Текст книги "Выкуп первенцев"

Самюэль Давидкин
Выкуп первенцев

Посвящается

моим родителям Ирье и Каю Йорамам и моей жене Марьют

© Samuel Davidkin and WSOY

First published by Johnny Kniga, an imprint of Werner Sцderstrцm

Ltd, in 2016 with the Finnish title Esikoisten lunastus.

Published by arrangement with Bonnier Rights Finland, Helsinki.

The Publisher wishes to express sincere gratitude to FILI and

the Finnish Ministry of Education and Culture for the translation

grant awarded for this book.

© ИД «Книжники», 2019

© И. Прилежаев, перевод на русский язык, 2019

© М. Заикина, оформление, 2019

Мужчина открыл глаза. Он резко сел в кровати и спустил ноги на пол. Сердце отсчитывало неровные удары, и холодный пот струйками стекал по вискам.

Обычно этот кошмар потихоньку отпускал его, но теперь дрожь била все сильнее. Дыхание участилось.

Мужчина встал, умылся холодной водой и оделся. Он не включал свет и ходил на цыпочках, чтобы не будить семью. Надев кроссовки, набросил легкую куртку и закрыл за собой дверь квартиры.

Три часа ночи. Лето кончалось, и на улице было темно. Даже луна куда-то спряталась. Влажный прохладный воздух ласкал лицо.

Улицы Хельсинки были пустынны. Мужчина направился в сторону залива Тёёлёнлахти. Он перешел улицу Маннерхейминтие, по которой ползло одинокое такси, черный «мерседес». Пару лет назад их много попалось бы навстречу. Но теперь был 1993 год, Финляндия находилась в глубоком кризисе.

Мужчина обогнул залив и поднялся на самое высокое место на восточном берегу, перед Голубой виллой[1]1
  Голубая вилла – старый деревянный дом, в котором располагается одноименное кафе. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]. Был полный штиль, и на гладкой, словно зеркало, черной поверхности залива отражались огни города.

Этот сон… Мужчина видел его и раньше – когда только-только родился сын. С тех пор прошло двенадцать лет, но сон остался прежним до мельчайших подробностей. В нем было некое предсказание и ощущение неизбежности – только он не знал, что именно должно произойти.

Мужчине снилось, что они с сыном в опасности. Причина – в какой-то тайне: он понимает, что эта тайна содержит очень важные сведения, отказывается раскрыть ее, и за это преследователи убивают его мальчика.

Стоя в одиночестве на берегу, мужчина вновь и вновь задавал себе вопрос, почему к нему возвращается этот кошмар. Рассказать все кому-нибудь и попросить совета у него не хватало духу. Казалось, нависающий черный купол неба придавил его к месту.

В следующие несколько дней и ночей он постепенно успокоился. Сын был рядом, он каждый день видел его и даже несколько раз отвозил по утрам в школу, хотя до нее было каких-то полтора километра. Сон ничего не значил. Однако через неделю он повторился. И следующей ночью опять. Кошмар возвращался снова и снова. Мужчина просыпался среди ночи и, выпив глоток виски и накинув теплую куртку, уходил на общий балкон последнего этажа. Он ставил стул вплотную к балконным перилам и садился ждать, когда страх отпустит его.

Часть первая

(Два десятилетия спустя)

1

Портной вышел из задней комнаты с видом человека, испытывающего облегчение после трудной работы.

Лео Аско поднялся со стула. Лучи утреннего солнца падали в комнату почти горизонтально, подсвечивая пыль в воздухе мастерской. Аско – его почти всегда звали по фамилии – чувствовал себя немного неловко, поскольку знал, что мастеру вряд ли когда-либо попадался более сложный клиент. Он даже чувствовал за собой некоторую вину, когда по весне заказывал очередную обнову: на снятие мерок и последующие примерки всегда приходилось являться по нескольку раз. Тем не менее Аско регулярно прибегал к услугам портного, поскольку готовые костюмы на нем не сидели. Так было всегда, и он понятия не имел почему.

Он облачился в пиджак и брюки из темно-серой ткани, и портной прошелся кругом, осматривая свою работу. В этот момент Аско почувствовал слабость, как часто бывало перед новым заданием. Нюман позвонил накануне вечером. К счастью, он не забыл об условии, которое Аско себе выговорил: он всегда хотел знакомиться с обстоятельствами новых дел с чистого листа, без какой-либо предварительной информации. Это позволяло ему с максимальной объективностью оценивать факты. Точнее, все дело было в творческом подходе. Заранее полученные сведения ограничивали воображение и порождали предвзятость. Нюман был немногословен, назвал только адрес и время. Улица Коркеавуоренкату, 15, в девять часов.

Портной попросил Аско присесть еще на минутку. Иголка стремительно впилась в воротник. Прямо перед ним на маленьком столике в деревянных рамках стояли две детские фотографии – девочка и мальчик. У девочки были длинные светлые волосы, стянутые в маленький хвостик, и угрюмый взгляд. Впечатление сглаживала широкая улыбка – как будто девочка рассердилась на кого-то, но затем смягчилась. Взглянув на мальчика, Аско вздрогнул.

– Еще немного, – сказал портной и склонился над плечом Аско.

Парнишка на фотографии смотрел вниз мимо камеры. Короткие каштановые волосы, россыпь веснушек – он не улыбался и казался немного грустным. Было в его лице еще что-то, смущавшее Аско, но что именно, Аско понять не успел, поскольку именно в этот момент портной закончил работу и пригласил его к зеркалу. Костюм был хорош.

От ателье до места встречи было всего несколько кварталов, и Аско прошел их пешком. Подтянутый Нюман стоял перед зданием из красного кирпича. Козырек его серой кепки почти закрывал глаза. Младший констебль криминальной полиции Нюман был ровесником Аско, чуть за тридцать, хотя и выглядел моложе своего коллеги. Он почти незаметно кивнул и открыл дверь подъезда. Мужчины поднялись по лестнице на четвертый этаж.

Перед старой деревянной дверью Нюман достал связку ключей и вставил один из них в замок. Аско почувствовал волнение.

– Подожди.

Нюман остановился и вопросительно взглянул на него:

– Что?

– Здесь произошло преступление?

– Похоже на то.

– Мы знаем, кто пользовался этой квартирой?

Нюман покачал головой и снисходительно улыбнулся. Он знал, что Аско поставил себя в нелегкое положение. Ему разрешили работать по предложенной им методике, но при этом его первичные выводы легко опровергались уже установленными фактами, с которыми Аско не хотел знакомиться заранее. В прошлый раз умозаключения Аско оказались ложными: жертвой преступления был мужчина, а не женщина, как он предположил. Несмотря на это, Аско настаивал, чтобы его и впредь не информировали о деталях предстоящих расследований прежде, чем он попросит сам. Нюману казалось абсурдным, что такое положение дел устраивает руководство, ведь после давнего успешного расследования, когда Аско только приняли на работу, у него не было особых успехов. За последнее время Аско блеснул единственной толковой идеей по небольшому делу в прошлом году. Может, он, Нюман, чего-то не знает? В любом случае терпение начальства не безгранично, и младший констебль полагал, что нынешнее дело станет последним в карьере Аско.

Полицейские вошли в квартиру. Нюман натянул резиновые перчатки и протянул вторую пару Аско. Тот отметил про себя, что коллега явно бывал тут раньше, поскольку сразу повернул от двери направо и на ощупь нашел выключатель.

– Здесь основательно прибрались?

– Вообще не прибирались, в квартире ничего не было. Если не считать рекламной макулатуры недельной давности.

Квартира действительно была пустая: не было даже мебели. Аско прошел из маленькой прихожей в холл. Квартира, протянувшаяся от одной стены дома до другой, была немногим меньше сотни квадратных метров. Окна гостиной выходили на Коркеавуоренкату. На противоположной стороне улицы возвышалась церковь Святого Иоанна, а за ней виднелся каток, на котором еще пару недель назад можно было кататься. Дощатый пол скрипел под тяжелыми шагами Нюмана. Он оперся о подоконник и вздохнул. Аско старался сохранять невозмутимость. Подоконники могут представлять интерес при расследовании, и Нюман это хорошо знал. По-видимому, происшествие не очень серьезное или Нюману сказали не всё.

Аско провел рукой по полу. Квартира явно была тщательно прибрана. Он прошел на кухню, которая не знала ремонта лет двадцать, и подумал, что квартира, вероятно, долго сдавалась в аренду.

– И сколько же такая может стоить? – как будто прочел его мысли Нюман.

Аско не ответил, а направился в комнату, которая, по-видимому, служила спальней. Ее окна выходили во двор, как и окна кухни.

– Тут надо хотя бы ремонт сделать, – продолжал рассуждать Нюман. – И в холле пропадает много полезного места.

Аско остановился, сделав по спальне всего пару шагов. Он что-то почувствовал. Это был очень легкий аромат мужского одеколона. Запах показался знакомым, но Аско не мог вспомнить откуда. В любом случае он был довольно редким и засел в памяти многие годы назад. Именно поэтому Аско почувствовал внутреннюю дрожь – так бывало почти всегда, когда прошлое пыталось вмешаться в настоящее и в сознание пробиралось какое-то давнее воспоминание. Нюман подошел к двери спальни и с интересом посмотрел на Аско, который принялся обходить комнату в надежде отыскать источник запаха. Он открыл дверцы шкафа в спальне, но тот был пуст. Аско вновь направился на кухню и вдруг заметил, что Нюман поглядывает на часы. Он еще ничего не нашел, а уже пора уходить! Стараясь не волноваться, Аско подошел к окну. Во дворе стояли два здания пониже, а за ними, на другом краю квартала, поднимались дома Касармикату. Нюман в прихожей нетерпеливо открыл внутреннюю дверь и, стоя перед ней, смотрел в свой телефон. Аско быстро прошел на кухню. Холодильник тоже находился там, где положено. Он был тщательно вымыт, но потертости говорили о том, что он уже не новый и им активно пользовались. Аско открыл все кухонные шкафчики – они были абсолютно пусты.

В тот момент, когда он закрывал два последних ящика кухонного стола, что-то привлекло его внимание. Сверху на их передних стенках были мелкие пометки, вероятно сделанные шариковой ручкой. Одна была в форме буквы «N», другая напоминала начало спирали, расширяющейся кверху, как будто кто-то пытался нарисовать ракушку. Аско решил не говорить Нюману о своей находке, чтобы тот не доложил о ней начальству первым. Поэтому он задвинул ящики, быстро осмотрел все комнаты, пытаясь в уме составить план квартиры, и нехотя направился в прихожую. Нюман открыл дверь и вышел на площадку. Тут Аско заметил на дверной коробке два небольших отверстия от гвоздей, которые выглядели свежими и выделялись на белой краске. Они располагались на высоте шеи. Одно было выше другого, но не точно по вертикали. Аско взглянул на Нюмана, уткнувшегося в свой телефон, снял перчатки и, выходя на лестницу, провел пальцем по отверстиям от гвоздей.

На улице Нюман повернулся к Аско:

– Нашел что-нибудь?

На мгновение Аско подумал, что тот заметил отверстия. Затем, еще раз взглянув на коллегу, решил, что нет, вряд ли.

– Мне надо на совещание. – Младший констебль был серьезен. – От тебя ждут соображений по этому делу к завтрашнему утру.

Они разошлись в разные стороны. Пройдя пару десятков метров, Аско остановился и задумчиво посмотрел на левую руку. На кончике пальца остались сухие крошки белой краски.

Весь остаток дня Аско думал о квартире. Он купил кофе и с картонным стаканчиком в руках добрел до Темппелиаукио. Обычно он двигался расправив плечи, а тут шел ссутулившись, погрузившись в свои мысли. Аско нервничал. Временами его охватывала тревога, что его выгонят с работы. Что бы еще вытянуть из этой квартиры? Может быть, начальство поручило ему это задание потому, что хочет избавиться от него? Аско этого не исключал, поскольку в отделе как раз шло сокращение штата. Но в глубине души он надеялся, что в задании не было каких-то подводных камней.

Аско обошел площадь и на ее северной стороне спустился по каменной лестнице. Только дойдя до своего дома в середине улицы Мусеокату, он обнаружил, что всего раз отхлебнул из стаканчика и кофе уже остыл. Погруженный в размышления, Аско поднялся на лифте на шестой этаж.

Аско жил в этой небольшой двухкомнатной квартире уже почти пять лет, то есть примерно столько же, сколько служил в полицейском управлении. Отсчет пошел с подготовки написания диплома, посвященного повышению эффективности работы полиции при расследовании случаев пропажи людей. Теперь результаты этого исследования Аско считал не особенно впечатляющими, однако тогда они казались ему убедительными и привлекли внимание специалистов.

Воспоминание о дипломной работе навело Аско на неприятные мысли. Диплом в свое время дал ему импульс, благодаря которому он стал сначала младшим, а потом и старшим констеблем. Однако теперь его карьера переживала не лучшие времена.

Аско прибрался в квартире. Он ждал сегодняшнего вечера, потому что к нему в гости впервые должна была прийти Тува. Но прежде ему необходимо собраться с мыслями и обдумать дела.

В квартире на Коркеавуоренкату он обратил внимание на три вещи: запах одеколона, отметки на ящиках в кухне и следы от гвоздей – и полагал, что его коллеги хоть что-то из этого не заметили. Нюман не отличался особой внимательностью, но накануне в квартире побывали и другие.

Быть может, запах одеколона остался от полицейских? Аско считал это маловероятным, уж больно необычный аромат. А следы гвоздей? Крошки сухой краски на руках означали, что с дверной коробки аккуратно что-то сняли. Непонятно, когда это «что-то» приколотили к косяку, но ясно, что после последней покраски квартиры.

Аско решил выяснить происхождение запаха одеколона и отправился по магазинам в центре города в поисках редких ароматов мужской парфюмерии. Он обошел уже с полдюжины парфюмерных салонов и косметических отделов, но не нашел запаха, который искал. Из этого констебль сделал вывод, что человек, оставивший в квартире аромат одеколона, вряд ли постоянно живет в Финляндии или какой-то соседней стране.

Нужно было срочно найти дополнительные материалы к завтрашнему утру, а он бесцельно бродил по улицам, пытаясь сосредоточиться. Близился вечер, следовало купить какой-то еды и навести порядок, чтобы встретить Туву. Аско задумался об обнаруженных им пометках на ящиках кухонного стола в квартире. Возможно, они были старыми и не представляли никакого интереса. Тем не менее Аско решил, что значки не были частью какого-то рисунка или текста, скажем слова, остальные буквы которого стерлись, поскольку оба располагались на видном месте в середине передней стенки ящика, и не осталось никаких признаков того, что их пытались стереть.

Аско вернулся домой. Он ничего не ел с самого утра, а холодильник был практически пуст. Уже шесть, через час придет Тува. Пришлось позвонить ей и пригласить поужинать в ресторане. Мгновение помедлив, девушка согласилась. Аско понимал, что она предпочла бы прийти к нему домой – ведь в ресторанах и кафе они встречались с Тувой уже добрый десяток раз. Пора было переходить к следующему шагу.

Тува ждала его перед рестораном на Алексантеринкату. На ней были темно-синий пуховик и шерстяная шапочка, из-под которой волнами струились светлые волосы.

– Как всегда, немного опаздываешь, – сказала она и сдержанно улыбнулась.

– Знаю, извини.

Аско сделал приглашающий жест, и они зашли внутрь. Он чувствовал, что Тува расстроена, хотя и старается не показывать этого. Беседуя с ней, а точнее, слушая голос Тувы, Аско ловил себя на мысли, что слова не достигают его сознания. Дело было не в том, что ему не нравилось ее слушать. Наоборот. Его всегда успокаивали ее звучное контральто и шведский акцент. Иногда этот акцент вызывал у Аско непроизвольную улыбку. Его даже посещала мысль, не специально ли шведоязычные родители оберегали Туву от финского языка, но он так и не решился об этом спросить. Ей было тридцать лет, она работала юристом и только что получила повышение в солидной юридической фирме. Во время их совместных ужинов Аско иногда испытывал смущение от того, что ему нравится Тува. Это приводило его в замешательство, и он чувствовал, как краска заливает лицо.

– Что можно приколотить к дверному косяку? – неожиданно спросил Аско и осекся.

Тува выпрямилась на стуле и удивленно подняла брови.

– В какой статье закона о защите персональных данных определена его применимость? – спросила она строго.

Аско впервые за несколько дней рассмеялся. Тува сразу догадалась, что Аско говорит о работе. Она знала, что ему нельзя рассказывать о служебных делах, тем более о незавершенных расследованиях. Тува улыбнулась и наклонила голову. Аско не был уверен, смотрит ли она на него с жалостью или упреком, а может быть, и с тем и с другим одновременно.

– Тува…

Сердце у Аско сжалось. Ему захотелось сказать Туве что-то ласковое, такое, что сблизило бы их и добавило частицу постоянства в их отношения. Он, может быть, и сказал бы, если бы все его мысли не были поглощены квартирой на Коркеавуоренкату. Хотя, возможно, тогда это было бы еще труднее. Он сдался, и ему показалось, что их отношения никогда не перерастут во что-то большее, чем ни к чему не обязывающая беседа за ужином.

– Мне завтра рано вставать, – сказал он.

– Проводишь меня домой?

На улице было темно. Стоял слабый морозец, и падали редкие легкие снежинки. Скопившийся за зиму снег быстро таял, последние дни были теплыми. Они пересекли Эспланаду, вышли на Касармикату и дошли по ней до дома Тувы. Простились перед входом. Тува открыла дверь подъезда и отправилась в свою однокомнатную квартирку на третьем этаже.

По дороге домой Аско решил заглянуть на Коркеавуоренкату. Он прошел мимо двери, в которую утром они заходили вместе с Нюманом. Почти во всех окнах дома горел свет. Соседи наверняка что-то знают про квартиру, подумал Аско. Это, конечно, так, но ему надо подготовить отчет уже к завтрашнему утру.

Зайдя к себе в квартиру, Аско осмотрел дверной косяк, думая о том, что´ к нему можно было бы прибить, а затем прошел на кухню и вытянул ящики стола. На них не было никаких пометок. Имеют ли эти закорючки какое-то значение?

Аско лег спать с уверенностью, что завтрашнее утро станет началом конца его карьеры.

2

Элия стоял на краю ямы посреди небольшой строительной бытовки и смотрел вниз. На край раскопа опирался верхний конец установленной внизу стремянки. Элия только что отправил отдыхать трех своих молодых помощников, которые копали здесь весь день. Яма была глубиной в несколько метров. Парой дней ранее они уткнулись в скалу, в которой прямо под раскопом находилось круглое, заполненное песком отверстие. Это означало, что место было выбрано правильно и на последних метрах оставалось перекидать песок из круглого хода в скале.

Элия намотал на палец длинный локон на виске, как делал всегда, когда глубоко погружался в свои мысли. Он думал об угрожавшей им опасности. Угроза была более чем реальной, а возможности ей противостоять – невелики. Все было против них.

Элия поднял глаза и подошел к окну. На улице сгустились сумерки. За голыми деревьями во дворе возвышалось здание Национального архива. Элия пристально смотрел на его невысокий купол, из окон которого падал приглушенный свет. Усталость разлилась по телу, глаза слипались. Ему померещилось, что он приближается к куполу, нет, уже стоит на крыше библиотеки и во всех деталях видит прямо перед собой переплеты полукруглых окон на куполе здания. Затем подступил страх высоты, все закружилось, у него захватило дух. Он потер глаза и наклонил голову. Теперь перед ним снова был темный пол строительного вагончика, головокружение прошло. За последние ночи ему почти не удавалось поспать. Им пришлось съехать из своей первой квартиры, а в новой не нашлось даже нормальных кроватей.

Было поздно, и холод пробирал до костей. Элия вышел из бытовки и плотнее закутался в тонкую куртку. Времени оставалось мало. В ближайшие дни необходимо добиться результата.

3

Аско уснул, но сны его были тревожными.

Он стоял посреди своей квартиры, когда неожиданно различил очертания двери на стене гостиной. Как же он не замечал ее раньше? Поискав ручку или замок, но ничего не найдя, Аско толкнул дверь и ступил в коридор, идущий вдоль внешней стены дома. Большие окна освещали его, но стены были сплошь затянуты паутиной. Подоконники и пол покрывал толстый слой пыли.

Аско охватило сильнейшее волнение, как будто он обрел что-то давным-давно утраченное. Кроме того, ему нравилась мысль, что его квартира оказалась больше, чем он всегда думал. Аско прошел по коридору вперед и через десяток метров оказался перед другой дверью. Он толкнул ее и попал в просторную комнату. В центре стоял стол, окруженный потертыми кожаными диванами; в глубине виднелось несколько столов поменьше. Они были уставлены кофейными чашками, а позади висели темные портьеры. В комнате, кроме Аско, никого не было.

Взгляд Аско упал на надпись на стене. Он подошел ближе, однако буквы оказались незнакомыми. Теперь Аско услышал мужской голос, читавший текст на стене перед ним. Он обернулся, чтобы посмотреть, откуда исходит голос, но никого не увидел. Казалось, звук доносится из-за портьер в глубине помещения. Широкими шагами Аско пересек комнату и раздвинул шторы. За ними начиналась широкая и плавно скругленная лестница, уходящая вниз. Ступени были покрыты красным ковром, за деревянными перилами на стенах скрывались невидимые светильники с мягким светом. Голоса уже не было слышно, но Аско все равно отправился вниз по лестнице. Откуда-то до него донеслась приглушенная речь. Он понял, что находится в отеле, в холле которого и заканчивалась лестница. Бормотание стало громче. Аско ускорил шаги.

Вскоре он увидел у основания лестницы высокого темноволосого человека, который знаком показал следовать за ним и скрылся за такими же портьерами, как и наверху. Аско был почти уверен, что это его бывший коллега Даниэль.

Аско уже собирался последовать за ним, но вдруг потерял равновесие и начал падать. В тот момент, когда его голова коснулась стены, он проснулся.

Даниэль! Запах был знаком Аско по Нью-Йорку, где он несколько лет назад участвовал в семинаре вместе со своим коллегой Даниэлем Яновски. Возможно, тот лучше помнит, что это было и с чем связано. Его номер нашелся у Аско в телефоне, хотя они не разговаривали уже очень давно. Часы показывали четыре утра. Решая, стоит ли звонить, Аско прошелся по квартире и выпил стакан воды.

– Яновски, – ответил сонный голос.

– Это Лео Аско. Извини, что звоню в такое время, но мне нужна твоя помощь в одном расследовании.

Повисла короткая пауза.

– Аско, о чем речь?

– Помнишь Нью-Йорк?

– Прошло уже много лет.

– Можешь быть у церкви Святого Иоанна через час?

– Оперативная работа? – удивленно спросил Даниэль.

Аско подумал, что при самом плохом раскладе проблемы могут возникнуть и у Даниэля. Он прочистил горло и сделал глубокий вдох.

– Я беру на себя полную ответственность. Возможно, на кону моя карьера.

– Через час?

Даниэля Яновски перевели с должности констебля криминальной полиции на офисную работу пару лет назад. Причиной послужило то, что Даниэль, будучи евреем, отказывался работать в шабат, который начинается в пятницу с наступлением темноты и длится сутки. Даниэль был помощником следователя в деле, по которому однажды вечером в пятницу в начале осени поступила новая информация. В этих сведениях не было особой срочности, но руководство хотело получить досье на их основе непременно к воскресенью. Сначала разобраться с бумажками попытались поручить другому помощнику следователя, но не дозвонились до него, потому что на выходные он ушел в плавание на яхте. Пришлось обратиться к Даниэлю. На телефонный звонок Яновски не ответил. Старший констебль отправился к нему домой, но застал там только жену Даниэля. Она сказала, что муж ушел в синагогу на Малминкату. Старший констебль проследовал в синагогу и нашел коллегу там. Тот расспросил о поручении и заключил, что ничья жизнь и здоровье не зависят от этой работы, поэтому с ней не хуже справится и кто-нибудь другой. Так Даниэль отказался выполнять поручение.

Узнав об этом, заместитель начальника полиции Линдберг взял нарушителя дисциплины на заметку, а позднее Яновски решили полностью отстранить от оперативной работы. Аско не понимал поведения Даниэля, но и с решением о переводе коллеги ему было трудно согласиться. Тот всегда ему нравился и был одним из наиболее перспективных молодых сотрудников отдела.

Аско судорожно думал о том, как они попадут в квартиру. Обратиться к Нюману – исключено. Тот не согласился бы, да и не пустил бы туда Даниэля. Именно благодаря своей исполнительности Нюман был в фаворе у начальства. Надо проникнуть в квартиру как-то иначе. Аско заметил, что в двери был всего один замок, самый простой, который он теоретически мог бы вскрыть. Не придумав ничего лучше, Аско прихватил из дома все, что, по его представлениям, было нужно, чтобы аккуратно открыть дверь. Из ящика письменного стола он взял еще пакет с резиновыми перчатками. Выпив чашку кофе, Аско отправился на встречу.

К церкви Святого Иоанна Аско пришел раньше условленного времени. Вскоре из-за угла Музея дизайна появился и Даниэль. Он казался серьезным и взволнованным. Выслушав коллегу, Даниэль предложил позвонить в компанию, обслуживающую дом, и с ее помощью попасть внутрь. Это был самый простой и надежный способ, но существовал риск, что управляющая компания захочет проверить их полномочия, и тогда они оба погорят. В этом случае и Даниэлю не избежать наказания.

Они подошли ко входу в дом. Телефон управляющей компании был указан рядом с дверью. Работник прибыл через полчаса. Аско объяснил ему, что квартира, в которую им надо попасть, пуста и ее необходимо срочно осмотреть. Они предъявили свои удостоверения. Работник мельком взглянул на них и без колебаний открыл дверь подъезда. Аско догадался, что служащему управляющей компании уже доводилось раньше видеть подобные документы. Они поднялись по лестнице на четвертый этаж, и сопровождающий впустил их в квартиру. Аско достал пакет с перчатками. Было без четверти шесть.

После того как работник ушел, Аско закрыл входную дверь и зажег свет. Напряжение, кажется, несколько отпустило Даниэля.

– Давно не был на выезде, – оправдывался он.

Аско рассказал коллеге про запах одеколона. Тот не спеша добрел до спальни, остановился и огляделся, а затем прошел вдоль стен.

– Ничем не пахнет? – теряя терпение, спросил Аско.

– Вроде пахнет, или мне кажется, – сказал Даниэль задумчиво. – Только я не уверен, что запах мне знаком.

Погруженный в свои мысли, Яновски принялся бродить по квартире. Аско вернулся к входной двери, чтобы осмотреть следы от гвоздей. Вскоре Даниэль присоединился к нему.

– Что рассматриваешь? – поинтересовался он.

– Вот, – ответил Аско, показывая на отверстия. – Похоже, из них аккуратно вытащили гвозди.

Даниэль посмотрел на дырки. Потом потрогал их пальцем и отступил назад, чтобы целиком окинуть взглядом дверную коробку. Вдруг он замер.

– Что такое? – спросил Аско.

– Слушай, у тебя есть рулетка?

– Нет. А зачем тебе?

– Если нижнее отверстие от гвоздя находится на одной трети высоты дверного косяка от верха, то я почти наверняка знаю, что тут было, – немного взволнованно сказал Даниэль.

Мгновение подумав, Даниэль наклонился и приставил локоть правой руки к полу, прижавшись плечом к дверной коробке. Отмечая высоту левой рукой и перемещая правую руку, он измерил локтем всю высоту дверного косяка. Она была чуть меньше шести локтей. Затем он отмерил два локтя вниз от верхней точки дверного проема и таким образом отложил одну треть высоты сверху. След от нижнего гвоздя приходился точно на это место. Даниэль улыбнулся:

– Здесь была мезуза. Это небольшой свиток пергамента с написанным на нем софером, или писцом, священным текстом. Евреи помещают его в футляр размером чуть больше пальца, а сам футляр крепят к косяку двери именно на такой высоте и так, чтобы верхняя часть была немного наклонена внутрь, – объяснил Даниэль, указывая на верхний след от гвоздя, который по сравнению с нижним отверстием был смещен внутрь квартиры.

– То есть здесь жили евреи, – подытожил Аско.

– Я так думаю. Следы от гвоздей можно поискать и на других дверных косяках, потому что мезузу полагается вешать в каждой комнате, кроме туалета и ванной. Она должна быть с правой стороны, когда входишь в помещение.

Они обошли квартиру и осмотрели дверные откосы. На всех оказались такие же следы от гвоздей, только поменьше, чем на входной двери. Даниэль почесал в затылке.

– В этой квартире жили правоверные иудеи. Светские евреи поместили бы мезузу только на входную дверь, но ортодоксы устанавливают ее в каждом дверном проеме, поскольку в заповеди сказано про слова Торы во множественном числе: «Напишешь их на дверных косяках дома твоего».

Аско вздохнул с облегчением. Теперь ему было что доложить начальству. Он показал Яновски еще пометки на ящике в кухне, но тот не смог о них ничего сказать. После этого они покинули квартиру. Было половина седьмого. Поблагодарив Даниэля, Аско направился прямо в отдел. Большинство сотрудников криминальной полиции работали в Пасила, но подразделение, в котором состоял Аско, несколько лет назад переехало в освободившееся на Албертинкату офисное здание. Здесь трудилось около дюжины сотрудников, все размещались на третьем этаже.

Даниэль же поспешил в свое ведомство, расположенное в районе Каллио.

Аско уже подходил к офису, когда запыхавшийся Даниэль тронул его за плечо.

– Мне кое-что пришло в голову про эти метки на кухне, – начал он, едва переводя дыхание.

Аско осмотрелся – не хватало еще, чтобы их заметил кто-нибудь из сослуживцев, – и зашел в ближайший подъезд. Даниэль последовал за ним.

– Эти метки могут быть буквами еврейского алфавита. Похожая на «N» – еврейская буква «мем», соответствующая букве «м», а спираль – еврейская «фей» или «пей», то есть «ф» или «п».

– И что же они означают? – спросил Аско.

– Это могут быть начальные буквы слова. На идише, то есть на еврейском языке, использовавшемся в Германии, писали буквами еврейского алфавита. Есть такие, хоть их и мало, кто использует идиш до сих пор. Финские евреи на идише уже не говорят. Если предположить, что это начальные буквы слов на идише, то их значение понятно. Мне не приходит в голову никаких других подходящих слов для соседних кухонных ящиков, кроме «милхик» и «флейшик», то есть «молочное» и «мясное». Евреям нельзя одновременно употреблять молоко и мясо. Столовые приборы для молочного и мясного тоже должны храниться отдельно. То есть в одном ящике были приборы для молочного, а в другом – для мясного.

Аско поблагодарил Даниэля, и они простились. Когда коллега скрылся за углом дома, старший констебль подождал еще несколько минут и отправился на работу.

Отдел криминальной полиции в новом офисе на Албертинкату было почти невозможно распознать, поскольку на дверях не было никаких особых знаков и вывесок. Так лучше, часто думал Аско, никто не мешает им спокойно работать.