначала незначительно, но к 1545 году появился официальный текст молитвы, из которого были вырезаны все ссылки на папу римского и Томаса Бекета и удалено слово «чистилище». Там гораздо меньше внимания уделено Деве Марии. Другой текст использовать было нельзя. В дошедших до нас старых молитвословах недопустимые упоминания часто послушно стерты или вычеркнуты. Раздавались все более настойчивые требования того, чтобы заученные молитвы читались по-английски, а не на латыни. Во время Эдуарда VI в утвержденном списке заучиваемых молитв на первый план вышла «Отче наш» на английском языке, а официальный молитвослов стал напоминать более позднюю «Книгу общих молитв» (Book of Common Prayer). При Марии I вернулась латынь и нечто похожее на молитвослов 1545 года. Однако во время Елизаветы I стало ясно, что чтение одних и тех же молитв по памяти или из молитвенника теряет центральную роль в утренней молитвенной практике. Религиозная литература стала напоминать пространные очерки или проповеди с рассуждениями на определенную тему.

Рис. 2. Титульная страница одного из изданий «Книги общих молитв» (Book of Common Prayer)

В 1577 году теоретик педагогики Хью Родс рассказывал детям в своей «Книге о воспитании» (Boke of Nurture):

 
В пять часов, без промедления
Привыкай вставать с постели:
И Господа поблагодари за хороший отдых,
Как откроешь глаза.
Моли его послать тебе благословение,
И, разумеется, как можно лучше
расскажи о своих поступках[6]6
  At five of the clocke, without delay, / Use commonly to ryse: / And give God thanks for thy good rest / When thou openest thyne eyes. / Pray him also to prosper thee, / And thyne affayres in deede / The better shalte thou speede.


[Закрыть].
 

Понятие утренней молитвы сохраняется, но уже больше нет утвержденного списка слов. Повторение соответствующих доктрине слов поощряло строгость в поведении и веровании. Протестантские же реформаторы стремились к более личному и прямому обращению к Богу. Многие из них стали расценивать заучивание молитв как преграду на пути к эмоциональному и интеллектуальному взаимодействию с христианским посланием. Они считали, что лучше заглядывать себе в душу и подбирать собственные, значимые для себя слова. Они верили, что свободная молитва была более глубоким духовным опытом.

Рис. 3. Иллюстрация из «Книги о воспитании» (Boke of Nurture) Хью Родса, издание 1867 г.

Конечно, многие хотели получить наставление о природе этой более свободной по форме неписаной молитвы. «Пригоршню благотворных (хотя и простых) трав» (A Handfull of Holesome (though Homelie) Hearbs), написанную Энн Уитхил в 1584 году, отличает от других книг только то, что автор – женщина. Она содержит перечень молитв для прочтения и обдумывания. Строго в соответствии с принятыми нормами и доктринами Церкви Англии, она начинается с утренней молитвы. Это одна из самых коротких молитв, ее можно прочитать за пять минут. Она заканчивается мольбой: «…я здесь, мой дорогой Отец, и пошли своего Святого Духа, чтобы направить меня в моих делах. Да будут благословенны славная и священная Троица, Отец, Сын и Святой Дух, сейчас и во веки веков. Аминь». Может быть, это и протестантская английская молитва в свободной форме, но в ней ясно различимо эхо католической утренней молитвы.

2
Мыть или не мыть

Прежде всего своего поэта не оставь

Без хорошей чистой рубашки на теле.

Чистая льняная ткань – моя госпожа и моя тема[7]7
  A first thy Poet, never let him lacke / A comely cleanly Shirt unto his backe. / Cleane Linnen, is my Mistris, and my Theme.


[Закрыть].

Джон Тейлор, «В похвалу чистому льну» (In Praise of Cleane Linen, 1624)

Когда заканчивались молитвы, наступало время готовить тело к новому дню. Не располагая отдельной ванной, люди занимались утренним туалетом в комнатах, где, как мы отмечали ранее, сложно было найти укромный уголок. Хорошо, если получалось привести в порядок волосы, кожу и зубы перед тем, как надевать дневную одежду.

В мире, где болезнь проникала в тело через открытые поры, купание в горячей мыльной воде, естественно, было глупым и опасным занятием. Только дурак подверг бы себя воздействию пагубных миазмов, с потом переносящим от человека к человеку чуму, потливую горячку и оспу. Врач Томас Молтон в своей книге «Зерцало здоровья» (This is the Myrrour or Glasse of Helth, 1545) писал так: «Также не принимайте ванны и не используйте печи; не потейте слишком сильно, поскольку это открывает поры человеческого тела и дает ядовитому воздуху проникнуть в него и отравить». Медицинские советы той эпохи были однозначными: избегать мест, где воздух сперт или где идет пар от болот, луж, дубилен и куч навоза; поддерживать вокруг себя свежий воздух и приятный запах; держать поры кожи плотно закрытыми и как можно сильнее закрывать тело. Руки и лицо нужно было регулярно ополаскивать: после пробуждения утром и перед каждым приемом пищи, но делать это следовало в чистой холодной воде, смывающей грязь, или с помощью холодной душистой воды, которую делали в домашних условиях.

Хотя болезнь в целом рассматривалась как нарушение равновесия в организме, инфекция считалась внешним явлением, возникающим в местах гниения и перемещающимся по воздуху как семена или споры. Если такие воздушные потоки проникали в организм, они могли породить в нем гниение, выводя его из естественного баланса и делая таким образом больным. Самые губительные испарения могли проникнуть в организм несколькими способами. Понятное дело, главными путями заражения были рот и нос, поэтому необходимо было бдительно следить за едой и напитками и избегать мест с неприятным запахом или застойным воздухом. Поры кожи были вторым путем заражения. Их можно было защитить с помощью разумной личной гигиены, которая делала бы кожу постоянным надежным барьером. Считалось, что кроме грязи и болезней внешнего мира, угрожающих организму, тело также порождало собственную грязь, которую нужно было убирать как можно быстрее и лучше, поскольку близость ее к коже способствовала повторному ее поглощению. Следовало избегать грязной одежды, соприкасавшейся с выделениями тела. Поэтому для здоровья важнейшее значение имела чистая одежда, в особенности тот ее слой, что соприкасался с кожей. Шерстяные, кожаные или шелковые вещи в идеале не должны были прямо соприкасаться с телом, поскольку их тяжело стирать. И мужчины, и женщины могли носить льняные рубашки, сорочки, кальсоны, чулки, гофрированные воротники, манжеты, пояса, койфы (небольшие чепцы) и шапки, чтобы полностью закрыть тело. Такое белье можно было регулярно и интенсивно стирать. Каждый раз, когда вы меняли или «сбрасывали» этот слой льна, вы удаляли накопившуюся грязь, жир и пот. Чем чаще вы будете менять свое нижнее белье, тем будете здоровее и чище. Льняное полотно особенно подходило для этой задачи, поскольку его ткань хорошо удаляет жир и пот с кожи, как губка, впитывающая пролитую жидкость. Поэтому смена нижнего белья не только устраняла возможность накопления потенциально опасных выделений, но и позволяла активнее выводить их из организма. Тем самым улучшалась естественная циркуляция материй в системе, закалялось тело, восстанавливался баланс внутри организма и укреплялось здоровье.

В пародийно-героической поэме XVII века авторства Джона Тейлора «В похвалу чистому льну» (In Praise of Cleane Linen), посвященной прачке, миссис Марте Легг, подчеркивается не польза чистого белья для здоровья, а его способность обеспечивать социально приемлемый уровень гигиены:

 
Помни о трудах твоей прачки,
Ибо только они позволяют тебе
быть приятным и чистым…
Благодаря ей твое белье приятно и опрятно,
Иначе ты бы смердел, как зверь[8]8
  Remember that your laundress paines is great, / When labours only keep you sweet and neat… / By her thy linnen’s sweet and clenely drest, / Else thou would’st stink above ground like a beast.


[Закрыть].
 

В обществе было не принято вонять, как зверь. Это было неприемлемо ни для молодых юристов – а героиня поэмы стирала воспитанникам Миддл-Темпл, входившего в Судебные инны, – ни для любого другого человека, претендующего на достойную, уважаемую жизнь. В идеале от людей пахнет «приятно». С запахом тела нужно бороться при любых обстоятельствах; чистая одежда была главным средством борьбы с вонью в арсенале большинства людей.

Лен, который обеспечивал людей чистой одеждой, использовался и для чистки тела. В своей книге «Замок здоровья» (The Castel of Helth, 1534) сэр Томас Элиот рекомендует включать в свою утреннюю рутину следующее: нужно было «растирать тело куском льняной ткани, сначала мягко и легко, а затем все сильнее и сильнее, тереть быстро и с нажимом, не только сверху вниз, но и из стороны в сторону, пока тело не опухнет и не покраснеет». Эта процедура гарантировала, что «тело будет в чистоте». Такое энергичное растирание, особенно после физических упражнений, служило тому, чтобы выводить из тела токсины через открытые поры, при этом нежелательные телесные выделения впитывались в грубую льняную ткань. «Ткань для растирания» или «ткань для тела», несмотря на свою низкую стоимость, время от времени появляется в описях имущества людей.

У большинства людей, судя по всему, было всего два-три комплекта нижнего белья. Многие оставляли в наследство свою одежду, упоминая ее в завещании, в других случаях она упоминалась в описях имущества. Обычно упоминается самая дорогая, сшитая у портного одежда, например «лучшее платье» или «мой отличный черный дублет». Но иногда завещатели оставляли и гораздо более скромные вещи. В своем завещании 1588 года Уильям Лэйн из Чадуэлла (графство Эссекс) упомянул две рубашки из льняной ткани (грубые, тяжелые), одну «голландскую» рубашку (легкую и выбеленную) и свою «брачную рубашку», которая, вероятно, была самого высокого качества и имела для него сентиментальное значение. Это был довольно богатый йомен-фермер, так что он был обеспечен одеждой лучше большинства людей. Имея запас рубашек, он мог носить одну, пока другая была в стирке, а по воскресеньям и другим особым поводам надевать свою лучшую чистую рубашку. Мы не знаем, были ли у него другие, неупомянутые рубашки, – вероятно, они были недостаточно хороши, чтоб их завещать, – но можно быть уверенным, что у него были, по крайней мере, эти четыре.

Рис. 4. Титульная страница книги «Замок здоровья» (The Castel of Helth, 1534) сэра Томаса Элиота

У аристократов и состоятельных джентльменов иногда было по несколько дюжин рубашек. Они меняли их по крайней мере раз в день, а иногда и чаще, если проводили время активно. Противоположный пример – Генри Бриджуотер, который в 1570 году был еще молодым слугой. На этом этапе жизни он мог располагать только причитающимся ему заработком, двумя сундуками, луком, набором стрел и запасом одежды. Он почти наверняка вписал в завещание весь свой гардероб, поскольку указывает даже ту одежду, которая была на нем: «кожаный дублет, что сейчас на мне, пара чулок на моих ногах». В этом списке он перечисляет три холщовые рубашки – две новые и одну старую. Хозяева, в обязанности которых входило обеспечение живущих у них слуг одеждой, часто давали тем холщовые рубашки. Такие качественные рубашки были не самыми дешевыми, при этом они хорошо стирались и выдерживали тяжелый труд. Нередко это означало, что слуги были одеты лучше, чем независимые работники. Генри повезло: он мог носить рубашку, пока другая была в стирке. Вероятнее всего, он менял ее раз в неделю; возможно, каждое воскресенье он надевал свежую рубашку и носил ее всю следующую неделю. Этот вывод подтверждают счета за услуги прачки, предъявленные Эдварду, третьему герцогу Бекингемскому, во время его пребывания в Лондоне в 1501 году. Герцог, вероятно, прибыл в город с запасом чистой одежды, но семь недель спустя в счете за услуги прачки значилось шестнадцать рубашек, шесть головных платков и пять пар льняных простыней. Однако в общем счете, предъявленном двум его слугам, было только одиннадцать рубашек за восемь недель. Герцог менял одежду гораздо чаще, чем слуги, которые переодевались раз в неделю.

Благотворительным учреждениям также было необходимо обеспечивать своих жильцов нижним бельем. Больница Св. Варфоломея в Смитфилде (Лондон) снабжала мужчин рубашками, а женщин сорочками, когда это было «необходимо при поступлении или при выписке». Это указывает на жалкое состояние или даже полное отсутствие качественного нижнего белья у самых бедных и больных людей, обращающихся к ним за помощью. Поскольку больница Св. Варфоломея была медицинским учреждением, лечащим больных, руководство больницы могло предоставлять нижнее белье поступающим пациентам из-за предполагаемого терапевтического эффекта чистого льна. Однако обеспечение пациентов нижним бельем во время выписки, должно быть, объясняется скорее тем, что чистый лен был необходим для соблюдения социальных норм. В Ипсуиче в благотворительном фонде Тули, который служил скорее богадельней и предоставлял долгосрочный уход, была собственная система снабжения одеждой. Там регулярно закупали ткань для пошива запасных мужских и женских чулок, а также изготовления рубашек и сорочек. Например, согласно одной записи 1577 года, фонд купил пятьдесят два с четвертью локтя (один локоть составляет примерно 115 сантиметров) холстины по 11 пенсов за локоть на пошив девятнадцати сорочек, четырех рубашек и трех пар простыней и заплатил за шитье 5 шиллингов и 8 пенсов. У фонда также были регулярные расходы на услуги прачки, что указывает на то, что запасов рубашек и сорочек было достаточно, чтобы жильцы учреждения могли менять белье. Холщовая рубашка, конечно, была не самым мягким и удобным предметом одежды, однако она обеспечивала соблюдение базового, приемлемого в обществе уровня чистоты.

Мы можем заключить, что льняное нижнее белье было необходимо, чтобы поддерживать чистоту и считаться приличным человеком, однако оно было доступно не всем. Любая одежда была дорогой. Хотя рубашки и чулки, как правило, стоили дешевле, чем дублеты и платья, они все же требовали значительных вложений. Как видно из счетов благотворительного фонда Тули, в конце XVI века обычная новая холщовая рубашка, которую носили бедняки, стоила около двух шиллингов (с учетом цены за два локтя холстины в 11 пенсов и стоимости пошива). Поношенная рубашка, которую еще долго можно было носить, могла стоить шиллинг и 6 пенсов, а старая, годящаяся на тряпки – всего 2 пенса. При этом хлеб – самая дешевая еда – стоил пенни за буханку, а 6 пенсов в день были обычным заработком работающего человека. Поэтому требовалось много времени, чтобы скопить 2 шиллинга из семейного бюджета на новую рубашку. Пока она годилась для носки, цена оставалась достаточно высокой, а недостатка в потенциальных покупателях достойных подержанных рубашек и сорочек не было. Можно понять сложности, с которыми сталкивался работник, чтобы одеть свою семью, если взглянуть на экономику повседневной жизни. Представьте семью из пяти человек. Отец, работающий шесть дней в неделю, приносит домой 3 шиллинга; жене удается заработать еще один прядением; и старший ребенок, которому около одиннадцати лет, зарабатывает еще 1 шиллинг. Недельный бюджет семьи составляет 60 пенсов. Только хлеб и вода на пять человек обойдутся им в 35 пенсов, если у них нет своего зерна. Если заменить воду слабоалкогольным пивом и раз в день есть горячую похлебку, то даже на оплату ренты оставалось лишь несколько драгоценных пенсов. Повседневная одежда была роскошью, для приобретения которой требовались дополнительные ресурсы – например урожай с небольшого участка земли.

Итак, даже если у вас есть необходимая одежда, справляется ли она со своей задачей? Правда ли, что люди в эпоху Тюдоров невыносимо воняли? Подвергали ли они опасности свое здоровье, стремясь, напротив, сохранить его от пагубных миазмов или зараженного воздуха?

Я дважды придерживалась такого режима. В первый раз чуть больше трех месяцев, живя обычной жизнью в современном обществе. Никто ничего не заметил! Конечно, лучше всего носить одежду из натуральных тканей поверх своего льняного белья. Я использовала хорошую льняную сорочку, на которую надевала современную юбку и верх, чтобы не выглядеть странно, и носила пару хороших льняных чулок под красивыми толстыми шерстяными колготками из непрозрачного материала (в их составе, правда, было немного эластана). Я ежедневно меняла сорочку и чулки и растирала себя льняной тканью вечером перед сном, но не принимала душ или ванную в течение всего периода. Удивительно, но я пахла вполне обычно (даже мои ноги). Кожа тоже оставалась в хорошем состоянии – на самом деле она выглядела даже лучше, чем обычно. Таким был уровень гигиены, при желании доступный богатому человеку: в современном обществе никто бы на это не обратил внимания. Хотя нам известно, что некоторые люди в полной мере следовали этому режиму, мы не можем знать, как много их было. В некоторых книгах с советами, в которых есть разделы об утренней гигиене, нет упоминания о растираниях, и все ограничивается советами молодым людям мыть руки и лицо и расчесывать волосы.

Во время съемок сериала я также соблюдала такой режим в обстановке, больше похожей на эпоху Тюдоров. Я носила все полагающиеся по сезону слои одежды и головные уборы. Я работала на ферме, поэтому мне нужна была куда более тяжелая грубая льняная сорочка и шерстяные чулки. Меняла я их также гораздо реже. Хотя по большей части я проводила время на свежем воздухе, часто тяжело трудилась и сидела возле открытого огня, я обнаружила, что для меня и моих коллег (даже тех, кто оставался за кадром и сохранил более традиционное для современной эпохи восприятие) было вполне приемлемо, если я меняла льняную сорочку раз в неделю. Шерстяные чулки я сменила всего три раза за шесть месяцев; льняные части головного убора я меняла каждую неделю вместе с сорочкой. Хотя от меня чувствовался легкий запах, большую часть времени его скрывал гораздо более сильный запах древесного дыма. Моя кожа по-прежнему оставалась в хорошем состоянии. Конечно, в ту эпоху такой режим в том, что касается частоты смен белья, образа жизни и типа материала, из которого было сделано нижнее белье, был характерен для большей части населения.

Мой друг и коллега попробовал делать все наоборот. Он мылся, но не стирал нижнее белье. Разница была очевидной и показательной. Он соблюдал всю современную рутинную гигиену, принимал душ минимум раз в день и пользовался целым рядом современных продуктов, но носил одну и ту же льняную рубашку (и верхнюю одежду) несколько месяцев и не стирал ее. Запах был невыносимым, его невозможно было не заметить. И выглядел он грязным.

Многие современные писатели предполагают, что без регулярного мытья тела горячей мыльной водой в тюдоровской Англии от людей пахло как от бездомных, давно живущих на улице. Много шуток построено на разнице между красивой одеждой снаружи и якобы грязью и зловонием внутри. Я бы отказалась от такой точки зрения. Характерная для XVI века вера в очистительную силу льна, оказалось, имела под собой определенные основания. Стирка имеет огромное значение. Запах прошлого, без сомнения, не похож на современный, но нужно иметь в виду, что для людей эпохи Тюдоров чистота, опрятность и приятный запах были важны. Благотворительные учреждения стремились к тому, чтобы их жильцы соблюдали общественные нормы, а хозяева хотели, чтобы их слуги были одеты должным образом. Конечно, среди тех, кто переживал не лучшие времена, встречались иногда «смердящие звери», но наибольшее влияние на личную гигиену оказывало отсутствие стирки, а не мытья тела водой.

Тем не менее в Англии Тюдоров были люди, которые мыли тела в воде или даже принимали ванну. Публичные бани к югу от реки Темзы в Лондоне были открыты для посещения до 1546 года, а бани Честера – до 1542 года. Примерно в то же время Джон Лиланд, который написал путеводитель по Англии, описывал три римские бани в городе Бат, которые в момент его посещения использовались ежедневно: Кросс-Бат (Крестовая баня) с теплой водой, которую посещали только люди с уродствами и кожными болезнями; Хот-Бат (Горячая баня), которая, как и Крестовая баня, находилась неподалеку от больницы и основными посетителями которой были незнатные люди; и большая Кингс-Бат (Королевская баня) в центре города, со сводчатой галереей на тридцать две ниши, в которых как мужчины, так и женщины могли находиться в уединении. Она пользовалась популярностью у джентри. Такие общественные бани выполняли множество функций: некоторые использовали их из-за их ощутимой пользы для здоровья, например для расслабления напряженных мышц; многие ценили их в качестве общественного пространства, где можно было встретиться с людьми, расслабиться, возможно, выпить бокал вина; для некоторых они были воротами в бордели; некоторые приходили, чтобы помыться. Именно общественная природа бань, где большое количество людей пребывали вместе в горячем, наполненном паром пространстве, создавала им репутацию мест, связанных с моральным и физическим разложением. Их связь с проституцией в то самое время, когда сифилис, практически неизвестный до 1490 года, бушевал по всей стране, придавала им вдвойне сомнительную репутацию. Это был городской феномен, который пользовался популярностью в основном у молодых богатых мужчин, и бани не были частью повседневной рутины большинства людей.

Мужчины и мальчики (скромность не позволяла женщинам и девочкам последовать их примеру) также могли купаться голыми в реках, ручьях, прудах и других водоемах. В источниках плавание часто упоминается как занятие для удовольствия и физической активности, но купаться можно и ради чистоты. О намерениях двух мужчин, Джона Стрета и Джона Джеррета, мы знаем из заключения коронера, сделанного после их гибели августовским днем 1592 года в пруду в Маунтфилде, в Сассексе, где они, как было сказано, купались голышом. Оба мужчины были обычными рабочими, которые зашли слишком глубоко и не умели плавать. Это далеко не единственный пример мужчин и мальчиков, попавших в беду во время купания в эпоху Тюдоров: отчеты коронеров по всей стране пестрят подобными трагедиями.

Частные бани были не столь опасны для здоровья, как публичные. Генрих VIII известен тем, что для него в Хэмптон-Корт построили новую купальню, а также паровую баню в Ричмондском дворце. Если верить источникам, в них регулярно бывала его дочь Елизавета. Чуть менее дорогостоящий вариант для желающих принимать паровую ванну, которую рекомендовали некоторые врачи, например Уильям Буллейн в трактате «Руководство для здоровья» (Government of Health, 1558), предложил сэр Хью Платт в книге с великолепным названием «Наслаждения для дам» (Delightes for Ladies, 1603). Сэр Хью был дворянином, живо интересовавшимся окружающим миром и тем, что позже назовут наукой. Он также писал о дистилляции, техниках консервирования пищи и природе соли. Сэр Хью объяснял, что для паровой ванны необходим латунный горшок с крышкой, свинцовая трубка, немного муки, яичный белок, очаг, деревянная бочка для купания «обвитая как обычно обручами», большая простыня и охапка подходящих трав. Сначала вы проделываете множество маленьких отверстий в дне своей бочки. Затем нужно сделать отверстие в крышке горшка, достаточно большое для того, чтобы через него пролез один из концов свинцовой трубки. Муку и белок нужно смешать в кашицу и использовать ее часть, чтобы закрепить трубку в крышке. Теперь можно поставить на огонь горшок с водой и свежими травами, сверху положить крышку с вставленной в нее трубкой и использовать оставшуюся часть кашицы, чтобы прикрепить их друг к другу. Свободный конец трубки вставляется в бочку для купания так, что пар с запахом трав мог проникать в нее из горшка по трубке под бочкой и вверх через множество маленьких отверстий. Затем обручи устанавливаются на место, а простыня набрасывалась сверху, чтобы создать внутри подобие палатки. Сэр Хью предупреждал, чтобы дама убедилась в том, что в комнату, где она принимает паровую ванну, не проникали сквозняки, которые могут «повредить ей, пока тело открыто и поры раскрыты для воздуха».