Текст книги "Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир"

Глава 13
Как Колумб прокладывал курс (1492–1504)

Три вещи непостижимы для меня… пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря…

Притч., 30: 18, 19

Говоря о Колумбе, многие люди задаются следующим вопросом: каким образом он точно вышел к берегам Испании по пути обратно и, более того, как он потом снова нашел «Индию»? Можно сформулировать этот вопрос более просто: как, добравшись до Нового Света, Адмирал установил, в какой точке на поверхности земного шара он находится?

Существует два основных метода отслеживания «пути корабля посреди моря»: небесная навигация и навигационное счисление. Первый метод, астронавигация, означает определение вашего положения на поверхности земли путем наблюдения за движениями небесных тел, которые (к счастью для моряков) можно определить с величайшей достоверностью. При использовании высокоточных приборов (которых у Колумба не было) астронавигация дает наиболее правильные результаты, и в наше время каждый корабельный штурман обязан уметь ими пользоваться. Но во времена Колумба это искусство находилось в зачаточном состоянии, и он сам и его товарищи по кораблю мало что в нем понимали.

Адмиралу нравилось изображать из себя эксперта в астронавигации, которая (как он хорошо сказал) была загадкой для непосвященных, подобно пророческому видению. За сорок лет, проведенных в море, время от времени (так Колумб писал в 1501 году), он приобрел достаточно знаний в «астрологии» (то есть астрономии), геометрии и арифметике, а также практического опыта их применения для совершения морских открытий. В одной записи (ее дата не определена) Колумб рассказывает о «взятии солнца» во время путешествия по Гвинее. Однако дальнейшие свидетельства из его же собственных журналов доказывают, что простой метод определения широты по меридиональному наблюдению за солнцем, долгое время применявшийся арабами при караванных переходах по пустыням, Колумбу был неизвестен.

МОРСКАЯ АСТРОЛЯБИЯ

От Гарсиа Паласио. Высота считывается по верхней стороне алидады (в простейшей астролябии закрепленный на оси рычаг с указателем на конце)

Наблюдения за Полярной звездой для определения широты проводились им нечасто, но и они, хотя и «не слишком плохие», оказывались бесполезными, поскольку были бесполезны для навигации ввиду полного незнания о поправках, которые следовало вносить. В свое время было объявлено, что изобретение астролябии позволило Колумбу открыть Америку, однако из «Журнала» следует, что он не пользовался этим прибором во время своего Первого путешествия. Нет никаких свидетельств, что Адмирал вообще брал в свои экспедиции этот прибор. В некоторых иллюстрированных изданиях Колумб изображен с так называемым «посохом Якова» – с градштоком[139]139
  Градшток – один из первых инструментов для астрономических наблюдений, служащий для определения широты нахождения судна путем измерения высоты Полярной звезды или солнца.


[Закрыть]. Этот простой инструмент – если бы таковой действительно имелся у Колумба – оказался бы полезнее квадранта для определения высоты Полярной звезды в низких широтах, но Адмирал не только никогда не держал градштока в руках, но и, вероятнее всего, никогда и не видел.

МОРСКОЙ КВАДРАНТ, 1492 Г.

Значение считывается с точки пересечения шнура и шкалы

Простейший квадрант в самом общем виде (не путать с квадрантом Хэдли или любым другим зеркальным прибором светоотражающего типа) был единственным астронавигационным инструментом, используемым Колумбом. Он представлял собой рамку в четверть круга, изготовленную из древесины твердых пород, со шкалой в 90°, прицелами вдоль одного края, через которые наблюдалось небесное тело, и отвесом, прикрепленным к вершине шелковым шнуром. Высота солнца или звезды определялась по шкале углом, образуемым прицельной линией и отвесом. На качающемся корабле этот замер представлял собой весьма трудную процедуру. Приходилось удерживать плоскость квадранта в перпендикулярном положении и одновременно «ловить» небесное тело в два булавочных отверстия. Когда это удавалось, помощник фиксировал градусное значение отвеса, но именно в этот момент судно могло сильно накрениться. Колумбу так и не удавалась сколько-нибудь точная работа со своим квадрантом, пока он не провел целый год на берегу Ямайки.

Единственный известный метод определения долготы во времена Колумба основывался на сравнении времени затмений с предсказанными табличными значениями. «Эфемериды» (календарь) Региомонтана и «Альманах Перпетуум» Закуто содержали предсказанные часы полных лунных затмений для долгот Нюрнберга и Саламанки соответственно. Достаточно было умножить разность на пятнадцать[140]140
  Один час времени равен 15 градусам долготы. (Примеч. авт.)


[Закрыть], чтобы получить значение долготы в градусах, считая в сторону запада от меридиана составителя таблиц. Звучит достаточно просто, но у Колумба не получилось правильно определить долготу, хотя он и пытался проделать это дважды (в 1494 и 1503 годах)[141]141
  Перед Вторым путешествием 14 октября 1494 г. в Испании и в четвертом плавании 29 февраля 1504 г. (високосного) у берегов Ямайки.


[Закрыть]. В Мехико в 1541 году учеными были предприняты значительные усилия для «сухопутного» определения точной долготы этого места тем же способом. Впечатляющий результат 8 ч 2 мин 32 с (или 120°38′) западной долготы от Толедского меридиана оказался неверным, поскольку реальная разница долгот между Мехико и Толедо – 95°12′. Таким образом, «промашка» составила около 25½°. или 1450 миль! Даже в восемнадцатом веке отец Лабат, самый ранний автор (насколько мне известно), который правильно определил координаты Эспаньолы, добавлял следующее предостережение: «Я сообщаю долготу только для того, чтобы предупредить читателя: нет ничего более неопределенного. Ни один метод, используемый до настоящего времени для определения долготы, не дал ничего фиксированного и определенного».

Поскольку слишком много домашних «географов» и кабинетных «адмиралов» ссылаются на невежество Колумба в астронавигации как на доказательство того, что он не был настоящим моряком, считаю своим долгом указать на два обстоятельства.

1. Астрономическая навигация не входила в программу подготовки профессиональных лоцманов или капитанов ни во времена Колумба, ни долгое время после его смерти. Ее практиковали только образованные люди – математики, астрологи или просто увлекающиеся этим непрофессионалы – такие, как, например Антонио Пигафетта, сопровождавший Магеллана, или дон Жуан де Кастро, который во время путешествий в Индию в 1530–1540 годах заставлял всех, вплоть до корабельного конопатчика, измерять меридиональные высоты солнца. Математика так мало преподавалась в обычных школах той эпохи, а существующие эфемериды (составленные в основном для астрологов) были настолько сложными, что даже лучшие профессиональные моряки не могли с ними справиться. Даже такая простая операция, как приведение значения угла в десятеричное счисление и вычитание результата из 90°, была им совершенно не по силам. Великий португальский математик Перо Нунес (Нониус), изобретатель знаменитой верньерной шкалы, примерно через сорок пять лет после великого открытия Колумба писал следующее: «Почему мы терпим этих лоцманов, с их сквернословием и варварскими манерами? Они не знают ни Солнца, ни Луны, ни звезд, ни их передвижений, ни угловых склонений. Им неведомы ни время восхода и захода, ни часть их горизонта. Лоцманы не имеют понятия о широте и долготе мест на земном шаре, они не умеют пользоваться астролябиями, квадрантами, градштоками и часами, не видят разницы между обычными и биссекстильными[142]142
  Биссекстильный – високосный.


[Закрыть] годами, между равноденствием и солнцестояниями».

2. Небесные наблюдения не использовались во времена Колумба для хождения по морям. Даже португальцы применяли астронавигацию не для ориентации в океане, а ради определения координат вновь открытых побережий и островов и правильного нанесения их на карту. Васко да Гама в своем великом путешествии 1497–1499 годов в Индию, оснащенный приборами гораздо лучше Колумба, при высадке на берег вешал свою астролябию на дерево или треногу только для того, чтобы измерить высоту солнца.

Таким образом, для того, чтобы определять ежедневное положение в море и отслеживать курс через неизвестные участки Западного океана, Колумбу приходилось полагаться не на астронавигацию, а на навигационное счисление, что предполагало нанесение на карту азимута по компасу и пройденного расчетного расстояния. Эта задача совсем не так проста, как кажется с первого взгляда. В предыдущей главе мы рассмотрели, как Колумб отслеживал время с помощью получасового периода перетекания песка в ampolleta. Как же он узнавал курс и оценивал расстояние?

Морской компас относился к самому надежному и единственному незаменимому навигационному прибору на борту. Мы не знаем, когда магнитная стрелка впервые была использована в целях навигации, но, по крайней мере, она была известна за три столетия до Колумба, а португальцы провели практические конструктивные усовершенствования прибора для своих африканских путешествий.

Компасы времен Колумба представлял собой котелок с картушкой на шпильке. К нижней поверхности картушки крепилась игла из намагниченного железа. На картушке была изображена «роза ветров» с обозначениями полных, половинных и четвертных румбов, то есть плавание по курсу оценивалось не точнее, чем в четверть румба. Шарнирное крепление картушки позволяло ей свободно перемещаться внутри корпуса в любом направлении даже при сильной качке[143]143
  Шарнирные компасные крепления были изобретены в 1545 г. и, по-видимому, использовались Колумбом. Без такого крепления картушку заклинивало как при килевом, так и при бортовом крене. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Всякий раз, когда игла «отказывалась искать север», ее восстанавливали с помощью куска магнитного железняка, который капитан берег дороже жизни. Кроме того, на борту всегда имелся большой запас – на флагман Магеллана, например, было взято 35 картушечных игл. Компас, ориентированный параллельно килю судна, жестко фиксировался в нактоузе, прямоугольном неподвижном ящике на палубе, скрепленном деревянными штифтами, снабженном колпаком для защиты от непогоды и маленькой медной масляной лампой для освещения картушки ночью. Главный нактоуз размещался на квартердеке, где капитан или вахтенный офицер могли отслеживать правильность курса. Еще один дополнительный нактоуз находился рядом с румпелем под контролем рулевого. Вахтенный офицер давал рулевому курс и проверял его, не отводя взгляда от главного нактоуза.

На современных компасных шкалах отмечены буквенные аббревиатуры, обозначающие стороны света или градусы (или и то и другое). На компасах Колумба такие обозначения отсутствовали, да и, по большому счету, в них не было особой надобности: мало кто из моряков умел читать. Им было проще различать шкальную градуировку по длине, форме или цвету ромбов и треугольников. Исключение составлял Север, отмеченный стилизованным изображением лилии.

Испанцы, как и другие мореплаватели эпохи Колумба, определяли направление не в градусах, как это делаем мы, и даже не в сторонах света, указанных на шкале, как делали совсем недавно наши непосредственные предки. Терминология навигации того времени предполагала понятие los vientos[144]144
  Ветры (исп.).


[Закрыть]. Хотя древние мореплаватели признавали двенадцать ветров, и «розы ветров» на картах раннего Средневековья следовали именно этой системе, времена Колумба сократили их число до восьми: N, NE, Е, SE, S, SW, W, NW. Промежуточные точки (NNE, ENE, ESE, SSE, SSW, WSW, WNW, NNW) назывались los medios vientos (половинными ветрами). Каждый из этих секторов делился еще на две части (NNE, NEN и так далее по шкале) – это были las cuartas (четверти), на каждую из которых приходилось 11¼°. Таким образом, если бы Колумб пожелал проложить курс, который мы бы назвали вест-вест-зюйд, ему пришлось бы приказать: «Oeste cuarta del Sudoeste», то есть буквально: «Запад с одной четвертью юго-западного ветра».

КАРТУШКА КОМПАСА XVI В.

КОМПАСНАЯ ШКАЛА ОБНОВЛЕННОГО ТИПА

Теперь о разнице между магнитным и истинным курсом. Мы увидим, что Колумб боролся с этой проблемой во время своих первых трех путешествий, и если и не справился с ней, то, по крайней мере, признал, что она существует. К счастью, его пути редко соприкасались с районами, где отклонение компаса составляло более 6° (половины румба), а в Вест-Индии, где Адмирал пребывал большую часть времени, им можно было пренебречь в связи с незначительностью. Местные девиации, вызываемые наличием судового железа, Колумба не беспокоили, поскольку его корабли содержали слишком незначительное количество металла.

Вести навигационный учет для вахтенного офицера не представляло особой сложности. Он просто записывал на грифельной дощечке, висевшей на переборке у кормы, текущий курс и через каждые полчаса отмечал время. Но при этом требовалось учитывать еще один важный фактор – скорость.

В шестнадцатом веке было изобретен простейший лаг. Самый ранний образец лага – обычное бревно или доска на лине (веревке) с равномерно завязанными узлами. Во время движения судна это приспособление выкидывали с кормы и по количеству узлов, уходящих за борт за полминуты (или за минуту), судили о количестве морских миль, которые судно делало в час (отсюда и появился термин «узел» для обозначения скорости судна). Всякий раз, когда корабль набирал или терял скорость, новое показание записывалось и его произведение на время следования давало пройденное расстояние. К сожалению, даже это простое устройство Колумбу было неизвестно. Он или вахтенный офицер просто оценивали скорость, развиваемую «Санта-Марией», на глаз в римских милях, наблюдая за проплывающими мимо пузырями или водорослями.

Любой моряк, обладающий здравым смыслом и опытом, может оценить скорость судна с помощью этого примитивного метода с точностью до узла или даже полуузла. Однако оценки подобного рода имеют смысл при наличии определенных фиксированных стандартов, которых у Колумба не было. Он оценивал скорость в римских милях в час, расстояние – в лигах (по 4 римские мили каждая), а одну лигу – как 3,18 морской мили. Тщательное изучение графика его перехода через океан в 1492 году доказывает, что Колумб переоценил пройденное расстояние приблизительно на 9 %, причем максимальное завышение произошло при проходе острова Крукед и Наветренного пролива. Другими словами, приписывая «Санта-Марии» слишком большую скорость, его лига должна была бы быть равна 2,89 морской мили. Более того, когда Колумб шел в пределах видимости суши, он либо снова менял значение лиги, либо, фиксируя взгляд на каких-то точках на берегу, а не на мимо проплывающих объектах, сделал еще большую переоценку. Если сверять расстояния вдоль берега, записанные в «Журнале», с фактическими расстояниями, его прибрежная лига примерно сокращалась до 1,5 морской мили. Эта ошибка носила настолько постоянный характер, что я склонен полагать сознательное использование Колумбом «сухопутной» лиги. Таким образом, Адмирал никогда точно не знал своей собственной скорости, ввиду отсутствия стандартов и должного контроля.

Единственный подтвержденный факт, касающийся навигации Колумба в первом плавании, заключается в том, что «точный» навигационный расчет он оставлял при себе, а экипажу давал несколько «сокращенные» сведения, опасаясь недовольства слишком большим расстоянием от родных берегов. Но благодаря собственной завышенной оценке пройденного пути «липовый» расчет оказался ближе к истине!

Следующим незаменимым помощником в навигации, используемым Колумбом, стал сборник морских карт. На них были довольно точно изображены побережья Испании, Португалии и Северной Африки, Азорские острова, Мадейра, Канары, а также мифический остров Антилья и ему подобные, а также были нанесены Чипунгу и Катай. Поверхность карты покрывали локсодромные (то есть прямые) линии, исходящие из нескольких роз ветров, нарисованных в океане через удобные промежутки. На каждой карте указывался масштаб (шкала лиг), но отсутствовала координатная сетка. Стоит повториться, что Колумб мыслил не в терминах широты, а исходил из птолемеевских «зон климата» – произвольных параллельных поясов, установленных александрийским географом, а понятие долготы подменял часами к западу от Кадиса, считая за 1 час долготных 15°.

Колумб начал «набирать очки» для одного большого прыжка, выйдя из зоны штиля между Гомерой и Тенерифе, в ночь с 7 на 8 сентября 1492 года. Поскольку стояло полнолуние, даже в темное время суток просматривались оба острова. Ориентируясь на них и имея под рукой компас, можно было отметить на карте соответствующую точку, которую Колумб и отметил как отправную. От нее и был взят курс строго на запад. На рассвете, в воскресенье 9 сентября, он подсчитал, что корабли прошли 9 лиг от места отправления, а затем, приложив линейку к карте, отложил на запад следующие 9 лиг и наколол новую точку. Как бы испанцы ни называли такой метод – fazer или ecbar punto (применение точки) или даже просто cartear (создание схемы), по-английски он именовался «укол карты», и путь судна отслеживался цепочкой маленьких булавочных отверстий.

Нужно заметить, что Колумб не всегда занимался навигационными вопросами лично. Он упоминает, что наблюдающие за его расчетами лоцманы и другие моряки могли дать полезный совет, если вдруг происходила потеря курса. Быть может, это покажется странным, но в то время такой подход считался нормой. В 1587 году Гарсия Паласио писал, что опытные моряки должны были уметь «обосновать свою точку зрения». Он советовал лоцману, в случае возникновения трудностей с навигацией, обращаться за помощью к капитану, мастеру и даже к бывалым матросам, прислушиваясь к их мнению. Однако я уверен, что Колумб не допускал никаких дискуссий о текущей скорости и часто выходил на палубу убедиться в том, что мнение вахтенного офицера на этот счет совпадает с его собственным.

«Укол карты» казался достаточно простым способом прокладки курса в том случае, если он не менялся в течение длительного времени, как и было на океаническом участке маршрута на запад. Но при движении с наветренной стороны, как в первый месяц обратного пути, при прокладывании множества очень коротких меняющихся курсов накапливалась серьезная ошибка. В таких условиях мореплаватели прибегали к траверсной таблице[145]145
  Траверсная таблица – таблица разностей широт и отшествий (соответствующих различным курсам и расстояниям).


[Закрыть], которая, судя по записям в «Журнале», у Колумба имелась, и он умел с ней обращаться. Принцип пересчета курса заключался в преобразовании любого количества диагональных ходов в один большой прямой угол. В какой-то мере это сравнимо, например, с поиском своего места в Нью-Йорке. Предположим, вы хотите пройти пешком от перекрестка 53-й улицы и 1-й авеню до перекрестка 58-й улицы и 5-й авеню. Вы можете проделать это серией «поворотов» на север и запад, в зависимости от того, как светофоры заставляют вас «поворачивать», иногда ловя «попутный ветер», чтобы пересечь по диагонали тот или иной квартал, например открытый парк. Но если вы спросите дорогу у коренного жителя Нью-Йорка, он ответит: «5 кварталов на север и 6 на запад», то есть преобразует серию коротких галсов с помощью своей «таблицы» ментальных перемещений из ломаной гипотенузы в два больших катета. Таким образом и Колумб с помощью несложных вычислений мог привести любое количество галсов или изменений курса к единому общему прямому углу и получить результирующую позицию на карте, какими бы ни были фактические перемещения судна.

Будучи бывшим картографом, Колумб был хорошо подготовлен к тому, чтобы наносить на карту собственные открытия. Вне всякого сомнения, он заходил на каждый новый остров и зарисовывал кроки новых побережий. В «Журнале» Второго путешествия мы дважды находим упоминания о заходах даже на самые мелкие островки. Путешествие Алонсо де Охеды[146]146
  Алонсо де Охеда (ок. 1466–1515) – путешественник, исследователь, конкистадор, спутник Колумба; в 1499 г. возглавил экспедицию, открывшую остров Кюрасао, озеро Маракайбо, берег Гвианы, устье реки Ориноко и бухту Малая Венеция.


[Закрыть] в 1499 году, по общему признанию историков, основывалось на карте материка, составленной Адмиралом. Это же подтверждается свидетельскими показаниями в pleitos 1514 года, в которых говорится, что все более поздние исследователи Нового Света «использовали карты, составленные Адмиралом, поскольку он был единственным, кто составлял карты всего, что открыл». По мере того как новые земли исследовались более подробно, составлялись и новые карты, а созданные рукой Адмирала терялись в архивах или уничтожались (за исключением одного грубого наброска Северного Гаити). Это лишний раз подтверждает репутацию Колумба как искусного картографа и обостряет горькое чувство разочарования, что история не сохранила более крупных карт, которые Колумб представил монархам.

Как и все хорошие мореплаватели-практики, Колумб часто пользовался глубиномером при приближении к побережью или когда полагал, что находится недалеко от суши. Стандартная длина свинцовой лески для небольших судов в те дни и на протяжении столетий после составляла 40 саженей. Считая эту длину недостаточной, Колумб применял леску в 100 саженей и однажды связал две в одну. Мы можем только улыбнуться его попыткам делать промеры в тех местах, где, по данным современных карт, глубина доходит до 2400 саженей, но доклад «Дна нет, капитан» после неоднократных забросов через плотные заросли водорослей вселяло большую уверенность в безопасности Саргассова моря, нежели любые предположения. Промер глубины при хорошем ветре доставляет много хлопот, поскольку судну приходится убирать часть парусов, чтобы дать грузу, подвешенному на мерной леске, достичь дна и получить правильный результат. Этим элементарным правилом зачастую пренебрегали, и большинство судов садилось на мель именно по этой, а не по какой-либо другой причине[147]147
  Несколько посадок на мель крупных пароходов в последние годы было вызвано слишком большим доверием к электрическим зондирующим приборам, не говоря уже о яхтсменах. (Примеч. авт.)


[Закрыть]. Колумб был очень аккуратен в этом отношении, пока не «расслабился» на Багамских островах с крутым донным профилем, где прозрачная вода позволяла наблюдать дно визуально. После этого Адмирал утратил осторожность, что и стоило ему потери флагмана «Санта-Мария» в канун Рождества 25 декабря 1492 года.

Итак, единственными помощниками Колумба в вопросах навигации были компас, квадрант, линейка, морская карта, траверсная таблица, обычная таблица умножения и «Эфемериды» Йоханнеса Мюллера (Региомонтана), более подходящие астрономам, нежели лоцманам. Нет никаких свидетельств, что Адмирал добавлял к этому набору что-то еще в более поздних путешествиях. Астролябию, которую он взял в первое плавание, можно не считать, поскольку Колумб все равно не умел с ней обращаться. Два моряка, которые были с ним в третьей экспедиции, позже засвидетельствовали, что Адмирал взял с собой «карты, квадранты, таблицы, глобус и другие вещи». Таким образом, с точки зрения прокладывания курса Колумб в чистом виде относился к сторонникам метода навигационного счисления, а не небесной навигации.

Это вовсе не означает, что Колумб был плохим мореплавателем, я слишком далек от этой мысли. В 1492 году 99 % мастерства навигатора составлял точный расчет, а не звездные наблюдения, особенно если учитывать, что в высоких широтах бывают длительные периоды пасмурной или штормовой погоды, когда метод астронавигации становится просто недоступным по объективным причинам. Основой лоцманского искусства по-прежнему является навигационное счисление: на столе штурмана любого современного океанского лайнера или линкора вы обязательно найдете так называемый D.R.[148]148
  Dead-reckoning (англ.) – счисление пути, то есть определение местоположения судна экстраполяцией пройденных расстояния и направления от известной предыдущей точки.


[Закрыть], нанесенный на карту. Немногочисленные наблюдения Колумба за небесными телами до 1504 года сопровождались самыми невероятными комментариями (об этом позже), но, как и всякий искусный мореплаватель, ориентирующийся на навигационное счисление и обладающий здравым смыслом, Адмирал сбрасывал их со счетов. Кстати, даже в наше время это делается чаще, чем вы можете предположить. Какой моряк не слышал, как его товарищ по кораблю говорит после продолжительных размышлений: «Ну, опять ваши звезды наврали! Мой D.R. показывает иначе…»? Чего только стоит последняя яхтенная гонка Нью-Лондон – Бермуды, которая была проиграна только потому, что штурман доверился астрономическим наблюдениям вместо своего D.R. и изменил курс, ориентируясь не на звезды, а на нижний край Венеры!

Однако следует помнить, что современный навигатор ежедневно уточняет D.R. (если позволяет погода) по координатам широты или долготы (или по обоим значениям), чему Колумб так и не научился. И поскольку курсовая ошибка в полрумба при переходе через океан означала приблизительный «промах» в 250 миль при выходе на сушу, Колумб старался быть чрезвычайно осторожным и точным. Возможно, он был ненамного искуснее своих лучших современников, хотя неверные расчеты его лоцманов при возвращении домой из Первого путешествия домой и явное их удивление по поводу точного прибытия из Второго, казалось бы, должны свидетельствовать об обратном. Андрес Бернальдес, получавший информацию непосредственно от Адмирала, писал: «Никто не считает себя хорошим лоцманом, пилотом и мастером, несмотря на то что им приходится осуществлять переходы от одной земли к другой на очень большие расстояния. Проходя 1000 лиг и не встречая никаких других земель, они допускают ошибку лишь в 10 лиг, если только сила бури не лишит их возможности использовать свое умение». Уверен, что ни один из ныне живущих мореплавателей, ограниченный теми знаниями и средствами, которыми располагал Колумб, не смог бы получить ничего близкого к точности его результатов.

Следовательно, если судить не просто по тому, что именно сделал Адмирал, а по тому, как он это сделал, его, несомненно, следует отнести к числу великих мореплавателей. Колумб вывел свой флот в океан не как дилетант, одержимый одной большой идеей, а как капитан, имеющий опыт в области морского искусства. Хорошо, хотя не сказал бы – превосходно, оснащенный навигационными средствами и приборами, созданными своей эпохой, и скромно сознавая свое несовершенство перед своим последним путешествием, он написал государям: «С совершенствованием инструментов и оснащения судов те, кому придется вести торговлю с открытыми островами, станут обладать и лучшими знаниями». Помимо удивительной штурманской компетентности для своего времени в качестве штурмана, не считающегося со временем, Колумб обладал еще и тем, что великий французский моряк Жан Шарко назвал le sens marin, – неосязаемым и необучаемым даром, данным Богом, знанием того, как направлять и прокладывать «путь корабля посреди моря».