Текст книги "Избранница"

Как он мог сказать такое Габриэлю? Святые небеса! Как?

Распустил свой длинный язык, вот как. Потому что не привык отвечать за свои слова… А теперь уже ничего не изменишь…

Впервые в жизни Эдмунд Синклер, герцог Фарли, увидел себя со стороны – глазами Кассандры… Холодный, резкий, высокомерный и бесчувственный самодур.

И понял, что таков он и есть на самом деле.

Его плечи поникли. В нем в эти минуты не осталось ни капли гордости. Лишь бездна отчаяния и сожаления. До него наконец дошел весь кошмар того, что приходилось испытывать Габриэлю. И что бы сын ни испытывал к нему когда-то, все давно уже переплавилось в ненависть. Он убил его любовь и уважение собственным пренебрежением. А теперь… Теперь уже поздно что-либо изменить…

Он полагал, что у него остался хотя бы один сын. Но, очевидно, он потерял обоих.

Кесси была слишком зла и взбудоражена, чтобы оставаться в Фарли. Ей надо было развеяться и поразмышлять наедине. Переодевшись в свою амазонку, она отправилась на конюшню. И не особенно мудрствовала в выборе маршрута, а просто дала волю маленькой кобылке, на которой всегда совершала прогулки. Вскоре умное животное ленивой трусцой подвезло ее к особняку Уоррентонов. Хотя само фамильное гнездо герцога было величественным сооружением, окружавшие его земли не отличались особой ухоженностью и не шли ни в какое сравнение с безукоризненно спланированным Фарли.

Кесси стряхнула с амазонки пыль и решительно позвонила в дверь. Когда экономка провела ее в гостиную, она с опозданием сообразила, что вообще-то заявилась без приглашения, что так у воспитанных людей не принято. Но Эвелин встретила ее с распростертыми объятиями, тон и поведение ее были теплыми и дружелюбными, как обычно. Ни слова упрека! И все же Кесси втайне обрадовалась, когда Эвелин походя сообщила, что отца нет дома. Несмотря на то что герцог был безукоризненно вежлив, его холодные манеры заморозили бы любого. Слава Богу, решила Кесси, что не придется тянуться по струнке и следить за каждым своим жестом и словом.

Они с Эвелин прекрасно провели время, болтая за чаем. Но когда Кесси начала поддразнивать подругу насчет безутешных кавалеров, оставленных в Лондоне, девушка заметно опечалилась.

Кесси тоже нахмурилась.

– В чем дело? – спросила она.

Эвелин аккуратно разгладила складочки платья и лишь потом взглянула на Кесси.

– Мне… очень жаль, что… отец так решительно настроен выдать меня замуж.

Она печально вздохнула и покачала головой:

– Я знаю, что все это… моя впечатлительность… но иногда мне кажется, что он больше ни о чем другом и не думает. Представьте, он уже начал строить планы насчет грандиозного бала в начале следующего сезона, а до него еще целых полгода!

Кесси с минуту пристально разглядывала подругу.

– К нему уже обращались с предложениями? Эвелин кивнула:

– Да, виконт Эштон…

– Но он же отклонил его, разве не так? Эвелин передернула плечами:

– Конечно! Эштон – наглый развратник, это ни для кого не секрет, к тому же – охотник за богатым приданым! – Девушка вздохнула. – Мне еще повезло, что отец помешан на титулах и не отдаст меня за кого попало. Он мечтает выдать меня по меньшей мере за графа.

Она помолчала, уставившись на остывший чай. Кесси видела, что все это тревожит Эвелин гораздо больше, чем ей сначала казалось, потому что подруга теперь выглядела очень и очень грустной. Но уже через минуту ее личико прояснилось, так что Кесси даже не была уверена, что это не почудилось ей. А Эвелин вдруг встала и просияла радостной улыбкой:

– Ладно, хватит обо мне! Это скучно. Я бы с большим удовольствием поговорила о вас с Габриэлем.

Кесси потупилась. Память о том, что Габриэль делал с ней всего лишь прошлой ночью – а она позволяла это! – заставила ее покраснеть до корней волос.

Эвелин радостно рассмеялась и погладила Кесси по руке:

– Можете ничего не рассказывать, дорогая. Налицо все признаки улучшения ваших отношений.

Теперь уже Кесси не стала вдаваться в подробности – из суеверного страха сглазить то, что возникало между ней и мужем.

– Не стоит питать надежды там, где они неуместны, – сдержанно проговорила она.

– Глупости! – воскликнула Эвелин с такой убежденностью, что Кесси удивлением уставилась на нее. – Габриэль любит вас, в этом нет ни капли сомнения. О, сам он этого, возможно, и не осознает – мужчины иногда такие тугодумы, вы же знаете! Но я не раз наблюдала за ним, Кесси, и когда вы в комнате, он просто не сводит с вас глаз. А если его глаза и ум так заняты вами, то когда-нибудь и сердце последует их примеру.

Кесси не стала переубеждать подругу. Взгляды Эвелин на жизнь всегда были такими оптимистичными и радужными, что было просто грешно разочаровывать ее. Кесси отставила в сторону свою чашку и с расстановкой произнесла:

– Эвелин, если вы не возражаете, то расскажите мне о матери Габриэля.

– Конечно, не возражаю. Боюсь только, что мало чем вам помогу. Я помню ее лишь смутно, ведь прошло столько лет с тех пор, как она умерла.

– Знаю! – быстро вмешалась Кесси. – Но я как раз хотела бы побольше узнать о ее смерти… Габриэлю эта тема неприятна, так что я не решаюсь бередить ему душу. Миссис Мак-Ги как-то проболталась, что ее смерть была очень трагичной. Вот я и подумала, что, возможно, Габриэль был с ней до самого конца… Она долго болела, прежде чем умерла?

– О нет! Ее смерть и правда потрясла всех, тут все верно. Но это был несчастный случай, совершенно жуткий. Вы знаете озеро в Шарли? Там это и произошло.

Озеро. Сердечко Кесси странно дрогнуло.

– Я не знала, – слабым голосом произнесла она, – что это случилось именно там.

– Она, кажется, была одна. У нее была маленькая лодочка, на которой она часто каталась. И однажды… эту лодку нашли пустой посреди озера. – Эвелин помолчала. – А саму Каролину нашли несколько дней спустя.

Кесси подавила приступ дурноты, от которой стало трудно дышать.

– Боже праведный! Вы хотите сказать, что… она…

– Да, – спокойно подтвердила Эвелин. – Она утонула.

Глава 18

Кесси с трудом удалось сохранить спокойствие, но, покидая Уоррентон, она была не на шутку встревожена. Ее трясло от одной мысли о том, как умирала Каролина Синклер. Одновременно еще одна мысль занозой засела в ее сердце. Почему Габриэль ни слова не проронил о том, что его мать утонула? Он, кажется, не собирается делиться с ней своими горестями, и от этого на душе становилось еще тоскливее.

Идиотка, мысленно одернула она себя. Он ведь прекрасно знает о твоем паническом страхе перед водой… Очевидно, муж просто щадит тебя.

Не имело смысла ломать голову над этой загадкой. Независимо от того, что двигало Габриэлем, она не собиралась сообщать ему, что знает теперь, как умерла Каролина. Подобные воспоминания лучше не тревожить.

Кесси решительно сжала губы и вовремя поднырнула под нависшую над тропой ветку. Мысли о Габриэле неизбежно привели к размышлениям о его отце… Ей ужасно не хотелось возвращаться в Шарли, потому что неизвестно еще, во что выльется гнев Эдмунда. Бог знает, почему он вообще молчал, пока Кесси высказывала ему нелицеприятные вещи, но в одном она была уверена: долго у него это состояние не продлится. Она еще испытает всю силу его неприязни.

Именно в эту секунду у нее возникло неприятное ощущение, что за ней следят… поджидают ее… Волосы на затылке вдруг встали дыбом.

Боже, да ведь она совсем рядом с беседкой, не без содрогания подумала Кесси. Пусть она и показалась ей когда-то очаровательной, Кесси так ни разу и не побывала там после жуткого выстрела неизвестного браконьера.

Кесси остановила кобылку Ариэль и громко крикнула:

– Кто здесь?

В ответ – лишь молчание. Вся земля вокруг была укрыта опавшей оранжево-желтой листвой. Рассеянные солнечные лучи просачивались сквозь густые ветви деревьев. Хотя осенний день был ясным и солнечным, ужас сковал ее холодом так, что ей с трудом удалось заставить себя дышать.

Она вонзила каблуки в бока лошади и едва не вылетела из седла, когда та рванулась вперед. Прильнув к гриве животного, Кесси так и доскакала до Фарли. Обессиленно соскользнув на землю, она молча вручила поводья груму.

И лишь тогда заметила, что из конюшни исчезла черная с позолотой карета Эдмунда. Встретив в холле миссис Мак-Ги, она тут же спросила ее:

– Его светлость не говорил, когда собирался вернуться?

Миссис Мак-Ги пожала плечами и улыбнулась:

– Герцог как-то неожиданно собрался и уехал. Но вообще-то он всегда проводит один из осенних месяцев в Бате.

Кесси закусила губу. Она не тешила себя иллюзиями. Герцог уехал из-за нее… и Габриэля. И хотя испытала облегчение, что не пришлось столкнуться с ним лицом к лицу вскоре после ее вспышки, ей было все же неловко, что она как бы выгнала старика из дома.

За обедом она почувствовала себя еще неуютнее, сидя за огромным обеденным столом в одиночку.

Она валилась с ног к тому времени, когда поднялась к себе в спальню. Но еще долго, после того как отпустила Глорию, бродила по комнате, напрягая слух: вдруг Габриэль вернулся из Лондона? Было уже далеко за полночь, когда усталость сменилась отчаянием, а потом и вообще отупением. Наконец, она нырнула под одеяло. Но и во сне ей не было покоя.

Она снова была в рощице, только на этот раз без Ариэль. И она бежала. Одна-одинешенька. Спасалась. Сердце выскакивало у нее из груди.

Воздух был сумрачным и густым, как туман. Какие-то монстры тянули в тумане к ней руки, словно подталкивая ее. В жалкой попытке увернуться от них, она бежала все быстрее и быстрее. Ветки больно хлестали ее по лицу, кололи ей щеки, цеплялись за платье. От напряжения болели все мышцы. Она споткнулась и упала.

Ни с тою ни с сего рядом оказалось озеро, бирюзовые воды которого были спокойны. Ни единой волны. Она могла наблюдать за собой со стороны, словно выскользнула из своего тела. Она стояла на пристани в состоянии, близком к обморочному… И попыталась было закричать, когда к ней потянулась невесть откуда ваявшаяся рука и толкнула ее… Тут она снова оказалась в собственном теле. Ледяная вода накрыла се с головой. Она задыхалась, пытаясь не наглотаться воды и выжить. Окруженная со всех сторон водой, она барахталась, изо всех сил стремясь выбраться на поверхность. Но что-то упорно тянуло ее вниз, ко дну, в черноту… Все ниже и ниже. Она попыталась закричать. Вода хлынула в ее открытый рот, она захлебнулась, потому что проклятая жидкость тут же попала в легкие. Как странно! – успела подумать она. Потому что нельзя же с полными воды легкими орать… А она собственными ушами слышала свой жуткий крик, молящий о помощи…

– Кесси! Открой глаза. Это просто сон, дорогая. Ночной кошмар.

Приказ прозвучал вовремя. Потому что сознание мгновенно вернулось к ней. Кесси открыла глаза. Рядом с ней мерцала свеча. Лицо Габриэля слегка расплывалось, покачивалось перед ней. Его сильные руки поддерживали ее за спину. Она со стоном прижалась к нему, вцепившись в его рубашку. От него так чудесно пахло теплом и силой!

– Я и не знала, что вы успели вернуться, – прошептала она.

– Я только что вошел. Ты меня до смерти испугала. Мне показалось, что к тебе в комнату прокрался какой-то маньяк и пытается задушить. – Муж ласково погладил ее по спине. – Что тебе приснилось?

Она с трудом подавила дрожь. Нет, нельзя рассказывать ему такие вещи. Внезапно она почувствовала себя законченной идиоткой.

– Да так, ерунда. – Она подняла голову и покаянно улыбнулась. – Я сегодня в полдень ездила к Уоррентонам и на обратном пути почувствовала вдруг, что за мной кто-то следит.

– Ты была одна?

Она нахмурилась, потому что он сразу напрягся.

– Да, – прошептала она ему в плечо. Чертыхнувшись, он отодвинулся. Его губы превратились в тонкую линию.

– Кесси! Я же запретил тебе выезжать без сопровождения! Я думал, мы с тобой договорились.

Ее улыбка дрогнула: он был таким сердитым.

– Эвелин ездит без всякого грума, и ничего!

– Эвелин не пришлось пережить нескольких так называемых несчастных случаев!

Кесси застыла и затаила дыхание. Она пристально посмотрела на мужа:

– Вам они не показались случайностью?

Габриэль ругнулся про себя. Он сказал слишком много, а знал еще слишком мало, почти ничего. Но возможно, это даже к лучшему.

– Скорее всего они и есть несчастные – что стрельба в роще, что нападение в Лондоне.

Ему не хотелось пугать ее, но она должна понять, что нужно постоянно быть начеку.

– Я нанял сыщика, чтобы тот отыскал бандита, напавшего на тебя. И сегодня выслушал его отчет в Лондоне. К сожалению, мерзавцу удалось ускользнуть от правосудия.

– Мне казалось, что вы сочли его обычным вором?

– Все так. И все же я бы хотел, чтобы его поймали.

Габриэль помолчал, обдумывая каждое слово. – Кесси, не хотелось бы понапрасну пугать тебя, но необходимо расследовать эти случаи. Поэтому подумай и ответь: остался ли кто-нибудь в Чарлстоне, кто желал бы твоей смерти? Кто-то связанный с твоей семьей, может быть?

– Я уже рассказала вам все, что знала. Нет у меня никого. Мой отец, кто бы он ни был, не подозревает даже, что я существую. – Она покачала головой. – Боюсь, единственным человеком, который мог пожелать мне зла, является ваш отец.

Габриэль помрачнел.

– Его светлость уехал сегодня в Бат. – Кесси закусила губу.

– Странно! Я видел его деловой календарь. Он не собирался никуда уезжать.

Кесси отвела глаза в сторону:

– Боюсь, что этот неожиданный отъезд полностью на моей совести.

– Что-о?! – Его смешок выражал полное недоверие. – Янки, я сомневаюсь, есть ли на земле хоть один человек, который сумел бы вынудить моего отца сделать что-то против его воли.

Она немного поколебалась, но все же решила признаться:

– Я случайно услышала, как вы ссорились этим утром. И пришла в ужас от того, что он вам наговорил. И… рассвирепела из-за его бессердечия. Боюсь… по этой причине… я не очень выбирала слова, когда… выложила ему все, что об этом думаю.

– Понятно.

Его лицо стало холодной маской. Он отодвинулся от нее. Кесси мгновенно ощутила его недовольство и съежилась. Подбородок его тут же отяжелел и застыл, словно отлитый из бронзы.

– Нет нужды бросаться на мою защиту, янки. Уверяю тебя, я вполне способен сам постоять за себя.

Он полностью закрылся от нее – душой и телом. Захлопнулся. Ну, и как прикажете его понимать? Совсем недавно был сама доброта и внимательность, зато теперь ведет себя, как чужой, от него так и веет зимней стужей. Обида и возмущение преобразили ее, и она гордо подняла голову, готовая к бою.

– Давайте уточним, милорд. – Теперь ее тон был под стать его собственному. – Вы хотите сказать, что я не имею права вмешиваться в вашу жизнь?

– Боже, янки! – Улыбка на секунду осветила его мрачное лицо. – Оказывается, мы отлично понимаем друг друга! Стиснув кулаки, Кесси встала.

– О да, я вас очень хорошо понимаю, Габриэль! Даже то, чего не поняли вы сами. Вы точная копия своего отца – такой же упрямый и высокомерный слепец! Считаете себя выше его, смеете судить его за ошибки! Презираете за равнодушие к вашей матери… за то, что он относился к ней так, как вы относитесь ко мне! О, недаром говорят: яблочко от яблони недалеко падает! – Она резко повернулась и прошла к двери между их спальнями. – Я буду весьма признательна, если вы оставите меня. – Ее тон и взгляд выражали презрение.

Глаза Габриэля опасно сверкнули. Но на лице не дрогнул ни один мускул.

Но Кесси уже так завелась, что не боялась ни Бога, ни черта.

– Вы слышите? Уходите! – Она в сердцах топнула ногой. – Убирайтесь!

На его губах заиграла улыбка. Он широко расставил ноги и засунул большие пальцы в карманы бриджей.

– И не подумаю, мадам. – Вот и все, что он ответил на это. Но глубоко внутри он был задет тем, что она сравнила его с отцом – его отцом! Он тут же выбросил эту провокационную мысль из головы – от греха подальше.

И вместо того чтобы оправдываться, принялся медленно разглядывать ее так, словно не было дела важнее этого. Свеча за ее спиной просвечивала тонкую ткань ночной рубашки, делая ее совершенно бесполезной, поскольку она теперь ничего не скрывала. Все тело Кесси было на виду: упругая, полная грудь, темные круги у сосков, тень треугольника там, где сходились бедра.

И все это придало его мыслям совершенно иное направление.

Кесси слишком поздно поняла, что весьма уязвима в своем воздушном облачении. Этот блеск в его глазах был уже знаком ей. Ее пальцы стиснули от волнения дверную ручку, когда он начал приближаться. Ему же хватило одного рывка, чтобы отцепить ее пальцы и захлопнуть дверь.

Мятежный огонь все еще пылал в ней.

– Будьте вы прокляты! – закричала она. – Я не позволю вам прикоснуться ко мне!

Раздался торжествующий смех самца:

– Но я обязательно прикоснусь к тебе, радость моя. И не только руками.

Она гордо вскинула голову, хотя он фактически загнал ее в угол.

– Я не позволю! Сначала вы опрокидываете на меня ледяной душ, а потом вдруг маните пальцем, поскольку вам пришла в голову очередная блажь, и ждете покорности!

Он шагнул еще ближе. Кесси побледнела и попятилась. Он снова шагнул, и Кесси сделала шажок назад. Так они двигались своеобразным тандемом, пока Кесси не коснулась спиной двери. Он уперся в дверь так, что она оказалась в капкане его рук. Она запаниковала. Проявила характер, называется! Он стоял почти вплотную, так что ее грудь задевала его рубашку при каждом вдохе.

Он почти не скрывал своей злости. Она металась в его глазах подобно ртути.

– Ты не права, янки, потому что кое в чем я существенно отличаюсь от отца. Мне необычайно повезло, что я вообще появился на свет. Ведь он не испытывал к матери ничего, даже простого физического влечения. Со мной же, сладкая моя, творится невесть что, стоит тебе лишь оказаться поблизости. Мое тело мгновенно напоминает мне, что я мужчина. И с очень большим аппетитом. Одним словом – темпераментный.

– Темпераментный?! – презрительно фыркнула Кесси, изображая бесшабашность, хотя все в ней сжималось от страха. – Знаю я причину вашего темперамента: оказались в деревне, где, кроме меня – ни одной женщины, а любовница осталась в городе. Вот и возвращайтесь туда – назад, в пылкие объятия любовницы!

– Моей любовницы?

– Да. Кажется, ее зовут леди Сара?..

– Я не видел ее уже много месяцев, янки. И не желаю видеть. Кроме того, зачем мне она, если меня всегда ждет такой восторженный прием в твоих объятиях!

– Больше вам такого приема не окажут! Она толкнула его в грудь. Он же чуть наклонился вперед, так прижав ее к двери, то она и пальцем не могла пошевелить.

– Сопротивляться бессмысленно, янки. И мы оба знаем что.

– О! – возмутилась она. – Теперь вы решили испытать на мне свое обаяние? Думаете, я такая дура, что сочту вас неотразимым? Если вы тешите себя такими мыслями, то явно поглупели!

– Может быть, и так, – поддакнул он чуть охрипшим голосом. – И я вовсе не. навязываю – свое обаяние, как ты выразилась. Если честно, то это ты, янки, околдовала меня, словно опоила колдовским зельем, с той самой минуты, как я увидел тебя. И это ты неотразима. Заводишь меня так, что я с трудом сдерживаюсь… И мне уже не до того, чтобы искать во всем этом потайной смысл…

Он склонился и прижался губами в сладкое местечко, где шея плавно переходит в плечо. Прикосновение его жарких губ пронзило ее, словно удар молнии.

– И хочу я от тебя вовсе не покорности. Я хочу тебя нагой и извивающейся и такой же страстной в моих объятиях, какой ты была прошлой ночью.

Он еще смеет напоминать ей об этом! Но его слова уже произвели тот эффект, на который он скорее всего и рассчитывал. Ее вдруг пробрала дрожь. Нет, не от страха или злости, а от его сводящей с ума близости.

Только она набралась смелости возразить ему, как его рот требовательно и жадно накрыл ее губы. Ночная рубашка была сдернута с нее меньше чем за секунду. А ладони тут же захватили в плен ее грудь и принялись играть с сосками. Глубоко в животе у нее затрепетали бабочки.

Раздираемая противоречивыми эмоциями, Кесси то стискивала, то разжимала кулачки на его груди. Кончики пальцев стали вдруг волшебно чувствительными: она ощущала его кожу сквозь ткань рубашки. И ее омыла волна желания, унеся прочь все сомнения и колебания. В следующее мгновение ее мучила лишь одна мысль: как бы поскорее избавиться от проклятущей рубашки, чтобы коснуться его горячей кожи, скользнуть по ней ладонями. И когда он сделал именно то, о чем она мечтала: сорвал с себя фрак, стянул через голову рубашку и прижал ее набухшие соски к своей груди, она едва не задохнулась от восторга. Ей пришлось силой сдерживать себя, чтобы не обвить его руками. Нельзя же так откровенно демонстрировать свою готовность сдаться!

Лишь не до конца исчезнувшая горечь остановила ее. Она хотела его, отчаянно, но было невыносимо больно понимать: ему было безразлично, что совсем недавно он обидел ее до глубины души.

Ей все же как-то удалось высвободить губы.

– Пожалуйста, Габриэль! – Ее мольба была похожа на рыдание. – Вы делаете это лишь потому, что я посмела возразить вам.

Его глаза сверкнули серебряным огнем.

– Нет, – выдохнул он. – Я ведь сказал тебе вчера, что эта дверь никогда не захлопнется передо мной. Я не шутил. И делаю это сейчас лишь потому, что мы оба жаждем этого.

Он донес ее до кровати. Раздевшись донага, он вытянулся рядом с ней

Господи, помоги, но он был прав. Она так и пылала от желания и увлажнилась лишь от мысли о том, что он сейчас сделает с ней.

Его язык раздвинул ее губы таким эротичным жестом, что она тут же включилась в восхитительную игру. Пальцы его все никак не могли оторваться от ее сосков, хотя те уже набухли и трепетали от желания, чтобы их приласкали ртом. У нее чуть не помутилось в голове от накатившей волны блаженства. Тут его грудь медленно скользнула вниз, словно он лучше нее знал все ее желания.

Но она еще многого не знала. Ей предстояло еще многому научиться…

И он рьяно принялся обучать ее.

Не то чтобы это происходило сознательно. Осознавал он лишь всесокрушающее желание доставить ей незабываемое и ни с чем не сравнимое удовольствие. И обладать ею. Никого и никогда он не жаждал так, как эту женщину… всю ее… вот так… и эдак, старым, проверенным веками способом… и любым другим тоже.

Но сейчас порадуем ее вот так. Он скользнул еще ниже. И его язык оставил пылающие следы на ее животе.

– Габриэль, – охнула она. – Великий Боже… что?..

Он так навалился на нее, что она поневоле раздвинула ноги. Она беспомощно вцепилась в его напрягшиеся мышцы. Но он не уступал.

И вот он уже пробует ее на вкус. И тут же в нем вспыхнуло сумасшедшее пламя, опалившее и ее таким всплеском эротического огня, что она увлажнилась еще больше. Он застонал. Она была горячей и сладкой.

Она оторвала голову от подушки. А он снова и снова дразнил ее влажные гладкие мышцы, смакуя неповторимый вкус своей женщины. Ее пальцы погрузились в его волосы. Она задрожала. Бедра ее дернулись навстречу его губам и языку. Кровь загудела в нем от первобытного счастья: он дал ей то, чего она неосознанно желала.

Затем он коснулся ее распустившегося бутона женственности, и этот вытворявший с ней черт знает что язык довел ее до исступления. Тело ее забилось в конвульсиях. Чувствуя, что и сам больше не выдержит, он опустился на нее. Подернутые дымкой глаза Кесси открылись. И он, и она не сводили глаз друг с друга, пока он снова и снова погружался в нее, приближаясь к развязке сладкой драмы.

Семя внутри него было уже готово излиться, но он сдержал свой порыв. Он хотел, чтобы она узнала восторг совокупления в полной мере.

Она впилась ногтями в его плечо.

– Габриэ-э-эль!

Ее крик подстегнул его. Он прильнул к ней голодным и жадным поцелуем. И, словно обезумев, откликнулся на ее мольбу, участив темп и пронзая ее все чаще и глубже. Он ли владел ею… она ли им? Кто знает? Да и это стало вдруг не важно. Потому что все его мысли сосредоточились на спазмах мышц вокруг его пульсирующей плоти. Со сдавленным стоном он взорвался внутри нее и преисполнился не меньшим ликованием и восторгом, от которых под ним содрогалась Кесси.