Текст книги "Серенада для Грейс"

– Земля! – вдруг само по себе вырывается из меня по-английски.

Тут он сразу врубается и согласно кивает головой… Негр вертит штурвал, и я констатирую, что судно изменило курс.

Оно постепенно поворачивается носом к берегу, описывая полукруг…

Все это происходит медленно, слишком медленно, как в замедленной съемке…

Я оборачиваюсь. Огонь не виден. Интересно, сколько же времени нужно, чтобы спалить яхту?

Но вот я слышу крики.

Пожар обнаружен!

Как сказать земля по-английски?

Если бы при мне был мой маленький разговорник… Но он остался в пиджаке.

Глава 13
Где пойдет речь об игре в салочки

Усиливающиеся крики говорят о том, что пожар разгорелся не на шутку.

Пламя бьет изо всех дыр. Затем оттуда же лезут моряки. Они орут, жестикулируют. Один из них, в офицерской фуражке, перекрикивая всех, призывает к порядку… Несколько матросов налаживают помпу. В связи с их тотальной занятостью я некоторое время могу быть спокоен.

В переговорном устройстве над пультом управления раздается истерический голос, выплевывающий команды… Негр машинально кивает в знак согласия. Я понимаю, что ему только что отдали приказ повернуть к берегу, таким образом, он просто предвосхитил распоряжение своих хозяев.

Время от времени рулевой бросает короткие взгляды на мой пистолет. Он знает, что я не шучу и, если надо будет, выстрелю.

Он очень спокоен, несмотря на грустное лицо. Молодец, снежок, – умеет скрывать свои чувства.

Паника на мостике достигает своего апогея… Беготня продолжается… Вдруг – я озадаченно морщусь – появляется капитан, которого я недавно усыпил в каюте… За ним Стоун и Замшевый Жилет. Кэп уже сообщил им о причине катастрофы…

Стоун сохраняет олимпийское спокойствие. Можно подумать, что горит не его судно и все, что происходит, его не касается. В отличие от своего шефа мой земляк в жилете ведет себя излишне эмоционально. Он кричит, машет руками, мечется сразу во все стороны, размахивая огромным револьвером со стволом противотанковой пушки… Если белобрысый меня заметит, то доза свинца мне обеспечена на всю оставшуюся жизнь – будьте покойны!

К счастью, пульт управления находится намного выше мостика, так что, прячась на корточках за перегородкой пульта, я для них не виден.

Мне остается только ждать… Легкий бриз раздувает пламя. Теперь пожар охватил уже все судно. Оно горит, как целлулоидный шар… Но какой пожар, мадам! Я думаю, что если бы его видели в Голливуде, то прибежали бы поскорее снять на пленку для одного из своих фильмов-катастроф… Просто любо-дорого смотреть!

Над моей головой громкоговоритель разражается истеричными воплями… SOS на всех этажах, дорогие мои! Тут уж действительно спасайся кто может!

Несмотря на серьезность ситуации, я испытываю некоторую радость, поскольку все эти господа очень похожи на крыс. Пахнет паленым: очевидно, горят их шкуры!

Пожар принимает дикие пропорции. В центральном отоплении нет необходимости. Половина яхты объята пламенем, и языки поднимаются высоко в небо, прошу законспектировать.

Вдруг дверь кабины управления с треском открывается и я вижу дергающееся в конвульсиях обезображенное лицо Замшевого Жилета. Он неузнаваем, будто только что выскочил из ада… Рожа зеленая, рот на сторону, словно его хватил паралич. Злые, заплывшие синевой гляделки мечут молнии.

– Сволочь! – визжит он срывающимся голосом. – Я знал, что это ты! У него в руках пушка.

Бам! Бам! Бам!

Две пули ложатся рядом со мной в пульт управления.

Я очень вовремя нырнул на пол, поэтому негр получает третью пулю вместо меня… Он падает вперед на штурвал, и струя крови стекает на линолеум.

У меня нет времени спросить, как его дела. Теперь моя очередь стрелять! После трех оглушительных выстрелов я засек сухой тихий щелчок, который обычно бывает, когда заканчиваются патроны.

Ну теперь мне спешить некуда. Я тщательно прицеливаюсь между глаз своего земляка. Я вспоминаю Грейс. Момент истины наступил, если говорить красивым языком, не как у меня в романах. Замшевый Жилет уже мертв от страха. Он знает, что слишком поспешил, промахнулся и теперь душа его попадет в ад раньше моей.

Мой пистолет издает звук, похожий на выстрел из морского орудия. Одновременно с этим у убийцы Грейс появляется звездочка во лбу, красная, как кремлевские звезды в Москве.

Мне нечем вас порадовать. Он не издает ни звука. Некоторое время он стоит очень прямо, неподвижно, будто застыл как статуя.

Затем падает навзничь и с грохотом сползает вниз по лесенке.

Так, теперь, когда плата по счету произведена, нужно подумать о своем положении. Оно становится критическим… До земли еще очень далеко, и ни одного корабля на горизонте… Что касается нашего вида, то со стороны мы похожи на гигантскую шаровую молнию.

Пламя наконец выбилось на мостик, и все спасаются как могут. Шлюпки на воду – каждый за себя! Бог за всех!

Крики, шум достигают апогея… На палубе толкотня! Все друг друга отпихивают, дерутся, ругаются…

Вообще, не очень красиво выглядят люди в панике, если смотреть со стороны, поверьте мне!

Две шлюпки удаляются через облако дыма. Только весла поблескивают…

Я остаюсь один на полыхающей яхте. Мой ангел-хранитель отвернулся от меня или не увидел сквозь огонь и дым. В пламени меня раздует, и я лопну, как крыса, спасающаяся в воде на горящей головешке. Я спускаюсь на мостик. И тут меня ждет большой сюрприз. Справа, на переходе, стоит Стоун. Хладнокровный, бездушный, уверенный в себе… У него в руке револьвер…

– А! Ну вот и вы! – говорит он. – Я не знал, где вы прятались, но знал, что придете…

У него револьвер, у меня пушка попроще…

Мы одни на судне, объятом пламенем… Вместо того чтобы думать о собственном спасении, мы думаем о том, как бы укокошить друг друга. Каждому нужна смерть другого…

Я прыгаю в сторону и одновременно нажимаю на спуск. Но он не такой дурак, этот Стоун. Он тоже отпрыгнул. Пуля просвистела мимо его уха и ушла гулять в море.

– Мимо, – криво усмехается он.

Но мне не до насмешек… То, что я испытываю в этот момент, неописуемо. Я зажат в углу палубного ограждения. Стоун сейчас выстрелит. А я ничего не могу сделать…

Я обращаюсь к небесам с личной молитвой – прошу пропустить меня вне очереди: «О Господи, умоляю, не пожелай мне худого, я всего лишь простой легавый Сан-Антонио, никогда не делавший ничего плохого честным людям…»

Но на небесах не хотят рассматривать эту просьбу вне очереди.

Стоун улыбается…

Его улыбка превращается в гримасу. Совершенно рефлекторно, не думая и не целясь, поскольку моя рука у бедра, я стреляю второй раз. Пуля попадает ему в ляжку. Он бледнеет и сжимает зубы…

Короткое слово на английском, которое я не знаю как перевести, но тем не менее выражающее его мысль, срывается с его губ.

– Хорошо, хорошо, – говорю я ему, – с вами покончено… Вы зажаритесь на вашей посудине, как пескарь. А я лично не боюсь умереть от пули, это, согласитесь, легче…

Он стреляет.

Как удар кнутом! Удар сильный, но я стою на ногах…

Я ничего не чувствую. Я не знаю, куда попала пуля.

Он снова стреляет, и снова я чувствую удар кнута.

Но я не теряю сознание… Волна адской боли поднимается во мне. Она становится нестерпимой, она везде…

– Точно, – шепчу я, – теперь ты умрешь…

Я смеюсь, видя, как мачта, вся в огне, падает на нас. Стоун смотрит на меня, пытается изобразить улыбку… Он ничего не видит, не замечает, он занят садистской игрой.

Сильный треск. Он оборачивается, но слишком поздно! Мачта попадает ему точно на репу, и он не успевает сказать «ух» – Он вскрикивает. Дерево ломает ему кости, позвоночник… Он мешком валится на палубу, в конвульсиях, как подстреленный бешеный пес… Тысячи искр, горящие головешки обрушиваются на него. На нем загорается одежда. Он вопит! Все кончено, господин владелец судоходной компании…

Я делаю шаг вперед… и не падаю. Я держусь на ногах, но чувствую, что не могу шевельнуть левой рукой. Обе пули легли мне точно в плечо…

И вот я совсем один. Один как перст на горящем судне, которое затонет с минуты на минуту… Мой единственный шанс на спасение за бортом. Я должен прыгнуть головой в воду, но в том состоянии, в каком я сейчас, можно только тонуть, а не плыть. Что делать?

Мачта упала в двух шагах от меня. Падая, она раскололась на несколько кусков.

Я хватаюсь за здоровый кусок мачты, который горит лишь с одной стороны. Крепкое дерево и тяжелое, весит не меньше тридцати кило… Но тем не менее мне удается спихнуть его за борт.

Вода тут же гасит пламя. Я замечаю край появившегося из воды дерева. Переступаю через заграждение и прыгаю в темные волны… Я выныриваю, откашливаюсь и начинаю грести всеми своими тремя конечностями…

Кусок мачты куда-то пропал, и холодный пот, несмотря на воду, покрывает меня. Не верите? Попробуйте побыть в моей шкуре!

Вдруг я ощущаю сильный удар по башке. Это я наткнулся на свою палочку-выручалочку. Я обнимаю ее здоровой рукой, затем кладу ногу сверху и жду, когда дерево отнесет меня подальше от яхты.

Горькая вода захлестывает голову, попадает в глотку, в нос… Мне холодно, мне плохо… Мне нужно в теплую мягкую постель, и спать, спать до скончания века. Мне другого не надо!

Внутренний голос начинает свои увещевания: «Сан-Антонио, будь начеку, не расклеивайся… Если ты отпустишь эти дрова, пропадешь… Держись, брат… Держись как следует…»

Я цепляюсь что есть сил за холодный кусок дерева. Я прижимаю его к себе… Ни одну девушку я не обнимал так страстно.

Девушка – это тоже неплохо… Красивая девушка в мягкой теплой постели, о которой я так мечтаю. Девушка согреет меня своим душистым теплом… Женское тепло… Оно дает здоровье и любовь… И не надо будет за что-то цепляться, я отпущу все и свернусь калачиком на ее руках, как младенец…

О! Это сказочно!

«Э! Сан-Антонио! Будь осторожен! Ты потихонечку начинаешь терять сознание… Ты пока не на руках теплой девушки! Ты посреди холодного океана, раненый, слабый, больной… Ты хватаешься за кусок дерева, чтобы продлить свою бренную жизнь».

«Она бренна, эта жизнь, но она не так плоха тем не менее…»

«Несмотря на вкус соли во рту, несмотря на лихорадку, которая тебя колотит, рану, которая тебя обессиливает… Она хорошая, жизнь… Она розовая… Розовая, как красивая девушка рядом с тобой в постели, которая тебя гладит, ласкает…»

«Действительно, очень красивая девушка… Безумно красивая… У нее светлые волосы, как у Грейс, и еле заметная грустная улыбка, опять же как у Грейс…»

"Она шепчет нежные слова, согревающие тебе сердце. Она говорит тебе, чтобы ты не боялся, все бросил, что ты в мягкой постели, в комнате, где тепло… Она держит тебя за руку.

Женская рука – это я страсть как люблю…

«Не надо бояться, Сан-Антонио, ты спасен… Ты их всех победил, а теперь тебя надо лечить, тебе надо лечиться…»

«Когда с тобой рядом милая нежная мышка со светлыми волосами, розовая, с нежной кожей и мягким, как пух, голосом, то тебе повезло… Да, когда так везет, нет больше нужды цепляться за это проклятое скользкое дерево, от которого во все тело проникает леденящий холод…»

«Брось все, Сан-А, отпусти, не беспокойся, мальчик…»

«Жизнь хорошая штука, она розовая…»

Я дергаюсь всем телом, приходя в сознание.

Что за черт! Хватит глупостей! Что за история?

Я опять погружаюсь в теплую тьму… Стоп! Где моя мачта?

О боже! Это конец! Я больше не могу пошевелить руками, я не могу грести, я не могу плыть… Я тону… Тону…

– Не двигайтесь! – слышу я голос.

Я открываю глаза. Передо мной розовая мышка со светлыми волосами, одета в белое…

А позади нее стоит шеф. Отлично, босс! Я в агонии, я в бреду…

– Не двигайтесь, – повторяет Старик. – Вы выбрались, малыш…

Когда он называет меня малышом, мой шеф, это значит, что он растроган до глубины души, как старая дева…

– Мачта! – хриплю я. – Да дайте же мне уцепиться за эту проклятую мачту!

– Вам она больше не нужна, Сан-Антонио, мы вытащили вас из воды. Вы в кровати! В постели!

Я бормочу:

– В постели…

Мне это кажется совершенно невозможным… Бог мой, всего минуту назад я ловил этот холодный кусок деревяшки! Как получилось, что я лежу в настоящей постели?

И потом, шеф, как он оказался здесь? Ясное дело, брежу… Я все еще тону, вода заливает меня, я тону, как дырявая корзина…

Дырявая корзина! Полицейский превратился в дырявую корзину! Это обидно! Это шокирует!

– Он смеется! – доносится издалека женский голос.

– Это одна из его отличительных черт! – Этот голос вполне мог бы принадлежать шефу.

Нет, ошибки быть не может: я не умер! Я жив! Я живу…

– Патрон, – окликаю я.

– Малыш?

– Жизнь розовая, а?

– Да, – отвечает босс, – жизнь розовая…

В сомнении я засыпаю…

Глава 14
Где пойдет речь о муке, из которой не пекут хлеб

Самое замечательное время в этой лондонской клинике – вечер перед сном. Сами знаете, в больнице есть несколько периодов сна: утренний, послеобеденный и ночной!

Вечером между десертом и сном удается урвать примерно полчаса, когда я остаюсь вдвоем с моей медсестрой. Ее зовут Долли, и она даже говорит по-французски. Она розовая, и у нее светлые волосы.

Я ее однажды прихватил будто случайно, когда она наклонилась надо мной, чтобы поправить мне подушки.

Наши взгляды встретились, и она покраснела, увидев в моих глазах такое, от чего краснеют благовоспитанные барышни.

Я сделал губами «мфф», как бы приглашая отпробовать.

Она заколебалась. Я даже подумал, что она пошлет меня куда подальше, но вдруг почувствовал ее губы на своих, как говорится в романах для взрослых девушек. Ее рот напомнил вкус спелых фруктов… Я вонзился в него, как в сочное яблоко, а моя рука пошла в разведку… Она вначале взбрыкнула. Она чуть не вырвалась! Но когда я ей показал свое оружие номер 32 бис модернизированное, тут уж ей ничего другого не оставалось, как броситься на меня.

Ну, сначала прелюдия, как водится. Несколько вечеров мы как бы привыкали друг к другу. С вариациями, естественно… Она запирала дверь на ключ… Но это я вам так, для смеха. Если дамы хотят дополнительных объяснений, то могут построиться по две в ряд, я все объясню и вдоль и поперек…

– Итак, – мурлычет Долли, когда я вечером закончил показ, – завтра вы уезжаете?

– Да, мой ангел.

– Вы возвратитесь во Францию?

– Не сразу. Мне нужно закончить одну работенку…

– Тогда мы сможем видеться?

– Это верно, но видеться в спокойном месте, где я мог бы тебе рассказать о родине Вольтера, душа моя!

Она жадно целует меня и уходит.

Замечательная девушка. Такие, как она, могут растопить паковый лед.

Оставшись один, я начинаю методически рассуждать. Нет, не о ней, конечно! Девушка, это хорошо, но всему свое время, нельзя же им посвятить весь свой интеллект, иначе становится скучно, как после слишком обильного обеда.

Я думаю о моем расследовании, о его дальнейшем ходе, поскольку до конца еще далеко.

* * *

Вы, наверное, сгораете от любопытства, что же со мной приключилось до того, как я попал в эту клинику.

Ну, это просто. Рыбацкая шхуна откликнулась на сигнал SOS, посланный с яхты, и подошла к месту катастрофы. Рыбаки нашли только одного бедного паренька, потерявшего сознание, но мертвой хваткой вцепившегося в обломок мачты… Я, видно, был в таком плохом состоянии, что они было подумали, что я мертв. Но Сан-Антонио просто так не сдается.

Вы же знаете, мне везет! Везет обычно героям! А я кто по-вашему?

Воспаление легких! Рана на плече в два английских фута шириной. Катастрофическое ослабление организма! Давление, чтоб не соврать, упало на четвереньки, и они даже думали, что транспортировка для меня будет фатальной… Но я устоял.

Ну потом антибиотики, переливания крови – словом, весь комплект…

Через неделю я выкарабкался. Через две недели у меня больше не было температуры и я поднялся, а через три смог выйти из клиники…

История с яхтой наделала много шума в прессе. Но это квалифицировали как несчастный случай. Судно затонуло, не оставив следов убийства. Спасшиеся матросы ни в чем не признались.

Брандон приехал и опознал меня, затем известил шефа… Несмотря на свою так называемую незаинтересованность в деле, он кинулся к изголовью моей больничной койки, как родная мама. Видно, чтобы поправить мне подушки… Но вдвоем со Стариком они сделали все необходимое, чтобы мое имя не просочилось в прессу.

Английская юстиция чрезвычайно деликатна!

Лучше бы для моего спокойствия они нашли всю банду…

Я предоставил Брандону полный отчет со всеми подробностями. Пусть разбираются…

Тихий стук в дверь.

– Входите! – приглашаю я.

Мой ночной охранник просовывает свою огромную бычью голову в приоткрывшуюся дверь.

– Здесь полицейский! – докладывает он.

– О'кей!

Входит Брандон. На нем дорогое пальто скучного цвета огнеупорной стены. В руке шляпа, через локоть висит тщательно свернутый зонт, и весь он торжественный, как на похоронах. Его жена, очевидно, так же торжественно сейчас стоит на кухне у плиты и готовит ему пудинг.

– Ба! – говорю я. – Каким ветром?

Брандон адресует мне сочувственную улыбку старого товарища. Он профессиональным глазом осматривает мой температурный лист, где красная линия неуклонно стремится вниз.

– Вы выздоравливаете! – оповещает он тоном сиделки со стажем.

– Как заново родился! – соглашаюсь я.

– Браво! Как ваша рана?

– Болит, но заживает. Доктор сказал, что я даже не останусь парализованным.

– Очень хорошо, отлично… Он кладет руку на спинку стула.

– Вы позволите?

– Садитесь…

Он садится, ставит свой зонтик между ног, вешает шляпу на ручку зонта и расстегивает пуговицу идеально выглаженной рубашки, которую его жена тщательно выстирала, не пожалев крахмала, чтобы он выглядел на все сто, как истинный джентльмен.

– Комиссар, я пришел, чтобы поговорить о нашем деле.

– Хорошая мысль!

– Следуя вашему указанию, я сделал обыск у Стоуна. Мы смогли открыть сейф и нашли партию кокаина. Этот человек стоял во главе крупной организации, промышляющей наркотиками. У него было огромное количество продавцов здесь, в Англии, и я подозреваю, что его сеть охватывает и другие страны.

– Мне очень приятно это слышать…

– Но я не понимаю, – говорит он, – как вы через приговоренного к смерти Ролле вышли на этого человека?

– Мне кажется, что я вам уже объяснял все, что связано с моими розысками, коллега.

– Это верно. Но поймите, это не просто вопрос в широком понимании… Как по-вашему, какая связь между Стоуном и Ролле? Ведь связь существует, поскольку через одного вы вышли на другого…

Я со скрежетом чешу свой небритый подбородок.

– Эта девушка, Марта Обюртен… – напоминаю я. – Я хотел ее допросить по поводу Ролле. Разыскивая ее, я нашел ее труп. Это автоматически заставило меня искать возможного убийцу…

– Хиггинса?

– Хиггинса, да… Человека с седыми волосами. Кстати, вы что-нибудь узнали о нем?

– Нет. Он как растворился.

– А его машина? Красный «хиллман»?

– Машину мы обнаружили в одном из гаражей Дувра, где он ее регулярно оставлял. Это позволяет думать, что он смылся во Францию. «Хиллман» находится там уже в течение нескольких недель. Но никаких следов. На машине фальшивые номера…

Я задумчиво морщу лоб.

– Дя, вот тут, – продолжает он, – тупик.

– Это точно…

– Вы думаете, что Эммануэль Ролле тоже был в банде?

Я пожимаю плечами.

– Трудно сказать. Честно говоря, я затрудняюсь ответить…

– Все это остается очень загадочным, – вздыхает Брандон.

– Да уж…

Его заостренный нос подергивается. Как у кролика. Он что-то хочет спросить, но не осмеливается… Я спокойно жду, когда он решится. Здесь под одеялом я чувствую себя королем.

– Скажите, Сан-Антонио, – говорит он, – вы выходите из больницы завтра?

– Точно…

– И вы… конечно, сразу же возвратитесь во Францию? Я улыбаюсь.

– Не уверен…

– Правда?

– Нет, мне хочется еще раз посетить Нортхемптон. Меня не покидает мысль, что я там найду еще чего-нибудь… Именно оттуда я пошел по следу, и вы знаете, что именно оттуда ниточка потянулась к источнику, то есть к сейфу Стоуна. Словом, надо вернуться порыскать…

– Очень хорошо… Ему будто легче стало.

– Господин комиссар, скажите, вам очень помешает мое присутствие?

Я внимательно смотрю на него.

– Послушайте, Брандон, будем играть в открытую. Под скромным термином «присутствие» вы имеете в виду слежку за мной, поскольку, на ваш взгляд, я слишком непредсказуемый, так?

Он молчит. Его костлявые коленки сжимают тщательно свернутый зонтик.

– Да нет же, – заверяет он. – Я говорю откровенно… Я вижу, что вы натура экспансивная, ваши методы связаны скорее с чувствами, чем с логикой. И просто мне интересно посмотреть, как вы работаете. Более того, мне кажется, что вы не говорите по-английски…

Я продолжаю на него смотреть. Его покрытый рыжими пятнами лик чист, как весеннее небо.

Он искренен, я это чувствую.

– Брандон, теперь моя очередь быть откровенным. Да, я иду на ощупь, по нюху, следуя своему нюхомеру, если вы понимаете мои выражения, но только эта система может быть эффективной, когда присутствует фантазия… Если же вместо нее будете присутствовать вы, то я буду чувствовать себя скованно, а мне хотелось бы этого избежать…

Он вздыхает.

– Жаль…

– Не надо, не жалейте. Давайте условимся так: начиная с завтрашнего вечера вы ждете меня в гостинице «Коронованный лев». При малейшей опасности я дам вам знать. Идет?

Брандон горько смеется.

– Идет, – повторяет он за мной с акцентом Кирка Дугласа.

Он берет в руки себя, затем шляпу и зонтик и встает.

– Вам нужно что-нибудь?

– Машину.

– Я дам распоряжение. Ее пригонят завтра во двор клиники…

– Спасибо. О! Кстати, о машине. Я брал тачку напрокат у своего земляка в гараже «Эк-сельсиор» в Нортхемптоне. Она осталась перед офисом Стоуна…

– Не беспокойтесь, – отвечает Брандон, – мы ее уже давно перегнали владельцу.

Он выходит.

Люди Скотленд-ярда, что ни говори, очень хорошо организованы…

По крайней мере, доставляет удовольствие думать, что английские полицейские приучены спрашивать разрешения участвовать в деле…

Какой-то француз, переодевшись в священника, вскрыл дело с наркотиками прямо у них под носом… Белая мука! Вот только пирожки не испечешь…

Вы скажете, что я выпендриваюсь. Безусловно, вы правы! Но согласитесь, что есть отчего!