Текст книги "В пылу момента. Истории пожарного о непростом выборе между молниеносными и взвешенными решениями"

Джеймс, однако, не смог обновить свою ментальную модель (еще одна ловушка процесса принятия решений!). Ему были доступны другие сведения: отчет с места ЧС (его мог предоставить человек внутри здания), дополнительные подробности от Тома, которого постоянно перебивают, и офицера полиции, остающегося без внимания. Джеймс все это упустил. Он так сосредоточился на руководстве, что не воспользовался возможностью узнать больше об инциденте.

Он мог, например, связаться с полицией, чтобы подтвердить факт теракта, а не просто строить предположения. Мог позволить Тому дать полную сводку и вплести его опыт в собственное понимание ситуации. Он мог послать кого-нибудь опросить людей, находящихся в здании, когда пожар только начался. Мог поговорить с охранником здания, который сообщил бы ему, что строители проводили сварочные работы на одном из этажей. Если бы он сделал все это раньше, то смог бы правильно установить причину возгорания, направить пожарных в здание, чтобы эвакуировать оставшихся людей, а затем приступить к тушению огня.

Во время спасательных операций важно относиться к предположениям о причинах пожара именно как к предположениям и не подменять ими факты.

Каждое решение, принимаемое руководителем тушения пожара, подкрепляется его ситуационной осведомленностью, то есть ментальным восприятием инцидента как единого целого. Именно поэтому важно не терять объективности. Нам приходится действовать в неопределенных ситуациях: предположения об инциденте неизбежны, и они могут хорошо заполнить пропуски, однако очень важно регулярно перепроверять их, чтобы убедиться, что они все еще соответствуют фактам. Если этого не сделать, расцветет предвзятость подтверждения вместе со всеми опасными для жизни последствиями.

Я решаю бросить Джеймсу спасательный круг: беру рацию и связываюсь с командой людей, которые проводят пожарно-тактическое занятие, отвечают за экран и координируют других участников. Я прошу их прислать национального межведомственного офицера связи – пусть он подтвердит, что это не теракт, и назовет реальную причину пожара. Мне интересно посмотреть, как Джеймс отреагирует на эту новость и как она повлияет на его планы.

Офицер связи входит в оперативный штаб и информирует команду. Я наблюдаю за Джеймсом. Он внимательно смотрит на офицера. Лицо Джеймса покраснело, а на лбу выступил пот. Он понимает, что его интерпретация ситуации и последующие действия были неверными. Будь это реальный инцидент, он мог бы стать самым важным за всю его карьеру. Джеймс бы подвергся осуждению СМИ, публики, коллег и суда. Его ошибки были бы значимыми.

У него есть возможность все исправить.

– Итак, – начинает он, – всем собраться в круг. У меня есть хорошие и плохие новости. Хорошая новость в том, что признаков террористической активности нет, поэтому мы можем проводить разведку и поиск пострадавших. Плохая новость: я все неправильно понял. Я не рассматривал другие варианты, хотя стоило это сделать. Нам давно следовало начать работу в здании, и мне требуется ваша помощь, чтобы наверстать упущенное время.

Не всегда легко признать свою ошибку, особенно если ты все еще находишься в центре сражения, поэтому поступок Джеймса меня впечатляет. Его коллеги реагируют благосклонно: они испытали облегчение, когда он наконец признал то, о чем они все думали, но боялись сказать из-за его поведения.

Туннельное восприятие, так же как и туннельное зрение, не позволяет увидеть ситуацию целиком, фокусируя внимание лишь на отдельно взятом аспекте.

Джеймс объявляет режим наступления. Это значит, что теперь пожарные могут быть допущены в опасную зону. Джеймс готов к тушению огня. Он отправляет пожарных на тушение пожара и проведение поисково-спасательных работ.

Однако, пока Джеймс находился в режиме обороны, площадь пожара увеличилась. Ему сообщают, что вокруг окна на передней стене здания появились трещины и сколы, а это признак нарушения несущей способности здания под воздействием очень высокой температуры. Это может грозить обрушением. Джеймс занят разговором с офицером связи, ответственным за переговоры с прессой, поэтому он слышит новость, но ничего не предпринимает. Это похоже на ситуацию, когда вы спрашиваете, сколько времени, но при этом так сосредоточены на своем опоздании, что не слушаете ответ. Ситуация может усугубиться.

Джеймс созывает тактическую координационную группу. Это короткое совещание представителей всех органов, которые работают на месте ЧС, чтобы взять ситуацию под контроль. В данном случае Джеймс – председатель, а в совещании принимают участие начальник полиции, врач скорой помощи, представители Вестминстерской станции метро и транспортной службы Лондона.

Джеймс отправляется из оперативного штаба в соседнее помещение и начинает информировать представителей других органов. Он делает большой упор на раннюю угрозу террористического акта. Мне интересно, для кого он это делает: для них или для меня. Или, возможно, он пытается оправдать собственные действия в своих же глазах.

Вместо того чтобы расспросить других сотрудников о новой информации, Джеймс переходит к обсуждению стратегии в отношении СМИ. Я начинаю беспокоиться, ведь это означает, что он все еще пытается рационализировать свои первоначальные действия. Думаю, я вижу первые признаки туннельного восприятия. В случае с предвзятостью подтверждения вы получаете то, что ожидаете, потому что рассматриваете исключительно ту информацию, которая подтверждает вашу версию. При туннельном восприятии вы фокусируетесь только на одном аспекте ситуации, вместо того чтобы посмотреть на нее целиком, и следуете только одной линии расследования.

Входит Том. Его лицо мрачнее тучи. Он извиняется перед присутствующими и обращается к Джеймсу:

– Босс, – шепчет он. – Нам нужно, чтобы вы незамедлительно пришли на место ЧС.

Его голос дрожит. Том – великолепный актер, и это многое меняет. Я сама почти верю ему.

– Произошло обрушение, – продолжает он. – Мы потеряли связь с двумя пожарными.

Джеймс не реагирует. Вместо этого он внимательно смотрит на лежащий перед ним листок бумаги. Это пресс-релиз, где говорится о вероятности террористической атаки. Идеальный пример туннельного восприятия. Джеймс совершенно неспособен воспринимать информацию, которая не относится к волнующей его проблеме.

– Босс, вы нам нужны, – повторяет Том. – Пожалуйста.

Джеймс поднимает глаза. Он понимает, что совершенно неправильно интерпретировал ситуацию. Проблема не в неисправном оборудовании или плохо организованной процедуре, а в нем. Точнее говоря, в его реакции на стресс. Стресс влияет на обработку информации, и важно не забывать, что наша способность воспринимать ее не безгранична. Чем больший стресс мы испытываем, тем меньше мы способны к обработке данных.

Стресс – естественная и древняя защитная реакция организма в ситуации, когда он должен либо сражаться, либо бежать. Поэтому рассуждать здраво в таком состоянии крайне сложно.

Представьте, что ваш разум – это кувшин, до краев наполненный водой. Когда вы испытываете стресс, в кувшин попадает немного грязи. Сначала вода становится мутной, влияя на ваш мыслительный процесс и способность принимать рациональные решения. Если продолжать подбрасывать грязь в кувшин, вода начнет выливаться, поскольку грязь будет занимать все больше ценного места в сосуде. Это напоминает вашу реакцию на стресс.

Результат – человеческая ошибка. Джеймс явно был в стрессе с самого начала, поэтому совершал ошибки на протяжении всего упражнения. Честно говоря, в этом нет ничего удивительного, ведь задание сложное. Командиры со всей страны, желающие получить повышение, должны пройти похожее испытание. Крайне важно, чтобы старшие члены команды были готовы справляться со всеми аспектами новой роли и брать на себя всю ответственность, присущую этому уровню.

Недостаточно быть хорошим менеджером в офисе или прекрасно исполнять свои повседневные обязанности. Необходимо, чтобы каждый старший командир мог по-настоящему уверенно действовать в сложных ситуациях и эффективно справляться со стрессом, которого не избежать при крупных инцидентах. Навыки управления и когнитивные способности имеют решающее значение.

Утром 7 июля 2005 года в Лондоне произошла серия из четырех взрывов, сказавшаяся на работе транспортной системы города, особенно метрополитена. В результате погибло 52 человека. В тот день экстренные службы приняли множество правильных решений, однако из любого инцидента можно вынести уроки.

В своем отчете коронер[29]29
   В Великобритании специалист, занимающийся расследованием причин внезапных или необычных смертей: насильственные они или естественные. – Прим. ред.


[Закрыть] отметила, что пожарные на Кингс-Кросс[30]30
   Кингс-Кросс – железнодорожный вокзал в северо-восточной части Лондона, Кэмдене. – Прим. ред.


[Закрыть] столкнулись с дилеммой, которая привела к 29-минутной задержке. Первый пожарный расчет, прибывший на место в 09:13, состоял из четырех человек. Согласно правилам, на место должен был приехать еще один расчет, прежде чем пожарные с дыхательными аппаратами спустились бы в метро. Второй расчет прибыл только в 09:42, практически на полчаса позднее.

Коронер признала, что не стоит критиковать ни пожарно-спасательную службу, ни работников метро за то, что они следовали протоколу, не желая подвергать своих людей опасности. Однако она подняла важный вопрос, отметив «необходимость найти баланс между понятным стремлением поскорее приступить к спасательной операции и тщательной оценкой возможных рисков». Она поинтересовалась, могли ли командиры найти этот баланс и проявить достаточно гибкости, чтобы решить, какие действия можно было предпринять.

Могли ли они оценить риски и заняться тем, что хоть и не указано в протоколе, но уместно в данной ситуации? Или пожарные в любом случае должны следовать инструкциям?

Проблема заключается в субъективной оценке рисков. Могут ли командиры самостоятельно проводить оценку рисков и принимать решения на ее основе, даже если они противоречат стандартной процедуре? Я считаю, что да. Упражнения вроде того, что пришлось выполнить Джеймсу, позволяют убедиться, что старшие командиры не просто хотят и могут брать на себя ответственность, но и умеют принимать сложные решения в непростых ситуациях.

Стандартный протокол действий во время чрезвычайной ситуации должен служить перилами, а не наручниками, и у командиров спасателей должна быть определенная свобода действий.

Национальные руководящие принципы работы пожарно-спасательной службы теперь признают, что командирам требуется определенная степень свободы. Я была членом разработавшей их команды специалистов. Мы поставили командира в сердце пожарно-спасательных работ и ввели понятие «оперативная свобода действий» – она позволяет командирам самим определять, в каких ситуациях стандартные процедуры неприменимы, а следование правилам контрпродуктивно. Командир должен оценить риски и решить, перевешивают ли они выгоду. Протокол должен служить перилами, а не наручниками.

Все зависит от восприятия ситуации человеком. Дело не только в правилах и процедурах (которые важны для операционной эффективности), но и в том, как человек реагирует на происходящее.

Второго февраля 2005 года три человека погибли при пожаре в многоквартирном доме в городе Стивенидж, графство Хартфордшир. Это были пожарные Джеффри Уорнхэм и Майкл Миллер, а также жительница дома Натали Клоз. Третьего декабря 2006 года пожар и взрыв на ферме в деревне Рингмер в Восточном Суссексе, произошедшие в результате запуска фейерверка, унесли жизни начальника караула Джеффа Уикера и мистера Брайана Уэмбриджа. Пострадало 20 человек. Шестого апреля 2010 года двое пожарных, Алан Бэннон и Джеймс Ширс, погибли при пожаре в высотном здании Ширли-тауэрс в Саутгемптоне. Это были крупные инциденты, и на их исход могли повлиять множество факторов, однако коронеры, расследующие подобные происшествия, часто обращают внимание на то, как риски были оценены и интерпретированы.

Понимание того, как люди ведут себя в разных ситуациях и реагируют на сложности, может помочь в принятии решений во время ЧС, а значит, способствует спасению жизней.

Каждый из вышеперечисленных людей отправился на работу, чтобы помогать другим, но сам получил смертельную травму. Я уже давно говорю о том, что для усиления безопасности пожарных и гражданских необходимо лучше понимать, как люди думают и ведут себя. Это единственный способ сократить число человеческих ошибок. Если мы просим людей работать в нестабильных, тяжелых и эмоционально напряженных условиях, необходимо убедиться в том, что они к этому хорошо подготовлены. Профессионалы должны уметь принимать эффективные решения, даже когда давление велико.

После того как Стив получил травму, я стала изучать результаты исследований, уже проведенных в этой области. Я хотела получить ответы на вопросы, которые крутились в моей голове с того несчастного случая. Мне стало совершенно ясно, что процесс принятия решений сотрудниками пожарно-спасательной службы изучен очень плохо[31]31
   Профессор Рона Флин изучила нетехнические навыки работников других отраслей, связанных с высоким риском. Это когнитивные и межличностные навыки, необходимые для применения технических умений: коммуникативность, лидерство, командная работа, принятие решений и ситуационная осведомленность. Доктор Гэри Кляйн, исследовав работу военных и пожарных в 1980-х, разработал теорию о натуралистическом принятии решений.


[Закрыть]. Мы значительно отставали от других отраслей, связанных с высоким риском (авиации и медицины, например). Им были посвящены сотни научных работ, где рассматривались все аспекты того, какую роль играет человеческий фактор в самый напряженный момент. Исследователи десятилетиями работали над способами сокращения числа человеческих ошибок в этих отраслях. Понимая важность этой работы и не собираясь ждать, когда кто-то другой исправит ситуацию, я решила проложить свою борозду.

Это был долгий процесс. К счастью, я сдала школьные выпускные экзамены, но о дальнейшем обучении не могло идти речи, пока я жила на улице. Это была роскошь, которую я не могла себе позволить. Я пришла в пожарно-спасательную службу в 18, и, когда решила внести свой вклад в сокращение числа человеческих ошибок, у меня не было для этого подходящего образования. Мне нужно было понять, как функционирует мозг, прежде чем хотя бы подумать о том, как применить эту науку к работе пожарно-спасательной службы.

Во время работы я получила квалификацию, которая приравнивалась к A-level – программе подготовки к поступлению в университет, поэтому у меня появилась возможность без экзаменов попасть на программу бакалавриата. Я начала с изучения психологии в университете дистанционного образования The Open University. Совмещать работу в пожарно-спасательной службе и учебу в университете было тяжело (пока мои друзья развлекались, я читала книги), но мне это нравилось. Особенно меня интересовала нейробиология. Мой отец умер от рака мозга, когда я была маленькой, и я видела когнитивную дегенерацию, сопровождавшую его страшное заболевание. Она во многом повлияла на отца, которого я знала и любила. Его личность изменилась. Он принимал более рискованные решения и уже не мог справляться с эмоциями так же хорошо, как раньше. Он стал легко расстраиваться. В физическом плане пострадали его зрение и чувство равновесия.

Я хорошо помню день его смерти. 28 июля 1992 года. Мне было девять лет. Мама помогла отцу выйти на улицу, и он отдыхал на лежаке. Мы с братом только вернулись из школы и показывали ему проекты, приготовленные нами к концу четверти. Мой был посвящен, как ни странно, Викторианской эпохе. Я показывала папе нарисованную мной картинку, которая до этого висела на стене нашего класса. Это было для него слишком. Ему нужно было вернуться в тень нашего дома, но, будучи гордым мужчиной, отец решил дойти туда самостоятельно. Помню, как он медленно ковылял, спотыкаясь. Он отказывался от помощи и до самого конца не терял стойкости духа, причем как в мелочах, так и в важных вопросах. Вечером он умер.

Я считаю невероятным, что каждый аспект нашего сознания – личность, восприятие ситуации, принятие решений – зависит от миллиардов крошечных клеток. Каждая сторона личности и каждая мысль управляются этой физической материей, которая активируется электрическими импульсами и крошечными нейромедиаторами в серо-белой массе, называемой мозгом. Жестокий рак забрал у моего отца не только тело, но и часть души. С того времени я проклинала эту болезнь, поэтому возможность внести свой крошечный вклад в нейробиологию казалась мне невероятно привлекательной.

Чтобы повысить уровень безопасности для пожарных, мне нужно было выяснить, что происходит у меня в мозге на уровне нейронов, когда я как командир принимаю решения в напряженных ситуациях. Я училась на последнем курсе, когда поняла, что хотела бы внести реальный и ценный вклад в сокращение числа человеческих ошибок. Я написала план кандидатской диссертации, посвященной механизмам принятия решений в критических ситуациях. Я знала, что рискую: после долгого рабочего дня мне предстояло часами учиться – это грозило эмоциональным выгоранием. Тем не менее мне хотелось изучить, как опыт командиров способен влиять на их восприятие последующих инцидентов. Я хотела выяснить, являются ли ошибки (вроде тех, что совершил Джеймс) результатом прошлого опыта, который на подсознательном уровне влияет на выбор.

Университетам невыгодно координировать исследования студентов-заочников, потому что те их редко доводят до конца и в итоге не приносят пользу своей альма-матер.

Была еще одна проблема: было сложно найти университет, где я могла бы писать диссертацию заочно. Аспиранты-заочники редко доводят свое исследование до конца, а когда студенты начинают исследование, но не заканчивают, страдает университет, поскольку это негативно отражается на его рейтинге и финансировании. К счастью, я нашла потрясающего профессора Роба Хони из Кардиффского университета, который вошел в мое положение. Роб – удивительно добрый и талантливый человек. Он один из гигантов, на чьих плечах мне посчастливилось стоять, чтобы заглянуть за гору.

Прежде чем он согласился стать моим руководителем, мы встречались несколько раз: обсудили будущую диссертацию и он помог отредактировать план. Я очень хорошо помню момент, когда он согласился работать со мной. Это был теплый весенний день 2008 года. Солнце ярко светило, что редкость в Кардиффе, поэтому я решила, что это добрый знак.

Чтобы показать, насколько он во мне уверен, Роб сказал, что университет оплатит не только мое обучение, но и проведение исследования. Это было потрясающе, ведь я собиралась брать на обучение кредит. Ситуация в корне изменилась. Сообщив хорошую новость, Роб предложил мне экскурсию по лабораториям. Уже на выходе мы встретились с другим исследователем. Роб представил меня высокой, крупной женщине как аспирантку заочной формы обучения. Когда она услышала эти слова, на ее лице отобразилось удивление и отвращение: «Заочной? Вы целый день работаете? Вы никогда не закончите!»

Я читала своей маленькой дочери научные статьи вместо сказок, чтобы успеть сделать работу вовремя.

Я рассказала о себе чуть больше и пожала ей руку. Крепко. Стиснув зубы. Как только она ушла, Роб извинился за нее.

Этот разговор запал мне глубоко в душу. Я решила, что та женщина ни за что не окажется права. Я была полна решимости, и ее пренебрежение подстегивало меня в моменты, когда что-то шло не лучшим образом. Ее слова звучали в моей голове каждый раз, когда я шла в лабораторию после тяжелого рабочего дня, делала что-то неправильно (это часто случалось) или готова была опустить руки. Я уже сталкивалась с подобным много лет назад, когда сообщала людям, что хочу быть пожарной. Они смеялись надо мной и говорили, что я слишком маленькая и что мне не хватит для этого сил. Тогда я решила доказать им всем, что они неправы. Я знала: если у меня получилось тогда, получится и теперь.

Через год, в день, когда я должна была начать свое исследование, на свет появилась моя дочь Габриэлла. Профессор Роб предложил отложить практическую часть на несколько месяцев и сосредоточиться на литературе. Мне нужно было изучить актуальные статьи по психологии и нейробиологии. В первые месяцы жизни Габриэллы я читала ей научные статьи на ночь вместо сказок, чтобы уместить в свой день больше работы. Я думала, что ее просто успокаивает звук моего голоса, однако, когда Габриэлла немного подросла, она часто называла гиппопотама гиппокампом, поэтому что-то, вероятно, все же отложилось у нее в голове.

Габриэлле было шесть месяцев, когда я начала проводить исследовательские эксперименты, которые разрабатывала и готовила месяцами. Я планировала изучить, что происходит в мозге, когда определенные модели поведения активируются под влиянием прошлого опыта. Я хотела выяснить, каким образом реакция пожарных на определенные сигналы ведет к поведению, ограничивающему их способность принимать эффективные решения. Что управляет процессом принятия решений? Какое влияние – положительное или отрицательное – оказывает опыт на наши решения? Поведение, приобретенное в результате научения, может иметь множество корней, однако меня интересовали две примитивные и фундаментальные его формы.

Во-первых, методика выработки условного рефлекса по Павлову. Определенный стимул, например свет или звук, приводит к конкретной реакции, благодаря чему формируется модель поведения. Иван Павлов был русским физиологом, изучавшим работу пищеварительного тракта на собаках. Он знал, что в предвкушении пищи у собак вырабатывается слюна. Это безусловный рефлекс (такой же, как инстинктивное отведение руки от чего-то горячего). Павлов выяснил, что у собак может вырабатываться слюна на стимулы, которые обычно не имеют отношения к еде. Прежде чем покормить собак, он звонил в звонок, и у животных начинала вырабатываться слюна каждый раз, когда они слышали этот звук, даже если после этого еду им не предлагали. Они неосознанно ассоциировали нейтральное событие (звонок) с результатом в виде еды.

Во-вторых, инструментальное научение, при котором определенное действие приводит к конкретной реакции. Точнее говоря, это действие, направленное на достижение желаемого результата. Например, если собаки понимали, что нажатие на рычаг приводит к появлению перед ними миски с едой, эта ассоциация была результатом инструментального научения. Основная разница между двумя формами поведения в том, что методика Павлова основана на бессознательном, автоматическом поведении, в то время как инструментальное научение связано с намеренными, запланированными действиями. Мне было особенно интересно узнать, что происходит при взаимодействии этих процессов.

Рефлекторные эмоции и желания, вызванные привычкой, усиливаются способностью человека этой привычке потворствовать. Избавиться от вредных привычек сложно, ведь так легко удовлетворить в них потребность.

Например, представьте, что в прошлом вы курили. Одним из ваших любимых мест для курения был сад при местном баре, однако курить вы бросили, и тяга к сигаретам тоже исчезла. Но все меняется, когда вы оказываетесь вновь в этом «пивном» саду.

Внезапно у вас появляется желание выкурить сигарету, хотя уже нет ни физической, ни психологической зависимости. Это пример желания, вызванного стимулом. Две вещи – курение и сад – связаны у вас в голове. Вы ассоциируете обстановку с приятными ощущениями от никотина (безусловный рефлекс), а кайф от никотина – с целенаправленным действием, курением (инструментальное научение). Таким образом, когда вы оказываетесь в саду, эти процессы взаимодействуют. Окружающая обстановка играет роль стимула, сигнализирующего о поступлении в организм никотина, из-за чего у вас возникает желание совершить действие, которое в прошлом приводило к такому результату. Именно поэтому людям, которые пытаются избавиться от зависимости, часто рекомендуют избегать мест, людей и действий, ассоциирующихся у них с вредной привычкой.

Я хотела изучить, как вышеупомянутое взаимодействие может влиять на пожарных. Я знала, что лично у меня наблюдаются ассоциации между тем, что я видела или слышала на пожарах, и определенными последствиями. Так, скрежет тормозов подъезжающих на место пожарных автомобилей учащал (и до сих пор учащает) мое сердцебиение. Я понимала, что прибывающие автомобили говорят о повышающемся ранге пожара[32]32
   Номер (ранг) пожара – условный признак сложности пожара, определяющий в расписании выезда необходимый состав сил и средств гарнизона, привлекаемых к тушению пожара. В зависимости от сложности пожара определяется количество задействованной техники и личного состава. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], и в результате у меня проявлялась бессознательная физиологическая реакция. Я также знала, что у меня закрепились инструментальные ассоциации между действиями, которые я предпринимала (инициировала протокол или давала команды), и их результатами. Например, я понимала, что сбрызгивание горячих газов водой в горящем здании помогает охладить их и предотвратить полный охват помещения пламенем[33]33
   Полный охват пламенем – это внезапное поглощение комнаты огнем от пола до потолка. Происходит в результате того, что тепловое излучение от языков пламени, газов и стен нагревает все поверхности до такой степени, что все разом вспыхивает. Комната оказывается охвачена огнем.


[Закрыть].

Чем больше раз я замечала эффект от снижения температуры, тем лучше распознавала признаки возможного полного охвата[34]34
   Отложенная горящая вспышка, или обратная тяга. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] и тем чаще сбрызгивала газы водой на последующих пожарах. Я хотела понять, как опыт, полученный пожарными вроде меня, влияет на их действия в будущем. Являются ли наши действия результатом свободного выбора или какие-то стимулы побуждают нас поступать определенным образом?

Во время проведения исследования я вернулась к выполнению обязанностей начальника пожарной части. Нужно было целый день проводить на рабочем месте, а когда я была дома, меня могли вызвать в любой момент. В случае каждого происшествия, где могли погибнуть люди (автомобильная авария, где пострадавшие оказались зажаты, или пожар в жилом доме), я должна была прибыть на место на служебном автомобиле. Мне не раз приходилось покидать лабораторию, чтобы отправиться на место ЧС. Работа была тяжелой, материнство тоже давалось нелегко, но написание диссертации было в два раза тяжелее всего вместе взятого.

На протяжении нескольких лет я приезжала в лабораторию к 05:00 и до 08:00 проводила эксперименты. Потом отправлялась на работу. В 17:00 я ехала домой и наслаждалась временем с Габриэллой. Даже если бы в то время рухнуло небо, я не заметила бы, потому что все мое внимание было сосредоточено на одном крошечном существе. Это можно было бы назвать туннельным восприятием. Когда она крепко засыпала, я прыгала в машину и проезжала 24 километра до лаборатории, где снова проводила эксперименты. Иногда я работала до середины ночи.

Даже когда треть твоей жизни принадлежит работе, другая – научному исследованию, а оставшаяся часть – ребенку, можно получать удовольствие от того, чем занимаешься.

Когда я наконец приезжала домой, меня ждал Майк: он согревал чайник и делал чашку чая «Эрл Грей». Мы сидели и разговаривали или просто тихо обнимались 20 минут, чтобы я могла расслабиться и уснуть. Затем звонил будильник, и я снова ехала в лабораторию. В выходные было немного легче: когда я проводила эксперименты, все равно приходилось ездить в лабораторию, но хотя бы не нужно было ходить на работу. Я брала Габриэллу с собой, и она с удовольствием смотрела в микроскоп на слайды со старательно сохраненной мозговой тканью.

Все это было потрясающе, но изнурительно. Я планировала жить так все семь лет, отведенные на заочное написание диссертации, но потом решила завершить работу быстрее и в итоге справилась всего за три года. Робу пришлось перерегистрировать меня как аспирантку очной формы обучения, чтобы была возможность защититься через такой короткий срок. Признаюсь, отчасти я работала так усердно и быстро, чтобы доказать той грубой женщине[35]35
   На самом деле я многое узнала от нее. Она была замечательным ученым, и именно к ней все обращались за советом по поводу поведения в лаборатории. Она просто не умела общаться с людьми.


[Закрыть], что она была неправа, но при этом все же получала удовольствие от своей работы. Я знала, что со временем мое исследование поможет обезопасить пожарных и спасти множество жизней.

За те три года я очень многое узнала о том, что происходит в мозге пожарных во время работы в экстренных ситуациях. Их мозговые процессы взаимодействуют друг с другом сложным образом и могут повлиять на реакцию. Например, пожарный видит определенный тип дыма. Он уже видел его раньше, и в тот раз исход был трагическим. Тогда он предпринял какое-то конкретное действие (например, запустил пожарных с рукавной линией в парадную дверь дома). Он мог связать плохой результат с тем действием, после чего различные ассоциации вступили во взаимодействие друг с другом. В такой ситуации определенный тип дыма может вызвать неприятное предчувствие и сильное желание намеренно поступить по-другому. Как ни странно, командиры постоянно полагаются на интуицию, когда им требуется быстро принять решение. Это может оказаться как правильным, так и нет, в зависимости от других факторов – остальных деталей пазла.

В случае с Джеймсом взаимодействие ассоциаций может объяснить, почему он зацепился за идею террористического акта, а затем, анализируя ситуацию, продемонстрировал предвзятость подтверждения и туннельное восприятие. Возможно, он раньше уже работал на месте теракта, и стимулы (Центральный Лондон, угроза террористического акта, высокопоставленные люди внутри здания) могли вызвать у него дурное предчувствие, из-за которого он не хотел запускать пожарных внутрь. Ему нужно было изменить понимание ситуации, подвергнуть сомнениям ментальную модель и побороть поведение, приобретенное в результате научения.

Многочисленные предположения «А что, если?..» чаще только мешают трезво и объективно оценить ситуацию, а не помогают увидеть хорошие варианты решений. Иногда все, что нужно, – верно поставить цель.

Выяснив, что взаимодействие мозговых процессов действительно влияет на поведение пожарных, я решила найти способы применить эту информацию для улучшения подготовки командиров. Благодаря работе с Джонатаном Крего и его коллегами я знала, что самый эффективный способ избежать ловушек процесса принятия решений – сосредоточиться на оперативной цели, отпустить все «что, если» и сфокусироваться на действиях и результатах.

В ситуации с заложенным в туннеле самодельным взрывным устройством, описанной во второй главе, я должна была сконцентрироваться на спасении максимального числа людей, которым можно было помочь. При этом мне пришлось игнорировать жизни тех, кому мы помочь не могли, и не отклоняться от своей цели. При пожаре в Порткуллис-хаус Джеймсу нужно было оставаться непредубежденным. Ему следовало сосредоточиться на спасении людей, оставшихся в здании, и не позволять себе отвлекаться на догадки. Я должна была найти способ сделать это возможным (при этом не заставляя Джонатана приезжать на каждое место ЧС и рявкать на всех, кто угодил в ловушку процесса принятия решений).

Защитив диссертацию, я стала почетным научным сотрудником кафедры психологии Кардиффского университета. Я начала работать с Робом и возглавила исследование, которое мы вели совместно с Национальным советом начальников пожарной охраны.

Опять же, я занималась этим помимо основной работы в пожарно-спасательной службе. За последние десять лет мы достигли огромного прогресса, изменив подготовку руководителей тушения пожаров таким образом, чтобы каждый из них приобрел психологические навыки управления, а также больше узнал о процессе принятия решений и ситуационной осведомленности. Теперь они узнают о предвзятости подтверждения, туннельном восприятии и многих других ловушках процесса принятия решений, в которые рискуют попасть люди, работающие под большим давлением. Им рассказывают о различных возможностях совершить ошибку, чтобы они могли ее избежать.