Текст книги "Избранница"

Габриэль застонал от наплывающего на него блаженства… Их обоих охватило безумие, заставившее судорожно ускорить темп, поднимая их все выше и выше на пути к апогею. Она с криком упала на его грудь. Тут и он напрягся в последний раз и позволил экстазу унести себя на той же волне, взмыв высоко-высоко…

Его бесконечно нежные пальцы убрали растрепавшиеся локоны с ее щек. Он слегка улыбнулся ее затуманенному взору. Приподняв ее подбородок, он медленно и со вкусом прильнул к губам Кесси так, что она совсем растаяла от этого поцелуя. Они уснули, так и не разомкнув тесных объятий.

Глава 24

На следующее утро Кесси проснулась от скрипа открывшейся двери. Кто-то слабо охнул. Кесси сонно улыбнулась. Кажется, Глория заметила, что ее хозяйка не одна в своей постели. Кесси оперлась на локоть, когда Глория осторожно поставила принесенный поднос на столик у двери.

– Глория!..

Служанка повернулась на звук низкого мужского голоса. Теплая рука обхватила Кесси за плечо. До этого момента она и не осознавала, что Габриэль тоже проснулся.

– Ты не могла бы попросить повариху добавлять на утренний поднос ее сиятельства с этого дня еще и чайник?

– Конечно, милорд. – Глория сделала книксен и поспешно исчезла.

Нововведение Габриэля говорило о многом, и они оба понимали это. Кесси слегка повернулась в его объятиях. Он провел пальцем по ее носику.

– Ты не возражаешь, графиня?

Его губы изогнулись в полуулыбке, отчего ее сердце усиленно забилось. Темный, небритый подбородок и густо покрытая волосами грудь так и кричали о его мужественности, но из-за спутанных со сна волос и глаз, сияющих серебром, он выглядел значительно моложе и мягче, чем обычно.

Кесси помотала головой, отвечая на его вопрос. Счастье било в ней ключом. Возможно, впервые в жизни она ощутила себя его настоящей женой и леди.

Он медленно склонил голову и легонько прикусил ее губу. Когда он оторвался от нее, то его губы все еще улыбались, а вот глаза посерьезнели.

– Надеюсь, ты простила меня за вопиющую глупость прошлой ночи, – спокойно сказал он. – Как обычно, я был несправедлив к тебе и Кристоферу. – Он покачал головой. – Мог бы и сам догадаться насчет него и Эвелин.

Она прижала палец к его губам.

– Ну и как бы ты догадался? Это и для меня стало сюрпризом. Давно пора было понять, к чему идет дело… – На ее лбу появилась тревожная морщинка. – Кристофер убежден, что отец Эвелин даже не станет всерьез рассматривать его кандидатуру в качестве жениха. Он не хочет, чтобы Уоррентон знал о его любви к Эвелин из страха, что тот запретит им видеться.

Габриэль задумался.

– Я знаю, как ты любишь Эвелин. Но если честно, Кристофер скорее всего прав. Как и мой отец, Уоррентон придает огромное значение титулу. И не позволит, чтобы возникло хоть малейшее подозрение на скандал в благородном семействе.

Кесси молчала. Ее опечалило, что подруга может так никогда и не узнать блаженства, выпавшего на ее долю. Помедлив, Габриэль прижался губами к ее виску.

– Пришел час, когда нужно забыть все дурное, что мучило нас в прошлом. Настало время начать жизнь заново.

Она удивилась, уловив в его голосе непривычные нотки неуверенности. И облизала пересохшие губы.

– Все сначала?

– Да. Все с самого начала. Ее лицо неожиданно просияло:

– Мне бы тоже очень хотелось этого. – Она обняла его, – Мне эта мысль и правда очень по душе.

– Да-а, но я-то проявил себя очень ревнивым мужем. Боюсь, ты всерьез обиделась на меня. Она закусила губу:

– Честно? Нисколечко! Я… и сама оказалась жуткой ревнивицей!

Он внимательно всмотрелся в ее лицо.

– Но тебе абсолютно не к кому ревновать меня, радость моя.

– Да?.. А к леди Саре?

– Выслушай меня внимательно, ласточка. – Он помрачнел. – Я не изменил тебе ни с одной женщиной с того самого момента, как судьба свела нас вместе. Мне никто не был нужен.

– Правда?!

– Могу поклясться.

От его хрипловатого голоса по ее коже побежали будоражащие мурашки. Кесси мгновенно воспламенилась от жаркого собственнического огня в его глазах. Ей отчаянно захотелось признаться в гораздо большем, ведь они впервые беседовали на столь интимные темы, не таясь друг от друга. Она любила его. Любила до самозабвения, и сердце ее было так переполнено чувством, что жаждало излиться. Но как он воспримет это? Ее губы приоткрылись и задрожали, готовые к признанию.

Но она не успела произнести и звука, потому что Габриэль приник к ней в бесконечно нежном поцелуе. Кесси таяла в его объятиях.

Из холла донесся пронзительный вопль. Вслед за этим в дверь постучали, и она приоткрылась. На пороге стояла Элис с бурно возмущавшимся голодным Джонатаном.

– Он сегодня нетерпелив, миледи! – весело сообщила она.

Габриэль нехотя отпустил губы жены. С редким для него оттенком искреннего веселья в голосе он прошептал ей на ухо:

– Организм нашего сынули сработал поразительно не вовремя, правда? – и весело расхохотался, когда Кесси в ответ покраснела.

Когда Элис ушла, Габриэль начал безжалостно подшучивать над женушкой, упрямо натянувшей на себя перед кормлением ночную рубашку. Сам он ничуть не стыдился своей наготы и, спокойно пройдя в связывающую их спальни дверь, вернулся через несколько минут таким же нагим, как и раньше, остановившись у столика возле двери, чтобы налить себе чашку чая. Он успел еще налить и шоколад для Кесси, когда в дверь снова постучали. Кесси весело расхохоталась, когда ему пришлось спасаться бегством в постель и буквально в последнюю минуту нырнуть под одеяло.

– Миледи, – раздался за дверью голос Глории. – Леди Эвелин ждет вас в гостиной и хотела бы знать, не составите ли вы ей компанию в прогулке верхом?

Кесси взглянула на Габриэля, не возражает ли он. Тот помотал головой.

– Пожалуйста, передай леди Эвелин, – ответила Кесси, – что я с удовольствием принимаю ее приглашение и спущусь вниз сразу же, как только освобожусь.

Когда Джонатан наелся, она вручила его Габриэлю, и тот, лежа в кровати с сыном, наслаждался ее утренним туалетом. С его помощью она быстро застегнула все крючки своей амазонки. Повертелась перед зеркалом, прилаживая на макушке маленькую шляпку. И лишь тогда заметила одного из котят миссис Мак-Ги, умудрившегося прошмыгнуть в комнату. Этот проказ-

ник вспрыгнул на столик, где Габриэль оставил чашку с ее шоколадом, и принялся жадно лакать вкусный густой напиток.

– Брысь, негодник!

Но котенок не обратил на нее никакого внимания. Он вылизал чашку до блеска и уселся мыть лапки. Кесси попыталась нахмуриться и рассердиться, тем более что Габриэль начал хохотать, но ей и самой было смешно. Все еще смеясь, она вошла в гостиную.

Эвелин сидела на пышных подушках канапе. И так задумалась, что Кесси пришлось несколько раз кашлянуть, чтобы подруга заметила ее.

– Хотелось бы знать, – пошутила Кесси, – что это вас так тревожит? Или лучше спросить: кто?

Эвелин покраснела. Кесси с заговорщическим видом прошептала:

– Позвольте мне самой угадать. Его, случайно, зовут не Кристофер?

Эвелин даже отпрянула от испуга:

– Неужели это так заметно?

– Вовсе нет! – поспешила успокоить ее Кесси. Она ласково погладила Эвелин по руке. – Можете не волноваться. От меня ваш секрет никто не узнает. Но мне кажется, что лучше было бы открыться во всем вашему отцу. Возможно, он и не станет возражать против Кристофера? Ведь вы ничего не знаете наверняка.

– Нет, Кесси. Мой отец больше чем когда-либо настроен выдать меня за деньги и титул. Просто бредит этим.

Видя, что все это расстраивает подругу, Кесси промолчала. Через минуту Эвелин улыбнулась:

– Отец прискакал сюда со мной. Они с Эдмундом собирались поохотиться. Как раз перед вашим приходом Эдмунд спрашивал, не присоединимся ли мы к ним. Я отказалась.

– Слава Богу! Мне в жизни не угнаться за вами на охоте! Они встали и направились к двери, когда из холла раздался крик. Эвелин удивленно взглянула на Кесси:

– Что это было?

– Похоже на голос миссис Мак-Ги. – Кесси выскочила из гостиной.

Кричала действительно миссис Мак-Ги. Она стояла на коленях, а возле нее беспомощно вытянулся котенок.

– Бедняжка! – рыдала экономка. – Я стала выпроваживать его на прогулку, а он шел, точно пьяный. И вдруг… упал и так жалобно посмотрел на меня… А потом дернулся и застыл! Мне кажется, он умер!

В холл вышли Эдмунд, Габриэль и герцог Уоррентон. Габриэль присел на корточки возле экономки, осторожно пощупал тельце котенка и поднял голову:

– Судя по тому, что вы рассказали, он, похоже, был пьян. В любом случае он мертв. Мне очень жаль, миссис Мак-Ги.

Кесси так и передернуло: он, похоже, был пьян. Нет, лихорадочно соображала она. Не пьян… Отравлен!

Жуткая истина вдруг открылась ей. Она побледнела и попятилась.

– Нет! – прошептала она, глядя только на Габриэля. -

Боже праведный! Нет!

Мгновенно повернувшись, она помчалась вверх по лестнице.

Габриэль вскочил на ноги и нахмурился:

– Кесси! Что за чертовщина? – И бросился за ней. Яростно саданув по несчастной двери кулаком, Габриэль, мрачнее тучи, ворвался в спальню жены:

– Какая муха тебя укусила?

Он был встревожен. Сердит. Но больше всего его беспокоило, что с ней происходит. Она побелела и вся тряслась. Проклятие! Если бы он не знал ее, то подумал бы, что она боится его…

– Кесси, дорогая, объясни наконец, в чем дело? Ее трясло, как в лихорадке. В глазах застыл ужас.

– Как будто ты не догадываешься!

– Клянусь, я понятия не имею, что на тебя накатило! Почему ты так странно ведешь себя?

Мозги ее работали, как часы. Значит, вот почему Габриэль был таким милым этим утром? Мечтал о новой жизни… но не с ней, а без нее… Вероятно, сегодня должен был наступить конец их совместной жизни…

– Котенок вылакал мой шоколад! И теперь мертв!.. Вылакал шоколад, который предназначался мне… и умер! Габриэль был потрясен:

– Матерь Божия! Так ты решила, что я…

– Однажды ты уже добавлял лауданум в мой шоколад! Не станешь же ты отрицать это?

– Нет. Но тогда это было тебе необходимо. Ты тогда так переволновалась!

– Я – единственная в доме, кто пьет шоколад, Габриэль. Кажется, на этот раз меня решили успокоить навеки!

Она была не похожа на себя. Ее голосом просто кричал страх, в глазах отражалось безумие. Он потянулся к ней. Она съежилась и отшатнулась. Быстро подскочила к гардеробу и достала оттуда чемодан. Начала, не глядя, бросать туда вещи. Руки у нее тряслись.

С угрюмым выражением лица Габриэль опустил ей на плечи руки.

– Кесси, посмотри на меня! – Хотя голос его и приказывал, глаза его умоляли. – Взгляни на меня и скажи, что ты действительно веришь, что я могу намеренно причинить тебе боль. Не говоря уже о том, чтобы строить планы твоей смерти!

По ее щекам заструились слезы.

– В меня стреляли! Потом пытались украсть. А теперь еще и это! Что мне остается думать? А ты никогда не хотел жены, Габриэль! Признайся, что не хотел!

– Все это в прошлом, Кесси. Ты же мать моего сына! Бог свидетель, я скорее дам отсечь себе руку, чем позволю упасть волоску с твоей головы!

– А как насчет твоего отца? Он презирал меня, когда ты привез меня сюда. Я ничем не напоминаю его идеал… К тому же американка! Возможно, он решил, что я уже выполнила свою задачу, так что меня можно и устранить? – Она приложила ладони ко лбу. – Я не знаю, что и думать. Не знаю!

Тут она заметила на пороге спальни Эвелин.

– Помогите мне, Эвелин, пожалуйста! – Она истерично зарыдала. – Я… я не могу остаться здесь после всего, что случилось! Вы поможете мне?

– Конечно, Кесси. Я сделаю все, что в моих силах, но… – Эвелин встретилась глазами с Габриэлем, который молча кивнул в знак согласия. Эвелин стиснула руки Кесси. Те были просто ледяными. – Успокойтесь, дорогая. Послушайте, что я предлагаю. Поживите-ка с Джонатаном у меня, пока эта история как-то разъяснится… Я уверена: папа не станет возражать…

Час спустя Габриэль стоял на самом верху широкой каменной лестницы Фарли-Холла и, оцепенев, провожал взглядом карету, свернувшую в сторону Уоррентона и увозившую туда его жену и сына. Он стоял до тех пор, пока не улеглась пыль.

Эдмунд находился у широких резных дверей в гостиную:

– Боже, до сих пор не могу поверить, что ты позволил ей уехать!

Габриэль так стиснул зубы, что у него свело челюсть. Он прошел мимо отца, словно и не заметил его. Но Эдмунд не отставал от сына, следуя за ним как тень. И неодобрительно нахмурился, когда увидел, что сын налил себе щедрую порцию бренди.

– Габриэль! Ты ничего мне не хочешь сказать? Габриэль с такой силой опустил бокал на поднос, что стекло треснуло.

– Нет! – яростно прорычал он. – Но, видимо, тебе есть что рассказать мне!

– Послушай, – не смутился Эдмунд. – Ее обвинения просто смехотворны! Мало ли где котенок набил себе желудок чем-то непотребным? Откуда ей знать, было что-нибудь в шоколаде или нет? Смертельная доза лауданума! Такое может придумать только воспаленный мозг! А всем известно, что женщины после родов частенько склонны к неуравновешенности и мнительности! Я, конечно, понимаю, ты был обязан успокоить ее, но позволить ей уехать? Ведь ты только подогрел ее страхи, а они наверняка ничем не обоснованы!

– Да ну? Хочу напомнить тебе, что в Кесси стреляли, потом похищали, пусть и неудачно. Так что ее вполне могли попытаться устранить другим способом Я привез ее из Лондона сюда, думая, что смогу обеспечить здесь ее безопасность.

Как видишь, не сумел, потому что тот, кому она мешает, отлично осведомлен о ее вкусах. Так можешь ли ты, положа руку на сердце, осуждать ее за то, что она чуть с ума не сошла от страха? Кто-то же пытался убить ее! И вероятнее всего, кто-то из нашего дома! Это не я, и сомневаюсь, что у кого-то из слуг поднялась бы рука на такое. Так что ответь мне, отец, кого остается подозревать?

Эдмунд застыл, словно проглотил железный стержень:

– Я постараюсь забыть об этом оскорблении, Габриэль, – ты ведь не в себе от горя. Но не будь ты моим сыном, я вызвал бы тебя на дуэль лишь за то, что ты посмел заподозрить меня в подобной пакости! Ни при каких обстоятельствах я не причиню вред тому, кто слабее меня, а уж тем более – моей невестке!

– Но твоя невестка – американка, отец! А как ты ненавидишь янки, знают все.

Эдмунд бешено сверкнул глазами:

– Тем не менее я ни в чем не виноват перед Кассандрой! И не понимаю, зачем ей вообще понадобилось покинуть Фарли?

Рот Габриэля нервно задергался:

– Да ладно тебе, отец. Вероятно, даже к лучшему, что она не осталась здесь. Моя мать не покинула поместья, и вспомни, что с ней случилось.

– Твоя мать? – Эдмунд был поражен до глубины души. – Не вижу, какое она имеет отношение ко всему этому!

– Да? Меня это не удивляет. Я всего лишь хотел сказать, что не смог бы спокойно наблюдать, как Кесси мучается здесь, несчастная и грустная, в точности как моя мать. Видишь ли, отец, я не желаю сотворить с ней то, что когда-то сделал ты с моей матерью.

– Что я сделал с твоей… Но я ничего с ней не сделал!

– Совершенно верно. Тебе было плевать, есть она или нет. Ты ведь не любил ее и не замечал ее существования… Как ты думаешь, что убило ее?

Эдмунд отшатнулся:

– Что ты имеешь в виду, Габриэль? Она… она утонула в озере. Жуткая смерть, конечно, но ведь никто из нас не застрахован от случайностей!..

– Нет, отец. Ее смерть не была случайной. Она утонула, потому что хотела умереть… Вот и решилась на самоубийство. Эдмунд выпучил глаза. Он даже посерел лицом.

– Откуда ты знаешь? – прошептал он.

– Она оставила мне письмо. Знала, что я пойму ее, как всегда знала, что тебе это не разобьет сердца… Она любила тебя… вопреки здравому смыслу… Хочешь знать, что она написала в своем предсмертном письме? Что у нее больше нет сил быть рядом, но ничего не значить в твоей жизни, не быть ее частичкой. Вот она и предпочла покончить с такой жизнью раз и навсегда!

Эдмунд закричал:

– Но я не знал этого, Габриэль! Пресвятая Богородица! Я даже не подозревал… Я думал, это… несчастный случай! Почему ты не рассказал мне?

– Тебе было наплевать на нее, пока она была жива. Неужели ее судьба заинтересовала бы тебя, когда ее уже не стало?

Габриэль прошел мимо отца и громко хлопнул дверью.

Колени Эдмунда ослабели, он еле доплелся до стула. Теперь все стало ясно ему – ясно до конца. Понятно и отчуждение Габриэля, и его постоянное раздражение на него.

Он закрыл лицо руками и заплакал. Он оплакивал все, что когда-то было его жизнью. И все, что потерял.

Глава 25

Габриэль приехал навестить жену и сына уже на следующее утро. Затем – в полдень. И оба раза Кесси отказалась повидаться с ним. Он снова приехал на следующий день – с тем же успехом.

Заставь ее под пыткой сказать, почему она так поступает, и Кесси не смогла бы дать четкого ответа. Знала только, что если увидит его, это лишь увеличит ее страдания. Она разрывалась между надеждой и страхом, злостью и тоской, унынием и попытками взбодриться. Ночами она засыпала, устав плакать… По утрам просыпалась с раскалывающейся от боли головой и опухшими глазами. Но ее сердце оставалось закрытым для всех. Ибо она не могла отделаться от сомнений: Габриэль… или Эдмунд? Отец… или сын?

Временами ей казалось, что она сошла с ума. Разве в здравом уме предположишь, что Габриэль или Эдмунд способны на хладнокровное убийство? Но затем ее снова начинали разбирать сомнения, и она неизменно приходила к выводу, что убийца – кто-то из них. Как она ни напрягала мозг, все было напрасно. Ей так и не пришло в голову, кто еще мог так упорно елать ее смерти.

Неделю спустя она стояла в своей комнате у окна и смотрела на чудные зеленые луга. Солнце ласково пригревало, заставляя все искриться весельем, но и это не смогло развеять грусть Кесси.

Заметив, что подруга не высыпается, Эвелин уговорила ее отдыхать после полудня. А чтобы Джонатан не мешал ей, она забирала его на это время к себе. Но сегодня Кесси от тревоги не находила себе места – о том, чтобы прикорнуть, и речи быть не могло. Уж лучше она присоединится к Эвелин и сыну.

Она спустилась вниз и заглянула в гостиную, но их там не оказалось. Кесси и не заметила, что дверь на террасу приоткрыта. Уже собравшись выйти, она остановилась как вкопанная. С террасы доносился смех. Быстро подойдя к двери, она застала милую картинку. Эвелин сидела на деревянной скамье, а напротив нее расположился Габриэль, для удобства вытянувший свои длинные ноги. А на коленях у него заливался смехом и скакал Джонатан.

Первой ее заметила Эвелин. Она виновато потупила глаза и встала. Кесси в раздражении раздула ноздри: ее жестоко обманули, предали! И кто? Лучшая подруга! Она обвела присутствующих возмущенным взглядом и холодно произнесла:

– Та-ак… Очевидно, именно поэтому вы так настаивали на моем дневном отдыхе?

Габриэль тоже поднялся, усадив Джонатана на плечо и заботливо поддерживая его за головку и спинку. Эвелин ничуть не расстроилась, а Габриэль погрустнел и помалкивал, не желая обострять ситуацию.

– Кажется, вам не мешает поговорить наедине? – весело сказала Эвелин. – Можно я заберу Джонатана?

Габриэль кивнул. Он прижался губами к головке малыша и вручил его Эвелин, которая тут же оставила их вдвоем.

– Возможно, на меня ты и имеешь право сердиться, но Эвелин здесь ни при чем. Это я уговорил ее.

– Однако она ни словечком не обмолвилась мне об этом!

Взгляд Габриэля стал жестче:

– Когда ты отказалась видеть меня, я лишь покорно склонил голову. Но кто дал тебе право запрещать мне видеться с сыном? Хочется напомнить, что это и мой ребенок, а не твоя единоличная собственность.

– Сын, которого ты не хотел так же, как и жену!

Его лицо превратилось в каменную маску:

– Советую тебе следить за своим язычком, янки. Однажды я сорвался и ударил тебя, да в придачу наболтал такого, что и по сей день содрогаюсь. Так что же я теперь – виноват на всю жизнь?!

Он подошел так близко, что знакомый запах окутал ее с головы до ног. Мысли ее беспомощно заметались. Она молилась, чтобы он не заметил предательски забившуюся жилку на шее. Когда он рядом, просто невозможно мыслить ясно, а в мозгу начинают мелькать картины их жарких объятий… Она поневоле вспомнила, как теплы и трепетны его губы, как сильны его руки: от них в ней всегда возникало чувство защищенности…

Руки вдруг так задрожали, что она была вынуждена спрятать их в складках платья.

– Чего ты хочешь от меня, Габриэль? Я ошиблась насчет котенка и в моем шоколаде не было отравы? Установилось напряженное молчание.

Наконец он заговорил:

– Нет, по всей видимости, ты права. Доктор осмотрел труп котенка и считает, что его отравили. И за кухней нашли пустой пузырек из-под лауданума. Глория вспомнила, что поднос несколько минут стоял на кухне, прежде чем она отнесла его наверх. Я допросил всех слуг, но ничего существенного так и не узнал.

Он явно не хотел сообщать ей всего этого. Кесси заметила, как в его глазах мелькнуло сомнение.

– Слуги преданы и тебе, и твоему отцу. Если же я умру, то ты обретешь желанную свободу и сможешь жениться, на ком пожелаешь.

Его передернуло от отвращения:

– Если ты еще не забыла, то я вообще не рвался обзаводиться женой. И что бы ты там ни думала, мой отец – человек чести. Если уж на то пошло, я бы первый обвинил его, заподозрив в нем хоть каплю неискренности. Какой мне смысл защищать его? – Он нервно мерил шагами террасу, продолжая развивать свою мысль: – Поверь мне, Кесси, я хорошо понимаю твой страх. Чего я не понимаю, так это того, что ты обвиняешь женя! Кажется, ты забыла, что когда в тебя стреляли, я был рядом с тобой!

– Легко нанять кого-либо для столь деликатного поручения… Бандит из Лондона… тоже мог быть исполнителем твоей воли. И вообще… если это не ты, то кто?

– Понятия не имею! – взорвался он. – Я нанял сыщиков, и они уже несколько месяцев возятся с твоим делом. И хоть ты и не доверяешь мне, но и здесь за тобой приглядывают мои люди. Я устал защищаться от твоих нападок, Кесси, и никак иначе не могу. доказать свою невиновность, кроме как найти преступника!

– А что мне остается? – со слезами на глазах вскричала она. – В следующий раз мне может и не повезти!

Он потянулся к ней, чтобы успокоить. Но у нее в груди бушевало сомнение. Как она может любить человека, который, вероятно, замыслил убить ее? Нет, она не позволит ему прикоснуться к себе, только не сейчас.

– Не надо! – отшатнулась она. – Не трогай меня! Не смей больше прикасаться ко мне!

Габриэль резко отскочил от нее. И помрачнел. Его охватило горестное чувство поражения.

– Этот брак был проклят с самого начала, – произнес он жутким голосом, который она будет помнить до самой смерти. – Возможно, ты и права. Наверное, разумнее всего покончить с ним прямо сейчас.

Кровь отхлынула от ее лица:

– Что ты имеешь в виду?

– Не волнуйся насчет денег. Я обеспечу тебя до конца жизни, как и обещал. И нам больше не придется терпеть друг друга. Зачем продлевать эту муку, которая зовется браком? Тебе лишь придется выбрать место, где ты хочешь поселиться, и я позабочусь, чтобы купить там тебе дом со всеми удобствами. Господь свидетель, мне не особо присуще благородство, но, возможно, даже к лучшему, что ты уедешь. Если хочешь, я даже могу отправить тебя в Чарлстон.

Горячий ком в горле мешал ей дышать и говорить. Она онемела. И почувствовала, что земля уплывает у нее из-под ног. Она едва выдохнула:

– А как с Джонатаном?

– Джонатан – мой наследник, так же как я – наследник моего отца. Он должен получить соответствующее воспитание. И он его получит.

Пораженная, Кесси молча уставилась на него. И поняла, что перед ней совершенно чужой человек, которого она не знает и не понимает. В нем не было ни грана сочувствия и желания понять.

– И ты полагаешь, я оставлю его здесь? Чтобы его воспитывали ты и… твой отец? И чтобы он вырос таким же, как ты! – Ярость слепила ее. – Нет! Нет!

В его взгляде светилась решимость.

– Ты можешь отвергать меня, Кесси, Но лишить меня прав на сына ты не сможешь.

– Ты хочешь отобрать у меня моего ребенка? – прошептала она, отказываясь верить услышанному. – Боже, и ты еще смел обвинять в жестокости меня

– Мне казалось, ты сделала свой выбор. Ты не доверяешь мне, выдвигаешь против меня дикие обвинения. Пусть будет по-твоему. Я больше не стану ни о чем просить.

Он повернулся и вышел.

Прошли минуты, а может быть, и часы. Кесси потеряла всякое представление о времени. Стояла и чувствовала, что в ее сердце вонзили нож.

За ее спиной сухо кашлянули. Она резко повернулась и увидела герцога Уоррентона.

– Прошу извинить меня, ваша светлость, – мертвым голосом произнесла она. – Я не заметила вас.

Он молча поклонился и уставился на нее, сложив руки за спиной.

– Простите мне мою откровенность, Кассандра, но я невольно стал свидетелем вашей ссоры с Габриэлем.

Он слышал! Ей стало неловко и неприятно. Даже не знаешь, как реагировать на подобную реплику.

Реджинальд не улыбался, но был не так мрачен, как обычно.

– Тогда прошу извинить меня, – наконец пробормотала Кесси. – Переезжая сюда, я не собиралась устраивать здесь сцены.

– Нет нужды волноваться на этот счет. Мне показалось, что вам было что обсудить. Ведь ваш супруг собирается отнять у вас ваше дитя!

Кесси с болью в голосе проговорила:

– Да. Мне казалось, что такое и представить невозможно… – Она замотала головой. – Я… я просто не понимаю, как у него язык повернулся сказать подобное!

Реджинальд вздохнул:

– Я знаю его с детства. Он… всегда был упрямым и… диким мальчишкой, и это еще мягко сказано. Некоторые утверждают, что он… мстительный субъект.

Мстительный. Сердце ее болезненно сжалось. Ведь именно из мести он когда-то женился на ней. Реджинальд прав, тысячу раз прав! Ей были хорошо знакомы безжалостность и целеустремленность Синклеров. А как он был бессердечен сегодня! Ее затрясло.

– Должен предупредить вас, дорогая… Габриэль не из тех, кто бросается словами. Он имеет обыкновение выполнять свои угрозы.

– Что вы имеете в виду? – прошептала Кесси, не сводя с герцога испуганных глаз.

– Только то, что сказал. Я давний друг семьи, но помешать намерениям Габриэля не сумею. Хотя и считаю, что ребенку мать нужна, как никто другой.

Кесси без сил рухнула на скамью.

– Я не могу позволить ему отобрать у меня Джонатана! Не могу! – Она закрыла лицо руками. – Что же мне делать?

– Ну же, соберитесь, не время распускать нюни. – Он сунул ей носовой платок. – Вытрите слезы и послушайте, что я вам скажу.

Кесси вытерла глаза и подняла голову.

– Вот что я думаю, Кассандра. Если вы останетесь здесь, то дождетесь, что Габриэль отберет у вас сына. Он может быть очень безжалостным, как вы знаете. Не следует забывать и о герцоге, который столько времени ждал наследника.

– Я не могу допустить этого! Джонатан – все, что у меня есть и ради чего я живу!

– Как я вас понимаю, дорогая! Поэтому и предлагаю бежать отсюда, пока у вас есть шанс.

– Бежать? Куда я могу бежать? – Она застонала от отчаяния. – В Лондоне Габриэль тут же меня отыщет. Да и вообще перевернет всю Англию, чтобы найти нас!

Реджинальд задумчиво почесал подбородок:

– Сами вы вряд ли сумеете сбить Габриэля со следа. Но у меня есть сестра в Ирландии – добрейшая и благороднейшая женщина. Я могу помочь вам сесть на корабль, идущий туда. С моим письмом вы сможете поселиться у нее до тех пор, пока как-то устроите свою жизнь.

Кесси содрогнулась:

– На корабль? – Она, не задумываясь, проговорила: – Мне страшно даже вспоминать плавание через океан. Я смертельно боюсь воды и… не умею плавать.

– Выбор за вами, конечно. Вам решать, что для вас важнее.

Кесси закусила губу. Еще один вояж по морю. Но это все же мизерная плата за свободу и безопасность. Ее и сына. Габриэль – очень опасный противник. У него и деньги, и власть. Единственная надежда – бежать прямо сейчас, пока никто ничего не подозревает…

– Кажется, вы правы, – запинаясь, произнесла она. – И я с благодарностью принимаю вашу помощь.

– Отлично, дорогая! Вы не пожалеете об этом. Вот что мы сделаем в первую очередь. Упакуйте лишь маленький чемодан с самыми необходимыми вещами для вас и ребенка. Я постараюсь подослать остальное к отплытию корабля. Встречаемся через час у конюшни. Кесси нахмурилась:

– А как быть с Эвелин? Что мне сказать ей?

– Не волнуйтесь насчет Эвелин. Я скажу ей, что решил прокатить вас на фаэтоне. Он двухместный, так что она не сможет составить нам компанию, даже если захочет. А позже я откроюсь ей. Сейчас этого делать не стоит: слишком рискованно…

Через час Кесси уже покинула поместье Уоррентонов. Джонатан вел себя по-ангельски – тут же уснул у нее на руках. Пока она лихорадочно занималась сборами, сердце ее словно окаменело. Но не успели они отъехать и на полмили, как все ее существо воспротивилось тому, что она собиралась сделать. Нельзя вот так покидать Габриэля! Она не воровка и не преступница, чтобы пускаться в бега! И они уже столько пережили вместе с Габриэлем, проделали такой длинный путь. Это безумие – так легко отступиться друг от друга!..

За какие-то доли секунды перед ней пронеслось все – вспомнилось каждое слово, каждое прикосновение, каждая ласка, которыми они обменялись с Габриэлем. Любящий палец нежно провел по крохотным бровкам Джонатана, поразительно напоминавшим насмешливые контуры отцовских бровей. Да и весь он был маленькой копией Габриэля, за что она любила его еще больше… Габриэль прав: Джонатан и его сын… и он любил его не меньше, чем она сама, – каждым ударом своего сердца, каждым вздохом… Но и Габриэля она любила так, что мысль прожить оставшуюся жизнь без него, ужасала…

Не бросай меня снова, Кесси. Обещай мне, что больше никогда не покинешь меня.

Слова Габриэля жгли мозг.

Я скорее дам отсечь себе руку, чем причиню тебе зло.

Она вдруг поняла, что страх толкал ее на безумные поступки. Ведь Габриэль был искренним, она имела возможность тысячу раз убедиться в этом. Вера, подобно могучему приливу, заполнила ее сердце, не оставив места сомнениям.

Найдя наконец ответы, до сих пор ускользавшие от ее сознания, она уже не могла продолжать то безумие, на которое решилась в минуту отчаяния. Их фаэтон находился как раз неподалеку от Фарли. Еще несколько минут, и они проедут ! мимо огромных ворот. Подняв голову, она дернула Реджинальда за рукав.

– Пожалуйста, остановите лошадей, – попросила она, когда он повернулся к ней.

Он натянул вожжи, и фаэтон остановился.

– В чем дело, девочка?

– Мне очень жаль, – ровным голосом проговорила она. – Но я не могу пойти на это. Нельзя вот так… бросить Габриэля. Это… нечестно.

– Что-о? Вы хотите сказать, что решили вернуться в Уоррентон?

– Нет, ваша светлость. Я бы хотела вернуться домой. К мужу.

Какое-то странное выражение промелькнуло на лице герцога, нечто похожее на гнев…

Она инстинктивно вжалась в кожаное сиденье. Герцог медленно окинул ее темными горящими глазами, в которых светилось безумие.