Текст книги "Похищение Энни Торн"

4

К своему первому дню в Арнхилльской академической школе я готовился так же, как и обычно: перебрав предыдущим вечером с алкоголем, я проснулся позже, обругал будильник и неохотно, в раздражении захромал через лестничную площадку в ванную.

Я включил душ на максимум, однако вода из него все равно шла плохо. Забравшись в ванну, я какое-то время постоял под теплыми струями. С усилием выкарабкавшись обратно и насухо вытершись полотенцем, я надел чистую одежду.

Это были черная рубашка, темно-синие джинсы и поношенные старые кеды. В первый день – либо с иголочки, либо в привычном. Знаю, дурацкая фраза. Я подхватил ее у Брендана, с которым мы когда-то вместе снимали квартиру. Брендан – ирландец, а это значит, что у него имелось сколько угодно присказок для любой ситуации. Большинство из них – совершеннейшая бессмыслица, однако эту я всегда понимал отлично. У каждого есть пара привычных, старых и удобных ботинок. Тех, которые он надевает, когда хочет чувствовать себя легко и комфортно. И при определенных обстоятельствах человек нуждается в них больше, чем в любой другой обуви.

Я провел расческой по волосам. Пусть сохнут. Спустившись вниз, я выпил черный кофе, закурил сигарету и выглянул в открытую заднюю дверь. Снаружи было лишь немногим холоднее, чем внутри. Небо своим цветом напоминало серую бетонную плиту; в лицо била мерзкая морось. Если у солнца есть шляпа, то она явно сделана из дождя.

* * *

Я добрался до школьных ворот без четверти девять, вместе с первыми несколькими учениками: тремя девчонками с ровными распущенными волосами, что-то отстукивающими на своих смартфонах, и группой мальчишек, шутливо пихавших друг друга, что, впрочем, в любое мгновение могло перерасти в настоящую драку. Плюс парочка эмо, сердито глядевших из-под тяжелых челок на учителей.

За ними тащились шедшие по одиночке. Опущенные головы, поникшие плечи. Медленная, шаркающая походка приговоренных. Дети, над которыми издевались.

Особенно мое внимание привлекла одна девочка: низенькая, с кудрявыми рыжими волосами, прыщами, в плохо сидевшей на ней форме. Она напомнила мне девочку из тех времен, когда я сам учился в школе, – Рут Мур. От нее всегда неприятно несло немытым телом, и никто в классе не хотел сидеть рядом с ней. Некоторые дети все время слагали про нее стишки: «Рут Мур – оборванка, дрянная малявка, в бесплатной столовке все просит добавки», «Рут Мур – нищебродка, сидит на диете, лизать она ходит дерьмо в туалете».

Забавно, какими изобретательными становятся дети, когда в них проявляется жестокость.

В нескольких шагах за ней я заметил вторую жертву – долговязого, тощего мальчишку с копной стоявших практически вертикально черных волос. Он был в очках и все время сутулился, частично из-за роста, частично – из-за тяжелого рюкзака за спиной. Я готов был побиться об заклад, что он совершенно не умел играть в футбол или любую другую спортивную игру, зато был просто королем среди гиков во всем, что касалось игры на PlayStation. Он мне чем-то напомнил меня самого в его возрасте.

– Эй, Маркус, ты, хренов сосунок!

Несколько мальчишек шли по улице вслед за ним. Пятеро. Судя по виду – старшеклассники. Они приблизились к нему развязными походками членов подростковой шайки. Небрежно и агрессивно одновременно. Главарь – высокий, красивый темноволосый парень – обхватил тощего Маркуса за плечи и что-то сказал ему. Тощий пытался выглядеть непринужденно, однако каждый дюйм его тела выдавал сильнейшее нервное напряжение. Остальные четверо метнулись к ним, окружив их плотным кольцом, отрезая жертве путь к побегу за школьные ворота.

Я слегка замедлил шаг. Они меня все еще не видели. Я шел по противоположной стороне. И, разумеется, они не знали, что я учитель. Для них я всего лишь растрепанный тип в шерстяном пальто и кедах. Я мог бы продолжать быть таковым – уроки еще не начались. Мы даже не были на территории школы. К тому же это был мой первый рабочий день. Впереди будут другие дни, другие часы и другие ситуации вроде этой.

Я вытащил из кармана пачку легких сигарет «Мальборо». Шайка прижала тощего к стене. От нервной улыбки на его лице не осталось и следа. Он открыл рот, чтобы что-то возразить. Главарь надавил предплечьем ему на горло, в то время как один из его прихвостней стащил с Маркуса рюкзак; остальные накинулись на этот рюкзак подобно стае бродячих псов, вышвыривая учебники и другие книги, вырывая из них страницы и топча завернутые в пленку сэндвичи.

Один из них злорадно вытащил что-то похожее на новый айфон. Зачем, подумал я. Зачем родители разрешают им брать в школу эту хрень? В мое время самым большим, что у тебя могли забрать школьные хулиганы, были деньги на еду или любимый комикс.

Тоскливо взглянув на сигареты, я со вздохом сунул их обратно в карман и пошел через дорогу в направлении этой безобразной сцены.

Тощий попытался вернуть свой телефон. Главарь ударил его коленом в пах и взял телефон у своей шестерки.

– О-о-о, новенький. Чудесно!

– Прошу вас, – выдохнул тощий, – это подарок… на день рождения.

– Не припоминаю, чтобы нас приглашали. – Главарь обвел взглядом своих приятелей. – Не правда ли?

– Не-а. Наверное, приглашение затерялось на почте.

– Не было ни словечка.

Главарь поднял телефон высоко над головой. Тощий нерешительно потянулся за ним. Он был на несколько дюймов выше своего мучителя, но он уже проиграл. Выражение его глаз было мне очень знакомым.

Главарь ухмыльнулся:

– Я очень надеюсь, что не уроню…

– Не уронишь, – сказал я, схватив его запястье.

Главарь повернул голову:

– А ты, на хрен, еще кто?

– Мистер Торн, ваш новый учитель английского. Но ты можешь называть меня «сэр».

Члены банды зашептались. Главарь дрогнул, но едва заметно. Он улыбнулся, считая, видимо, что его улыбка очаровательна. У меня же это вызвало к нему лишь еще большее отвращение.

– Мы всего лишь веселились, сэр. Это была просто шутка.

– Правда? – Я взглянул на тощего. – Вы действительно шутили?

Он покосился на главаря и едва заметно кивнул:

– Да, шутили.

Я с неохотой отпустил запястье главаря и отдал тощему его телефон.

– На твоем месте, Маркус, завтра я оставил бы его дома.

Он снова кивнул, чувствуя себя вдвое хуже. Я повернулся к главарю:

– Имя?

– Джереми Хёрст.

Хёрст. У меня слегка дернулся глаз. Ну конечно же! Нужно было догадаться. Меня сбили с толку темные волосы, но семейное сходство было очевидным. В том числе и передавшийся по наследству жестокий блеск в голубых глазах.

– Это все, сэр?

Ударение на слове «сэр». Сарказм. Он хочет меня спровоцировать. Но это было бы слишком просто. Другие дни, напомнил я себе. Другие дни.

– Пока да. – Я повернулся к остальным. – Все живо отсюда. Но если в будущем я увижу, что кто-нибудь из вас хотя бы бросит на землю жвачку, вам от меня избавиться будет сложнее, чем от тяжелой формы хламидиоза.

Двое из них едва смогли сдержать улыбки. Я указал головой на ворота школы, и они побрели в ее сторону. Хёрст какое-то время упрямился, однако вскоре и он вразвалочку пошел за ними. Маркус медлил в нерешительности.

– Ты тоже, – сказал я ему.

Он по-прежнему не двигался.

– Что?

– Не нужно было этого делать.

– Ты предпочел бы, чтобы я позволил ему разбить твой новый телефон?

Маркус устало покачал головой и отвернулся.

– Вот увидите.

5

Мне не пришлось ждать слишком долго.

Был обеденный перерыв. Я сидел за своим рабочим столом, делая пометки относительно уроков и поздравляя себя с тем, что никто в классах, в которых я вел уроки, не умер от скуки и что я не выбросил никого из учеников в окно или не выбросился из него сам.

Как верно заметил Гарри, я не работал учителем уже довольно давно. Не могу не признать, что я чувствовал себя немного заржавевшим. Однако затем я вспомнил слова одного из своих старых коллег: «Работа учителя – это как езда на велосипеде. Навыки остаются с тобой навсегда. И если ты качнешься и почувствуешь, что вот-вот упадешь, – помни, что три десятка детишек только и ждут этого, чтобы посмеяться над тобой и стащить велосипед. Поэтому продолжай крутить педали, даже если не имеешь представления, куда едешь».

Я продолжал крутить педали. К полудню я уже едва не раздувался от самодовольства, гордясь своими успехами.

Разумеется, до бесконечности так продолжаться не могло.

В дверь класса постучали, и внутрь заглянула голова Гарри:

– А, мистер Торн! Рад, что вы здесь. Все в порядке?

– Ну, на моих уроках никто не заснул, так что, полагаю, да.

Он кивнул:

– Хорошо. Очень хорошо.

Однако по его виду нельзя было сказать, что он и правда так думает. Он выглядел как человек, который потерял десять фунтов и наткнулся на осиное гнездо. Он вошел в класс и неуклюже встал передо мной.

– Не хотелось бы говорить вам это в первый же день, однако до моих ушей дошло нечто, что я не могу игнорировать.

«Дерьмо, – подумал я. – Вот оно. Он проверил мое резюме и все понял».

Впрочем, я знал, на что шел. Дебби, работавшая секретаршей в школе, в которой я учил детей английскому до этого, была слегка влюблена в меня, а также, в гораздо большей мере, в дорогие дамские сумочки. В память о старых добрых временах (и об одной такой сумочке) она перехватила запрос Гарри, искавшего для Арнхилльской академической школы нового учителя английского, и перенаправила его мне, присоединив к нему официального вида бумаги. Отсюда и мое великолепное резюме. В нем все было хорошо. Все было просто замечательно. До тех пор, пока Гарри не копнул глубже.

Я приготовился. Однако дело оказалось не в этом.

– По-видимому, сегодня утром у ворот школы случился инцидент с одним из учеников?

– Если под «инцидентом» вы подразумеваете издевательства над учеником – то да.

– Значит, вы не нападали на ученика?

– Что?

– Мне поступила жалоба от одного из учеников, Джереми Хёрста, на то, что вы на него напали.

Ах ты, мелкий говнюк… Я почувствовал, как кровь начинает пульсировать у меня в висках.

– Он лжет.

– Он сказал, что вы жестоко схватили его за руку.

– Я застал Джереми Хёрста и его шайку за издевательствами над другим учеником и вмешался.

– Но с вашей стороны не было излишнего применения силы?

Я взглянул ему в глаза.

– Разумеется нет.

– Ладно. – Гарри вздохнул. – Прошу прощения, но я обязан был спросить.

– Понимаю.

– Вам нужно было зайти ко мне и сообщить об этом инциденте. Я мог пресечь случившееся на корню.

– Я не видел в этом необходимости. Думал, что вопрос решен.

– Не сомневаюсь. Но дело в том, что ситуация с Джереми Хёрстом несколько деликатна.

– Он не выглядел слишком деликатным, когда мучил другого ребенка и угрожал разбить его телефон.

– Это ваш первый рабочий день, потому, очевидно, вы просто еще не успели разобраться в том, что происходит в школе. Я ценю ваше нетерпимое отношение к хулиганству, но иногда все не так просто.

– Я видел то, что видел.

Гарри снял очки и потер глаза. Я понимал, что он не плохой человек. Он просто устал, изрядно измотавшись от в целом бесплодных попыток действовать правильно в сложных обстоятельствах.

– Дело в том, что Джереми Хёрст – один из наших лучших учеников. Он капитан школьной футбольной команды…

Что не мешает ему быть полным придурком.

– Это не оправдывает его издевательства над другими учениками, вранье…

– У его матери рак.

Я был ошарашен.

– Рак?

– Рак кишечника.

Я едва сдержался, чтобы не сказать «вот дерьмо!», что в свете данной ситуации прозвучало бы совершенно безобразно.

– Понимаю.

– Слушайте, я знаю, что у Хёрста есть определенные проблемы с общением и самоконтролем…

– Так это теперь называется?

Гарри печально улыбнулся:

– Я лишь хочу сказать, что, учитывая его обстоятельства, мы должны действовать, проявляя тактичность.

– Ладно, – кивнул я. – Думаю, теперь я понимаю сложившееся положение чуть лучше.

– Хорошо. Надо было заранее поговорить с вами о ситуациях вроде этой. В школьных справочниках написано не обо всем, не правда ли?

– Не обо всем.

И это чистая правда, подумал я.

– Что ж, не буду вас больше задерживать.

– Благодарю. И спасибо, что сообщили мне о Джереми Хёрсте.

– Никаких проблем. Увидимся позже. – Он сделал паузу. – Однако мне все же придется внести это в ваше дело.

– Прошу прощения?

– В ваше личное дело. Жалобы вроде этой следует указывать, даже если они были бездоказательны.

Кровь в висках застучала сильнее. Хёрст. Гребаный Хёрст.

– Разумеется. – Я выдавил из себя напряженную улыбку. – Понимаю.

Гарри зашагал к двери.

– Она умрет? – спросил я. – Мать Джереми?

Оглянувшись, он странно на меня посмотрел.

– Лечение идет по плану, – сказал он. – Но с этим видом рака шансы не слишком высоки.

– Должно быть, Джереми и его отцу сейчас тяжело.

– Да. Да, безусловно.

Какое-то мгновение он выглядел так, словно хотел что-то добавить, однако затем еще раз неуклюже кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

Его отцу сейчас тяжело. Достав сигарету, я усмехнулся. Хорошо, подумал я. Хорошо. Чертова карма.

Старый блок английских классов располагался между главным корпусом школы и столовой; с основным зданием его соединял похожий на пуповину коридор, который каждую перемену заполняли толпы запыхавшихся вспотевших учеников и в котором всегда было жарче, чем на адронном коллайдере во время эксперимента. Мы часто шутили, что если постоять в нем слишком долго, то станешь чернее, чем Джим Берри. Джим Берри был единственным мулатом в школе.

Формально здание называлось «блоком английских классов», однако все дети называли его просто «блоком». Это было уродливое четырехэтажное бетонное здание, шатавшееся на ветру.

В «блоке» никто учиться не любил, даже до смертельного инцидента. Там было всегда холодно, а из окон дуло. Я вспоминаю, как однажды, в одну особенно суровую зиму, окна в классах заледенели и мы все сидели в шапках и шарфах.

После того как Крис Мэннинг свалился с крыши «блока», здание закрыли, а затем открыли с «новыми мерами предосторожности», что в реальности означало висячий замок на двери, ведущей на крышу.

За два десятилетия, успевшие пройти после моего отъезда из Арнхилла, «блок» успели снести. На его месте теперь была маленькая, вымощенная тротуарными плитами, площадка с тремя скамейками вокруг убогого вида клумбы с полумертвыми растениями. На одной из скамеек белела маленькая табличка. «Светлой памяти Кристофера Мэннинга», – гласила она.

Присев на одну из этих скамеек, я вытащил сигарету. Вертя ее в пальцах, я задумался, под какой из плит скрывается то место, где Крис упал.

Он не издал ни звука. Даже за то время, пока летел вниз. Даже когда врезался в землю. Это был мягкий глухой удар. Он даже не казался слишком сильным. Можно было бы даже подумать, что он все еще жив и просто лежит в лучах осеннего солнца, если бы его тело не выглядело странно сдувшимся, словно кто-то выпустил из него весь воздух. И если бы из-под его тела медленно не вытекала кровь. Рубиново-красная тень, удлинявшаяся в лучах клонившегося к закату солнца.

– Чертовски жаль, не правда ли?

Я вздрогнул. Передо мной стояла невысокая девчонка с небрежно собранными в хвост темными волосами и кучей серебра в ушах. Я не слышал, как она подошла. Впрочем, она была настолько худой, что, казалось, ее могло унести слишком сильным порывом ветра.

На мгновение я подумал, что она – какая-то особо нахальная ученица, однако затем заметил, что она была одета не в форму (если только футболка с логотипом рок-группы «Киллерс», джинсы в обтяжку и мартинсы не считаются таковыми). Морщинки вокруг глаз указывали на то, что она не была такой юной, какой показалась на первый взгляд.

– Простите?

Она кивнула на сигарету, которую я продолжал нервно крутить в пальцах.

– Чертовски жаль, что они создали такую чудесную зону для курения и запретили курить на территории школы.

– А, – я взглянул на сигарету и убрал ее обратно в пачку. – Действительно трагедия.

Она ухмыльнулась и без спросу уселась рядом со мной. Обычно подобная фамильярность меня дьявольски бесит. Однако в случае с мисс Любительницей Пирсинга она меня лишь чертовски раздражала.

– Свалившегося пацаненка тоже жалко. – Она покачала головой. – Вы их когда-нибудь теряли?

– Учеников?

– Ну уж точно не носки.

– Нет, не думаю.

– Да уж, такое вы бы не забыли. Надеюсь.

Она вытащила упаковку мятных леденцов, развернула один из них, бросила его себе в рот, а затем предложила пачку мне. Я хотел отказаться, однако внезапно понял, что уже беру один.

– Одна из моих учениц умерла. Передоз.

– Сочувствую.

– Да. Она в целом была хорошей девочкой. Прилежной. Ее все любили. Казалось, все складывается для нее как нельзя лучше, а затем… две пачки парацетамола и бутылка водки. Впала в кому. Через неделю им пришлось отключить ее от аппарата поддержания жизни.

Я нахмурился.

– Не припоминаю, чтобы слышал о таком.

– Ну, это неудивительно. Всех затмили Джулия и Бен Мортоны. – Она пожала плечами. – Во всяком случае, это бóльшая трагедия, правда?

– Полагаю.

Пауза.

– Значит, так и не зададите вопросов?

– Каких?

– Обычных. «Вы знали их?» «У вас возникали подозрения, что что-то не в порядке?» «Вы помните что-нибудь, что могло бы на это указать?»

– Ну и что вы на все это скажете?

– Не слишком много. Кое-что. Разве я не говорила? Джулия пришла в школу с огромной табличкой на шее: «Я собираюсь убить своего сына и себя. Всем хорошего дня».

– Да уж, деликатность в наши дни не слишком в чести.

Она хохотнула и протянула руку:

– Бет Скеттергуд. Изобразительное искусство.

Я пожал ее руку.

– Скеттергуд? Серьезно?

– О да.

– Держу пари, что детишки над вашей фамилией смеются.

– Сейчас популярнее «мисс В-Жопе-Зуд». На втором месте «мисс Не-Без-Причуд».

– Как мило.

– Да. Детишки, а? Должно быть, вы их любите, иначе нашли бы себе нормальную работу.

– Я – Джо…

– Знаю. Джо Торн. Замена.

– Меня называли и похуже.

– Так кто вы?

– В смысле?

– В Арнхилльской академической школе оказываются лишь два типа учителей. Те, кто хочет что-то изменить, и те, кто не смог найти работу в других местах. Вы кто из них?

Мгновение я колебался.

– Хочется думать, что я смогу что-то изменить.

– Ясно, – ее голос был полон сарказма. – Что ж, рада знакомству, мистер Торн.

– Спасибо. Приятно это слышать в свой первый день.

Она снова ухмыльнулась:

– Удовольствие клиента – наша главная цель.

Я понял, что она мне нравится, и это чувство удивило меня сильнее, чем следовало бы.

– А вы кто? – спросил я.

Она встала.

– Та, которая проголодалась. Я как раз шла в столовую. Пойдете со мной? Я познакомлю вас с остальным хулиганьем, которое учит здесь детишек.

Стоявший в столовой шум я услышал задолго до того, как мы до нее добрались. На меня нахлынули воспоминания. В воздухе витал едкий запах прогорклого масла и чего-то неопределенного, чего ты никогда не увидишь на столе. Этот запах доносился лишь из вытяжных вентиляторов школ и домов стариков.

Внутри, вопреки моим ожиданиям, мало что изменилось. Паркетный пол. Пластиковые столы и стулья. Правда, меню с тех пор, когда я стоял в очереди за бургерами, жареным луком и картошкой, отличалось от прежнего. Теперь в нем курица, рис, овощная паста и салат. Трудами Джейми Оливера, будь он неладен.

– А вон и несколько наших. Идемте.

Бет повела меня к столу, стоявшему в дальнем углу зала. К столу для учителей. За ним сидели четверо. Бет быстро представила нас друг другу.

Мисс Харди, Сьюзен – хрупкая, седая длинноволосая дамочка в очках с толстыми стеклами – история.

Мистер Эдвардс, Джеймс – красивый молодой человек с хипстерской бородой – математика.

Мисс Хибберт, Колин – женщина с тяжелой челюстью и армейской стрижкой – физкультура.

И, наконец, мистер Сондерс, Саймон – долговязый мужчина с редеющими волосами, стянутыми в хвост на затылке, в футболке «Пинк Флойд» и выцветших вельветовых брюках – социология.

По какой-то причине он мне сразу не понравился. Возможно, из-за того, что он вместо приветствия произнес:

– Как дела, мужик?

Если вы не музыкант и не американский серфер, никогда не используйте в качестве обращения слово «мужик». Вы будете выглядеть как кретин, а стянутые в хвост редеющие волосы лишь усилят это впечатление. Одурачить не получится ровным счетом никого.

Я сел, а он ткнул в меня своей вилкой:

– Ты выглядишь знакомым, мужик. Мы встречались?

– Не думаю, – ответил я, осторожно разворачивая свой сэндвич с тунцом.

– Где ты работал учителем до этого?

– За рубежом.

– А именно?

Мне понадобилось мгновение, чтобы вспомнить свою ложь.

– Ботсвана.

– Правда? Моя бывшая работала там учительницей какое-то время.

Ну конечно, мать ее за ногу.

Он усмехнулся.

– Варенг?

Варенг? Это на языке тсвана? Название местности? Нет, было бы слишком прямолинейно. Что-то более нейтральное. Не «привет», ведь мы уже поздоровались. Значит, это должно быть…

– Все нормально, спасибо, – произнес я любезно. – А у тебя?

Улыбка слетела с лица Саймона так же легко, как редели его волосы. Я не угадал. Я откусил от сэндвича и задумался, будет ли хоть кто-то возражать, если я вытащу его на улицу и швырну под первый попавшийся автобус.

К счастью, Колин решила сменить тему:

– Говорят, вы родом из Арнхилла?

– Да, я вырос здесь, – ответил я.

– И вернулись? – произнес Джеймс с неверием в голосе.

В его шутке была лишь доля шутки.

– В наказание за мои грехи.

– Рада, что вы приехали, – вставила Сьюзен. – Было сложно найти замену после того, как… ну, после миссис Мортон.

– Да уж, – сказал Саймон. – Не обязательно быть безумцем, чтобы работать здесь, однако это качество определенно пригодится.

Он сдавлено засмеялся своей собственной шутке.

Бет смерила его холодным взглядом.

– Джулия страдала от депрессии. Она не была безумной.

– Точно, – ответил Саймон презрительно. – Превратить лицо собственного ребенка в отбивную – это определенно не признак безумия.

Набив рот пастой, он стал с чавканьем жевать.

Я повернулся к Бет:

– О депрессии Джулии было известно всем?

– Она ее особо не скрывала, – ответила Бет. – С момента развода с отцом Бена она была сама не своя. Думаю, переехав сюда, она хотела начать жизнь с чистого листа.

Хорошенькое начало, подумал я.

– Она сидела на препаратах, – добавила Сьюзен. – Но, судя по всему, перестала их принимать.

– Где она достала ружье?

– Ее семья владеет фермой у Окстона. Ружье принадлежало ее отцу.

– Разумеется, – вставил Джеймс, – если бы кто-то из нас заподозрил что-то неладное…

«Тогда что? – подумал я. – Что бы вы сделали? Спросили бы, все ли у нее в порядке, и облегченно улыбнулись бы, услышав, что все в норме. Дело сделано. Пятиминутка заботы о ближнем успешно завершена. Правда в том, что никто из нас просто ничего такого не хочет знать. На самом деле. Поскольку тогда нам придется прикладывать какие-то усилия, а кто хочет тратить время на других?»

– Разумеется, – вслух сказал я.

Вдруг Саймон щелкнул пальцами и вновь указал на меня:

– Стокфордская академическая школа.

Мой желудок сжало.

– Вот откуда я тебя помню, – произнес он. – Я заменял там отсутствовавшего учителя пару лет назад.

Теперь и я начал смутно вспоминать тощего, безвкусно одевавшегося типа с мерзким запахом изо рта. По работе мы с ним практически не пересекались. И все же… Неужели?

– Ну, я проработал там не слишком долго, так что…

– Да. Ты уехал довольно внезапно. Что случилось? Достал директора?

– Нет. Ничего такого.

Директор тогда был вообще ни при чем.

– Но вообще-то странно, – нахмурившись, он кивнул на мою ногу. – Не припоминаю, чтобы ты тогда хромал.

Я пристально посмотрел на него.

– Значит, ты, должно быть, меня с кем-то путаешь. Я хромаю еще с подросткового возраста.

Повисла напряженная тишина. Прервала ее Сьюзен:

– А что с вами случилось? Если вы не против.

Собственно говоря, я был против. Однако я сам был виноват.

– Мне было пятнадцать. Мы с отцом и младшей сестрой попали в аварию. Слетели с дороги и врезались в дерево. Энни и отец погибли сразу, а мне раздробило ногу. Понадобилось полдюжины железок, чтобы снова собрать ее.

– О боже, – сказала Сьюзен. – Мне так жаль.

– Спасибо.

– А сколько было вашей сестре? – спросила Бет.

– Ей было восемь.

Все устремили на меня печальные, полные сочувствия взгляды. Все, кроме Саймона, который, к моему удовольствию, избегал моего взгляда.

– Как бы там ни было, – снова заговорил я, – это было давно. И, к счастью, я решил стать учителем, а не степистом. Потому я здесь.

Они засмеялись, хотя и несколько нервно. Разговор продолжился. Я отлично сыграл свою роль. Я хороший и честный человек. Переживший трагедию человек со шрамами на теле, который тем не менее не утратил чувства юмора.

А еще я – лжец. Я не терял сестру в автокатастрофе, и в пятнадцатилетнем возрасте у меня еще не было хромоты.