Текст книги "Избранница"

Глава 21

В этот холодный мартовский вечер таверна «Кроличья нора» была набита до отказа. Как обычно, когда в порт возвращается рыбацкая артель, в просторном пивном зале не осталось ни одного свободного места. Хриплые мужские голоса и раскатистый громкий хохот доносились и до кухни, где над тазом с посудой склонилась Кесси.

Она потерла спину, которая теперь болела почти постоянно. Распухшие стопы были засунуты в тонюсенькие туфли из ткани, как в домашние тапочки, иначе бы они просто не налезли. Тут уж не до удобств и застежек. Она бы с радостью отпросилась у Эйвери на остаток вечера и скрылась в своем закутке на чердаке, но не осмелилась. Эйвери держал всю прислугу в страхе с помощью железных кулаков и не стеснялся раздавать тумаки при каждом удобном случае.

Когда Кесси бежала из Фарли, у нее не было определенной цели, лишь бы унести подальше ноги. Сначала ей крупно повезло: она добралась до Лондона без особых приключений. Там она решила устроиться белошвейкой в салон какой-нибудь модистки. Но одного взгляда на ее убогую и мятую одежду хватило, чтобы ей отказали во всех тех местах, куда она обращалась. А поскольку живот рос не по дням, а по часам, то ее шансы устроиться падали с каждым днем. Она была вынуждена продать все свои пожитки, чтобы как-то прокормиться.

Лондон немилосерден к беднякам, вынуждена была признать она. Он был куда дружелюбнее, когда она жила в городском особняке Габриэля. Хотя Кесси была согласна на любую физическую работу, одного осуждающе-презрительного взгляда на ее круглый живот хватало, чтобы дверь с треском захлопывалась перед ее носом. Несколько недель в январе ей пришлось вообще побираться на улицах.

И наступил день, когда ей показалось, что она заметила Габриэля. И снова обратилась в бегство. Лишь позднее ей пришло в голову, что он вряд ли разыскивал ее. Зачем ему это?

Вне всякого сомнения, он был счастлив отделаться от нее.

Ее метания закончились в пивнушке рыбацкой деревни в окрестностях Брайтона. У хозяина как раз уволился помощник повара, завербовавшийся на корабль, плывущий в Индию. И ее приняли. Несмотря на выпирающий живот. Но поблажек не делали. Трудно было себе и вообразить подобное, только Эйвери оказался гораздо хуже, чем Черный Джек. То, что он платил своей прислуге, было жалкой подачкой за тяжкую работу с утра до вечера. Но он разрешил ей ночевать на чердаке и раз в день, после того как все было вымыто и выскоблено, кормил бесплатно.

Неожиданный спазм в животе заставил ее напрячься. Она вцепилась в краешек стола так, что пальцы побелели. И улыбнулась, когда спазм отпустил.

Он теперь частенько буянил: ребенок под ее сердцем. Она была убеждена, что вынашивает мальчика – сына. Улыбка на ее лице постепенно померкла. Габриэль никогда не увидит своего сына, никогда не узнает о нем.

Да он и не хотел этого!..

Память невольно вернулась к ее последним дням в Фарли. Какой же она была легковерной дурехой! Вообразила, что Габриэль все нежнее с ней и даже начал по-своему любить ее… И лелеяла надежду, что рождение ребенка станет для них началом новой жизни, что они начнут строить ее, навсегда позабыв о мести и недоверии.

Вздохнув, она утешила себя тем, что однажды эта горечь в ней ослабеет, пройдет. Вот только когда?

Что касается будущего, то Кесси не загадывала наперед. Ясно же и так, что Эйвери вышвырнет ее сразу же после родов. Жадность не позволит ему дать ей прийти в себя, ведь в это время она не сможет работать, а есть-то будет как всегда! Так что она снова окажется на улице, где и останется, ибо кому придет в голову нанять на работу женщину, обремененную младенцем? И хотя ее тело болело от тяжкой работы, боялась она как раз того, что потеряет ее…

Она так задумалась, что не заметила появления на кухне хозяина.

– Ты слышишь меня, клуша? – Он больно ущипнул ее за грудь. – Нам нужна помощь в зале, так что кончай спать на ходу! Там один хорошо одетый джентльмен пожелал выпить бренди. Слышишь? Бренди! Не эль, как все эти босяки. Отнеси-ка бутылочку за столик в углу. Да пошевеливайся!

Кесси поспешила выполнить приказ. Ставя бутылку на поднос, она невольно обратила внимание на свои руки. От пережитых зимой морозов и постоянного мытья полов они огрубели и покраснели так же, как во время работы у Черного Джека. Она печально улыбнулась. Определенно эти руки не могут принадлежать леди. Эвелин пришла бы в ужас.

Мгновение спустя она уже вышла в зал и, осторожно лавируя между столиками, стала пробираться в дальний угол. Поневоле ей вспомнилось, как однажды она уже подавала бренди джентльмену за угловым столиком…

Она успела рассмотреть его поверх голов пирующих рыбаков. Он был один и сидел к ней спиной. Внезапно грудь ее стиснули тревожные предчувствия. Наклон этой головы был ей знаком, да и фигура, гордые плечи… Сердце ее ухнуло вниз. Нет! Это память решила сыграть с ней злую шутку…

Он слегка повернул голову в сторону, и она увидела его четкий профиль, такой неповторимо прекрасный…

Сердце ее затрепыхалось, как птица в силке. Кровь отхлынула от лица. Поднос выскользнул из ее разом ослабевших пальцев.

– Нет! – слабо выкрикнула она. – О нет!

В последовавшие за исчезновением Кесси недели Габриэль пережил столько горя, сколько ему не выпало за всю жизнь. Он презирал себя за несдержанный язык и вспыльчивый нрав, за жестокость, причинившую ей такую боль. До сих пор он эгоистично думал лишь о собственной персоне и о том, как бы полнее расквитаться с отцом. Он использовал Кесси, не задумываясь, что она при этом чувствует и как все это сказывается на ней. Постыдное безразличие, ибо несмотря на всю ее жизненную закалку и несгибаемый дух, она была очень и очень уязвима…

А он безжалостно причинял ей боль. Раз за разом.

Он старательно гнал от себя мрачные мысли, но иногда они все же смущали его ум. Как тут не вспомнить о матери! Ее убили безысходность и отчаяние… Что, если его жестокость побудила и Кесси выбрать такой же конец?

Одной такой мысли было достаточно, чтобы на лбу выступил холодный пот. Нет! Вряд ли рука провидения столь жестока, чтобы нанести ему подобный удар дважды…

Раньше Габриэлю некогда было обращаться за помощью к Богу, теперь же он часто молился, вкладывая в молитвы горечь раскаяния и надежду…

Четыре месяца спустя его охватило отчаяние. Удастся ли ему когда-нибудь найти Кесси?

В надежде высвободить побольше времени для поисков он решил продать часть своего флота. Именно это и привело его в рыбацкую деревню рядом с Брайтоном. Владелец рыбацких лодок и шхун унаследовал солидную сумму от умершего дяди и горел желанием купить несколько торговых судов Габриэля. Они с часок поторговались и пришли к согласию насчет цены и условий продажи. Адвокат Габриэля приедет сюда сразу же, как только подготовит все необходимые бумаги.

Завершив сделку, Габриэль остался сидеть за столиком, мрачный, не обращая внимания на шумно веселящихся рыбаков. Томас вышел на улицу, чтобы подождать его в карете, а на Габриэля вдруг накатила апатия, не хотелось и пальцем пошевелить, словно силы внезапно оставили его.

Именно в эту секунду до его ушей донесся грохот упавшего подноса и звон разбитого стекла. От неожиданности он поднял глаза. И у него перехватило дыхание.

Первым делом его взгляд уперся в круглый, отяжелевший от ребенка живот служанки.

Через секунду он вскочил с такой прытью, что стул отлетел в сторону.

– Кесси… Кесси!

В глазах у нее отразился неописуемый ужас. Она повернулась с явным намерением удрать. Но не успела сделать и двух шагов, как ее резко развернули назад.

Перед ней жирной громадой возвышался Эйвери. Его пальцы впились в ее плечо. Он заставил ее попятиться, пока она не уперлась спиной в стол. Если бы Кесси не выставила назад руку и не оперлась на нее, то наверняка бы упала от такого натиска.

Он занес над ней кулак.

– Ах ты, неуклюжая сука! Ты мне заплатишь за это! Но прежде чем он успел выполнить свою угрозу, ему выкрутили руку за спину.

– Посмей только пальцем коснуться ее, – проговорил голос за его спиной, – и, клянусь, ты не доживешь до рассвета!

Несмотря на убийственно спокойный тон, чувствовалось, что этот человек кипит от ярости и готов на месте убить мерзавца.

– Хорошо, хорошо. Только отпустите меня!

Эйвери повернулся к Габриэлю лицом. Пусть он и пошел на уступку клиенту, тон у него вовсе не был подобострастным. Он привык быть хозяином в своем мирке и доверял силе своих кулаков.

– Хотите сами отмутузить паршивку? Но уж так вышло, что именно я плачу ей зарплату…

– Но вышло еще и так, что она вынашивает моего ребенка! Так что советую срочно подыскать себе другую служанку. Потому что эта женщина уедет со мной, и я убью любого, кому вздумается помешать мне!

Это была даже не угроза, а простая констатация факта. В пивной все стихло, все как-то разом протрезвели.

Обведя, посетителей взглядом, не предвещающим ничего хорошего, Габриэль удовлетворенно кивнул:

– Что? Нет желающих? Весьма мудро, джентльмены.

Он швырнул под ноги Эйвери золотую монету.

– Этого должно хватить за разбитую бутылку.

И поймал Кесси за руку.

Оцепенев от происходящего, Кесси почти не сознавала, что Габриэль ведет ее к выходу. У нее все крутилось и плыло перед глазами, сердце колотилось, как сумасшедшее, когда они оказались у кареты. Он втащил ее внутрь и усадил. Хлопнула дверца, и карета двинулась в путь.

Она дрожала не то от холода, не то от ужаса. Габриэль был рядом… Душа и мысли ее беспокойно метались. В ней боролись самые противоречивые чувства. Злость. Недоумение. Усталость. Но самым сильным из них была обида.

– Мне кажется, ты задолжала мне объяснение, янки. Что, к дьяволу, ты делала в этом вертепе?

Он сидел напротив нее. Обвиняет. Снова обвиняет! Досадует, что неожиданно натолкнулся на нее? Она опустила глаза. Ее вдруг начало колотить. Боже, ну почему ты допустил, чтобы он нашел меня? И почему именно здесь? Ее лицо горело от стыда и смущения. Ей так не хотелось, чтобы Габриэль увидел ее такой… О, она знала, что выглядит просто кошмарно! Ее волосы потеряли былой блеск. Кожа побледнела и натянулась на скулах. И чувствовала она себя такой неуклюжей уродиной… В груди разрасталась боль отчаяния. И почему выходит именно так, как он предсказывал? Говорил же когда-то, что она станет вечной обузой для него… Так и вышло!

Это было просто невыносимо! Хуже нет быть кому-то в тягость, быть чьим-то долгом. Неужели он не понимает, что именно поэтому она и покинула его?

– Отвечай же, Кесси! Какого дьявола тебе понадобилось торчать в этой дыре?

Она уставилась на свои ладони, стиснув их между колен, чтобы они наконец перестали дрожать. Но тогда задрожали губы. Она никак не могла набраться смелости взглянуть на него.

– Дьявол бы все побрал! Посмотри на меня!

Она покорно подняла глаза. Ну и к чему хорошему это привело? Рот задергался, слезы так и рвались наружу. У нее даже грудь заболела от отчаянных попыток не расплакаться.

– Зачем вы отыскали меня? – запинаясь, произнесла она. – Зачем?

– Что? Хочешь сказать, что предпочла бы остаться в этой клоаке? А ведь когда-то рвалась сбежать от Черного Джека! Неужели эта помойка лучше той, которую ты с радостью оставила в Чарлстоне? Мне до сих пор трудно поверить, что ты сбежала от меня… ради этого!

– Думаете, у меня был выбор? Я пыталась устроиться белошвейкой в Лондоне. Но тут мне вдруг показалось, что в толпе мелькнуло ваше лицо… Пришлось бежать оттуда…

Она буквально прорыдала все это. Габриэль побелел, выслушивая эти признания. Вина и стыд захлестнули его душу… Ему некого было винить во всем происшедшем, кроме себя. Страшно даже представить себе, что она бродила по Лондону без денег, без знакомых, у которых можно переночевать… Ее могли ограбить, избить до полусмерти, вообще убить!

Его ладони опустились ей на плечи. Он силой заставил ее сесть рядом с собой. Его пальцы стиснули ее ладони.

– Ты же должна была понять, что я кинусь разыскивать тебя! Что? Ты сомневалась в этом? Да как тебе такое только в голову взбрело?

Слезы так и полились из прекрасных топазовых глаз.

– А что еще мне могло прийти в голову после ваших слов? Боль вибрировала в каждом ее слове, едва слышно срывавшемся с ее губ.

Габриэль покачал головой и с такой же мукой произнес:

– Я был полным идиотом, Кесси! То, что я наговорил тебе сгоряча, непростительно, тем более что я так и не думал. Клянусь! Я выехал в Фарли той же ночью, прибыл ранним утром лишь для того, чтобы узнать, что ты… исчезла. Я знал, что обидел тебя, и хотел бы заслужить прощение, если только ты сумеешь пересилить себя. Но я и выстрадал столько, что не дай Бог… Ты хоть на секунду можешь себе представить, что я почувствовал, узнав, что ты ушла? Все эти недели поисков… тревог… Не знать, где ты, что с тобой, жива ли ты, не случилось ли беды! Я чуть с ума не сошел от горя! И ведь ты всегда могла вернуться домой, Кесси! Ведь это и твой дом! Ты должна была именно так и поступить!

Кесси обхватила свои плечи, пытаясь унять дрожь. Чувствовала она себя совершенно разбитой и несчастной.

– Зачем? Чтобы снова стать объектом ваших насмешек? Вашего негодования? Вы не хотели меня! – прокричала она с рвущим сердце отчаянием. – Как я могла остаться, зная, что вы чувствуете по отношению ко мне?.. Что мне еще оставалось?.. Я должна была уйти!

Ее отчаяние убивало. Она попробовала воспротивиться, когда он притянул ее к себе, но разве ей справиться с его напором? И она отдалась на волю этим рукам, крепко-крепко обнявшим ее. Он укрыл их обоих своим громадным плащом.

От его объятия в ней словно что-то оттаяло. И начало прорываться. Вся ее боль и горечь, стыд и страхи.

– Все, чего я когда-либо хотела, это угодить вам. Хотела стать леди. Вы ведь сомневались, что мне это удастся… Только зря время и силы тратила. Пора было поумнеть… Моя родная мать не хотела меня. Ваш отец на дух меня не переносит. И вам я оказалась не нужна.

Она снова заплакала. Беспомощно. Захлебываясь.

– В чем дело, Габриэль? Почему я никому не нужна?

У него сжалось сердце от жалости. Он стиснул ее руки так, что и сам испугался, что сломает ей пальцы. И поскорее выпустил их.

– С тобой все в порядке, любовь моя. Его шепот теплым ветерком обдул ее висок. Он поцелуем выпил ее горячие слезы.

– Ты самая сладкая и милая девочка. Красивая и желанная. Мечта любого мужчины. И мне нужна только ты.

Если она и услышала его, то не подала виду. Прижалась к его груди и плакала до тех пор, пока не иссякли слезы. Габриэль обнимал ее, а у самого в горле набух ком. Наконец, усталость взяла свое, и она так и уснула на его груди.

Было уже совсем поздно, когда карета подъехала к особняку Фарли-Холла. Лицо Габриэля оставалось бесстрастным, когда он бережно нес жену по лестнице в спальню. Он сам раздел ее и уложил в кровать, подоткнув со всех сторон одеяло.

Она дернулась, мучительно простонав во сне. Габриэль тут же оказался рядом.

– Ш-ш-ш… Спи, моя ласточка, – прошептал он и убрал прядь волос с ее щеки. – Все в порядке. Теперь ты в безопасности.

Кесси успокоилась, уткнувшись лицом в его ладонь. Какая же она бледная и изможденная!.. – в ужасе подумал он. Устало вздохнув, он выпрямился. Не зажигая лампы, разделся и прилег рядом. Осторожно, чтобы не разбудить ее, привлек к себе. Кесси прижалась к нему.

Он смотрел, как она спала, как поднималась и опускалась от дыхания ее грудь. С невероятной нежностью кончиками пальцев обвел контуры ее заплаканного лица. Она была такой искренней, доверчивой и невинной.

Все, чего я когда-либо хотела, это угодить вам. Хотела стать леди. Вы ведь сомневались, что мне это удастся…

В чем дело, Габриэль? Почему я никому не нужна?

Он лежал и вспоминал, как она плакала. Дух ее был сломлен, а от гордости почти ничего не осталось. Габриэль в тысячный раз проклял свой дурацкий характер. Как можно было быть таким слепцом – жестоким и бессердечным? Она же изголодалась по любви и теплу. А что он дал ей?

Кесси, Боже мой, Кесси! Что же я сделал с тобой?

Именно в эту секунду он почувствовал это – легкий толчок в том месте, где ее живот прижимался к его боку.

В ней росла и набиралась сил новая жизнь – частичка ее плоти… и его… Как же он посмел так подло ответить на ее признание о беременности? Отвернуться от Кесси? Довести ее до отчаяния? Как мог причинить своему ребенку ту же боль, какую отец причинял ему самому?

Только теперь он до конца осознал, как сильно ранил ее. Если хорошенько разобраться, то он только и делал, что причинял ей боль! Что же делать? Позволить ей навсегда исчез-1гуть из его жизни? Нет! Он не вынесет этого. И не станет совершать подобной глупости!

Слегка отодвинувшись, он приложил ладони с растопыренными пальцами к ее животу. Затаив дыхание, он ждал. И несколько минут спустя дождался. Его не рожденное дитя пошевелилось под его пальцами так резво, что было ясно: ему, как и папаше, не спится. Слабая улыбка коснулась его губ. Он был рад, что Кесси спит и не может запретить ему наслаждаться совершенно новым и бесподобным ощущением, близким к счастью.

Он еще долго лежал, прижав ладони к ее животу. Он у нее был теперь такой круглый, налитой и теплый. Габриэль гладил его к приходил в восторг.

И молился.

Ребенок уже давно угомонился. Кесси же так устала, что не проснулась от резвых толчков сыночка. Габриэль слегка повернул жену, устроив ее в своих объятиях, как в колыбели – колыбели для их сына. Он приподнялся и нежно поцеловал ее живот, закрытые веки, мягкие губы, затем улегся рядом и закрыл глаза.

Но прошло еще немало времени, прежде чем ему удалось заснуть.

Глава 22

Совершенно вымотавшаяся, Кесси спала все утро. Когда она наконец открыла глаза, то сквозь щелку в шторах в комнату лился яркий солнечный свет. В камине весело потрескивал огонь, было тепло и уютно. Но Кесси чувствовала во всем теле такую тяжесть, что ей совершенно не хотелось вылезать из-под одеяла. Кроме того, спина разламывалась от тягучей боли.

Дверь приоткрылась.

– Миледи? – прозвучал чей-то тихий голос.

Глория. Кесси подняла глаза и увидела, как та робко просунула голову в щель. Заметив, что хозяйка проснулась, она тут же бросилась к ней.

– О миледи! Наконец-то вы дома! Я и передать вам не могу, как счастлива, что вы вернулись! – Она опустилась на колени возле кровати и заплакала.

Кесси печально улыбнулась и погладила девушку по голове. Чтобы успокоить ее, она была готова ответить, что и сама рада возвращению. Но не чувствовала ни радости, ни сожаления. Если честно, то она была удивлена, что снова оказалась здесь.

Через несколько минут ей на колени пристроили поднос с неизменным кофейником, полным ее любимого шоколада. Аппетит у нее пропал, но она заставила себя выпить горячего и что-то съесть. Пока она ела, успели приготовить ванну, расположив ее на сей раз у самого камина, чтобы миледи не озябла. Кесси позволила себе подольше понежиться в ароматной воде, пока Глория весело щебетала, сообщая новости. При этом она сноровисто заправила кровать и навела порядок в комнате. И все это с таким видом, словно хозяйка и не пропадала.

Наконец Кесси выбралась из ванны, покорно подчинившись проворным ручкам Глории, которая умело растерла ее и решительно шагнула к шкафу. Кесси вздохнула.

– Боюсь, на меня уже ничего не налезет из этого вороха одежды, – пробормотала она. – Придется обойтись тем платьем, в котором я приехала.

Глория достала с полки широкую фланелевую ночную рубашку.

– Это все чепуха, – утешила она хозяйку. – Его сиятельство все равно приказал, чтобы вы оставались в постели.

Она быстро надела на Кесси рубашку, расчесала ей волосы и заплела. Завершив эту часть утреннего туалета, Глория решительно настояла, чтобы хозяйка снова легла.

Хотя Кесси и возражала, чтобы с ней носились как с писаной торбой, она все же послушно согласилась полежать еще с полчасика. Тело, однако, лучше нее знало, что ему нужно. Не прошло и пяти минут, как ее веки начали слипаться. Она задремала. ,

Когда она вновь проснулась, день уже клонился к вечеру. Почувствовав на себе взгляд, Кесси открыла глаза.

На пороге стоял Габриэль. Он только что вернулся с верховой прогулки. Сердце ее странно дрогнуло и ухнуло куда-то в пропасть. Она уже успела забыть, каким потрясающе красивым был ее муж. Узкие бриджи облегали мускулистые бедра словно вторая кожа.

Кесси уперлась ладонями в матрас и постаралась принять сидячее положение, чувствуя себя неуклюжей глыбой – явно не самое подходящее самочувствие для встречи с мужем вроде Габриэля. Она отвела спутанные пряди со лба, смутившись от того, что ей не дали времени привести себя в божеский вид.

Он присел на кровать, да еще так близко, что она ощутила тепло его бедра даже сквозь одеяло. Память о том, как она рыдала у него на груди, угнетала ее. Презирает ли он ее за проявленную слабость? Наверняка подобное отсутствие контроля над собой вызвало у него неприязнь. Она вцепилась в одеяло, не зная, что сказать.

Сильные, теплые пальцы ободряюще сжали ее руку. Она слегка вздрогнула, поскольку совершенно не ожидала подобной ласки.

– Как самочувствие, янки? Получше?

Кесси нервно сглотнула и кивнула. Он не улыбался, но и не казался угрюмым. Странно, но она гораздо больше привыкла к его иронии.

Габриэль внимательно вглядывался в жену. Она выглядела потрясающе юной и хрупкой. Волосы беспорядочно рассыпались по плечам и спине. И такая худенькая! Кожа бледная, как пергамент. Несмотря на выросший живот, она казалась такой слабенькой, что того и гляди сломается.

– Слава Богу, что я нашел тебя. – Голос его сорвался. – Меня в дрожь бросает при мысли, что я мог бы и не отыскать тебя.

Кесси застыла.

Он стиснул ее пальцы, не причиняя боли, но и не позволяя отнять их.

– Не надо, – мягко приказал он, – не шарахайся от меня, как от чумного.

Она ничего не ответила. Лишь глаза, огромные и тревожные, испуганно уставились на него.

– Я был абсолютно искренним вчера, – спокойно заговорил он. – И глубоко сожалею о той боли, которую причинил тебе. И… очень надеюсь, что мы оба сумеем забыть об этом… и начать все сначала.

Кесси задрожала. Таким она своего мужа еще не видела. Скромным. Смиренным. В раскаянии. И могла бы поклясться, что в уставившихся на нее глазах сияет нежность. Нежность и забота.

Нет… нет! Она боялась верить в подобную метаморфозу. Больше она ничему такому не поверит. Это вредный самообман, от которого позже только больнее.

– Мне как-то невдомек, зачем вам это? – Тон ее отнюдь не располагал к задушевной беседе или примирению. Она не могла скрыть своей горечи, да и не хотела. Потому что до сих пор помнила разящее жало его гнева во время их последней ссоры. – Я ношу вашу фамилию, но это все, что нас объединяет.

В глазах Габриэля сверкнула сердитая молния.

– Извини, но не могу с этим согласиться. Нас объединяет и это. – Резким движением он сдернул с нее одеяло и по-хозяйски обхватил ее выпуклый живот обеими руками. – Скоро ты родишь моего ребенка. А это все меняет!

– Ничего это не меняет! – Кесси попыталась сбросить его руки со своего живота. Могла бы и не тратить сил. Когда Габриэлю что-то втемяшится в голову, его уже не переупрямишь. Что ж, хотя бы испепелим его взглядом: – Вы выразились совершенно однозначно, милорд, так что и речи не может быть о том, что я ошиблась и недопоняла. Вы заявили, что не желаете ребенка и вообще наследника. Последующие слова убедили меня в том, что вам противна сама мысль о ребенке от меня!

Господи, помоги! Как же больно говорить это вслух! Но и держать все это в себе невыносимо!

– Я уже это говорила: все повторяется, Габриэль. Наши отношения складываются столь же несчастливо, как когда-то у вашего отца с матерью!

– Уверяю тебя, ты ошибаешься. Ты – моя жена. И я хочу и тебя, и ребенка!

– О, прекратите! – потеряла терпение Кесси. – Давайте не будем морочить друг другу голову! Я для вас лишь орудие мести. Поэтому мне приходит в голову лишь одна причина, по которой вы вдруг могли возжелать этого ребенка: не иначе решили обзавестись еще одной дубинкой против герцога!

Габриэль побагровел:

– Я изо всех сил пытаюсь наладить с ним отношения. Знайте это!

– Что-о-о? Хотите сказать, что в вас заговорило раскаяние? Осознали, что взяли на себя роль карающего судьи, а сами не безгрешны? Решили измениться? Ах да, как же я забыла, что однажды вы тоже станете герцогом? Пора начинать думать о долге и своих обязанностях. Жена и наследник тут на первом месте, не так ли?

Он резко отдернул руки от ее живота.

– Вряд ли мужчину можно обвинить за желание заботиться о жене и ребенке.

Если бы все было так просто! Она вдруг смутилась, не понимая, как отнестись к этой перемене в муже. Она и в своих-то чувствах не уверена, не то что в его.

– Вы все время говорите о том, чего хотите вы. Что, если ради разнообразия мы поговорим о моих желаниях? Вы думали обо мне, когда везли меня в этот дом?

– Естественно! – Он стоял, нависая над ней, как скала, раздраженный и доведенный до отчаяния. – Боже, Кесси, ты хоть смотрелась в зеркало? Ты выглядишь ужасно!

Она даже задохнулась от обиды. Подобное оскорбление, да еще из его уст, было просто невыносимо. И вдруг окружающий ее мир рассыпался на мелкие кусочки: такая боль пронзила ее. Но нельзя, чтобы он догадался об этом. Гораздо легче разрядиться через злость.

– Что ж, тогда тем более жаль, что вы отыскали меня. И я не останусь здесь, слышите? Не останусь!

– Предпочитаешь вернуться туда, где я нашел тебя?

– Да… да! Я ненавижу вас, ясно? Не-на-ви-жу!

Лицо Габриэля застыло.

– Я отказываюсь позволить тебе это безумие, – проговорил он с трудом. – Тебе придется остаться здесь, Кесси, хочешь ты этого или нет. Если нужно, то я готов запереть тебя. Потому что сейчас ты явно переутомилась и не в состоянии здраво мыслить. Так что не вижу смысла продолжать этот спор.

Он повернулся к ней спиной и зашагал к двери.

Кесси отбросила в сторону одеяло и опустила ноги на пол.

– Как похоже на вас: просто уйти, не выслушав вздорную женщину! Но я не позволю распоряжаться собой! Слышите?

Он вышел в холл. Даже не приостановился, чтобы выслушать ее.

– Дьявол побери! Габриэль!.. Габриэль!

Она выкрикнула его имя в полуистерике. Но в нее примешалась и нотка отчаяния, отчего у него тревожно кольнуло сердце. Он мгновенно рванулся назад в спальню. Она стояла у кровати и растерянно смотрела вниз. Рубашка ниже талии была мокрой.

Кесси подняла на него огромные, наполненные слезами глаза.

– Воды отошли, – выдохнула она. – О Господи, у меня начались роды…

Он склонился над ней и обнял с такой нежностью и заботой, что у нее защемило сердце. Поднял ее на руки и уложил на кровать. Вглядываясь в знакомые до боли черты, Кесси заметила там кое-что совершенно неожиданное… Страх.

Тут и до нее дошло то, что она только что сказала… Она зарыдала:

– О Боже, не может быть!.. Еще слишком рано… Это… преждевременные… роды!

Он постарался успокоить ее, погладив по руке. Она вцепилась в него:

– Не уходите, Габриэль! Не оставляйте меня одну!

– Конечно, конечно, не волнуйся, ласточка моя… – Он легонько поцеловал ее в дрожащие губы. – Я только пошлю Томаса за врачом. И сразу же вернусь сюда. Клянусь, любимая!..

Любимая. Сердце словно стиснули две гигантские ладони. Габриэль не любит ее… и никогда не полюбит. И все же так ласков, а слова его полны поддержки и участия. Как тут не поверить, что ему все же небезразлично то, что происходит… Эх, вот только верить-то ему нельзя!

Через минуту в спальню влетела запыхавшаяся Глория:

– Миледи! Граф сказал, что уже началось!

Кесси попыталась успокоиться и храбрилась, но сил у нее было маловато. Хотя она и стремилась поскорее избавить свое тело от тяжелого груза, ее очень пугали предстоящие муки. Она слабо улыбнулась Глории:

– Уверена, на все это уйдет немало часов… Мне говорили, что первые роды всегда затягиваются…

С помощью Глории она сменила промокшую рубашку на свежую. Но едва она откинулась на подушку, как ее живот свело болезненным спазмом. Она охнула и постаралась дышать медленно и глубоко. Именно в этот момент вернулся Габриэль, Он, казалось, никуда не торопился, а по-хозяйски поставил стул к кровати и сел, взяв Кесси за руку. Что хотите со мной делайте, но с места вы меня не сдвинете, говорило упрямое выражение его лица.

Прошло какое-то время, прежде чем приехал врач. Доктор Хэмптон оказался коренастым мужчиной с выпирающим животиком и располагающими манерами. Кесси слабо постанывала при каждой новой схватке, потому что они становились все сильнее и дольше. Габриэль уже начал было беситься из-за задержки доктора, но сдержался и довольно вежливо отказался покинуть спальню, когда врач посоветовал ему развеяться и пойти выпить:

– Меня из этой комнаты не выгнать. Я был здесь, когда этот ребенок был зачат. Не вижу причин, почему бы мне не присутствовать, когда он появится на свет.

Доктор Хэмптон в шутливом отчаянии закатил глаза и покачал лохматой головой. От большинства будущих папаш не было никакого толку в таком серьезном деле, как роды. Только лишняя забота, отвлекающая врача. Наверняка и этот упрямец окажется таким же. Но шли часы, и оказалось, что граф – приятное исключение из правил. Более того, его присутствие хорошо действовало на роженицу, помогая ей справиться со страхом.

Когда родовые схватки усилились, Кесси стиснула зубы, стараясь не кричать. Но один мучительный стон все же сорвался с ее губ.

– Извините, – прошептала она, как только сумела отдышаться. – Я такая трусиха.

Сердце Габриэля сжалось от сочувствия. Ее глаза были двумя огромными заводями бесконечной боли. Он убрал влажную прядь с ее брови.

– Глупости! Ты не похожа ни на одну из женщин – такая храбрая и сильная. Самая сильная из всех, кого я знаю.

Он нежно промокнул капли пота, выступившие у нее на лбу. Лицо у него посерело, пока он наблюдал за мучениями жены. Он непрестанно шептал ей ободряющие слова. Если бы она провела последние месяцы в холе и неге да ела бы, как полагается беременным, у него было бы куда спокойнее на душе. А так… она выглядела хрупкой былинкой, да и схватки отнимали у нее силы, капля за каплей. А их у нее и так в запасе немного…

Следующий спазм, скрутивший ее, оказался длиннее и мучительнее прежних. Между бедер Кесси возникло огромное давление, и у нее вырвался крик отчаяния.

Она вонзила ногти в ладонь Габриэля. Когда схватка отпустила, ее голова бессильно рухнула на подушку. Чудесные волосы Кесси были влажными и спутанными. Охнув, она замерла в беспомощной, расслабленной позе, так что Габриэль даже перепугался.

В глубине души он был потрясен. И ненавидел себя за абсолютную беспомощность и бесполезность. Но как и чем он мог помочь ей? По спине пробежали мурашки холодящего страха. Он то ругался про себя, то молился. Боже праведный! Сколько этих мук она еще сумеет выдержать?