Текст книги "История и теория литературы"

2.5. Городская литература. Литература позднего средневековья на Западе

А.Я. Гуревич назвал средневековый мир культурой молчащего большинства, а самих граждан – «иллитирати». Но даже если горожане и не умели писать, это не мешало им разрабатывать повествовательные жанры, такие, как фаблио во Франции, шванки в Германии, представлявшие собой короткие остроумные рассказы, которые иногда объединялись в циклы. – Так возник «Роман о Лисе». Городская литература усвоила празднично-смеховой характер фольклора.

Драматургические жанры: миракль, мистерия – обращались к религиозным сюжетам, библейским или агиографическим. «Чудо о Теофиле» Рютбёфа (XIII) свидетельствует об архетипичности исторического и литературного Фауста, ибо Теофиль, подобно Фаусту, продал душу дьяволу. Однако успел раскаяться и получить прощение Богородицы. Вместе с тем бытовали и карнавальные жанры: фарс и сота.

Ваганты (бродячие поэты, пишущие на латыни; клирики без прихода; школяры XI–XIV вв.) соединяли в своей поэзии фольклорные традиции и эрудицию, полученную в средневековых университетах.

Древнерусская книжность изящно переплетается с остроумием и в «Молении Даниила Заточника» (XIII), который, подобно ваганту Архипииту, обращавшемуся с игривой «Исповедью» к своему покровителю – архиепископу Кельнскому – тоже просит о прощении и покровительстве великого князя Ярослава (Всеволодовича/Владимировича), говоря, что лучше ему воду пить в дому князя, нежели мед – в боярском дворе, лучше воробья испечена принимать от руки князя, нежели баранье плечо – от государей злых. С Даниила Заточника начинается на Руси тема горя от ума, ибо Даниил умен, но ум не спас его от заточения, вот и просит он милости у князя.

Закончу же лекцию стихотворением последнего поэта средневековья, развивавшего традиции вагантов – балладой Франсуа Вийон (1431/1432 – не ранее 1463 и не позднее 1491), жившего спустя век после первых поэтов Ренессанса Данте и Петрарки и повторявшего некоторые мотивы последнего, – например, мотив внутренней противоречивости, выраженный в тех же нераздельных образах жара и холода. Ренессанс – инклюза в янтаре средневековья. Оно простирается от эпохи античного христианства до XVII века и поглощает Ренессанс.

Вийон печалится, что в этом мире все простые дионисийские радости словно отравлены, как источники вод во время казней египетских, поэтому поэту остается умирать от жажды над ручьем и мучиться от холода возле костра. Интересно, что у покровителя Вийона – Карла Орлеанского (1394Р 1465) – природные стихии подчиняются естественной логике бытия: «Проси огня, огня зимой,// Питья, питья ты требуй летом…» («Рондо»). Чтобы подчинить себе эти стихии и жить счастливо, нужно стать святым, но Вийона манит веселая молодецкая жизнь, которая ранит его своими противоречиями.

Приведу самый известный перевод баллады Вийона, принадлежащий Илье Оренбургу:

 

Баллада поэтического состязания в Блуа (1458)

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне – страна моя родная.
 
 
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышнее всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
 
 
Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз – я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер – и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
И для меня презрение – почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
 
 
Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр и засыпаю днем.
Я по земле с опаскою ступаю.
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
И для меня полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
И сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
 
 
Не знаю, что длиннее – час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
 

Франсуа Вийон написал эту балладу, живя в Блуа – при дворе герцога и поэта Карла Орлеанского, который предложил для поэтического состязания шутливую тему, давшую Вийону повод для трагических сентенций, сдобренных иронией и юродством.

Отметим также, что строки: «Из рая я уйду – в аду побуду», – у Вийона нет. Он был грешником, но не был безбожником. А в конце «Баллады поэтического состязания в Блуа», Вийон, подобно Архипииту и Даниилу Заточнику, обращается с просьбой к Карлу Орлеанскому о покровительстве.

Благодаря максимальному приближению русского перевода к оригиналу, получила такой перевод:

 
Смертельно сохнут губы у фонтана,
Хоть ничего морозней жара нет.
Чужбина – дом, не варварские страны,
Я у костра продрог, хоть я согрет,
Я наг, как червь, как кардинал одет.
Я вер с неверьем, слез и смеха стык.
Родит отрада безотрадный крик,
Я хохочу, тоскуя, плачу в пляске,
Я всемогущ, колеблясь, как тростник,
Я всем изгой, но принят я по-царски!
 
 
Лишь от абсурда я не жду обмана,
Меня обманывает виденный предмет,
Я знаю: верить фактам – крайне странно,
Но я готов поверить в странный бред,
Я в проигрыше средь больших побед,
Желать «покойной ночи» днем привык,
Лег спать – боясь упасть, к земле приник,
Нет ни гроша, но есть достаток барский,
Тьма царств – я не наследник сих ковриг,
Я всем изгой, но принят я по-царски!
 
 
Наскучило мне все, что мне желанно,
Желанна – скука, суета сует.
Лишь добрым словом мне наносят рану,
Кто бьет – тот мне желаннейший сосед,
Мне лучший друг, кто верит мне, хоть рьяно
Заспорю: «Лебедь – ворона двойник», —
Кто мучит, уверяя напрямик,
Что если гонит – то дарует ласки,
Я все стерплю – иссякнул чувств родник,
Я всем изгой, но принят я по-царски!
 
 
Добрейший принц, готов изречь язык
Все, что я слышал – только не постиг,
Обетом связан – вольным стал к развязке,
Подайте ж, Христа ради, золотник.
Я всем изгой, но принят я по-царски!
 

Илья Эренубрг создал образ советского супермена, которому даже ад по колено, стихи Вийона – трепетны, а внутренние противоречия поэта свидетельствуют не о размахе его торжествующей личности, а о болезненной самоиронии и жажде покровительства и счастливого исхода. Эстетика Вийона опирается на средневековое представление о сакральном абсурде, запечатленном в изреченье: «Верую, ибо абсурдно». Абсурд – это высшая Истина, которая постигается верой, а не разумом. Собственная личность стала для Вийона тайной, не постижимой разумом. Тайной, которую можно лишь приоткрыть посредством абсурда и тут же завесить плотной пеленой юродства и иронии.

Архитектура романского стиля. Италия. Пиза. Собор в Триере.

Готика. Собор Парижской Богоматери (Нотр Дам де Пари):

Дмитриевский собор во Владимире:

Художественная литература:

1. Песнь о Роланде

2. Слово о полку Игореве

2.6 Итальянское возрождение и древнерусская литература периода укрепления русского государства и возвышения Москвы. Влияние западной культуры на Русь.

Итак, важнейшей предпосылкой Западного Возрождения явился разгром Константинополя крестоносцами, результатом которого стал массовый исход эрудитов из Византии на Запад. После падения Царьграда в 1453 г. этот процесс усилился.

Возрождение в Италии охватывает период со второй половины XIII в. до конца XVI в. и имеет два типа периодизации:

А) по векам:

1. Дученто – вторая половина XIII в.: ранее творчество Данте Алигьери (1265–1321) – его «Новая жизнь» (1292) / На Руси это период княжеских распрей и власти Орды

Новая жизнь для Данте началась со встречи с Беатриче (1266/1267 – 1290), которую он впервые увидел в возрасте девяти лет, облаченной в красное. Любовь Данте исполнена символики и девятка становится совершенным числом, так как трижды содержит число три, – символизирующее Троицу. Беатриче должна была трижды явиться Данте, но до третьей встречи она не дожила. По свидетельству первого биографа Данте – Боккаччо, – до замужества Беатриче жила в соседнем с поэтом доме и Данте мог часто ее видеть, то есть речь идет о встречах, когда Данте по-особому, прозревая богоподобие девушки, видел ее во всем сиянии ее духовной красоты. В «Новой жизни» развиваются принципы автобиографического повествования, заложенные блаженным Августином в «Исповеди». Уже после смерти Беатриче Данте заключил сугубо политический брак с Джеммой Донати, которой не посвятил ни одного стихотворения.

2. Треченто – XIV в.: посвященная Беатриче «Божественная Комедия» (1306–1321) Данте Алигьери (1265–1321); сонеты к Лауре Франческо Петрарки (1304–1374), хорошо знавшего греческий, ибо его учителем был грек Варлаам Калабрийский (ок. 1290 – ок. 1330), оппонент св. Григория Паламы (1296–1339)); «Декамерон» Джованни Боккаччо (1313–1375)

Исихазм и учение св. Григория Паламы – греческий вариант Возрождения, который возвеличил человека, засвидетельствовав, что ему доступно познание Творца через причастность Божественным энергиям и созерцание нетварного Фаворского света. Сторонник католицизма, Варлаам Калабрийский доказывал непостижимость Творца, а следовательно, невозможность спорить о «филиокве», и был осужден на Софийском, (1341) и Влахернском (1351) соборах. Вернувшись в Калабрию, Варлаам стал домашним учителем греческого будущего поэта и гуманиста Петрарки.

Отец Петрарки, как и сам Данте, был изгнан из Флоренции за принадлежность к партии гвельфов. По настоянию отца, Петрарка изучал юриспруденцию в университетах Монпелье и Болоньи. Но после его смерти принял духовный сан, сопровождал кардинала Джованни Колонну по Фландрии, Франции и Германии, собирал и изучал древние манускрипты…

Творчеству Петрарки присуща двойственность: с одной стороны он пишет трактат «О презрении к миру» (1342), с другой – «Книгу песен», в коей он, монах, воспевает Лауру, которую встретил 6 апреля, т. е. в страстную пятницу 1327 г., а воспевал и 10 лет спустя после ее смерти. В ее имени поэту слышатся отзвуки слов «ветер» (Шига), «золото» (Шиш), «лавр» (lauro), так что возникает вопрос: Лаура – женщина или воплощенная тоска и мечта поэта о любви и славе. Венок из лавра действительно долгое время был мечтой Петрарки, которая исполнилась в пасху 1341 г. на римском форуме – при этом среди приветствовавшего народа поэту привиделся сам Августин Блаженный.

С другой стороны, если Лаура реальное лицо, среди одиннадцати детей Лауры может быть далекий предок маркиза де Сада (1740–1814), ибо в 1325 г. семнадцатилетняя Лаура де Нов вышла замуж за Уго де Сада.

«Книга песен» состоит из сонетов (317), канцон (29), секстин (9), баллад (7) и мадригалов (4) и делится на две части: «На жизнь мадонны Лауры» и «На смерть мадонны Лауры». Лаура же умерла в чумной 1348 год, возможно, в тот момент, когда семь прекрасных девушек и три юноши рассказывали свои истории в «Декамероне» Боккаччо.

Но если Лаура – обобщенное лицо, зачем Петрарке нужно оплакивать ее столь горько:

 
Меня ведет мираж, а настоящий
Маяк – в земле, верней, на Небесах,
Где ярче светит он душе скорбящей,
Но не глазам, – они давно в слезах,
И скорбь, затмив от взора свет манящий,
Сгущает ранний иней в волосах
 

(CCLXXVII, пер. Е.Солоновича).

Любовная лирика Петрарки психологически убедительна, противоречива. Страсть поэта не похожа на вымышленную, но свидетельствует о величии человеческой души в ее способности любить и преклоняться перед красотой. После смерти Лауры любовь утрачивает налет запретности, возлюбленная посещает поэта, говорит с ним. Сонеты «На смерть мадонны Лауры» философичны, полны размышлений о бренности всего земного. Однако вслед за Данте Петрарка преодолевает средневековое христианское представление о том, что после смерти человека его душе нужна только сладость пребывания в вечной памяти Божьей благодаря нашим молитвам – поэты Ренессанса стремятся увековечить своих прекрасных дам в памяти земной, человеческой и непрочной. Ренессанс возвеличивает память как залог божественного в человеке и стремится ей передать образ возлюбленной:

 
И если я недаром верил в слово,
Для всех умов возвышенных святая,
Ты будешь вечно в памяти людской, —
 

пишет Петрарка (CCCXXVII, пер. В.Левика).

Так в человеческую память верили только в античности: Ахилл предпочел счастью и долголетию – жизнь в памяти людей, а Феогнид Мегарский (2 пол. VI в. до н. э., Греция) в своих стихах поучает и увековечивает юношу Кирна.

Идеалы русского Возрождения XIV в. воплощены в личности и подвигах св. Сергия Радонежского (1314–1392), соединившего затворническое служение афонского постриженика св. Антония Печерского (983 – 1973) и мирское – св. Феодосия Печерского (ок. 1008–1174) и благословившего св. Дмитрия Донского (1350–1389) на битву на поле Куликовом (1380) против интернационального войска (включая генуэзцев, селившихся ради торговли в крымском улусе Мамая) во главе с самим Мамаем (1335? – 1380). Св. Сергий – вершина древнерусской святости. После битвы на поле Куликовом началось постепенной возрождение Руси.

3. Кватроченто – XV в.: итак, после падения Константинополя в 1453 г. греческие эрудиты попытались спастись от турок на Западе – под впечатлением от искусства одного византийского лектора-оратора Козимо Медичи (1389–1464) в 1462 г. в своем имени в Кареджи близ Флоренции основал Академию Платона. Следующим видным покровителем Академии стал внук Козимо – Лоренцо Медичи Великолепный (1448–1492).

Европейские университеты основывались на учении Аристотеля, а гуманисты, и прежде всего читавший по-гречески Петрарка (1304–1374), открыли для себя Платона. Главой академии и переводчиком Платона на латынь стал Марсилио Фичино (1433–1499), переводивший также Гермеса Трисмегиста. Р. И. Холодовский так характеризует этот интерес: «Если гуманисты конца XIV С первой половины XV в. читали «Государство», где их интересовала прежде всего социально-политическая утопия, «Федона», «Горгия», «Апологию Сократа», то гуманисты из окружения Лоренцо Медичи обращались главным образом к диалогам Платона, в которых излагалась теория любви и красоты, С к «Пиру», «Федру», «Иону»[10]10
  Хлодовский Р. И. Платоновская академия во Флоренции // История всемирной литературы: В 9 тт. С Т. 3. С М.: Наука, 1985. С С. 100.


[Закрыть]. Развитию образованности способствовало и изобретение книгопечатания. Первопечатником в Европе стал немецкий ювелир и изобретатель Иоганн Гуттенберг (1397/1400 – 1468).

В результате падения Царьграда оказалась в Риме и София (урожд. Зоя) Палеолог (1455–1503) – в последствии вторая жена Иоанна III (1440–1505) и бабушка Иоанна IV Грозного (1530–1584). Здесь ее отец Фома Палеолог (1409–1465) и она сама приняли католицизм. Племянница последнего императора Константинополя – Константина XI (1404–1453, имп. с 1449), сторонника унии, погибшего во время взятия Константинополя в 1453 г., Софья Палеолог воспитывалась при дворе папы Сикста IV (1414–1484, папы с 1471), заказчика Сикстинской капеллы, и была просватана за русского царя, чтобы усилить влияние папства на Русь.

На заочном обручении Софии Палеолог с русским царем – в Риме, в соборе св. апостолов Петра и Павла, – присутствовала набожная красавица Клариче Орсини (ум. 1488 г.), жена Лоренцо Великолепного (1448–1492), который, чувствуя приближение смерти, призвал к себе в качестве исповедника Джироламо Савонаролу (1452–1498), не отпустившего ему грехи.

В «Лесах любви» Лоренцо воспел свою платоническую любовь к Лукреции Донати, не посвятив жене ни строки.

Проповедь Савонаролы воодушевила и Михаила Триволиса, будущего русского святого – Максима Грека (1470–1556), сохранившего в своих творениях образ Савонаролы[11]11
  Максим Грек. Повесть о Савонароле. Того же инока Максим Грека повесть страшная и достопамятная и совершенной иноческой жизни // Библиотека Древней Руси: в 18 тт. – Т. 9. – СПб.: Наука, 2006. – С. 314–337.


[Закрыть]. Михаил Триволис некоторое время жил в замке Мирандола, будучи на службе Джованни Франческо Пико делла Мирандолы (1469–1533), племянника знаменитого, но умершего к тому времени мыслителя Джованни Пико делла Мирандолы (1463–1494), примыкавшего к академии, возглавляемой Марсилио Фичино (1433–1499).

Джованни Пико делла Мирандола создал трактаты, прославлявшие способность человека обрести богоподобие исключительно благодаря собственной воле. В возвеличивании человека часто видят сущность Ренессанса, но еще св. Григорий Богослов учил о человеке как о макрокосме в микрокосме, то есть как о великом в малом, под малым же подразумевалась вся вселенная. Человек больше мира, ибо в нем есть все его стихии, но есть и нечто, чего не может вместить мир – это свобода. Ренессанс открыл не величие человека, а привнес идею его самодостаточности. Если по учению учителей Церкви, Бог стал человеком, чтобы человек через Него стал богом, то ренессанс заявил, что человек может достичь величия своими силами.

К числу русских агиографических шедевров этого времени относится и «Повесть о путешествии архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим» (XV в.), повлиявшая на романтическую повесть Гоголя «Ночь перед Рождеством» из второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» (1829–1832), в которой Вакула-кузнец тем же способом отправляется в Петербург за царскими черевичками для своей возлюбленной Оксаны.

4. Чинквеченто – XVI в.: созданный ок. 1513 г. «Государь» Николо Макиавелли (1469–1527); «Неистовый Орландо» (1507–1532) Лудовико Ариосто (1474–1533); «Освобожденный Иерусалим» (1575) Торквато Тассо (1544–1595)

Начало XVI в. совпадает со временем деятельности св. Максим Грека на Руси. Подобно Савонароле, св. Максим был нестяжателем и примкнул к партии св. Нила Сорского (1433–1508) и заволжских старцев. Св. Нил был пострижеником Афона и, развивая традиции исихазма, стал первым духовным писателем на Руси, учившим о путях спасения. Скиты заволжских старцев были уничтожены, потому что св. Нил благословлял принимать еретиков – жидовствующих, – веря в их духовное возрождение Его оппонентом, но тоже святым – был св. Иосиф Волоцкий, глава стяжателей. Однако еще важней было различие свв. Нила и Иосифа в отношении к власти: нестяжатели (и св. Максим Грек), не имея попечения о земных благах, выступали обличителями всякой неправды, даже неправды царя, не благословляя Василия III (1479–1533) разводиться (за бесплодие) с Соломонией Юрьевной Сабуровой (1490–1542), прославленной в лике святых как София Суздальская, и жениться на Елене Васильевне Глинской (1508–1538) из рода Мамая.

Существует легенда, что Соломония Сабурова в момент пострига была беременна, а ее сын Георгий впоследствии стал разбойником Кудеяром, которому Н.А.Некрасов (1821–1877) в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (1863–1877) посвятил следующие строки:

 
Рек: «Не без божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его, той же рукой!
 

(«О двух великих грешниках»)

Стяжатели благословляли новый брак, который поначалу тоже оказался бесплодным и молодая царица с царем ездили в монастырь св. Пафнутия Боровского, бывшего некогда учителем св. Иосифа Боровского, и вымолили себе младенца – будущего царя Иоанна IV Грозного.

Б) по периодам (эта периодизация скорее соответствует истории итальянской живописи и архитектуры):

1. Проторенессанс (2-я половина XIII века – XIV век)

2. Раннее Возрождение (начало XV-конец XV века)

3. Высокое Возрождение (конец XV-первые 20 лет XVI века): творчество таких титанов Возрождения, как Леонардо да Винчи (1452 – 1519), Микеланджело Буонаротти (1475–1564) и Рафаэль Санти (1483–1520)

4. Позднее Возрождение (середина XVI – 90-е годы XVI века) и кризис гуманизма

Ренессанс в Нидерландах, Германии и Франции существенно отличается от итальянского и имеет самостоятельное название – «Северное Возрождение».

Самыми яркими драматургами эпохи Возрождения стали Уильям Шекспир (1564–1616, Англия) и Лопе де Вега (1562–1635, Испания). Считается, что Шекспир умер в один день с автором «Дон Кихота» Сервантесом (1547–1616, Испания) – 23 апреля. Однако в Англии в это время продолжал действовать юлианский календарь, а в Испании уже был введен Грегорианский, таким образом, Шекспир умер на 10 дней позже.

В трагедиях Шекспира отразился кризис гуманизма и полное внутренних противоречий сознание людей.

Деятели европейского Возрождения переживают восторг исхода из средневекового ада – в новый рай. Средневековье с его запретами кажется гуманистам адом, но в действительности оно создало ту благодатную личность, которую воспевает гуманисты и которая легко разрушается без церковной благодати. Кризис гуманизма связан с тем, что человек сталкивается с массой внутренних духовных противоречий, которых он не замечал. По мере расшатывания культуры средневековья кризис гуманизма становится все глубже. Так что, говоря в терминах житий, ренессансный человек пребывал в состоянии прелести и изгнание из рая средневековой культуры воспринял как исход из ада.

 
Эдем. Адам. Познанья плод побеги
Произрастил. Настал блаженный век,
Когда в сладчайшей праздности и неге
От древа вновь вкушает человек.
 

Первым произведением гуманистической культуры и философско-художественной энциклопедией средневековья стала «Божественная комедия» Данте, над которой поэт работал около 15 лет, с 1206 по 1221 гг. Сам Данте называл свое произведение комедией, исходя из аристотелевского деления литературы на жанры: комедия все, в чем происходит переворот от несчастья к счастью. Божественной, то есть божественно прекрасной, ее назвал Боккаччо, который находил также четыре основания сравнивать поэму с павлином:

1. Как на хвосте павлина в поэме 100 глав, которые складываются из 33 (по возрасту Христа) глав ада, чистилища и рая, плюс одна вступительная перед адом.

2. Поэма сладка, как мясо павлина. Действительно, современники находили в поэме реалистические красоты, поскольку неведомый загробный мир ада описан с удивительной убедительностью и правдоподобием: в лимбе страдают гении (все античные писатели из нашей программы) уже оттого, что лишены дара творчества (позже А.С. Пушкин с психологической точностью опишет это духовное состояние примерно так: «Пока не требует поэта//К священной жертве Аполлон», то «меж детей ничтожных» света//«Быть может, всех ничтожней он»); вот в вихре сладострастия несутся влюбленные Паоло и Франческа, страдающие, но не разлученные и после смерти (отметим гуманистический смысл этого эпизода), – к греху их подтолкнула книга о Ланчелоте, – и это еще одна из причин томиться писателям в аду; а вот чревоугодник Чакко (описанный также в «Декамероне»: 9 день, 8 новелла) наклонился, «взглянув глазами от тоски слепыми»; и уже в девятом круге ада томится граф Уголино, умерший в Голодной Башне в страшных мучениях…

3. Сущность поэмы подобна душераздирающему голосу павлина, мясо которого кажется сладостным, но если вслушаться в его крики, то они ужасают своим напоминанием о вечных муках за нераскаянные грехи.

4. Итальянский язык поэмы подобен ногам павлина: из корявых почти куриных ног вырастает роскошная красота.

Чтобы разобраться в структуре поэмы, достаточно внимательно изучить ее содержание, поэтому лучше будет остановиться на ее важнейших символах.

На вратах дантовского ада написано: «Оставь надежду, всяк сюда входящий», – эта символическая надпись означает, что в ад не доходят молитвы Церкви и спастись из него невозможно. Казнящиеся в дантовском аду персонажи статичны: с жизнью они утратили способность развиваться и изменяться, оставаясь навсегда прикованными к порочной страсти, которая может подменять собственно человеческую природу. – Это особенно отчетливо видно на примере воров, которые претерпевают страшную метаморфозу (поэтому исследователи видят здесь влияние «Метаморфоз» Овидия): их человеческая оболочка соединяется со змеиной. Но у Данте за этой метаморфозой скрыт символический смысл: как Христос соединил природы совершенного человека и совершенного Бога, так в аду природа человека соединяется с демонической, змеиной. В результате человек утрачивает свою волю – в нем живет лишь его порочная страсть.

В гоголевском аналоге «ада» – в первой части «Мертвых душ» (1842) – герои столь же статичны и прикованы к своим страстям, как и в мире Данте. Интересно, что и у Н.В.Гоголя (1809–1852) «ад» начинается с преддверия – с круга никчемных, – то есть с семейства Маниловых, мимо которых жизнь проходит, оставляя им лишь свое подобие – мечты: «Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян». В мечтательности видел серьезное искушение для русского духа и Ф.М.Достоевский (1821–1881), посвятивший этой проблеме повесть «Белые ночи» (1848).

Если соотносить дантовскую вселенную с православной космогонией, то окажется, что у нас нет не дантовского чистилища, но дантовского ада, потому что молитвы Церкви проникают всюду. Грехи, за которые карают грешников в аду, повторяются и в чистилище, но только в обратном порядке: от самого тяжелого (греха перед властью) – к самому простительному (сладострастию). Чистилище заканчивается земным раем, что выражает гуманистическую идею возможности для человека блаженства на земле. Этим верхом земного блаженства для Данте становится встреча в Беатриче, любовь к которой должна превратиться из земной – в небесною. Поэтому поэт встречает ее на земле и восходит вслед за ней по райским небесам. По аду и чистилищу Данте водит – Вергилий, пророк от язычников, предсказавший в четвертой эклоге, как считали в средние века, рождение Христа.

В ад или в чистилище души попадают не столько в зависимости от тяжести грехов, сколько от того, успел человек или нет покаяться в них. В раю блаженствуют не только святые, но и грешники, искупившие свой грех на земле или в чистилище. Структура ада задана классификацией грехов, предложенной Аристотелем в начале седьмой главы «Этики». Структура чистилища соответствует католическому учению о семи смертных грехах, поэтому при входе в чистилище ангел чертит на лбу Данте семь латинских букв «Р», то есть «П», от латинского слово «peccatum» («пеккатум») – грех. По мере восхождения по семи уступам чистилища, ангел стирает эти начертания, что символизирует постепенное очищение Данте перед встречей с Беатриче.

В поэме Данте отразилась борьба гвельфов (сторонников папы) и гибеллинов (сторонников короля) во Флоренции. Данте принадлежал к числу белых гвельфов и был изгнан черными, поддержанными папой. В конце концов, Данте решил не входить ни в какую партию. Как повествует А.К. Дживеллегов, в основе борьбы гвельфов и гибеллинов лежала чисто бытовая распря семейств Буондельмонти (гвельфы) и Уберти (гибеллины), которая долгое время не имела политического зерна. Подобная гражданская война в средневековом городе стала темой трагедии «Ромео и Джульетта» Шекспира, к тому же у Данте на втором уступе предчистилища среди нерадивых душ, умерших насильственной смертью, пребывают Каппеллетти и Монтекки (Песнь 6: 106–107). Кроме того, война гвельфов и гибеллинов была войной Церкви и ереси. Так, ересь вперемешку с интересом к просвещению процветала при дворе Фридриха II Гоэнштауфена (1194–1250), знавшего шесть языков и разбиравшегося в математике, астрономии, естественных науках и философии. Он покровительствовал ученым: арабисту Михаилу Скотту; Леонарду Пизанскому, введшему в европейскую науку арабские цифры; при его дворе были ученые арабы и евреи, знакомившие европейскую науку с достижениями Востока.

Интересно отметить, что среди европейских королей именно Фридрих первым забил тревогу, предчувствуя опасность приближения к европейским границам татарских полчищ (он современник битвы на Калке, 31 мая 1223 г.). Кроме того, он, без благословения папы и будучи к тому времени уже отлученным им от Церкви, предпринял шестой крестовый поход (1228–1229), который впервые после первого крестового похода оказался удачным: без единого сражения, но только путем дипломатических соглашений, Фридрих на 15 лет утвердил контроль христиан над Иерусалимом.

Данте поместил Фридриха в круг, где казнятся еретики, – рядом с эпикурейцем Фаринатою (1212–1264), главою флорентийских гибеллинов, дважды изгонявшем гвельфов (к которым принадлежали предки Данте и сам поэт) из Флоренции.

Данте предстает в поэме как человек страстный и готовый описывать муки своих политических врагов и в аду.

Самым страшным грехом для Данте является предательство, то есть иудин грех, который страшнее даже самоубийства, которое казнится в седьмом круге – в лесу самоубийц (что для православного человека странно – ибо в самоубийстве покаяться нельзя, а в предательстве – можно; по церковному преданию, Иуда в аду не только за предательство, но в большей мере – за неверие в благодать Божью, покрывающую все грехи человека, и как следствие неверия – за самоубийство). Образ кровоточащего кустарника и гарпий в лесу самоубийц заимствован Данте у Вергилия. Изобретением Данте является ледяной, а не огнедышащий центр преисподней – однако в середине ада, в ледяном колодце, страдает не только предатель Иуда, но и Брут, и Кассий, убившие Цезаря. В средние века империя считалась сакральным пространством, способствовавшим распространению христианства, которое смогло осуществить себя как мировая религия именно в интернациональном мире империи.

Не только Н.В.Гоголь в «Мертвых душах», но и Джованни Боккаччо (1313–1375), ревнуя к славе Данте Алигьери, создавал свой «Декамерон» аналог «Божественной комедии». «Декамерон» в переводе – Здесятидневник», то есть аналог Шестоднева, или тех шести дней, за которые в Ветхом Завете творится мир. Вершиной же творения мира становится человек. У Боккаччо новый ренессансный человек созидается за десять дней и проходит путь духовного восхождения от нравственного чудовища Чаппеллетто (первая новелла – аналог ада) до прекрасной Гризельды (последняя новелла – аналог рая).

Третья новелла первого дня, повествующая о трех кольцах, легла в основу последней пьесы Лессинга (1729–1781) – «Натан Мудрый» (1779). Однако в отличие от Натана, герой новеллы Боккаччо – Мельхиседек – расположен на лестнице, возводящей от Чаппеллетто к Гризельде, ближе к первому – и выживает за счет хитрости, а герои последних новелл Декамерона счастливы благодаря своей жертвенной любви и самоотверженности. Особенно трогательна любовь Джизиппо и Тита (10 день, 8 новелла), переносящая нас в Древний Рим.

Боккаччо заимствует сюжеты изо всех эпох и у всех народов, его сборник носит универсальный, интернациональный характер. Но, обрабатывая заимствованные сюжеты, Боккаччо придает им аромат неожиданного события, весть о котором дошла до него только сейчас – отсюда жанровое определение его бытовых анекдотов: «новелла», (ит. «новость»). Для новелл Боккаччо характерны непредсказуемый поворот в развитии действия и неожиданная развязка.