Текст книги "Любви вопреки"

Мисс Уилкинсон стояла в дверях, скрестив руки на груди, и никуда отступать не собиралась. Вывод напрашивался сам собой: сегодня уладить формальности Маркус точно не успеет.

Глава 5

20 апреля 1617 года. Розалин считает, что я останусь у разбитого корыта и с разбитым сердцем, и Мария с ней согласна. Но я понимаю, что они мне завидуют. Я знаю, что герцог любит меня. Или скоро полюбит, если его мать не будет вмешиваться. К этой женщине я при всем желании не могу испытывать симпатии.

Из дневника Изабеллы Дорринг

– Прочитайте относящийся к делу параграф, Уилкинсон!

Попытка Уилкинсона провести переговоры с герцогом один на один закончилась сокрушительным провалом. В кабинете вместе с герцогом и самим Рэндольфом находились и обе женщины: Джейн и Кэт. Герцог сидел с кислой миной, и Рэндольф заметно нервничал.

Во всем, конечно, виновата Джейн. Какая муха ее укусила? Зачем ей дом старой девы?

– Нужный параграф находится на третьей странице, – сказала Джейн.

Рэндольф хмуро взглянул на сестру, поправил очки и принялся шелестеть страницами, отыскивая нужную. Кэт могла понять, как неприятно жить с Рэндольфом, однако Джейн никогда не жаловалась, даже когда Кэт и Энн, подтрунивая над подругой, спрашивали, не надоело ли ей целыми днями работать на брата. Джейн обычно была немногословной и робкой.

Но сейчас от робости не осталось и следа. Казалось, ей ничего не стоит голыми руками задушить Рэндольфа, вырвать сердце у него из груди и скормить его свиньям мистера Линдена.

– Да, вот, нашел. – Рэндольф прочистил горло. – Когда бы ни высвобождалось место хозяйки дома, об открывшейся вакансии необходимо известить жителей Лавсбриджа, чтобы каждая заинтересованная особа могла подать прошение на имя герцога Харта о том, чтобы ей позволили поселиться в доме и назначили соответствующее содержание. Если претендентка будет одна, герцог Харт может удовлетворить ее прошение немедленно. Однако если соискательниц окажется больше, то судьба места решается на общем собрании.

Герцог нервно заерзал на стуле.

– Случалось ли кому-то бороться за это место, Уилкинсон, или теперешний случай первый?

– Я внимательно просмотрел все документы, и могу с уверенностью сказать, что никогда еще данное место не пользовалось таким спросом.

– Все когда-нибудь происходит впервые, – философски заметила Джейн. – И сегодня именно такой случай.

Кэт стиснула зубы от злости. Джейн этот дом если и был нужен, то совсем не так сильно, как он нужен ей. Если Джейн и приходилось жить под одной крышей с братом, то у нее, по крайней мере, была собственная комната и своя кровать. И если Рэндольф действовал сестре на нервы, то во многом она была сама виновата. Не надо быть такой услужливой. Может, если бы у Джейн все из рук валилось, Рэндольф нашел бы себе жену и ее заставлял работать. И что бы тогда делать его сестре?

Кэт мысленно отчитала себя за то, что думает не о том. Сейчас важнее, что будет, чем то, что могло бы быть, но так никогда и не случилось.

– Его светлость должен решить нашу судьбу, Рэндольф? – поинтересовалась Кэт.

– Подождите минутку, мисс Хаттинг, – вмешался, взмахнув рукой, герцог Харт. – Перед тем как ответить на поставленный мисс Хаттинг вопрос, прошу вас, Уилкинсон, рассказать мне, каким образом необходимо известить жителей деревни об открывшейся вакансии. Мне не хочется нарушать правила. Последствия могут быть… весьма вредными для моего здоровья.

Рэндольф вытер платком вспотевший лоб.

– Да, ваша светлость. Вы совершенно правы.

Да что это с ними! Рэндольф – нотариус, а нотариусы, как известно, оперируют фактами, а не сказками.

– Ты ведь не веришь в какое-то дурацкое проклятие, Рэндольф?

Тот бросил на Кэт затравленный взгляд.

– Я…

– Вне зависимости от того, является ли проклятие неоспоримым фактом или выдумкой, герцог обязан исполнять условия, прописанные в имеющем юридическую силу документе, – заявила Джейн. – И Рэндольф об этом прекрасно знает.

– Да, знаю, – хмуро согласился с сестрой мистер Уилкинсон. Поправив очки, он продолжил читать вслух: – Извещение заинтересованных сторон. Не позднее чем через семьдесят два часа после получения сведений об освободившейся вакансии герцог обязан расклеить листовки, извещающие всех заинтересованных лиц о том, что каждая из незамужних девиц, проживающих в Лавсбридже, имеет право претендовать на заселение в дом старой девы при подаче соответствующей заявки. Листовки должны быть расклеены в следующих местах: на дверях дома старой девы, на дверях гостиницы «Купидон», а также в самой гостинице, в церкви и в местах, наиболее посещаемых старыми девами деревни.

– Я обещаю заняться объявлениями в ближайшее время, ваша светлость, – добавил Рэндольф, закончив читать параграф.

– Отлично, – кивнул Маркус. – Теперь я припоминаю, что подписывал какие-то бумаги, перед тем как вместе с дядей и двоюродным братом отправился расклеивать объявления. – Признаться честно, я запомнил не то, как расклеивал объявления, – этим занимался дядя, а как гонялся за братом по лужайкам к неудовольствию своего родственника.

То есть делал именно то, что делали бы Генри с Уолтером, если бы обстоятельства вынудили их плясать под дудку Изабеллы Дорринг. Бедный мальчик не понимал, зачем его притащили в Лавсбридж. Впрочем, бедный мальчик уже давно стал мужчиной, и жалеть его не следует. Вместо того чтобы его жалеть, надо подумать, как не упустить бесценную возможность вырваться из битком набитого дома, где тебя ни на минуту не оставляют в покое, на свободу и наконец начать писать книгу всей жизни.

– Как долго нам придется ждать заявок от желающих заселиться, Рэндольф? Насколько я понимаю, кроме Джейн и меня на дом никто не претендует. – Кэт перевела взгляд на подругу. – Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы составить нам конкуренцию, Джейн?

– Нет. Все замужем.

Герцог скептически усмехнулся:

– Так уж все, мисс Уилкинсон?

– Вероятно не все, ваша светлость, но прочие девицы, кто пока не замужем, мечтают вступить в брак.

– Так сколько нам ждать, Рэндольф?

Нотариус глубоко вздохнул и ответил:

– Трое суток после расклейки объявлений.

Целых три дня! А Кэт надеялась, что уже завтра переедет.

– А что будет после того, как истекут положенные трое суток? – поинтересовалась она.

– Да, Уилкинсон, что потом нужно делать? Помню, мой дядя проводил собеседование с мисс Франклин. Оно не было длинным. Он задал ей пару вопросов. А может, они говорили о погоде. Я не прислушивался. В ваших документах что-нибудь написано о требованиях, предъявляемых к кандидаткам на заселение? Помимо неприязненного отношения к браку, разумеется?

– Вроде нет, – Рэндольф скользил глазами по бумаге. – Нет. Здесь лишь сказано следующее: если кандидатур будет две и более, они должны собраться все вместе и герцог…

– Все вместе? Зачем? – недовольно промолвила Джейн. – Собеседование принято проводить с каждой соискательницей индивидуально.

Странное требование, с этим Кэт не могла не согласиться, но все преимущества были у нее, а не у ее подруги. Джейн было тесно с братом под одной крышей, однако ей мешал жить один брат, а Кэт вынуждена была делить кров с четырьмя братьями и тремя сестрами, включая Мэри, которая хоть и должна в ближайшее время покинуть отчий дом, все еще в нем проживает. К тому же Изабелла приходилась Кэт дальней родственницей. В общем, любой, кроме Джейн, поймет, что дом должен достаться именно ей.

– Откуда мне знать, зачем? – растерянно произнес Рэндольф. – Искать тут логику бессмысленно.

– А за неисполнение договорных обязательств виновному положено якобы проклятие. Где уж тут логика?

– Я бы убрал слово «якобы», мисс Хаттинг. – Герцог забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику, демонстрируя нетерпение. – Очевидно, мисс Дорринг была не в себе, когда писала завещание. Мой предок дурно поступил с ней, и она по понятным причинам стремилась отомстить нашему семейству, заставляя совершать нелепые поступки. Я бы не удивился, если бы она потребовала от герцога Харта стоять на голове во время интервью.

Вот уж кто несправедливо пострадал, так это нынешний герцог Харт, который в отличие от своего негодяя предка производил весьма приятное впечатление. Утешало то, что страдать ему осталось недолго. Как только герцог выберет ее, Кэт, в качестве новой хозяйки дома, он будет волен делать то, что хочет. Вернется к себе в Лондон и заживет лучше прежнего.

– Что я должен выяснить во время собеседования? По каким критериям проводить отбор? В документе об этом что-нибудь сказано, Уилкинсон?

– Нет. Встреча с соискательницами, по сути, собеседованием не является, ваша светлость.

– Как не является? – разочарованно воскликнула Кэт. Невероятно! Рэндольф, наверное, что-то упустил.

– Тогда как герцог будет выбирать?

– Герцог никого не выбирает. Соискательницы тянут жребий.

– Жребий? – Значит, все решит слепая фортуна? Нет, это неправильно.

Джейн вскочила с места и, подбежав к брату, выхватила документ у него из рук.

– Я этого не видела, когда читала, – сказала она и прищурилась. Увы, буквы расползались. – Черт, я оставила очки на столе.

– Дай мне, – промолвила Кэт и, взяв лист из рук подруги, быстро нашла то, что требовалось: – «Девица, которая вытащит короткую соломину, поселится в доме». – Кэт бросила документ на стол Рэндольфа, и он упал бы на пол, если бы мистер Уилкинсон с удивительным проворством не подхватил его. – Не могу поверить, что Изабелла предоставила столь важный вопрос воле жребия! Почему она так поступила?!

– Понятия не имею, мисс Хаттинг, – вздохнул Маркус. Теперь он тоже поднялся, поскольку стояли обе дамы. Маркус словно сделался еще выше и шире в плечах. Очевидно, все дело в размерах помещения: в кабинете Рэндольфа было тесновато. – Но я, признаться, испытываю огромное облегчение. Я не настолько храбр, чтобы делать выбор между вами и мисс Уилкинсон.

Джейн пропустила его слова мимо ушей.

– Ты уверена, что все правильно прочитала, Кэт?

– Да. Сложных фраз тут нет, а ты, если не веришь, сходи за очками и прочитай сама.

– Ладно, схожу, – кивнула Джейн и, быстро сбегав за очками, взяла со стола брата документ и погрузилась в чтение.

– Джейн, прошу тебя, ты ведешь себя…

Насупленный взгляд нотариуса не испугал сестру.

– Не учи меня жить, Рэндольф, на себя посмотри!

– Ваша светлость, я должен просить у вас прощения за мою сестру. Я…

– Не надо извиняться, Уилкинсон. Если не хотите, чтобы вам воткнули перочинный нож между лопаток.

– Что?

– Мисс Уилкинсон, кажется, хочет убить вас, – пояснил Маркус, кивнув в сторону Джейн. – Я бы на вашем месте не стал рисковать.

– Теперь вы понимаете, почему я хочу жить в доме старой девы, ваша светлость? – усмехнулась Джейн.

– Джейн, что подумает его светлость?

– Мне безразлично, что он думает, Рэндольф! – Она потрясла зажатым в руке документом. – Тем более что, судя по тому, что здесь написано, от него ничего не зависит. Я… – И тут Джейн наконец осознала, что ее занесло. Она зажала рот рукой и густо покраснела. – Пожалуйста, извините меня, ваша светлость, – произнесла Джейн, и, зло покосившись на брата, добавила: – Мне трудно себя контролировать, когда брат обращается со мной как с ребенком.

– Я вынужден обращаться с тобой как с ребенком, когда ты ведешь себя вот так, Джейн.

Неужели Рэндольфу действительно жить надоело? Кэт всегда считала его напыщенным занудой, но так отвратительно при ней он себя никогда не вел.

У Джейн от гнева расширились зрачки и перехватило дыхание. Сейчас она, похоже, выскажет Рэндольфу все, что о нем думает! Но нет, пронесло: герцог ее опередил.

– Ваша сестра желает убедиться в том, что мы все делаем правильно. Мне вполне понятно ее стремление. Вы выяснили еще что-нибудь относительно процедуры отбора, мисс Уилкинсон?

– Нет, – густо покраснев, ответила Джейн. – Кэт все правильно прочитала. О чем думала Изабелла, предоставив столь важное решение случаю?

– Зачем она вообще затеяла эту историю с домом? – воскликнул Рэндольф. – Безбрачие для женщины – это ненормально. – Одернув жилет, он посмотрел на герцога. – Женщина нуждается в том, чтобы мужчина наставлял ее и воспитывал, верно, ваша светлость?

Джейн издала звук, напоминающий рычание. Какое у нее было при этом лицо, Кэт сказать не могла, потому что гнев красной пеленой застил ее глаза.

– Уилкинсон, – произнес Маркус, – боюсь, что в одной комнате с вами находятся сразу две женщины, готовые порезать ваши кишки на подвязки.

Маркус мерил шагами кабинет. Хорошо, что Нейта и Алекса в замке не было. Он мог бы запросто свернуть шею любому, кто попытался бы с ним сейчас заговорить.

Взгляд Маркуса упал на тяжелую чернильницу на широком столе. Нет, чернильница не подойдет. Слишком много грязи. Может, воспользоваться рыцарскими доспехами, что сторожили глобус? Если пнуть ногой эту гору железа, загрохочет так, что мало не покажется.

И, услышав шум, старый Эммет помчится сюда, чтобы проверить, что случилось. Нет уж, как ни хочется выпустить пар, придется держать себя в руках. Но как же это нелегко! По дороге в эту чертову деревню Маркус думал, что задержится здесь на пару часов, не более, а застрять пришлось на несколько дней. И ради чего? Уилкинсон мог организовать жеребьевку ничуть не хуже, чем он, Маркус.

Маркус сделал еще один круг и остановился перед парадным портретом мужчины в старомодном одеянии. Гофрированный широкий воротник создавал видимость того, что голова мужчины лежит на блюде. Парчовый камзол, нелепо выпирающий гульфик панталон, вышитые чулки и туфли на каблуках с большими черными помпонами выглядели смешно.

Мужчина на портрете был молод: лет на пять или шесть моложе Маркуса, лицо его украшала короткая бородка и усы. Маркусу был хорошо знаком этот типаж: в Лондоне полно юных аристократов, уверенных в том, что все прочие люди живут для того, чтобы доставлять удовольствие им, избранным.

Похоже, художник писал портрет здесь, в этом самом кабинете. Портьеры и ковер были те же, но гораздо ярче, чем в жизни. Наверное, этот наглый тип приходится Маркусу предком.

Он подошел поближе, чтобы прочитать слова, выгравированные на маленькой бронзовой пластине, прикрепленной к раме. И вот что увидел:

«Маркус, третий герцог Харт.

Тот самый негодяй».

В лондонском доме не осталось ни одного портрета злосчастного герцога. От них избавились уже давно, словно рассчитывая таким образом стереть позорное пятно с родословной Хартов. Как бы не так! Маркусу забыть о предке не удалось бы хоть с портретами, хоть без них. Об этом позаботилась его добрая матушка.

Родители Нейта рассказывали, что его отец перед самой своей кончиной распорядился, чтобы сыну дали имя третьего герцога. Зачем? Непонятно. Над ним и так уже тяготело проклятие, передающееся вместе с титулом. Маркус давно решил, что отец его тут ни при чем. Скорее всего имя ему дала мать. Такое у нее своеобразное чувство юмора.

Маркус пристально вглядывался в черты мужчины на портрете. Странно, но с портрета смотрел на него не злодей и не развратник. Вероятно, художник решил польстить заказчику, чтобы тот не скупился, расплачиваясь за работу.

– Вернулся, наконец! А мы, устав ждать, поехали кататься без тебя! – на одном дыхании выпалил Нейт. – Все в порядке? – нахмурившись, спросил он.

Алекс молча смотрел на хозяина замка.

– Возникли непредвиденные осложнения, – сквозь зубы процедил Маркус.

Алекс подошел вплотную к портрету и принялся разглядывать его:

– Маркус, а ты знаешь, что этот тип на портрете – копия ты? – Если бы не волосы на лице и этот дикий наряд…

Черт! Теперь и Маркус заметил поразительное сходство.

Алекс прочитал надпись на бронзовой табличке и присвистнул.

– Так это и есть тот самый предок, в честь которого тебя назвали?

– Да. – Маркусу хотелось бежать из этого проклятого места без оглядки, но из-за Изабеллы Дорринг ему придется торчать тут еще несколько дней. Он подошел к буфету, налил себе большую порцию бренди и выпил. Бренди слегка обжег горло, но вскоре по телу разлилось приятное тепло.

– Кто-нибудь желает присоединиться? – спросил Маркус, подняв графин.

– Я не откажусь, – произнес Алекс и, напоследок окинув предка Маркуса оценивающим взглядом, повернулся к портрету спиной. – Не понимаю, как ты мог позволить этой истории с проклятием так портить себе жизнь!

Мисс Хаттинг тоже говорила нечто подобное. Она при этом смеялась, и ее рыжевато-золотистые волосы сверкали на солнце, зеленые глаза блестели, и кожа у нее такая гладкая и нежная, и светится, как тончайший фарфор…

Нет. Графин дрогнул в руке Маркуса и жалобно звякнул, ударившись о бокал Алекса. Ему не следовало так возбуждаться. Признаться честно, то необычайно радостное волнение, что испытывал Маркус, вспоминая о мисс Хаттинг, было чрезвычайно неуместно в данных обстоятельствах. Ему вообще не следовало бы ничего к ней испытывать. Эта женщина не имела желания выходить замуж.

А он не испытывал желания умирать.

– Полагаю, то, что проклятие существует, доказано историей моей семьи, – заявил Маркус, передавая Алексу бокал с бренди.

– Пять смертей ничего не доказывают. Печальный факт, однако, возможно, простое совпадение. Или, что тоже допустимо, случается то, во что веришь, потому что своим поведением создаешь предпосылки для того, чтобы случилось то, что, как тебе кажется, должно случиться. А ты так не думаешь, Нейт?

– Нет, – хмуро буркнул тот, принимая из рук Маркуса бокал с бренди. – За последние двести лет не было ни одного герцога Харта, который не умер бы скоропостижно до того, как жена родит наследника титула. О случайности говорить не приходится. При этом верить в проклятие необязательно. Помнишь, в Лондоне Маркус рассказывал о том, что его отец не верил в проклятие. Не верил, а все равно умер. – Нейт мрачно смотрел в бокал. – Моя мать потеряла отца и брата из-за этого проклятия. Она заставила меня дать обещание, что я буду опекать Маркуса, насколько это в моих силах.

– Нейт, ты мне не сиделка! – раздраженно напомнил Маркус. – И не опекун.

– Кто-то должен следить за тем, чтобы ты не затаскивал женщин в кусты!

– Мисс Ратбоун я никуда не тащил. Если на то пошло, это она затащила меня в кусты.

– Хватит вам пререкаться! Вы оба ведете себя как малые дети! – сказал Алекс. Маркус с трудом взял себя в руки. Прежде он не замечал за собой подобных всплесков эмоций.

«Черт, неужели это проклятие подает сигнал? Оно исподволь действует, подводя меня к роковой черте…»

– Мы росли вместе, – промолвил Нейт. – Я считаю Маркуса братом.

«Но братья не должны мешать друг другу жить своей жизнью, какой бы короткой она ни была».

– Понимаю, – кивнул Алекс. – В любом случае даже если предположить существование некого проклятия…

– Оно существует!

Алекс в недоумении покачал головой, но спорить с Нейтом не стал.

– Ты говорил, что снять проклятие можно, женившись по любви, – напомнил он Маркусу.

– Да, говорил, – ответил тот с нескрываемым сарказмом. Каковы шансы встретить на светском рауте девушку из общества, которую он мог бы полюбить всем сердцем? С большой вероятностью он встретит там единорога.

– Так вот, – продолжил Алекс, – найди… Право, это самый неудобный стул, на котором мне приходилось сидеть.

Маркус засмеялся. Степень комфорта замковой мебели – тема более приятная, чем дела сердечные.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Готов поспорить, что эти стулья выбирал мой тот самый недоброй памяти предок.

– Скорее его матушка, – заметил Нейт, сидевший на столь же неудобном предмете мебели. – Семейное предание называет эту женщину исчадием ада. Она всех держала в кулаке, а что касается убранства замка, то ее больше заботило производимое впечатление, чем удобство пользования.

– И ни одна из последующих герцогинь не сочла нужным сменить обстановку? – спросил Алекс и в изумлении обвел взглядом кабинет. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, здесь нет ни одного предмета интерьера моложе двухсот лет.

– Пожалуй, ты прав, – кивнул Маркус. Кабинет производил тягостное впечатление, но не настолько тягостное, как сразу по приезде Маркуса в замок. Пока он находился в деревне Эммет (или Данли?), целая армия горничных боролась с паутиной, пылью и прочими напастями. – С того времени, как Изабелла Дорринг прокляла третьего герцога Харта, ни один из нас тут постоянно не жил.

– А тот самый третий герцог? Он тоже не жил здесь после смерти Изабеллы Дорринг?

– Да. – Очевидно, муки совести были знакомы и ему. Никакие муки совести не могли бы вернуть Изабеллу Дорринг и ее так и неродившегося ребенка с того света, но Маркусу все же было легче от мысли, что сердце его согрешившего предка не было каменным.

– Это твоя главная резиденция, ведь так?

– Да, но герцоги и герцогини Харт всегда предпочитали жить в столице. – В столичной суете проще забыть о проклятии, хотя бы на время. Впрочем, герцогиням оно настроения не портило. Отнюдь. Они не могли дождаться, когда их мужья отдадут концы, чтобы в полную силу насладиться богатством и положением, полученным в результате столь удачного брака, не испытывая при этом неудобств, создаваемых присутствием супруга.

– Но не могли же они, все, как один, пустить дела в поместье на самотек? Порой необходимо наведываться сюда, чтобы держать руку на пульсе, – нахмурившись, произнес Алекс.

– Мы сюда приезжаем, – сказал Маркус. – И еще они всегда нанимали хороших управляющих.

– Даже самый лучший управляющий не заменит собственника, – заметил Алекс. – Меня удивляет подобная безответственность, – начал он и осекся. – Я не хотел тебя оскорбить. У тебя, безусловно, есть веские причины для того, чтобы…

С Алексом не поспоришь. Хороший хозяин не относится так ни к вверенной ему недвижимости, ни к земле, что ему принадлежит, ни к людям, которые на него на этой земле трудятся.

– Я на тебя не в обиде. При иных обстоятельствах я бы приезжал сюда чаще. Но так уж сложилось, что меня тут едва ли кто узнает даже с близкого расстояния. – Проклятие Изабеллы искорежило его, Маркуса, жизнь во многих смыслах, и вот очередное тому подтверждение. – Если знаешь, что умрешь раньше, чем появится на свет твой наследник, желание вкладывать силы и душу в родовое гнездо исчезает.

– Только если ты сам позволишь ему пропасть, – промолвил Алекс.

– Что? – Маркус даже растерялся от такой бесцеремонности.

– Он прав, Маркус.

«И ты, Брут», – подумал Маркус, укоризненно взглянув на Нейта. Тот в отличие от Алекса все же потрудился придать своей физиономии виноватое выражение.

– Тебя действительно тут никто не помнит, – продолжил Нейт. – Когда мы с Алексом проезжали по деревне, люди останавливали нас, чтобы спросить, кто из нас двоих герцог.

– Так что, я должен выставлять себя напоказ, как урод на ярмарке? – раздраженно воскликнул Маркус.

– Не выставлять себя напоказ, а бывать на людях, общаться с теми, чье благополучие в твоих руках.

Ба! Да как Нейт смеет его критиковать?!

– Как будто я не забочусь об их благополучии! – усмехнулся Маркус. – Вы видели их дома́. Скажите, они похожи на нищие лачуги?

– Нет, но…

– Может, тут развалился мост? Или дороги размыло?

– Нет.

– Значит, я честно исполняю свой долг и никому не даю повода для жалоб.

– Никто и не жалуется на тебя, Маркус, – сказал Алекс. – Просто людям любопытно было посмотреть на герцога Харта.

«Вот в том и суть. В праздном любопытстве. Каждому интересно взглянуть на проклятого герцога. Для них я что-то вроде экзотического зверя».

– Ни к чему им на меня глазеть, и я их видеть не желаю.

В глазах обоих его друзей читалось недоумение. Они его не понимали. Что ж, придется раскрыть им кое на что глаза.

– Вы оба могли наблюдать за тем, как ваши отцы управляли своими поместьями. Они учили вас, готовили к тому, что вам придется однажды заменить их. Точно так же, как вы будете учить своих сыновей.

Нейт заерзал на своей неудобной кушетке.

– Маркус, я знаю…

– Нет, ты не знаешь, Нейт. Никто из вас отдаленно не представляет, как я живу. – Даже с учетом того, что семейная история Маркуса была знакома им обоим, а Нейту вообще во всех подробностях, они не могли знать, что такое проживать каждый день под спудом проклятия. – Я никогда не видел своего отца. Я никогда не увижу своего сына – если у меня вообще будет сын.

Маркус уставился в камин, где вместе с горячим воздухом поднимался пепел. «Самое лучшее, что я могу сделать, это вообще никогда не жениться. Тогда проклятие умрет вместе со мной».

В двадцать лет Маркус был уверен в том, что никогда не женится. Даже еще год назад решимость оставаться холостяком была в нем крепка. Что с того, что титул вернется короне? Зато одним злом в мире будет меньше.

Но с того дня, как Маркусу исполнилось тридцать лет, с ним стали происходить странные события. Прежде он не чувствовал себя одиноким и несчастным. Умом понимал, что, женившись в надежде избавиться от мук одиночества, обречет себя на еще более жестокие муки. К тому же брак спасает от одиночества далеко не каждого. Семейная жизнь с женщиной вроде мисс Ратбоун изведет его раньше, чем проклятие Изабеллы Дорринг. Увы, сердце Маркуса и другой орган тоже доводам разума внимать не хотели.

«Может, мне последовать примеру Изабеллы и утопиться?»

Маркус был хорошим пловцом, но воды Лавс глубоки и холодны…

Нет, он, конечно, не вправе осуждать Изабеллу, но топиться Маркус не стал бы. Его мнение на сей счет совпадало с мнением мисс Хаттинг, которая назвала поступок своей дальней родственницы эгоистичным и безответственным. Да и трусливым.

– Как дела в деревне? – поинтересовался Нейт, посчитав, что пауза слишком затянулась. – Мы сможем завтра все вместе отправиться на озера?

– Нет, – ответил Маркус и потер переносицу, предчувствуя атаку мигрени. – Я должен известить жителей о вакансии, из-за чего задержусь на несколько дней. Вам придется ехать без меня.

Вот черт, опять он сделал что-то не так, потому что Нейт нахмурился и заявил:

– Тогда и мы остаемся. Несколько дней ничего не решают, верно, Алекс?

– Да. Озера никуда не денутся. К тому же задержавшись в этих краях, мы поможем Маркусу покончить с проклятием.

– И каким это образом вы собираетесь мне помочь? – произнес Маркус.

– Найдем тебе симпатичную деревенскую девушку, в которую ты непременно влюбишься.

Да поможет мне бог (или Изабелла Дорринг)!